Наложницы. Гарем Каддафи

3 Амазонки

Те, кого международная пресса прозвала «амазонками», — телохранительницы полковника Каддафи, — весьма способствовали распространению его легенды и славы в средствах массовой информации. Они даже, вероятно, отпечатались у всех в сознании: девушки во все более эксцентричных нарядах, в очках, как у рок-звезд, с кудлатыми черными шевелюрами и с лицами размалеванных, обколотых ботоксом кокаинисток. Они повсюду за ним следовали, затянутые в самые различные униформы, некоторые с оружием, другие без; с волосами, ниспадающими на плечи или тщательно заправленными под берет, пилотку, кепку, тюрбан; сильно накрашенные, с серьгами и подвесками с изображением Вождя; обутые в армейские ботинки или, в виде исключения, в туфельки-лодочки.

Они служили ему знаменем и фоном, привлекали фотографов и очаровывали глав государств и министров, которых они встречали у самолета или принимали в Баб-аль-Азизии во время аудиенции в шатре. Бывший министр иностранных дел Франции Ролан Дюма был рад тому, что его сопровождали «очень хорошенькие вооруженные девочки», а игривые ухмылки Сильвио Берлускони красноречиво свидетельствовали о полученном им удовольствии. Но послание Каддафи было весьма неоднозначным.

Разумеется, он укреплял свою оригинальность на мировой сцене. Мегаломан и провокатор, полковник Каддафи придавал большое значение своему имиджу и постановке своих выходов и речей. Он хотел быть особенным, единственным, не переносил никакой конкуренции или сравнения, препятствовал тому, чтобы в стране и за ее пределами прославилось чье-то другое имя, кроме его собственного (никаких писателей, музыкантов, спортсменов, коммерсантов, экономистов или ливийских политиков, не подчинявшихся его режиму; даже футболистов упоминали только по номерам). Желание заинтриговать весь мир, представив себя единственным главой государства, сопровождаемым исключительно женской охраной, подкармливало эту жажду успеха.

Казалось, он также воплощал в жизнь свои речи о великом освобождении женщин. Какие проводились симпозиумы на эту тему! Какие уроки для Запада и всего арабского народа! Нужно, чтобы все об этом знали: полковник Каддафи — «друг женщин»: ни одного путешествия по регионам, ни одной поездки за границу без встречи с женскими ассоциациями, которые чеканили этот завет. Он уже высказал некую мысль о женщинах в своей знаменитой «Зеленой книге» (равенство полов, несправедливость дискриминации, право на работу для всех при условии сохранения «женственности»…), но затем его высказывания стали более радикальными, результатом чего стало создание в 1979 году Женской военной академии. Два года спустя на презентации первых дипломированных выпускниц он произнес пламенную и триумфальную речь. Эта школа, единственная в мире, должна была стать потрясающим источником гордости для Ливии, как провозглашал он. Смелость молодых ливиек, которые массово записывались в эту школу, стала ярким свидетельством переворота в образе мышления. Нужно было продолжать!

И тогда 1 сентября 1981 года он бросил неслыханный призыв: «Мужчины и женщины арабских наций вынуждены терпеть эксплуататоров. Но и внутри арабской нации женщины находятся под влиянием угнетающих сил, феодализма и жажды наживы. Мы призываем к революции ради освобождения женщин арабской нации; революции, которая станет бомбой, встряхнет весь арабский регион и подтолкнет пленниц дворцов и рынков восстать против своих тюремщиков, эксплуататоров и угнетателей. Этот призыв, без сомнения, отзовется гулким эхом и получит резонанс у всей арабской нации и во всем мире. Сегодня не обычный день, а начало конца эры гаремов и рабов и начало освобождения женщин внутри арабской нации». Таким образом, вооруженные женщины стали главной ценностью революции. И следовательно, доверить им личную охрану было символическим поступком. Акт… феминистической веры. Во всяком случае, именно так часто воспринимали на Западе привязанность Каддафи к женской охране. Какая ирония!

