9 Париж

Я мечтала увидеть Эйфелеву башню, но мы сели на поезд до пригородного квартала Кремлен-Бисетр. Я представляла себе экзотику, а очутилась в окружении арабов.

— Это и есть Франция? — спросила я у отца, когда мы отправились на встречу с одним из его друзей в ресторане, где готовили цыпленка согласно религиозным правилам халяля[7]. Я была разочарована. Стоял собачий холод, у меня отмерзли нос и ноги, все мне казалось таким невзрачным.

— Завтра будет намного красивее, — подбадривая меня, сказал папа.

Ночь мы провели в небольшом отеле, откуда был виден окружной бульвар. И я проснулась от желания курить. Это быстро стало моей навязчивой идеей.

Мы должны были встретиться с папиным другом Хабибом и сели его ждать в ближайшем кафе. На террасе курили расслабленные, вполне обычные девушки. Это меня обнадежило. Курение не считалось тут ни пороком, ни развратом, как мне внушали. Я заказала горячий шоколад, папа — кофе, и, даже не дождавшись, когда нам принесут заказ, он вышел покурить. Даже речи не могло быть, чтобы я пошла вместе с ним, он бы этого не потерпел. И тогда я помчалась в туалет выкурить сигаретку «Мальборо», пачку которого я заранее припрятала. Пришел Хабиб и пригласил нас в свой дом, расположенный недалеко от метро «Порт де Шуази». Как раз в этот момент позвонила мама. Шофер из Баб-аль-Азизии заезжал к нам домой в Триполи: «Где Сорая? Почему ее телефон не отвечает?» «Потому что она в Сирте», — ответила взволнованная мама, и, когда отец услышал это, его затрясло. Он побледнел и впал в шок. Слишком много эмоций. Он рухнул на пол перед Хабибом. Его отвезли в больницу. Среди ночи он вышел оттуда, решительно настроенный сразу же вернуться в Триполи. Он вручил мне 1000 евро, что мне показалось целым состоянием, а также телефонную карточку SFR, и попросил Хабиба снять мне однокомнатную квартиру. Потом они оба отправились в аэропорт. Он не поцеловал меня, просто махнул рукой, удрученный и встревоженный.

— Если Господь сохранит мне жизнь, — я знала, о чем он думал, — если меня не убьют, я вышлю тебе еще денег.

Я плакала, прощаясь с ним.


***

Хабиб нашел для меня комнатку в отеле рядом с метро «Порт де Шуази». Не центр Парижа, но, в конце концов, не так уж плохо. Администратором гостиницы была марокканка, и мы могли общаться на арабском. Я быстро научилась пользоваться проездной картой на автобус и метро. Мой первый урок ориентирования привел меня в Латинский квартал, рядом с метро «Сен-Мишель», где я побаловала себя кофе, рассматривая прохожих. Я была свободной. Свободной! Я повторяла это про себя, не до конца в это веря. У меня не было никакой программы, ни малейшего плана. Ни друзей, ни связей. Но я была свободной. Это было потрясающе.

За соседним столиком сидели две девушки и парень арабского происхождения, готовясь устроить позднюю вечеринку в одном из кафе. Завороженная, я с завистью их слушала. Я горела желанием познакомиться с ними, но не осмелилась. Этот элегантный и беспечный город наводил на меня страх. Я вернулась домой. На следующее утро, сев на метро, я доехала до станции «Елисейские Поля». Я мечтала о них, когда еще была маленькой девочкой. Небо было ясным, а проспект был намного шире, чем я могла себе представить, кафе «Ле Довиль» находилось в том самом месте, которое указала мне мама. Я позвонила ей:

— «Ле Довиль» по-прежнему синий!

Я знала, что затрагиваю ее чувствительную струну.

— Видишь, как повторяется история? Моя дочь идет по моим следам. Когда мне было двадцать лет… Сорая, как бы мне хотелось оказаться там с тобой!

Я отправилась к магазину «Сефора», о котором слышала от Мабруки, она там делала покупки. У прилавка с парфюмерией за мной злобно наблюдали охранники. Продавщица предложила мне купить флакон духов «Париж» от Ив Сен-Лорана, но я должна была подсчитать свои средства. Итак, у меня было 1000 евро; отель стоил 25 евро в сутки, и я тратила 25 евро на еду и транспорт. Значит, я смогу продержаться 20 дней. Тем хуже для духов! А к прилавкам с косметикой, которую мне так хотелось купить, я повернулась спиной. Это останется на завтра. Я буду бродить день за днем; отныне у меня полно времени.

