Наказание любовью

Глава 24

Было начало ноября, когда леди Стэнлиэр обратилась к дочери с просьбой, с которой никогда бы не осмелилась обратиться раньше, если бы не удивительное внимание Дианы, которое она проявляла все время после их возвращения из Америки.

Оказалось, что лорд Стэнлиэр принял предложение своего кузена, герцога Монтдерри, поехать на охоту. Леди Стэнлиэр должна была сопровождать его, но доктор настаивал на том, что ей следует начать курс электролечения против неврита, который у нее всегда начинался с наступлением холодов. Она готова была подчиниться его советам, но, как она объяснила Диане, лорд Стэнлиэр не любил уезжать куда-либо один. Леди Стэнлиэр была настолько обеспокоена, что попросила Диану поехать на неделю с отцом вместо нее.

— Я понимаю, что тебе будет неинтересно в Тауэрли, дорогая, — произнесла она, как бы извиняясь. — У Гая всегда бывают одни и те же люди, год за годом, для выездов на охоту, но папа так любит это, и я была бы счастлива, если бы ты с ним поехала.

К ее великому удивлению, Диана согласилась, и неделю спустя они отправились, сопровождаемые, как обычно, огромным количеством багажа, который совсем не соответствовал продолжительности отдыха за городом.

Тауэрли было одним из тех поместий, где сочетались разные стили, по количеству поколений, которые здесь жили. Фасад — эпоха королевы Анны, два грегорианских крыла были пристроены позже, а та часть, где находилась кухня, была в викторианском стиле.

Ансамбль был увенчан стеклянным куполом, возведенным последним герцогом в восьмидесятых годах, который был астрономом. Он придавал дому странный вид, возвышаясь над каменными парапетами и трубами, как лихо сдвинутый котелок на пожилом джентльмене.

Многие изменения в особняке сделали его обожаемым и неоценимым местом для детей. Он был превосходен для игры в прятки, со множеством лестниц и комнат странной конфигурации, что однажды, поиграв в нем, дети стремились приезжать только сюда.

Диана любила бывать в нем, когда была ребенком, но уже многие годы не приезжала. Герцог постарел, появились странности, интересовался только охотой на фазанов, хотя полжизни провел, занимаясь курами, перечитывал свои многочисленные книги. Герцогиня занималась благотворительностью, произносила одни и те же речи на концертах, праздниках Британского Легиона, слетах бойскаутов. Она принимала многочисленные букеты от маленьких девочек в муслиновых платьях в оборочку, не забывала спрашивать о болезнях викария, детях доктора и матерях многочисленных посетителей из округа.

Наследник герцогства, маркиз Виман, был для них большой радостью. Он был их вторым сыном, война унесла их лучшего, как и у многих других, Ги Виман обладал слабым умом и еще более слабым телосложением, женился, потому что не мог противостоять напору ее матери, на дочери соседнего арендатора, которая после замужества причислила себя к высшему обществу, к тому же пристрастилась к бриджу.

Бриджит Виман была первой, кого увидела Диана, когда они с отцом въехали в главные ворота Тауэрли.

— Я так боялась, — произнесла она, — что Бриджит здесь будет.

Лорд Стэнлиэр поддержал ее, он любил бридж, но манера игры леди Виман с последующей неприятной критикой портила удовольствие, и не раз после своего ежегодного посещения Тауэрли он обещал себе больше никогда не играть с ней за одним столом.

Когда они подъехали к парадной двери, Бриджит, прогуливающаяся с собаками, приветствовала лорда Стэнлиэра и Диану, как она полагала, достойно, по-дружески намекая ей на предполагаемое веселье в Лондоне.

— О, ты оторвала себя от мира, — сказала она, — для того, чтобы посетить своих бедных деревенских кузенов! Мы должны попозже поговорить с тобой, Диана, ты мне расскажешь обо всех самых скандальных историях.

Она все продолжала держать их на лестнице, разговаривая, и лорд Стэнлиэр вздохнул с облегчением, когда смог войти в дом, где нашел герцога, ожидающего его в холле. Диана сняла пальто, отдала свои перчатки и сумку горничной и сказала, что готова пить чай прямо сейчас.

Герцог повел их в гостиную, где их ожидала герцогиня. Диана увидела большую группу людей, собравшихся у камина: пожилые мужчины в твидовых пиджаках с громкими голосами и выдающимися вперед животами, женщины, одетые в одежды из тяжелых тканей, с обветренными лицами, одни вели беседу, время от времени охая и восклицая, другие были воплощением чопорности.

