На стихи не навесишь замки

Война 41-45

Это горе было наше.

И его не приукрасит

этот пушечный снаряд

летящий в ряд подряд, подряд!

Красиво сложим на пригорке

от снарядов все осколки —

это наши души. Плачем.

Нет, не можем мы иначе,

отвечаем на обстрелы

(наши губы онемели),

отвечаем градом в гадов.

Ширятся, растут отряды

в наши славные войска!

Вот и всё. Война ушла.

Хорошо ль судьбе иль плохо,

подрастай, мой милый кроха,

свою землю береги

и беги, беги, беги

к тому страшному пригорку.

Где снарядов те осколки

нашими кричат сердцами:

чёрной силы нет уж с нами,

чёрна сила вся ушла

на другие города!

Теперь там пригорков куча.

Ты учебник свой не мучай,

а следи, чтоб тёмна рать

опять не вышла воевать.

Вздохнула кроха, не спеша

зубрить учебник свой пошла.

Но смутно стало на душе:

— Вроде я был на той войне…

Русь никуда не спешила,

она ведь шла на войну,

и её грозная сила

крепла от дня ко дню.

Собирались бабы в кружочек,

разжигали свои костры:

— Как же нам жить без дочек,

куда денутся наши сыны?

Некрасивое солнце светило,

ослепляя наши сердца.

Что же это такое было?

То и было — пришла война.

Врастая в землю, как в плазму,

солдат к границе ползёт.

Я успела забыть эту фразу:

— Вперёд и только вперёд!

А ну, вспоминай, мать, былое

и становись под ружьё!

У меня было их только двое:

две дочки — врагам назло.

На печальку накладывалась печалька.

Та война, эта. Да, жалко

не себя, а уже сыночков,

дочек, внуков.… И колобочком

покатилось эхо расстрелов:

— А ты, старая, что пригрелась?

Не дадим забыть наши лики! —

блики фашистские, блики

и порохом пахнущие города.

9 Мая всегда,

9 Мая навечно!

Плакала б ты, человечек,

как-нибудь не так горько.

Вырастает от слез твоих болька

у маленьких внуков-внучат,

те знать ничего не хотят.

Они пока не успели,

как вы, сосчитать потери,

они смотрят на нас с укором,

с укором, который

рвет у ангелов души!

9 Мая снаружи,

9 Мая внутри.

Иди, бабка, в дом и жди.

Ангел с белыми крылами

говорил, что небо плачет.

Небо — это просто небо,

ничего оно не значит.

Ангел с красными крылами,

разрывая злую силу,

говорил, что нет уж с нами

тех, кого давно убил он.

Ангел с чёрными крылами

улетел уже далёко;

что ему тут не жилось:

хорошо, тепло, глубоко.

Так цвета перечисляя

крыльев ангелов мохнатых,

я сидела у порога

полудохлой своей хаты.

Кошка мордочку лизала,

капала вода из крана,

я с работы не встречала

мужа милого Ивана.

Говорят, Ивашка мёртвый

далеко по небу ходит;

я ему рукой махала,

он ко мне во сне приходит.

Сядет тихо у кровати

и расскажет, как несмело

я его поцеловала

в тот наш вечер самый первый.

Вспоминает, вспоминает,

а потом крыла наденет

и исчезнет — улетает,

зная, что жена поверит

в кучу подвигов громадных,

там на небе совершённых,

и в злых демонов мордатых,

ангелами убиенных:

Ангел белый, Ангел красный,

Ангел чёрный и цветной.

— Ваши подвиги прекрасны! —

шепчет скрипом дом чумной.

Я сидела у порога,

обрывая с клумб цветы

и считала виноватых

Ангелов своей беды:

Ангел белый (самый злой)

не был никогда со мной.

Ангел чёрный (бедоносец)

жизни наши он уносит.

Ангел красный (это войны),

пусть он спит всегда спокойно.

Нервно капала вода,

кошка пила из ведра,

я письмо пишу Ивану:

«Никогда не будешь пьяным,

никогда не будешь злым,

потому что молодым

я запомнила тебя.

Всё. Прощай.» И я пошла

на войну, как на работу,

красной Армии в пехоту.

А сегодня я мертва;

мама, ты прости меня.

Ангел белый, Ангел красный,

Ангел чёрный и цветной.

Ангел самый, самый страстный

молча ходит вслед за мной…

Из сорок первого в сорок пятый

строились мы в отряды

и погибали на месте.

Письма писали невестам:

«Здравствуй, моя родная.

Я каждый день умираю

за тебя, моя радость.

Никто нас не сможет сглазить,

ведь мы бойцы-невидимки.

И от льдинки до льдинки

проплывём ещё милю.

Лишь бы ты не забыла

обо мне, родная!

Песня есть неплохая:

пока милая помнит,

моряк не потонет;

корабль волной не накроет,

если есть дом, который

своим домом зовётся.

Знаешь, как нам плывётся…

А сейчас извини, курносик,

в бой идёт твой матросик.»