Проходя мимо спокойно целующейся влюбленной парочки, я вспомнила о Хишаме. Я заставляла себя не звонить ему. Зачем? От меня у него были одни неприятности. Но вскоре я отправилась искать место, где можно пополнить счет телефонной карточки. И, едва услышав его голос, я разрыдалась.

— Прошло два дня, как ты уехала! — сказал он. — Два дня я не перестаю о тебе думать!.. Я приеду к тебе, как только смогу. Я подал запрос на получение паспорта.

Это он серьезно? Он хочет жить вместе со мной? Боже мой! Я не желала ждать. Нужно ускорить процесс, помочь ему получить долгожданный паспорт — такую редкую и ценную вещь в Ливии. Но с деньгами возможно все. Я мигом позвонила папе:

— Ты мне оставил всего 1000 евро! Этого слишком мало! Как, по-твоему, я буду выкручиваться?

На следующий день он мне переслал 2000 евро, половину которых я отправила Хишаму.

И тогда я завела ряд знакомств, которые — сейчас я это полностью осознаю — привели к тому, что моя поездка во Францию закончилась провалом. Будем откровенными: полным крахом. Страшно, что я должна это сказать. Так унизительно признаваться, что я упустила свой шанс. Как это возможно? Думаю, что я была слишком доверчивой. Я сделала дурной выбор. Я была ужасно наивной. Ну вот. Я приехала в Париж в феврале 2009 года, за несколько дней до моего двадцатилетия, но я ни о чем не знала. Кроме безволия, развращенности и цинизма маленького мирка, откуда я с трудом вырвалась. Я ничего не знала о трудовой жизни, об отношениях в социуме, об управлении временем и деньгами, о равенстве между мужчиной и женщиной. И ничего о том, как устроен мир. Я никогда не читала газет…

Я сидела на скамейке на Елисейских Полях, когда ко мне подошла молодая блондинка и уселась рядом со мной.

— Привет. Здесь свободно?

— Конечно. Как тебя зовут?

— Варда.

— Но это же арабское имя!

Она была родом из Алжира, и мы сразу же подружились.

— Сразу видно, что ты только что прибыла в Париж. Откуда ты?

— Догадайся!

— Из Марокко?

— Нет. Из страны, о которой ты никогда бы не подумала.

— Из Туниса? Египта? Иордании? Ливана?

— Нет! Из стратегической страны Средиземноморья. Давай же!

— Из Алжира? Как и я?

— Нет!

— Тогда я не знаю.

— Из Ливии.

— А! Каддафи! Потрясающе! Этот тип — один из моих героев. Ты не представляешь, как он меня зачаровывает! Расскажи мне!

— Ты восхищаешься Каддафи? — Мне захотелось плакать. — Но он же сволочь! Обманщик!

— Ты шутишь? Ты слышала его речи? Ты видела, как он бросает вызов Америке? Это настоящий араб! И у него сумасшедшая харизма!

Мы продолжили беседу в кафе, где нас разыскал ее друг, охранник из заведения в Монерое под названием «Ля Маркиз». Поскольку они собирались в этот же вечер туда пойти, то предложили взять меня с собой. Мне это показалось замечательным. «Какая удача!» — сказала я про себя. Это был ливанский ресторан, который после полуночи превращался в ночной клуб с оркестром и восточными танцовщицами. Ах! Я все-таки не была среди чужих. Все говорили по-арабски, и присутствующие, такие веселые, открытые и желающие праздновать, казалось, были выходцами из богатых восточных стран.

— Посмотри направо, — быстро подала знак Варда. — Мужчины за соседним столиком наблюдают за тобой.

— Ну и что? А я совсем не хочу на них смотреть!

— Будь миленькой! Если ты будешь приветливой, они заплатят за выпивку и еду. Пойдем танцевать!

Смущенная, я нехотя двинулась за ней. К чему она вела? Мужчины пошли следом за нами, они вели себя как волокиты и становились все более смелыми; некоторые даже протягивали нам деньги, как профессиональным танцовщицам. Я подскочила к Варде.

— Пойдем, я этого совсем не хочу!

Но меня заметил директор. Он подошел:

— Это правда, что ты ливийка? — Он взял микрофон: — Дамы и господа, я хочу поприветствовать Ливию и полковника Каддафи! — Я едва не лишилась чувств. Тип продолжил: — Иди сюда! Давай, спой со мной песню в честь Полковника!

