После того как белый полицейский тоже полюбовался на диковинку, они с темнокожим принялись о чем-то шушукаться. Тиллмэн вышел из «Милорда» и застыл под дождем, ловя обрывки их беседы, долетавшие до него, как обрывки ветоши, разносимой ветром.
– … поискать бы эту зловонючую башку…
– … поискать на хрен где?..
– … чисто срезано… под самый корень…
– … может, японка…
– … с чего ты на хрен взял?
– … волосы внизу как черная проволока… странный цвет кожи…
– … убийство на этнической почве… может, и так…
Темнокожий полицейский время от времени поглядывал в сторону Тиллмэна, узнавая и не узнавая его, а когда белый отправился в машину передать сообщение по рации, наконец узнал окончательно.
– Сэр! Меня зовут офицер Оборн. А моего напарника, он сейчас в машине, офицер Шуновер. Вы стали свидетелем этого инцидента?
– Я въехал на бульвар сразу после того, как…
– Я спрашиваю, вы свидетель или участник?
– Я же говорю вам: я сидел за рулем «БМВ». И выждал у перекрестка, чтобы убедиться, что никто не едет навстречу. Потом нажал на педаль…
– Как вас зовут, сэр?
– Эммет Тиллмэн.
– Мы с вами знакомы?
– Вы могли видеть меня по телевизору. Оборн просиял.
– Ну, конечно, сэр. Этот полицейский сериал!
– Не знаю, откуда он взялся, но гнал он как чумной, – сказал Тиллмэн. – Когда я, выезжая из-за перекрестка, нажал на педаль, его еще не было…
– Так какая из этих машин, сэр, принадлежит вам?
– Серебристый "БМВ-635".
– Ага, вижу.
Подошел белый полицейский.
– Привет, Шуновер, – сказал Оборн. – Вызвал мясников?
– Я вызвал детективов и кого-нибудь из начальства. Поганая история. Страшно поганая. – Он посмотрел на Тиллмэна. – Не знаете ли вы, сэр, куда могла запропаститься голова?
Тиллмэн начал рассказывать свою историю по новой. Возможно, повезет ему только на третий раз.
– Когда я выехал на бульвар, здесь никого не было…
– И тут вы нажали на педаль, – подсказал Оборн.
– Верно. А эта машина взялась неизвестно откуда.
– Почему неизвестно? – удивился Шуновер. – Она ехала по Голливудскому бульвару с востока на запад.
– Но вам же на хер ясно, о чем я, – возразил Тиллмэн.
– А вот такие выражения совершенно ни к чему, мистер Тиллмэн. У вас, наверное, есть слуги. А, есть у вас слуги или нет?
– Есть. У меня есть помощники.
– Вот. И на слуг своих можете орать, сколько вам заблагорассудится. А нас хоть и называют слугами общественного порядка, орать на нас лучше не стоит.
– Прошу прощения, но я просто в шоке.
– Ничего страшного, мистер Тиллмэн, – сказал Оборн, которому, судя по всему, было жаль артиста. – Мы вас не обидим. Мы с женой смотрим вас по ящику. Она говорит, что для полицейского вы просто красавчик. – Но тут же добавил: – Так сколько вы сегодня вечером выпили?
И это походило на нож, коварно всаженный в спину.
"Вечно одно и то же, – подумал Тиллмэн. – Стелют мягко, а спать потом будет жестко. Главное, не распускать язык".
В седане бежевого цвета прибыли детективы. Вид у них был радостный и вместе с тем гнусный. Радостный, потому что у них нашлось чем заняться дождливой ночью. А гнусный, потому что за эту вылазку под дождь они собирались спустить с первого, кто подвернется им под руку, три шкуры.
Тиллмэн узнал в них своих знакомых – и обрадовался.
Мало того, что они были знакомы. Эта парочка принимала участие в съемках сериала в качестве технических консультантов. Несколько месяцев назад. Лаббок и Джексон. Тиллмэн подумал, что, строго говоря, может назвать их своими приятелями.
Дождь уже еле накрапывал. Может, тучи сейчас разгонит. И рано или поздно выглянет солнышко. Тиллмэн встал на тротуаре около подъездной дорожки, дожидаясь, пока детективы не заметят и не узнают его, а Лаббок меж тем подсел к трупу водителя, подвернув полы плаща, чтобы не елозить ими в луже. Джексон встал рядом с ним. Он посмотрел на Тиллмэна, однако ничего не сказал. А Лаббок и вовсе смотрел сквозь актера, словно тот был стеклянным. Оборн со служебным блокнотом в руке подошел к Джексону.
