Наказание любовью

Глава 21

Следующий день в замке тянулся для Дианы бесконечно долго. Доктор приходил рано утром до того, как она встала, и ей не удалось увидеть этого маленького веселого человека, которого она уже считала своим другом.

Второй завтрак с сестрой Вильямс сопровождался банальным разговором и обменом шутками, которые Диане трудно было выдержать.

Сестра Вильямс была крайне любопытна ко всему, что касалось молодежного общества, но Диане было трудно отвечать на ее вопросы. Диана подозревала, что, очевидно, она ожидала, что ее развлекут рассказами о бурном времяпрепровождении, и была разочарована скучными описаниями Дианы вечеринок с коктейлями, которые были в ее воображении настолько веселым развлечением, что Диане не удалось убедить ее, насколько скучными и пустыми они всегда были на самом деле.

Сестра Вильямс предполагала, что каждый известный мужчина был безумно влюблен либо в актрису со скандальной репутацией, либо в кинозвезду, а каждую красавицу из общества преследовала толпа блестящих молодых людей.

Если бы это было правдой, устало думала Диана и отрицала, что знает, на ком собирается жениться принц Уэльский, и не знает, что Эвелин Лэй помолвлена с герцогом…

— Ну, я слышала… — начинала сестра Вильямс, никогда раньше Диана не слышала подобной информации о нравах некоторых друзей и знакомых или об их интимной жизни.

У сестры Вильямс была подруга, которая ухаживала за леди такой-то, или приятельница, которая массировала лорда такого-то после несчастного случая на охоте, и они сказали ей, или сказали ее подруге, которая сказала ей о том-то и о том-то, и о таких интригах, что Диана даже и не удивилась совершенно, когда ей сообщили, что у ее тети-пуританки был роман с собственным шофером.

Диане было трудно выдержать все это, но она понимала, что у сестры Вильямс и ее друзей есть мало того, что может скрасить их монотонную жизнь. Каждый больной требовал предельного внимания и заботы, и если они были постоянно заняты работой, нельзя было их осуждать за то, что они находили свои маленькие радости в рассказах о других, в их собственной жизни радостей было ничтожно мало.

Не было никакого сомнения в том, что сестра Вильямс была квалифицированной сиделкой, внимательной к своему пациенту, очень добросовестной и к тому же бескорыстной. Сестра Маклеод была такой же. После долгой ночи, практически не имея времени на отдых, она, улыбаясь, спускалась к завтраку перед тем, как лечь спать, и Диана всем сердцем восхищалась этими женщинами.

Сестра Вильямс была белокурой, с приятным лицом, ее немного портили неровные зубы, слегка выдающиеся вперед. Это, однако, не мешало ее пациентам оказывать ей знаки внимания. Диана была поражена тем, что некоторые мужчины имеют такой странный вкус, нужно думать, сестра Вильямс не была всегда удачлива в отношениях с мужчинами-пациентами. И врачи!

— Вы не поверите, леди Диана, — говорила она серьезно, так радуясь возможности поделиться своими секретами, что Диана не отважилась остановить ее, — вы не можете себе представить, что иногда происходит в госпиталях. Помню, однажды, мне было всего восемнадцать лет, вскоре после того, как я стала работать стажером, я мыла коридор около операционной, когда один из докторов, молодой, но достаточно зрелый, чтобы понимать, позвал меня в операционную. Он там был один, и, ну, я едва ли смогу сказать вам, что он предложил… но для меня этого было достаточно, чтобы почувствовать стыд за всех нас. Я ему так и сказала, и он извинился.

— Конечно, — пробормотала Диана.

— Я не говорю, что они все таковы, ни в коем случае, — продолжала сестра Вильямс. — Например, доктор Симпсон. Все его обожают, а некоторые девушки ведут себя довольно глупо, чуть ли не падают в обморок, когда он с ними говорит или еще что-нибудь в этом роде, но он никогда не забывает о том, кто он, и я восхищаюсь им. Конечно, у него есть любимые сиделки, которые работают по его методике, — сестра Вильямс выглядела смущенной, — он очень заботится о них тоже, но ничего больше, поверьте мне. Как я однажды сказала сестре Маклеод: «Даже если бы этот мужчина оказался на необитаемом острове с женщиной, он бы относился к ней как к леди и вел бы себя как джентльмен», — что вряд ли можно сказать о большинстве мужчин в наше время.