И он запел в микрофон одну из тех нелепых песен, которые изливались из громкоговорителей и радио в Ливии: «О, наш вождь, мы следуем за тобой…» Я хотела бы исчезнуть. Мог ли он меня здесь схватить? Я побежала в туалет и, рыдая, закрылась в кабинке.


***

Я не высовывалась из комнаты целую неделю. Я была потрясена. Выбегала лишь, чтобы купить сигареты и пополнить счет на телефоне. Я словно проснулась от кошмара. Меня повсюду преследовала тень Каддафи. У Баб-аль-Азизии на всей планете были уши и глаза. Их шпионы убивали даже на другом конце света. Тогда… Реально ли надеяться вырваться из этих когтей? Едва прибыв в Париж, я почувствовала себя в тупике. И вот однажды вечером по моей комнате пробежала крыса. Меня словно током ударило. Я собрала свои пожитки, побежала на ресепшен, расплатилась и срочно позвонила Хабибу.

— Проведешь ночь у меня дома, а потом посмотрим.

Я поехала к нему, он устроил меня в комнате, но около четырех часов утра проскользнул ко мне в кровать. Папин приятель!.. Я завопила, схватила свою сумку, кубарем скатилась по лестнице. Улица была пустынной и ледяной. Куда идти? Я подумала о Варде и набрала ее номер. Тщетно. Я дошла до метро и подождала, пока откроется станция, чтобы устроиться там на лавочке. Пьяный нищий начал мне докучать. Я заплакала. Позвонила Хишаму, но он не отвечал. Папин приятель домогался меня, словно псих.

Я поднялась на поверхность и устремилась в только что открывшееся кафе возле метро «Порт де Шуази». Заказала кофе, и вдруг с десяток полицейских заполонили помещение. Международный ордер на арест от Каддафи? Варда советовала мне: «Смотри не попадись тем, кто проверяет документы!» Бежать я не могла, они подошли прямо ко мне. Дрожа, я протянула свой паспорт. Один полицейский марокканского происхождения улыбнулся:

— Почему ты так боишься? У тебя есть виза, ты в полном порядке!

Парализованная, я была не в силах произнести ни слова. Он сунул мне номер своего мобильного и непристойно подмигнул. Мне стало противно.

Зашла группа девушек. Элегантные, уверенные в себе. Они наверняка работали в офисе. Я с восхищением проводила их взглядом. И все же, говорила я себе, какие классные эти француженки! Они прихорашиваются и с шиком одеваются, гуляют и курят в кафе, у них такая же серьезная работа, как у мужчин… Но одна из них вдруг повернулась ко мне и прокричала:

— Ты чего на меня уставилась? У тебя проблемы?

Ох! Эта фраза! Она до сих пор у меня в голове, хотя я тогда ее не поняла. Но у нее на лице было столько презрения и ненависти… Почему она на меня наорала? Я только восхищалась ею, и если у меня был жалкий вид, то лишь потому, что я не выспалась.

Бармен был мил. Я общалась с ним на арабском.

— Мне нужно выучить французский язык, — сказала я ему. — Это действительно очень срочно!

Он посоветовал мне пойти во Французский Альянс в Монпарнасе и нацарапал на бумаге адрес. Я поехала на метро с чемоданом, вышла на развилке, потерялась и поняла, что в этом квартале никто не говорит по-арабски. Я зашла в кафе, и кого я там увидела? Хабиба! Он работал в этом квартале.

— Сорая, ты почему не отвечаешь по телефону? Я до смерти испугался!

— Никогда больше произноси моего имени! Оставь меня в покое, или я позвоню папе!

Он взял стул и уселся передо мной.

— Полегче! Я помогу тебе. Найду тебе работу и помогу с видом на жительство.

— Проваливай! Или лучше отвези меня во Французский Альянс.

Это было совсем рядом. В офисе толпилась группа алжирок. Они спорили о цене и посоветовали мне обратиться в мэрию, где занятия были бесплатными. Одна из них даже предложила подвезти меня на своей машине в мэрию VI округа. Зал ожидания был полон арабов и африканцев.

— Вам повезло, — сказал мне один преподаватель. — Урок только что начался. Скорее заходите!

