На воле

Глава 36

Видимо, на небесах за Аркашу Штыря молились крепко. Ему удалось выкарабкаться из могилы, хотя костлявая старуха с косой уже держала его за глотку.

В тот злополучный день Аркаша получил три пулевых ранения: первая пуля угодила в легкие, вторая пробила селезенку, третья задела аорту, а если к этому добавить значительную потерю крови, то шансов на выживание у Штыря было маловато.

Неделю он пребывал в беспамятстве, а когда открывал глаза, то с недоумением рассматривал потолок, не в силах понять, жив он или уже пребывает в аду. На рай он не рассчитывал. Галлюцинации его были тяжелыми: ему без конца мерещились какие-то доисторические монстры и огнедышащие драконы, наступающие на него со всех сторон.

Через две недели ему вдруг полегчало. Штырь стал потихонечку подниматься и, опираясь на парочку крепких телохранителей, совершать небольшие прогулки по палате.

Каждый день по распоряжению Аркаши Штыря во всех церквах города ставили толстенные свечи и писались записки о здравии. Священники, потупив взоры, смущенно принимали дары от Аркаши Штыря. Как– никак, он ведь обещал построить новый храм в городе и перевел в церковную казну такую сумму денег, какой хватило бы на содержание богадельни для одиноких неимущих стариков. Государство-то ведь давно отказалось от них…

Однако подобные чудачества не расслабляли Штыря. Он по-прежнему держал в своих руках весь игорный бизнес города, а коммерсанты, как и прежде, являлись к нему на поклон и, заискивая, просили заступничества от залетных рэкетиров.

Через месяц Штырь поднялся совсем. За прошедшие недели он высох, как-то скукожился, пожелтел лицом, передвигался медленно, опираясь на щеголеватую трость с набалдашником из слоновой кости. Босса плотным кольцом окружала толпа телохранителей.

Единственным местом, куда они не входили, был собор – так приказал Штырь. Они смиренно дожидались его на паперти, смешиваясь с толпой нищих, просивших свое скудное подаяние:

Для местных нищих приход Аркаши в церковь, однако, становился настоящим праздником. Штырь непременно брал с собой большую сумку с мелочью, в назначенный час к собору сходились убогие, и Ар каша Штырь с самодовольным видом подходил к каждому и щедро сыпал в ладони мелочь со словами:

– Помолись за меня.

– Благодарствую, обязательно помолюсь, добрый человек, – неизменно раздавалось в ответ.

На сей раз Аркаша Штырь запаздывал, и толпа страждущих начинала заметно волноваться. Местные алкаши, присоединившиеся к действительно неимущим, были чрезвычайно обеспокоены, что неотложные криминальные дела отвратили Аркашу от храма Божьего – тогда их пересохшие с похмелья глотки придется заливать ржавой водопроводной водицей.

Аркаша Штырь приехал в разгар обедни. Поддерживаемый под руки парочкой телохранителей, он не без труда выбрался из «мерседеса» темно-зеленого цвета и, опираясь на трость, побрел к собору.

Нищие заволновались – Штырь держал в руках сумку и, судя по ее тяжести, содержимого должно было хватить на всех.

– Мил человек, подай, Христа ради, – запричитали собравшиеся.

Смотреть на зрелище раздачи милостыни сбегались даже священники, свободные от службы.

На нижней ступеньке крыльца сидел кряжистый мужик лет пятидесяти пяти с огромным синячищем под глазом. Лицо его опухло от многодневного пьянства. С утра он, скорее всего, где-то отлеживался под забором, но радужная перспектива получить деньги на опохмелку заставила его восстать из пепла и устремиться к собору. Согнав со ступеньки дряхлую, действительно несчастную и голодную старушонку, мужик сел сам на ее место и стал ждать благодетеля.

Штырь сунул пятерню в сумку, побренчал мелочью и выудил оттуда горсть монет достоинством от рубля до пяти рублей. Бросив деньги мужику в шапку, он мрачно произнес:

– Помолись за меня.

– Обязательно помолюсь, – торопливо закрестился тот слева направо, мгновенно определив, что подаяния вполне хватит на пару бутылок бормотухи. Причем, едва Штырь прошел мимо, «богомолец» вскочил и затрусил в сторону ближайшего коммерческого ларька.»

Вторым был шустрый дедуля с нечесаными седыми волосами и огромным синим носом. Дедуля с завистью смотрел вслед удалявшемуся счастливцу и держал в руках огромную шляпу. Судя по ее размерам, могло показаться, что дед имеет виды на все содержимое сумки.

– Бог тебя хранит, добрый человек, – скорбно заголосил старичок, заискивающе глядя в лицо благодетелю. – Будь милосердным, подай копеечку!

Штырь привычно сунул руку в сумку и выгреб оттуда пригоршню мелочи.

– Держи, старик, – веселым дождем монеты полетели на дно шляпы. – Помолись за мое здоровье.

Следующим в ряду стояли два молодца лет сорока. Они очень походили друг на друга: густые темно-рыжие бороды топорщились в разные стороны а заплывшие глазки колюче посматривали по сторонам. Это были братья-близнецы и различались они лишь тем, что у одного была разбита правая щека, а у другого левая. Полгода назад, обещая щедрую выпивку и кучу денег, их вывез из Архангельской области один делец строить особняки. Действительность оказалась суровей. Вместе с такими же бедолагами, как и они сами, братьям пришлось работать по восемнадцать часов в сутки – в награду им доставались жидкая похлебка из требухи да кусок хлеба. Паспорта отняли, О деньгах не было и речи. За непослушание их запихивали в сырой подвал и морили голодом по нескольку дней. Возможно, они до скончания своих дней строили бы загородные виллы для новых русских буржуа, но, к счастью, им представилась возможность для побега. Покумекав, братья сообразили, что куда безопаснее просить подаяние у соборов и на кладбищах – уж на винцо-то всегда набрать можно.