— Правда? — проговорила Диана, почувствовав, что от нее ожидают какой-то реакции.

— Дорогая моя леди Диана, вы совсем еще ребенок, извините, что я говорю так о вас, но, уверяю, вы поймете, мало мужчин в мире, кому можно доверять, особенно, если у вас есть… ну, — прошу простить за выражение! — «это»… или, говоря другими словами, «сексуальная привлекательность»… Поверьте мне, я знаю!

Медсестра Вильямс выглядела смущенной.

— И сестра Маклеод тоже сталкивалась с проблемами такого рода? — не могла удержаться от вопроса Диана.

— Ну, между нами, — ответила сестра Вильямс, понижая голос до громкого шепота, хотя сестра Маклеод спала наверху, — по секрету, потому что я не думаю, что сестра Маклеод захотела бы, чтобы я рассказала вам об этом, у нее разбито сердце.

— Не может быть! — воскликнула Диана, менее всего ожидая услышать, что нечто подобное могло произойти с неунывающей толстушкой.

— Это очень грустная история, — проговорила сестра Вильямс, покачивая головой, — я бы сказала, трогательная. Я ей сказала, что она заблуждалась. Часто мы бываем слишком поспешны, но я должна вам рассказать все с самого начала. Обещайте, что никогда не подадите виду, что знаете об этом.

— Обещаю, — заверила ее Диана.

— Это случилось очень давно. Сестре тогда было лет двадцать восемь. Она была тоненькой и временами очень миленькой, когда старалась. Как-то нас послали к больному в Эдинбург — оперировал один из наших докторов. Я не смогла поехать с ней, поскольку уже была занята, и другая сестра поехала вместо меня.

Сестра Маклеод рассказывала мне, что как только она увидела больного, то поняла, что работа будет не из легких. Его звали мистер Мунроу. Он не только перенес тяжелейшую полостную операцию, но перед этим был тяжело болен в течение нескольких месяцев. Как только он увидел сестру Маклеод, она сразу ему приглянулась, и он не разрешал другой сестре даже близко подходить к нему, и они должны были соглашаться с ним, поскольку он был очень плох.

Сестра Маклеод спала урывками и в течение трех недель днем и ночью не отходила от своего пациента. Потом, когда ему стало лучше, она валилась от усталости, но все равно не уехала. Мистер Мунроу не хотел и слышать об этом. И врачи ему уступили. С пациентами всегда больше считаются, чем с сестрами.

Вот тогда-то все и началось. Сестра Маклеод была сиротой. Мало кто о ней заботился когда-либо, никто никогда не был к ней привязан. Она чувствовала нежность к нему, его беспомощность и практически спасла от смерти. Вы знаете, говорят, что жалость часто сродни любви. Она влюбилась в него, и боялась того момента, когда ей надо будет уезжать. Он поправлялся и стал кое-что замечать, вскоре дело дошло до приветственных и прощальных поцелуев, когда они оказывались одни.

Потом однажды он сказал: «Я буду скучать, Этель, когда ты уедешь». К этому времени они уже называли друг друга по именам, и она чуть не задохнулась от счастья. Он продолжал: «Я люблю тебя, и думаю, что и ты любишь меня, но, надеюсь, ты знаешь, что я женат».

Она не знала об этом — никто никогда не говорил об этом. Для нее это было шоком. Сестра Маклеод — верующая, и у нее бы никогда и мыслей не возникло по отношению к женатому мужчине, но было слишком поздно, она была без ума влюблена в него. Он рассказал ей о том, что они с женой не живут вместе, что она терпеть его не может и они никогда не встречаются.