У доски женщина как раз произносила буквы алфавита, написанные на доске. A-B-C-D-E… Я уже учила буквы в сиртском колледже. И если нужно все начинать сначала, то это займет месяцы, и я вряд ли смогу выкрутиться! Я была в отчаянии!

И в этот момент позвонила Варда. Я призналась ей, что оказалась на улице.

— Перебирайся ко мне! — не раздумывая, сказала она. — Я живу вместе с парнем.

Вот так я и нашла на время крышу над головой (в Порт де Монтрей), подругу (немного гулящую), окружение (говорящее по-арабски). Благодаря этому я на первое время обрела уверенность. И из-за этого я в конце концов пропала.


***

В первый же вечер Варда захотела взять меня с собой в «Ля Маркиз». Сначала я отказалась, но потом побоялась очутиться на лестничной клетке. В клубе она меня представила элегантному и милому тунисцу по имени Адель, который сразу же в меня влюбился. Но я все прояснила: я люблю другого и храню ему верность. Он не подгонял меня, вел себя мило и по-джентльменски. Довольствовался только тем, что стал как можно чаще приходить в «Ля Маркиз», приглашая нас выпить и пообедать. Варда и ее подруги употребляли слишком много алкоголя. Я же пила только сок. Хишам заставил меня поклясться на Коране никогда больше не прикасаться к алкоголю. Вот так безумно я провела свои первые три месяца в Париже.

Потом истек срок моей визы. И снова появился страх. С этого времени я постоянно была начеку. Я оставляла свой паспорт в комнате, не хотела рисковать. Объявила Варде, что теперь и речи быть не может о визитах в «Ля Маркиз». А она рассмеялась.

— Пошли! Да в этом заведении все девчонки в таком же положении, как и ты! Фараоны проверяют документы только у парней и нищих. Но к тебе они не подойдут!

Деньги тоже стали заканчиваться. Испортились отношения с Вардой. Иногда она мне запрещала прикасаться к еде в холодильнике:

— Это для моего сына!

Я позвонила папе.

— Как ты могла потратить все деньги? Сорая, найди себе работу! Если будет нужно, мой посуду!

Я обиделась.

— О, если хочешь, я немедленно вернусь в Баб-аль-Азизию! Мне уже все равно!

Он выслал мне 500 евро. Всего-навсего. После похода с Вардой в «Карфур»[8] у меня осталось всего 100.

И тогда Адель предложил мне переехать к нему. У него большая квартира, где он предоставит мне отдельную комнату, и мы будем жить как друзья.

— Супер, — сказала Варда. — Это идеальное решение!

На самом деле это означало: «Убирайся!».

Так я полгода прожила в Банлье, парижском пригороде. Полгода в относительном душевном спокойствии, так как Адель, который управлял небольшой строительной компанией, старался быть приятным и почтительным компаньоном. Утром он отправлялся на работу, оставлял мне 50 евро на пропитание, я ходила за продуктами. Он знал, что я влюблена в другого, я понимала, что это огорчает его, но мы жили в гармонии. Я доверяла ему. И когда я поведала ему о своей драме в Баб-аль-Азизии, он сразу же мне поверил. У него были друзья из Ливии, которые рассказывали ему о похищениях девочек из школ. Варда же сразу отбросила мою историю. Какой я была идиоткой, доверяя ей! Она защищала Каддафи, как восторженная верующая, и мне от этого становилось плохо.

— Это честь арабов, единственная наша гордость, он несет наш флаг! Он Вождь в лучшем смысле этого слова, и Вождь не смог бы опуститься до такого. Отвратительно, что ты лжешь за его спиной!

Это было невыносимо слышать.

Однажды вечером, когда Адель вернулся после празднования своего дня рождения в ресторане «Мазазик», он пришел ко мне в комнату и был весьма настойчивым. Я поддалась. Он был искренним и трогательным. Он даже рассказал своим друзьям, что хочет на мне жениться. Словом, я так думала. Но я настаивала на своем: я занята, мой друг приедет ко мне, как только получит свой паспорт, через несколько недель. Его начала мучить зависть. И однажды, когда я принимала душ, он ответил на звонок Хишама по телефону. Он повысил голос. Затем начал кричать, и когда я, испуганная, вышла из ванной, он бросил трубку, проревев: «Сукин сын!» Я тяжело перенесла это предательство. По какому праву он отвечал на мои телефонные звонки? Я позвонила Хишаму, но он не захотел со мной разговаривать. И я взорвалась от злости. Это и так слишком долго длилось. Я должна была уйти. И найти работу.