Словом, эскорт амазонок приукрашивал его репутацию обольстителя и подпитывал все фантазии и подозрения. До клише восточного гарема всегда было рукой подать — в противоположность феминистическим положениям, — особенно в связи с отсутствием на публичной арене официальной жены Сафии Фаркаш, на которой он женился в 1971 году (после быстрого развода), официальной матери семерых из его детей. Все эти молодые женщины служили и подчинялись ему, готовые смело отдать свою жизнь… Символ был, скажем так, подозрительным.

Но кем были на самом деле эти девушки в униформе, приближенной охраной и штандартом Вождя? Рассказ Сораи дает резкое опровержение всяческим хвалебным описаниям этой мнимой охраны, нарушающей все техники боя. Разве ее не насильно нарядили в униформу на следующий день после похищения? Разве ее спрашивали перед тем, как включить в этот знаменитый элитный состав, приказав ей во время разъездов и путешествий Вождя подражать другим телохранительницам и принимать озабоченный и строгий вид, подобно тем, от кого зависела жизнь хозяина?

— Что за посмешище! — говорила Сорая, закатывая глаза. — Какое злоупотребление властью!

Если вспомнить, как в декабре 2007 года Полковник прибыл с визитом в Париж в сопровождении кучки амазонок, это подтверждает все обвинения в подлоге: забравшись на крышу речного трамвая, они фотографировались и смеялись, словно школьницы, а потом отправились на шопинг по бутикам на Фобур Сент-Оноре и Елисейских Полях. Нет, эти девушки не учились в военной академии. Да, они действительно были любовницами и сексуальными объектами Каддафи. Его фаворитками или маленькими рабынями.

— Мне тошнило от их спектакля! — скажет мне из мисуратской тюрьмы Саед Каддаф Эддам, кузен Вождя и военнослужащий высокого ранга.

***

Расследование в Триполи оказалось нелегким. Никто не хотел даже слышать о пресловутых телохранительницах. Они исчезли вместе с Вождем. Испарились! Упоминание о них вызывало лишь смущение и презрение. И прежде всего в ливийском министерстве обороны, у входа в который топтали ковер с изображением Каддафи.

— Их существование серьезно повлияло на имидж ливийской армии, — уверял меня Уссама Джуили, министр, назначенный после смерти Вождя, командир повстанцев города Зинтан. — Какой позор! И какая пощечина настоящим военным, тем, кто считает свою профессию благородной и защищает свою страну! Каддафи выставлял их на первый план, чтобы привлечь объективы и приукрасить свой имидж, но это было лицемерием. В это время он уничтожал собственную армию. Невыносимо! Я был молодым капитаном, и все закончилось тем, что я возненавидел этот институт до такой степени, что хотел выйти в отставку при первой же возможности. До чего мы докатились бы? Как принимать всерьез этих женщин, брошенных на растерзание? Кто мог хоть на секунду представить, что он полностью доверял им свою защиту? Что вы! Они там присутствовали лишь ради шоу, для забавы окружающих и, как бы так выразиться, для разнообразия его досуга. Это было отвратительно.

Такая же реакция последовала и со стороны Рамадана Али Зармуха, председателя военного совета Мисураты, третьего по величине города страны и, безусловно, одного из самых пострадавших во время сражений. Он тоже очень скоро уволился из армии Каддафи, несмотря на звание полковника. И он тоже выступал против «маскарада» и «жалкого театра», имея в виду не только телохранительниц, но и всех женщин-солдат.

— Я вас уверяю, это бедные девочки! Они являлись в наши ряды, вдохновленные речами этого подонка и манипулятора, и все для того, чтобы бросить пыль в глаза всему миру и удовлетворить его личную похоть! Они были малообразованными, нетренированными, а зачастую лишенными родительского благословения. А впрочем, как могли их семьи сознательно согласиться на то, чтобы бросить своих девочек в мир мужчин? В Ливии! Это возмутительно! На них смотрели как на жертв, в то время как он хорохорился в окружении любовниц и марионеток, неспособных защитить его, позади которых, само собой разумеется, ставили мужчин.