Конечно, он хотел, чтобы сестра стала с ним жить, предложил уехать куда угодно, но она упаковала свои вещи и в тот же день уехала. Он пару раз написал ей, но она вернула его письма… Между нами говоря, я думаю, что она сейчас жалеет об этом. Больше такого шанса у нее никогда не было, но, если бы он и появился, она отдала однажды свою любовь этому человеку. Она была права, но иногда я думаю, что она упустила свое счастье. Он любил ее по-настоящему, она должна была понять это… хотя, кто его знает, правда?

— Бедная сестра Маклеод! — тихо проговорила Диана.

— Да, и я так думаю, леди Диана, хотя она выглядит сейчас счастливой… О Боже, я должна бежать. Мой пациент уже, наверное, проснулся.

Сестра Вильямс убежала.

После того как в день своего приезда Диана встретила Джин, больше она ее не видела. Сестра Маклеод, видимо, успешно действовала в этой ситуации. Если даже Джин и приходила узнавать о его здоровье, Диане не говорила об этом.

Диана провела остаток дня, пытаясь читать, но так и не смогла этого сделать. Ей не хотелось идти на прогулку, и, несмотря на совет доктора, она отказалась ездить верхом. Она чувствовала, что без разрешения Яна она не сможет этого сделать. Воспоминания о том, что произошло со Старлайтом, не давали ей покоя.

Она как неприкаянная ходила по дому, старалась отвлечься, просматривая альбом с фотографиями или какие-то любопытные вещички, находящиеся вокруг, но через секунду ставила все на место и переходила к другому предмету, привлекшему ее внимание.

Куда бы она ни пошла, везде чувствовала присутствие Яна. Иногда она даже быстро переводила взгляд, как бы ожидая увидеть его входящим в комнату. Весь дом был наполнен им, все напоминало и усиливало пытку при мысли о том, сколько времени она потеряла, дуясь и сердясь, когда могла быть так счастлива все это время.

Гостиная, где он поднял ее на руки, чтобы отнести в спальню, стол, за которым они сидели друг против друга, молчали или ссорились, диван, на котором она всегда отдыхала по вечерам, огромное кресло напротив, где сидел он и у его ног лежали собаки.

Собаки действительно были для нее сейчас большим утешением, им тоже хотелось увидеть Яна. Они переносили ее ласки, но при малейшем звуке прислушивались и напрягались, ожидая, что их хозяин вот-вот подойдет к ним. Они знали, что он болен, и целыми часами могли сидеть возле его комнаты, не делая ни малейшей попытки войти, на следующий день им запретили это делать.

Как же привязан был Ян к своим животным! Диана вспоминала, как однажды они вернулись с верховой прогулки и обнаружили, что датский дог Ролло порезал лапу в их отсутствие куском стекла. Собака истекала кровью и очень страдала от боли, не позволяя никому из слуг приблизиться, яростно рыча при любой из попыток подойти к нему, чтобы попытаться забинтовать пораненную лапу.

Однако как только он увидел, что входит Ян, спокойно улегся и предоставил своему хозяину возможность забинтовать лапу и даже позволил промыть ее в дезинфицирующем растворе, который наверняка причинял боль. Он немного подвывал и беспокойно двигался, но доверял хозяину как ребенок.

Диана была восхищена, как аккуратно и умело Ян бинтовал, но потом вспомнила, как часто в своих экспедициях он, должно быть, выполнял функции доктора.

Он был нежным и добрым к ней в тот вечер, после которого она сбежала. Он знал, что нервы у нее напряжены, что она могла сорваться в любой момент, и ухаживал за ней нежно, как мать. Он снял ее промокшие туфли с холодных ног и растирал их до тех пор, пока они не стали теплыми. Когда она уже была в постели, он зашел к ней в комнату посмотреть, все ли у нее в порядке, и подбросить дров в камин.

Как же ей хотелось вернуть то время и заболеть после не удавшегося побега! Почему она не слегла тогда с сильнейшей простудой, что удержало бы ее в постели и не дало возможности Джин приблизиться? Если бы она была больна вместо Яна! Даже представила, как бы она радовалась этому.

Ночью она просыпалась от снов: она тонула, и вокруг, в огромном пространстве, не было никого, кто мог бы ее спасти, потом явилась Джин, которая пронеслась на моторной лодке мимо, ее рассерженное лицо, кроме радости отмщения, не выражало ничего более, несмотря на мольбу Дианы о помощи, она пронеслась мимо, и Диана осталась одна.