Письма летели, письма.

В прошлом они повисли,

ведь войн таких больных

не будет больше, а войны

будут уже другие —

совсем плохие.

Какие смешные солдаты —

уплывают куда-то,

а уплывая куда-то,

сжигают свои мандаты

и раны лечат водою,

водою не ключевою:

водою с красною краской,

она была бы прекрасной,

да липкая почему-то.

Подплывали солдаты к тучам

и наверх уходили.

Мы им цветы носили,

мы о них забывали,

к майским праздникам вспоминали.

Но солдатам смешным нет дела

до подвигов своих, они белым,

белым светом замажут раны

и если умрут, то не с нами.

Солдаты идут, шагают.

Солдаты спят, почти не моргают,

на ресницах иней застыл.

Ну и сколько ты немцев убил?

Солдат идёт и считает:

«У дерева фриц, фриц в канаве…»

И от крови не больно сердцу,

на сердце дубовая дверца,

а на дверце замок железный

да камень тяжеловесный.

Вот так бывает не больно

воинам подневольным,

воинам с сердцем из стали.

Они идут, они не устали.

Они шагали бы вечно

в саван свой подвенечный —

в саван из облачной пыли.

Как жаль, что о них мы забыли,

позабыли, в игрушки играя,

как они от пуль умирали.

Редел тот строй бесконечный.

Снег падал на плечи

всем, кто в строю остался.

Ресницы в инее,

шагает солдат — не сдался!

У Победы нет начала,

у Победы нет конца,

а много её или мало,

хочешь, не хочешь, пришла.

Пришла, собирай букеты,

к могилкам солдат тащи,

раскладывай их красиво

и «память предков» ищи.

Ищи, где-нибудь да найдётся

в залежалых скучных томах,

в фильмах военных могучих,

в папиных, маминых снах.

А как найдёшь «память предков»,

бережно береги,

заверни её в фантик конфетный

и у сердца храни.

Храни, а вдруг пригодится:

если наступит «зима»,

память белою птицей

не пустит на землю врага!

Нет у Победы начала,

нет у Победы конца.

Даже я куда бы ни шла, встречала

её счастьем пахнущие глаза.

Не ходите, девки, на улицу гулять,

шагают там солдаты, не будем им мешать.

Шагают там солдаты великой той войны,

маршируют строем солдаты-ты-ты — сны.

Песни фронтовые с гордостью поют.

Не засел где немец? Стой, гадина, убьют!

Прошлое катилось страшным колесом.

— Вы куда, ребятки? «Видишь, стяг несём,

знамя боевое, награды, ордена».

— Нет войны уж больше. «Э, ты не права!

Загляни-ка, дочка, в страны и края:

там сплошные взрывы, агитфронт, борьба!

Запад на Россию хищником глядит,

он кому заплатит — тот под ним лежит».

— Ой, всегда так было и в ваши времена!

Не ходите, девки, вовсе никуда,

рисуйте, вышивайте. Мимо чтоб прошла

вся на свете гадость, продажные умы,

пули и снаряды, солдаты-ты-ты — сны!

Собралась на фронт я: слегла, лежу, болит.

Что-то мне на свете расхотелось жить.

Потеряла, люди, веру я в покой.

Зачем — сама не знаю, но хочу в тот строй!

Какой ценой даётся Победа?

Нет ответа на это,

Нет, и не будет ответа,

потому что Победа

за ценой никогда не стоит.

И когда уже враг разбит,

не считают потери,

а открывают двери

для нового счастья!

Красьте глаза, не красьте

слезами и собственной кровью,

но впереди только море

всеобщего чуда!

Нет, мы победы считать не будем,

не сумеем их счесть и не надо,

вам последняя будет наградой.

А мы уйдём в неизвестность,

в безызвестность, безвестность.

Вы нас не узнали?

Мы в глаза вам смотрели и знали:

вы нас не узнаете,

вы нас навсегда провожаете.

Но мы, уходя, не уходим:

а средь вас всё бродим и бродим.

Призраки мы или люди —

мы это и сами забудем.

Зло никогда не встанет

под пули и на крыло,

его небо чуть-чуть поманит

и бросит — всем нам назло!

Теперь разгребай былое,

раскладывай гниль по кускам:

они никого не целуют

и не улыбаются нам.

Просто кому-то хотелось

вернуть всё вспять, всё назад,

так было, так есть и будет:

за отрядом шагает отряд.

И хоть кричи в это небо,

плачь, да хоть выплачь глаза!

Зло идёт, накрывает пледом.

Слышишь его голоса?

Голоса почти что пустые,

мёртвые голоса,

как пули свистят холостые.

Я собралась да в бой пошла!

На Бессмертные полки

понавесили замки:

замок «вечности»,

замок «человечности»,

замок «поднебесья»,

замок «неизвестный».

На них без слёз смотреть никак,

потому что не пустяк

эти бравые полки,

им сегодня не с руки

воевать: на рать пешком.