Их мнения были радикальными, разделяемые всеми военными и повстанцами, которых я смогла опросить. Мужской шовинизм? Вероятно, немного есть, военная иерархия и традиционное ливийское общество никогда не приняли до конца интеграцию женщин в армию. Нужно заметить, что полковник Каддафи уничтожил ту эпоху в стране, когда женщины были прежде всего женами и матерями, часто запертыми в доме. Начиная с 1975 года, он стал выдвигать понятие «вооруженный народ» и поддержал идею о том, что оружие больше не должно оставаться монополией традиционной армии, которую он призывал уничтожить; его следовало отдать в руки граждан, которых нужно было срочно обучить. В 1978 году он обнародовал закон об обязательном военном образовании, в частности, в лицеях для мальчиков и девочек. Это был небольшой переворот, поскольку последние, к удивлению их родителей, должны были отправиться в казармы и обучаться там у преподавателей-мужчин.

— Боевое облачение женщины стоит большего, чем шелковые одежды глупой, невежественной, искусственной буржуазки, которая не осознает тех вызовов, с которыми столкнется сама и, как следствие, столкнутся ее дети, — заявил однажды Вождь.

В 1979 году он создал Женскую военную академию и послал в школы для девочек шайки крайне назойливых вербовщиков. Следовало действовать быстро. Освобожденные и вооруженные женщины стали бы лучшей пропагандой для него. Три месяца обучения для женщин-солдат, завербованных по окончании третьего класса средней школы; два года для женщин-офицеров, отобранных после получения степени бакалавра. Наконец, в 1981 году он выдвинул идею о движении «религиозных революционерок», открытом для всех женщин, гражданских и военных: «элита элиты».

Чтобы вас туда приняли, следовало отказаться от замужества и посвятить свою жизнь — всю свою жизнь — исключительно защите целей революции, другими словами, пожертвовать собой ради Вождя. Это была его самая заветная фантазия. Упомянув христианских сестер, «которые одеваются в белое, символ невинности, полностью посвятив себя идеалу Христа», Муаммар Каддафи в своей речи, произнесенной 13 февраля 1981 года перед пионерами женского революционного движения, нарочно выступил с провокацией: «Почему христианки становятся религиозными, а вы сидите, словно в зрительном зале? Неужели христианские монахини обладают большим величием, чем арабские женщины?» И в завершение он сказал: «Религиозная революционерка священна и чиста благодаря своему отречению и тому, что она поднимается над обычными индивидуумами, чтобы стать ближе к ангелам».

Я не встретила ни одной религиозной революционерки. Со времен Каддафи они уже слились с обществом, и никому не удалось их сосчитать. Бесполезно уточнять, что сегодня никто не заявляет о подобных титулах. Но я взяла интервью у двух женщин-полковниц, которые ответили на призыв Вождя, будучи еще очень юными, и с энтузиазмом записались в армию. Одна из них быстро разочаровалась и говорила о своем желании уйти в отставку, но после смерти Каддафи снова обрела интерес к своей профессии. Вторая, которая сегодня сидит в тюрьме и ждет оглашения приговора за убийства во время гражданской войны, впадает то в ностальгию, то в ярость.

***

Потребовалось несколько дней, чтобы убедить полковницу Фатиму поговорить со мной. Априори ей не в чем было себя упрекнуть. Но вот в чем дело: она была военнослужащей, она поверила в заветы Вождя и она была одной из тех, кто совершил историческую ошибку. Несмотря на пропаганду, ливийцы никогда не питали симпатий к женщинам-солдатам, и они ясно выражали свое неприятие с началом революции 2011 года. Это было нелегко для тех несчастных, кто уцелел после эры Каддафи. Никакого желания двигаться вперед. И все же Фатима отбрасывала мысль о том, что женщин навсегда изгонят из армии, что бесчинства и обманы Вождя используют, чтобы их дисквалифицировать. Это было бы несправедливо и оскорбительно.

В конце концов однажды вечером ко мне в номер пришла Фатима, немного напряженная импозантная женщина пятидесяти лет, закутанная в широкое красное манто, в черном платке, обхватывающем толстощекое лицо. Место ей казалось нейтральным и тихим. По ее словам, вероятно, пришло время сказать правду.