Вдруг Диана увидела человека, выделявшегося среди них — одного-единственного, кого не могла не заметить, окруженного множеством других, — Яна.

Вдруг все поплыло перед глазами, она не поняла, о чем говорит, с кем здоровается, пока не очнулась от слов герцогини:

— Разрешите представить, мистер Кастэрс… Леди Диана Стэнлиэр. — Она почувствовала, как рука Яна касается ее руки, и услышала его сдержанное:

— Как вы поживаете?

Но тут ее отец вмешался в разговор и перебил их:

— Конечно, мы знаем Яна, не так ли, Диана? Давно не видел тебя, мой мальчик. Почему ты похоронил себя на этом твоем дремучем острове?

И пока этот разговор отвлекал внимание Яна от нее, Диана опустилась в низкое кресло, предложенное ей герцогиней, почувствовав слабость в ногах и зная, что руки у нее дрожат.

Ян не заговорил с ней, и она постаралась заставить себя принять участие в общем разговоре.

— Право же, мне пришлось протестовать, — говорила герцогиня. — Я тактично сказала: «Каноник, я покровительствовала этой церкви более тридцати лет и считаю, что шесть свечей на алтаре не только слишком, но и пустая трата денег в такое время…»

Старый джентльмен слева от нее, чье имя она не расслышала, продолжал очень громким голосом:

— Позор — совершеннейший позор! Если бы молодой человек оказался под моим командованием в девяносто девятом, он запел бы совершенно другую песню!

Леди Ада Грантли прервала свое вязание:

— Накрашенные красным губы и крашеные волосы, я никогда не ошибаюсь, Люси, уверяю тебя…

Люси, леди Морган из семьи Даугер, кивнула.

— Точно так же, как и жена бедного Генри, — женись он на ней, и, конечно, результат будет таким, как мы и ожидали…

— Двести пятьдесят пар — неплохо, мой мальчик?

— Да, сэр. На Ронсе мы считаем большой удачей, если возьмем пятьдесят.

Ох, Ян-Ян! Она не могла вынести этого, и как только чаепитие было закончено, Диана убежала в свою спальню. Здесь она присела у огня, который горел не очень ярко, как обычно бывает в больших охотничьих домах. И комната без удобного центрального отопления, к которому она привыкла, была холодной.

Как же такое могло случиться, подумала она, и как же она могла не предположить, что именно здесь она встретит человека, которого она хотела увидеть? Судьба не могла выбрать более неподходящего места, подумала она, чтобы свести Яна и ее вновь.

В Тауэрли они оба чувствовали себя неуютно, несмотря на их противоречия, оба схожи в том, что были полны жизни среди этих людей, которые жили совсем по-другому, как в тихой заводи.

И тем не менее она осознала, что Ян гораздо ближе им, чем она, даже потому, что был спортсменом и принадлежал к всеобщему братству, которое объединяет и стирает всякие классовые различия.

Теперь, когда она думала об этом, она вспомнила, как ее отец когда-то говорил о том, что полковник Кастэрс участвовал в охоте у герцога, и поэтому она предположила, что теперь, когда его отец умер, герцог послал приглашение на первую охоту на фазанов его сыну.

Что же ей делать? Избегать Яна, пока они здесь, или искать встречи с ним наедине и постараться поговорить с ним, объясниться, то есть сделать то, что она пыталась сделать на Ронсе?

Она еще никак не могла решить эту проблему, не знала, как ей вести себя, когда прозвенел звонок к обеду. Пока она переодевалась, вопрос по-прежнему крутился у нее в голове до тех пор, пока не стал еще более неясным, чем прежде.

Единственное, в чем она была абсолютно уверена, это то, что любила Яна еще сильнее, чем когда-либо, и что готова сделать все, даже, сказала она себе с улыбкой, обойти босой вокруг земли, лишь бы он опять полюбил ее.

Во время обеда она наблюдала за ним, не чувствуя, что ела или пила. Известный генерал, сидевший по правую руку, и бывший министр — по левую, к счастью, были заняты разговором, не интересным для нее.

Она слышала только голос Яна, видела внимание, которое он оказывал Бриджит Виман, глупо хихикающей, был очень любезен с дамой, сидевшей по другую сторону от него и слегка глуховатой.

За исключением Ги Вимана, он был самым молодым из присутствующих мужчин, все остальные были достаточно пожилыми и годились Яну в отцы. Диана не могла не заметить, что он нравился им, некоторые даже интересовались его именем и внимательно выслушивали его, называли его «мой мальчик» с благосклонным покровительством, являющимся привилегией старшего поколения.