По крупицам соберём

светлу память о дедах.

На замыленных сердцах

понаделаем проколов.

Будем думать: от уколов

расхворалася душа.

Вот я встала и пошла,

но дойдя до перекрёстка

развернулась и домой:

— Где ты, дед мой?

— Первый бой

не осилил я, дочурка.

Как там жинка, как печурка?

— Жены нет, печура сдохла:

на ветру стояла, ссохлась.

Фотокарточка твоя

до правнуков не дошла:

моя хатушка сгорела,

спасти снимки не успела.

Вот в Бессмертных тех полках

и не стоять тебе, дед наш,

потому что на полки

понавесили замки:

замок «вечности»,

замок «человечности»,

замок «поднебесья»,

а ты — неизвестный.

В декабре что-то плохо леталось.

Над нами пехота смеялась:

— Ой, не падают ваши бомбы,

на головы

фашистских солдат!

Бурча, отмахивался лётный отряд.

Вот так с укороченным счастьем

мы как-то и жили.

Лишнего? Нет, не пили

и даже много не ели.

Любить? Не успели.

Мы сбитые самолёты считали,

и махая крылами,

лётные накручивали часы.

— Инопланетяне, а вы?

— Да летаем мы на своей планете!

— А на Земле немцы эти.

— У нас все проще: порочный круг,

и от края до края слух

о том, что зло побеждает!

— Неправда! Ведь мы то знаем:

не будет войн скоро в мире,

сдохнут фрицы и вас помирим!

Ты, дружок, курева сверху ни скинешь,

Может, и спички подкинешь?

Что, огня нам давать боитесь?

А знаете, небо клубится

не от тех, кто летает,

а от тех, которые заседают

и подписывают акты о нападении.

И морд таких: один-два, то есть немерено!

— Один-два — вот те и круг порочный.

— Одного, двоих не одолеть, это точно.

Улетели лётчики те и эти.

Закончились войны, вроде бы, все на свете.

Короче, войн ещё будет до чёрта!

Но на землях своих мы знаем чётко:

если кто-то где-то воюет,

значит, над этим колдует

один-два человека, не более!

На все планеты одна История.

Лётчики военные испытатели —

зимних небес спасатели,

просто летая по кругу,

вспоминая друзей и подругу,

да товарищей боевых,

каждый из них

выполняет задание.

— До свидания! — сын вернётся.

— До свиданья! — жена дождётся

и вырастут наши дети,

разорвут фашистские плети,

и очнувшись от долгих зим,

мы над миром большим полетим,

где не будет лётчиков испытателей —

зимних небес спасателей,

а просто летая по кругу,

пилоты перевозить будут

пассажиров по мирной земле

Такое приснилось мне.

Эх, лётчики военные испытатели —

зимних небес спасатели,

неисчислимо по кругу

голодную, голую вьюгу

гоняя, как ведьму, верьте,

что может быть, наши дети

разорвут боевые плети.

И очнувшись от вечных зим,

мы над миром большим полетим!

И куда ни глянь, везде лето:

детвора разута, раздета —

жарко вокруг, так жарко!

Даже прошлого нам не жалко.

Ах, какие были мечты!

Жаль, об этом мечтали не вы,

лётчики военные испытатели —

зимних небес предсказатели.

А я и голодная вьюга,

летая по кругу, по кругу…

Фашистов сказки запомнятся нам надолго.

Заблудились в лесу — это не больно.

Сказки фашистские в разных странах:

«Если есть в лесу партизаны,

то леса не будет вовсе!»

Вот сидим и гадаем на костях:

живы, не живы, вернутся?

Ёлки над нами смеются.

И каждая, каждая мамка,

зная, что она партизанка,

думает: «Что будет с сыном и мною?»

А мы сказку эту закроем

когда сказочники все сдохнут, наверное.

— Вы куда? «Мы в лес, мы не первые».

У Победы нет начала,

у Победы нет конца.

Я его не повстречала,

как-то странно жизнь прошла.

Катилась по свету Победа!

А его родимого нету —

как непривычно это.

Катилась Победа по свету.

У Победы нет начала,

у Победы нет конца.

Я его не повстречала.

Как-то странно жизнь прошла.

Не вспоминала я войну, забывала

и помнить не хотела, скучала

по дому родному.

Вернулась, там боли

целая каша!

И мать чужая, не наша

с глазами печальными.

А перезвоны венчальные,

как бой похоронный. Не вольно!

Не помнила я войну, забывала,

да мать на ушко мне что-то шептала…

Ветеран последний самый, самый вредный,

самый, самый вредный ветеран последний.

Потому он вредный ветеран последний,

потому что бедный ветеран последний.

А мы ему каши наложим солдатской

и песнь споем залихватски!

Ветеран последний спасибо не скажет,

он вредный, поэтому кашу размажет

по тарелке: «Ну, девки, держитесь,

дед идёт Победитель!»