— Когда в семидесятых годах в мой лицей пришли вербовщики, они меня покорили: мысль о том, что меня зачислят на военную службу, показалась мне настолько блистательной, что я не видела своего будущего без армии. Ничто не могло быть более волнительным, чем защита своей страны; мужчины и женщины вместе и на равных. Какая потрясающая… и революционная идея! К тому же нам приводили в пример алжирскую революцию, во время которой молодые женщины, такие как Джамиля Бухиред, подвергались всяческим рискам, служа офицерами связи, устанавливая мины, борясь за освобождение своего народа. Это были великолепные героини. Женщины поднимали голову. Я мечтала о таком же долге.

С недавних пор в школах стало весьма важным военное образование. Физические нагрузки, владение оружием, конференции, экзамены… Фатима с головой в него погрузилась, убежденная в том, что таким образом участвует в программе «вооруженный народ», о которой говорил Каддафи. Ее родители были возмущены тем, что учениц лицея просили носить мужские униформы. Это казалось неприемлемым.

— Ливийское общество не было готово, — говорила она. — Но мы, молодежь, — мы попались на крючок. И потом, когда военная служба снова стала обязательной и каждый ливийский гражданин должен был посвятить несколько недель в год тренировкам, мы все были вынуждены вступить в проект. Каждый ливиец имел удостоверение военнослужащего запаса.

Продажа карт фактически позволяла богачам уклоняться от тренировок, но тогда она еще об этом не знала.

Итак, в 1980 году Фатима поступила в Женскую военную академию в Триполи, которую тогда закончили только два потока выпускниц. Она встретила там девушек из Египта, Ливана, Алжира, Судана. Преподавали тогда в основном мужчины, а занятия были изматывающими: азбука Морзе, картография, делопроизводство, военная тактика, обращение с оружием, маневры, включая ночные и во время штормов.

— Но это стоило того! Мы были приманкой для всего мира. Отовсюду приезжали телевизионщики. Мы словно летали на крыльях. Мы были будущим. Мы были современными!

Разумеется, каждое выступление Каддафи еще больше зажигало женщин. Он был их кумиром, и они не сомневались в его намерении изменить жизнь ливиек и в один прекрасный день возвести некоторых из них в ранг генералов.

А потом состоялась церемония вручения дипломов и парад с прозвучавшим тысячу раз маршем.

— Я была слишком усталой, чтобы до конца дослушать речь Вождя!

Но не прошло и месяца, как Фатима разочаровалась.

— Нас просто использовали. Обещания были лишь враньем. Каддафи презирал свою собственную армию. И конечно же, ничего не ожидал от женщин. Если только все это не затевалось лишь ради его имиджа… и создания резерва любовниц.

Фатиму назначили офицером в одной школе неподалеку от Баб-аль-Азизии. Официально она отвечала за ежедневную военную подготовку, но «девушки из клики Каддафи» относились к этому презрительно.

— Я носила униформу и титул, лишенный всякой власти.

Потом ее перевели в здание штаба армии. По утрам за ней заезжал шофер, но у нее не было никакой роли, и ей платили меньше обычного.

— Тогда понемногу мои сокурсницы стали испытывать горечь. Наше обучение было ни чем иным, как мошенничеством, любовь к нации умерла. Мы говорили себе: «Мы испортили себе жизнь!» Я перестала носить униформу, потом потеряла ее, забыла свой регистрационный номер, забросила все, чему меня учили в школе. Я даже не смогу разобрать автомат Калашникова!

Ах, конечно, если бы ее приняли в ряды телохранительниц, она наверняка получила бы некоторые преимущества, в частности, возможность путешествовать и весомый оклад. Но для этого следовало быть высокой, красивой, иметь длинные волосы… и попасть на глаза ближайшему окружению Каддафи и самому Вождю, как это случилось с Сальмой Милад, так часто встречающейся в истории Сораи. Она была замечена во время визита в город Злитен.