Какую бы гордость она испытывала, подумала Диана, случись все иначе, они могли бы оказаться здесь как муж и жена!

Она молча закончила обед и просидела утомительных полчаса с женщинами в гостиной до того, как к ним присоединились мужчины.

Затем Бриджит собрала желающих для бриджа, и только после продолжительного спора Диане удалось ее убедить, что, если бы даже и умела, она не желает принимать участие в игре. Ее наконец оставили в покое, хотя и не без саркастических намеков со стороны Бриджит о том, что они не могут обеспечить ни джаз-оркестр, ни какие-либо другие развлечения ночных клубов в Тауэрли.

Шесть месяцев тому назад Диана легко нашлась бы и ответила соответствующим образом своей кузине, но сегодня она устало улыбнулась и быстро ушла в свою комнату.

Она не легла спать, а сидела, глядя в огонь, обняв руками колени. Должно быть, прошло более двух часов, когда она поднялась, чтобы подложить побольше угля в огонь, и испугалась, услышав внезапный стук в дверь.

— Войдите, — произнесла она, удивляясь, кто бы это мог быть.

Дверь открылась, и вошел Ян.

Она уронила со стуком медные каминные щипцы и повернулась к нему лицом. Сердце затрепетало, она прижала руки к груди, стараясь приостановить его бешеное биение.

— Прошу извинить, если напугал вас, — произнес Ян. — Мне необходимо кое-что сказать вам, я чувствую, в этом доме трудно найти минуту, чтобы остаться вдвоем.

Диана снова опустилась в кресло. Лицо побледнело, и это особенно было заметно на фоне красного бархатного платья. Она продолжала нервно сжимать холодные белые пальцы. Ян у нее в спальне, думала она исступленно…

Как часто она мечтала, что он войдет в эту дверь, удивляясь себе, что питала ненависть, содрогалась от страха в ожидании того момента, когда он прикоснется к ней! Хотел ли все еще он ее?.. Пришел ли он сюда ради нее?.. Если да!.. Если бы только она была ему нужна…

Она затаила дыхание, кровь бросилась ей в голову. Но посмотрев на его суровое, почти угрюмое лицо, поняла, прежде чем он заговорил, что это не пылкий любовник, стремящийся к ней.

Он подошел к камину и остановился, посмотрел куда-то поверх ее головы, голос был тихим, слова тщательно подобранные.

— После того, как вы уехали с Ронсы, — проговорил он, — я понял, как дурно поступил, изгнав вас таким образом, когда вы по доброте своего сердца возвратились, чтобы увидеть меня. Нет, одну минуту, — возразил он, увидев движение Дианы, — разрешите мне закончить. Я должен сказать вам, что чувствую необходимость оправдаться в том, что произошло. Ни один мужчина, и я не исключение, который вел бы себя с вами подобным образом, не смог бы выразить словами своего сожаления, даже если бы понял и осознал чудовищность своей вины.

Теперь я думаю, что просто сошел с ума от ярости, вы так жестоко обошлись со мной. Но это никак меня не оправдывает. Возможно, в качестве оправдания могу сказать, что жизнь в диких местах сделала меня непригодным для жизни в цивилизованном мире, она определенно не подходит для меня, мне сложно с людьми, подобным вам.

Вы знаете о моей дружбе с Джеком и той любви, которую я испытывал к вам, это казалось мне самым замечательным, что когда-либо происходило в моей жизни. Но это тоже не оправдание. Пока я выздоравливал на Ронсе, я вдруг понял, что совершил, все предстало передо мной, весь прошлый месяц я каждый день пытался собраться с храбростью и написать вам, попросить встретиться со мной только один раз, хотел оправдаться, объяснить презрение, которое к себе испытываю. Больше ничего я сказать не могу, только еще одно — я обещаю вам, что буду избегать любую возможность встретиться с вами. Все, о чем я молю, это чтобы вы забыли меня и то место, которое называется Ронсой. А сам я никогда ничего не забуду и не прощу себя.

Он закончил говорить. Диана уронила голову, чтобы он не видел ее лицо, и поскольку она молчала, он пошел к двери.

— Я бы уехал отсюда завтра, — проговорил он, — но это вызовет ненужные разговоры. Мы здесь пробудем всего пять дней, вы можете не обращать на меня внимания, я стою этого.

Он произнес последние слова с горькой усмешкой. Диана продолжала молчать, он открыл дверь и вышел.

Его шаги замерли, послышался звук закрываемой двери, Диана медленно соскользнула с кресла на пол и зарыдала.