Один египтянин, которого я встретила в бакалейной лавке, представил меня Манар, марокканке, работавшей в баре-ресторане на узкой улочке в Монтрое, хозяином которого был кабил. Мне показали, как готовить кофе, наливать пиво из кегов. Я зарабатывала по 50 евро в день плюс чаевые, которые могли достигать 100 евро! Прилично. К тому же мне предложили жить вместе с марокканкой в расположенной над баром студии. Я проработала полтора месяца, пока не заметила, что этот бар был подозрительным — иногда патрон задергивал шторы, когда танцевали обнаженные женщины, — но что меня взбесило, так это то, что моя сожительница меня обворовывала. Я ушла с тем, что у меня еще не украли. И тогда Варда, с которой я поддерживала контакт, бросила меня в лапы туниски, работавшей в баре рядом с Порт де Лила в Париже. Я начала с мытья посуды, потом научилась принимать заказы. Управляющий, кабил, заметил, что клиенты приходят на меня посмотреть, и приказал мне оставаться в зале. Что очень возмутило туниску. Один принимал меня за приманку, а вторая за прислугу. А когда однажды вечером я вернулась в комнату, которую делила с другой марокканкой, то обнаружила, что у меня украли вещи. Тогда я взяла чемодан и хлопнула дверью.

Я снова была на улице и не знала, кому позвонить. Я подумала о том египтянине из бакалейной лавки. Он принял меня в своей огромной квартире, которую снимал вместе с несколькими жильцами. Он ничего у меня не просил, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Я была мертвым грузом. Где мое будущее? На какое место я могу надеяться в Париже? Я не выучила французский язык. Документы у меня были не в порядке, и меня могли арестовать в любой момент. Я ничего собой не представляла. И тогда позвонил Хишам. Его имя на экране телефона подарило мне глоток надежды. Он думал обо мне, когда я шла ко дну.

— Когда ты приезжаешь? — спросила я. — Ты мне нужен!

— Никогда, ты слышишь? Никогда! Ты даже не смогла остаться мне верной!

Я была оглушена. И позвонила матери:

— Это ты виновата! Моя жизнь разрушена. Меня презирают, мама. Презирают! Я больше не знаю, что делать, кому доверять, куда идти. Я пропала. И это все из-за тебя.

— Из-за меня?

— Я никуда не уехала бы, если бы ты приняла Хишама!

— О, Сорая! Не говори глупости. Возвращайся домой. Франция тебе не подходит. Возвращайся к нам.

У меня даже в мыслях не было вернуться в Ливию. Вернуться? Но я же не была туристом! Ни даже добровольным эмигрантом. Я была беженкой! И в розыске у одного из самых влиятельных людей мира! Я, конечно, вылила на маму всю свою злость, но истинной причиной моего отъезда был Каддафи.

— Мама, возвращаться слишком рискованно. Они снова приедут за мной. Они никогда не оставят меня в покое.

— Мы что-нибудь придумаем, чтобы тебя спрятать. У твоего отца были неприятности, и ты будешь жить со мной в Сирте. Сначала они усиленно тебя искали, но я думаю, что они уже успокоились. Я не хочу, чтобы ты была несчастной в Париже.

Так я приняла решение. За несколько секунд. Не раздумывая, под влиянием депрессии. У меня не было «инструкции по эксплуатации» Франции, меня очаровывала эта страна, но она мне не подходила. Я даже не знала французского языка! Я отправилась к Варде, и она одобрила мое решение уехать. Но она предупредила меня: поскольку моя виза недействительна, мне придется заплатить приличный штраф в аэропорту. К тому же, чтобы уменьшить хлопоты, она сама позвонила одному приятелю, полицейскому из Руасси-Шарль-де-Голль. И тремя днями позже в аэропорту именно он прикарманит 1500 евро, которые я заранее приготовила, избежав запрета на въезд на территорию Франции. По крайней мере мне так объяснили. К счастью, накануне мама мне прислала 2000 евро.

Двадцать шестого мая 2010 года я села в самолет, направляющийся в Ливию, с очень легким чемоданом. Немного одежды, ни единой книги, ни одной фотографии. У меня ничего не осталось от пятнадцати месяцев, проведенных в этом Городе Огней. Даже маленького портрета, который нарисовал художник у подножия Эйфелевой башни одним весенним утром, — Адель оставил его себе на память.

Загрузка...