— Телохранительницы Каддафи не представляли собой настоящего отряда. Это была всего лишь компания девушек, вышедших из спецслужб, полицейской и военной академий, бывших «стражей революции», «религиозных революционерок» и… его любовниц. Каддафи пользовался ими, как хотел, и ни одна из них не имела возможности сопротивляться, тем более жаловаться. Самые хитрые смогли извлечь от этого выгоду и получили в подарок машины и дома. Но сделайте одолжение, забудьте об имидже элитного отряда! Это было невесть что! Простой декор, куда Каддафи позаботился включить несколько черных женщин, дабы показать, что он не расист, обеспечив тем самым путь в Африку. Настоящие телохранители, которые занимались делом, не показывались на первом плане. Это были мужчины из его родного города Сирта.

Фатима утверждала, что она с восторгом наблюдала за продвижением восстания против Каддафи в начале 2011 года. Официально она присоединилась к нему 20 марта, предложив свой автомат Калашникова повстанцам. Но она оставалась внутри системы, добывая максимум сведений и распространяя листовки по армейским офисам.

— Дезертирство не было выбором, в противном случае я сегодня очутилась бы с родителями в общей могиле.

В дальнейшем она состояла в военном отряде под руководством Абдельхакима Бельхаджа, командующего военным советом Триполи; она утверждала, что снова почувствовала увлеченность и обрела веру в свою профессию. Но она знала, что потребуется время для возмещения ущерба и возвращения доверия к женщинам в униформе.

***

Со второй полковницей я встретилась в небольшом прибрежном городке Эз-Завия, в пятидесяти километрах от Триполи. В самом начале она отказывалась называть мне свое имя, но потом, в конце беседы, весьма неожиданно, бросила мне его, словно в знак доверия. Подарок.

— Ладно! Меня зовут Аиша Абдусалам Милад. Прощайте!

В глубине небольшого двора находилась выкрашенная в желтый цвет камера с забитым окном, с железной дверью с массивным засовом; здесь было два спальных места: прямо на полу лежал матрас, стояла также убогая железная кровать. Сбоку со стены на проводе свисала тусклая лампочка, в углу виднелся электрический радиатор, а также чайник. Я сначала удивилась, обнаружив в таком крохотном помещении двух человек, и подумала, что они обе заключенные. Но свернувшаяся калачиком на кровати женщина, которая казалась намного более несчастной, с запавшими глазами и измученным лицом, объяснила мне, что она — охранница и что после того, как она прожила пять лет в своей машине — «никто не хотел сдавать комнату одинокой и бедной женщине!», — впредь она предпочитала делить камеру с заключенной.

Последняя же, наоборот, была в отличной форме. Высокая, худощавая, волосы уложены тюрбаном, тонкое лицо, на левой щеке родинка, в полосатом свитере, поверх которого она носила черный бархатный костюм. Сидя по-турецки на матрасе, она согласилась вспомнить свой жизненный путь, но настаивала, чтобы все сразу стало ясно: она была военнослужащей по профессии — «и по призванию» — но никогда не принадлежала к «клике» Каддафи и к его телохранительницам. Сделав это уточнение, она смогла описать свою любовь к армии, зародившуюся еще в молодости, роковую встречу с вербовщиками, которые посетили ее школу в пустынном сахарском городке Себха, вотчине племени Каддафи, и свое поступление в Женскую военную академию в конце 1983 года. Как и многие ученицы, она была из многодетной семьи (девять детей) со скромными доходами, которая весьма недоверчиво отнеслась к тому, чтобы их дочь надела униформу.

— Мы все были вынуждены выламывать двери. Но какое это было счастье! Вооруженный народ должен был наполовину состоять из женщин, иначе теория Вождя не имела бы смысла. Наконец-то Каддафи доверял девушкам и вытаскивал их из дома!

Параллельно ей удалось получить диплом медсестры, и по окончании академии, в 1985 году, ее откомандировали на родной Юг обучать других девушек; вскоре она получила повышение в чине. Вернувшись в Триполи двадцать лет спустя, она влилась в высшие руководящие органы «стражей революции» — структуры, на которую возлагалось обеспечение охраны Вождя, где в ее функции входил регулярный отбор… его телохранительниц.