Она проснулась и обнаружила, что руки и лоб влажные от пота, прошло много времени, прежде чем она опять смогла уснуть. На этот раз ей снилось, что Ян держал ее на руках, и она проснулась оттого, что говорила вслух: «Я люблю тебя! Ты разве не понимаешь? Я люблю тебя!»

Утром она проснулась с сильной головной болью и темными кругами под глазами. Доктор приехал в полдень и тут же сказал ей, что выпишет лекарство, если она не будет на следующий день выглядеть лучше. Но когда он спустился вниз после посещения Яна, прежде чем она успела задать постоянный вопрос о том, как здоровье Яна, он произнес:

— Я придумал для вас лекарство получше. Если хотите, вы сможете повидать больного, но всего пару минут.

Диана покраснела и с бьющимся сердцем пошла за ним наверх.

— Мы ему еще не говорили, что вы здесь, — сказал доктор. — Мы подумали, что, может быть, он будет волноваться о том, что вы здесь одна. Я не хочу сказать, что я вправе устраивать ему подобные сюрпризы, но беру на себя этот риск, боюсь, у меня будут два пациента вместо одного.

В предвкушении встречи Диана ничего ему не ответила. Сестра Вильямс бесшумно повернула ручку двери, и они вошли в комнату.

Жалюзи были полуприкрыты, но в комнате не было темно. Ян лежал на кровати с закрытыми глазами. Он показался Диане настолько бледным, что у нее сжалось сердце. Его левая рука была перевязана, лоб забинтован.

Она робко подошла поближе к кровати. Что же он скажет, увидев ее? Даже доктор не знал о том, как они расстались. Иначе он не разрешил бы ей войти. Она боялась расстроить Яна, но не могла отказаться от того, чтобы его увидеть, она так давно ожидала этого момента. Доктор стоял рядом, и она слышала, как он очень мягко проговорил:

— Ян, мальчик мой, тут к тебе посетитель.

— Ради всего святого, не пускайте вы соболезнующих, — произнес Ян. Голос был слабым и тихим, он с трудом произносил слова, но он попытался улыбнуться собственному замечанию.

— Ну, я бы не назвал это соболезнованием, — ответил доктор. — Она ждала достаточно терпеливо, чтобы увидеть тебя.

Ян медленно открыл глаза и устремил свой взор на Диану. Он вздрогнул и, казалось, оцепенел.

— Вы! — произнес он слабо.

Доктор отодвинулся в сторону при его последнем замечании, чтобы пропустить Диану поближе. Он тактично отошел к туалетному столику, поинтересоваться графиком температуры, который стоял, прислоненный к зеркалу.

— Вы почему здесь? — проговорил Ян, и Диана растерялась. Его вид настолько подействовал на нее, что она сама этого не ожидала.

Он выглядел настолько больным, так отличался от того сильного мужчины, к которому она привыкла, что она почувствовала, что задыхается. Она сжала руки, стараясь сдержать свои чувства, которые переполняли ее.

— Я вернулась… — наконец произнесла она с трудом.

— Вы должны уехать, — перебил ее Ян. — Вы слышите меня? Вы сейчас же должны уехать.

Его голос звучал слишком громко, и, услышав это, доктор поскорее поспешил через комнату.

— Тихо, тихо! — проговорил он, нащупывая у него пульс. — Вы не должны волноваться.

— Она должна уехать, — повторил Ян. — Вы слышите? Она должна уехать отсюда домой.

— Тихо, успокойтесь!

Ян был явно растерян. Он пытался приподнять голову с подушки. Диана стояла, словно окаменев, она не смогла удержать слез, которые застилали ей глаза.

Она выбежала из комнаты, чуть не сбив сестру Вильямс, которая стояла в дверях, встревоженная голосом Яна. Она бежала, не видя ничего вокруг, по коридору в свою комнату, и слышала в отдалении любимый голос, выкрикивающий:

— Она должна уехать… должна уехать сейчас же!