Не скупясь, Аркаша отсыпал монет и им.

Телохранители, преодолевая скуку, наблюдали за чудачествами патрона. По их единодушному мнению, Аркаша был мужиком достойным, платил щедро, держался просто и не строил из себя крутого. Однако его стремление приблизиться к Господу Богу выглядело забавно. Возможно, что-то в его башке замкнуло после покушения, если он стал снабжать деньгами разных уродов. Впрочем, деньги его, ему и решать.

Следующим в ряду был мужик с очень благообразным лицом. Сменив лохмотья на сносный костюмчик, он вполне мог сойти за школьного учителя. Глаза у него были серьезные, взгляд внимательный. Казалось, стоит ему раскрыть уста, и из них плавно польется мудрая проповедь. Но мужчина дрогнувшим голосом попросил:

– Подайте, Христа ради, на хлебушек.

Рядом с ним, словно гимназистка со строгим наставником, стояла девчушка лет пятнадцати. Она выставила вперед тощую ладошку и жалобно пропищала:

– Дяденька, подайте, Христа ради!

Благообразный мужчина выдавал девчушку за свою дочку, однако каждому нищему было известно, что их связывали далеко не платонические отношения и в старом сарае за городом, где они коротали долгие ночи, девчушка согревала мосластое стареющее тело своего «папеньки».

Не поскупился Аркаша и в этот раз, – сыпанул так, что ладошки девушки до краев наполнились рублями. Дядьке он бросил сотенную.

Штырь постепенно приближался к дверям собора. Наконец он ссыпал остаток мелочи древней хроменькой бабке, которая явилась к церкви в надежде получить пятачок, а заработала, по ее мнению, целое состояние. Штырь бросил пустую сумку телохранителю и уверенно шагнул в тень церковного притвора.

– Батюшка, про меня забыл! – раздался голос со двора. Там, прислонившись спиной к ограде, стоял сгорбленный нищий. Одежда на нем была настолько драная, что создавалось впечатление, будто он полз в ней по железной дороге от самой Москвы.

– Всех одарил, а про меня запамятовал. Обидел, батюшка, – слезно пожаловался нищий.

Штырь вытащил из кармана толстенный бумажник, раскрыл его и достал стодолларовую купюру. Постукивая тростью по ступеням, Аркаша опустился с крыльца и подошел к нищему.

– Возьми, отец, – вложил он сложенную вдвое купюру в протянутую руку.

– Благодарствую, – низко поклонился нищий.

Поклон получился глубокий. Правая рука бродяги, словно в знак наивысшей признательности, поползла к груди. Неожиданно нищий выхватил из-под лохмотьев тонкий длинный кинжал, похожий на миниатюрную шпагу, и вонзил заточенный клинок под ребра благодетелю.

– Это тебе привет от Коляна, – прошептал нищий в самое ухо Аркаши. – Не помогли тебе молитвы бродяжек. Не тем денежки жаловал, падла!

Со стороны происходящее выглядело очень трогательно. Нищий чуть ли не обнимался с закулисным хозяином города и что-то нашептывал ему в самое ухо.

Нищий еще раз поклонился в знак благодарности и шаркающей походкой старого человека затопал от собора к воротам. На него никто не обращал внимания. Вскоре он смешался с уличной толпой и растворился в ней.

С минуту Аркаша Штырь стоял неподвижно. Вдруг трость выскользнула из его рук, громко стукнувшись костяным набалдашником об асфальт. Он повернул побелевшее лицо к охране, что-то беззвучно прошептал и тяжело повалился на кучу сметенного к ограде мусора.

– Где нищий?! За ним! – заорал высокий верзила из охраны Аркаши. – Он, сука, Штыря пером проткнул! Урою!

Вырвав из-за пояса пистолет, верзила бросился в толпу нищих, локтями и кулаками пробивая себе дорогу к выходу.

– Он за угол, за угол завернул! – бросился следом второй телохранитель.

Аркаша Штырь умирал в одиночестве. Пустая сумка, отброшенная охранником, валялась посреди двора. Пыль под животом раненого потемнела от крови.

Горыныч, едва покинув двор собора, сорвал с лица наклеенную бороду, отодрал усы, сбросил с плеч драный пиджак и бросился через проходные дворы на соседнюю улицу. Он бежал что было сил, не останавливаясь ни на секунду. Этот путь Горыныч: изучил досконально и теперь мог не задерживаться. Отодвинув доску в заборе, он юркнул в образовавшуюся щель. Дальше шел длинный, почти в сто метров узкий коридор между стенами зданий, упиравшийся в тупик. Однако справа в стене имелась небольшая дверца, – она вела на второй этаж дома, откуда можно было спуститься по пожарной лестнице в безлюдный двор. Там Горыныча поджидала машина. На все требовалось не более пяти минут

Горыныч победно улыбался, представляя, с каким энтузиазмом он будет рассказывать Коляну о блестящем выполнений задания. Николай сам большой артист и наверняка по достоинству оценит актерское мастерство своего киллера.