— Вы говорите об ответственности? Именно они должны были показать всему миру, что ливийская женщина вооружена и почитаема. Эти девушки играли роль послов. Я не имела права ошибиться!

Поэтому она подбирала «эффектных». Что это значит? «С харизмой». Хорошеньких?

— Безусловно. Я хотела, чтобы они были привлекательными и впечатляющими. И я предпочитала высоких, в противном случае я заставляла их носить обувь на каблуке.

Все девушки мечтали быть избранными и умоляли Аишу позволить им когда-нибудь выйти в свет.

— Это могло перевернуть их жизнь, особенно если они не были профессиональными военнослужащими. Они сопровождали Вождя во время путешествий, получали конверты с приличными деньгами. И, поверьте мне, оказавшись в таком положении, они делали все возможное, чтобы оставаться на высоте. Макияж, безупречный вид… Они прекрасно понимали, что все камеры были нацелены именно на них.

Аиша не желала говорить о телохранительницах Каддафи. Это совершенно секретно. Она выполняла свою работу, предлагая ему красивых девушек. Что с ними происходило потом, ее совсем не касалось. Я настаивала. Разве не всем был известен тот факт, что Вождь быстро превращал их в своих любовниц? Но Аиша молчала с непроницаемым выражением лица. Она также отказывалась вспоминать такого персонажа, как Мабрука, ту единственную, кто не носил униформу, но при этом все знали о ее огромной роли в организации женского окружения Каддафи.

— Я не хочу, чтобы меня в это ввязывали. Моя жалкая зарплата — 832 динара в месяц (около 500 евро) — доказывает, что у меня не было ничего общего с кликой и делишками телохранительниц!

И, к моему удивлению, она вдруг сняла серьгу и протянула мне:

— Вы видите? Это даже не золото! Многие телохранительницы заработали целое состояние. А у меня нет ничего!

Даже свободы.

Она говорила, что у нее осталась честь. Гордость за то, что она носила цвета ливийских воинов. Она кричала во весь голос о своей непреклонной верности Вождю и армии во время последней войны. Она честно выполняла приказы и сражалась с повстанцами. «Профессионалка», как она о себе заявляла. Без сомнения. Однако начальник тюрьмы, повстанец, который позже настоял на моем визите в зловещий мавзолей Эз-Завии, предназначенный для мучеников революции, имел о ней совершенно другое мнение. Он обвинял ее в том, что она одна замучила и убила нескольких заключенных. Если большинство женщин-солдат отпустили, то Аишу арестовали 21 августа, и она еще долго будет ждать суда.

— Положение женщин-военных при Каддафи было жалким и печальным, — скажет мне позже вице-министр социальных дел Нажва аль-Азрак, которая вела ее досье. — Военная академия была для Вождя уловкой, чтобы обеспечивать себя женщинами. С течением времени, когда у него появились другие источники, он потерял интерес к академии, и она стала угасать.

Тем не менее во время гражданской войны, когда режим приперли к стенке, были мобилизованы многочисленные женщины-солдаты, которыми до сих пор пренебрегали и содержали в казармах. Некоторых послали воевать вместе с наемниками, среди которых были и женщины. Других во время осады Триполи распределили по контрольно-пропускным пунктам города проверять документы и машины или же отправили на унизительную работу — свистеть в свистки, управляя длинными очередями за топливом. Марионетки Каддафи. Символ его режима. Их ненавидели народ и повстанцы. Некоторые дезертировали, других схватили или выдали — они заплатили своей жизнью или изнасилованием за связь с революцией. Были еще те, которых группами брали с собой на линию фронта для «удовлетворения желаний» мужских батальонов.

Судьба многих телохранительниц Каддафи рискует остаться неизвестной. Найденные в развалинах Баб-аль-Азизии тела, кажется, указывают на то, что многих из них ликвидировали в августе, в последние часы режима. В момент краха и отчаянного бегства Вождя они стали ненужными.