– Привет, – сказал Тиллмэн. – Ну и в дерьмо мы вляпались!
– Вы что-то сказали? – откликнулся Лаббок.
– Вы это мне? – спросил Джексон. Тиллмэн почувствовал во рту едкий вкус желчи.
– Да вы, парни, меня, должно быть, не узнаете…
– Почему же, мистер Тиллмэн, мы знаем, кто вы. – Джексон шагнул к нему. – А что вы делаете на улице в такой час?
Оборн пробормотал ему что-то на ухо, стараясь, чтобы Тиллмэн даже по шевелению губ не догадался, что именно. Джексон тщательно выслушал, причем на его широком лице не появилось и тени улыбки. Вид у него был самый серьезный, чтобы не сказать угрожающий.
– Офицер Оборн сообщил мне, что вы сидели за рулем "БМВ".
– Именно так.
– Судя по всему, «БМВ» врезался в эту колымагу, – сказал Лаббок. – И прикончил горемычного ублюдка на месте.
– Мгновенная смерть, – согласился Джексон.
Лаббок встал во весь рост. Он щелкнул пальцами, показывая, как мгновенно должен был погибнуть водитель.
– Крайне скверно.
Он подошел к телу, покрытому одеялом. Тиллмэн двинулся было следом за ним. Джексон, резко развернувшись, преградил ему путь.
– Куда это вы собрались, мистер Тиллмэн?
– Я только собирался…
– Стойте, где стоите, мистер Тиллмэн. Ни к чему топтаться во всей грязи, которая тут найдется. И держитесь в сторонке до тех пор, пока вы нам не понадобитесь. Мистера Тиллмэна уже проверили на алкоголь?
– Нет еще, – ответил Оборн.
– Он прошелся по прямой, нашел вслепую кончик носа?
– Еще нет.
– Скверно, офицер. Делайте то, что вам положено.
Оборн кивнул, однако не стал приставать к Тиллмэну.
Лаббок заглянул под одеяло.
– Обезглавленная потаскушка, Джексон. Что по этому поводу думаешь?
– Думаю, что это предельно паршиво.
– Послушайте, ради всего святого, – сказал Тиллмэн. – Какого хрена вы так со мной разговариваете? Я думал, мы кореши.
– Вот как? А я вот не думаю, что мы с вами кореши. Знакомые, это допустим. Но даже будь мы с вами и впрямь корешами, дело очень серьезное и мы должны отнестись к нему с максимальной серьезностью. Так что пивко мы с вами пить не будем, по плечам друг другу хлопать тоже не будем и рассказывать друг другу похабные истории не будем. И давать ложные показания тоже не будем.
– Ради всего святого, я и не собирался давать вам ложные показания.
– Мне бы не хотелось, чтобы вы так часто суесловили, мистер Тиллмэн, – сказал Джексон. – Я, знаете ли, набожный католик.
Подъехал лейтенант полиции в форме. Лаббок, Джексон, Оборн и Шуновер тут же слетелись к начальнику, как мотыльки на пламя. Минуты три они о чем-то докладывали ему приглушенными голосами. Время от времени оба детектива и лейтенант посматривали в сторону Тиллмэна.
Сирена "скорой помощи" взревела на расстоянии пяти кварталов отсюда. И тут же, волчицей, отвечающей на любовный призыв, взревела вторая сирена, с противоположной стороны.
Лаббок и Джексон подошли к Тиллмэну. Лица обоих сияли.
– Ну что, сукин сын, в большое дерьмо мы вляпались, – воскликнул Лаббок.
– Пару минут назад Эммет сказал буквально то же самое, – радостно объявил Джексон, как будто подобное совпадение само по себе создавало повод для веселья.
– Вот так история! Дружище Эммет вечно найдет, куда вляпаться. Верно, старина?
– Ради всего святого, парни, ну, и страху вы на меня нагнали, – воскликнул Тиллмэн. Он хотел было похлопать Лаббока по плечу, но тот увернулся, и актер вспомнил все предупреждения, которые делали ему Кейп и даже Свистун. – Вы повели себя так, словно меня впервые увидели.
– Ну, понимаешь, Эммет, мы консультировали ваш сериал только восемь недель, а потом нас уволили.
– Я не знал об этом.
– Да, велели нам убираться на все четыре стороны, – сказал Лаббок.
– А с какой же стати?
– Честно говоря, сами не знаем.
– Хотя… – встрял Джексон. – Нам намекнули, будто ты к этому руку приложил.
– Да ради всего святого… мне так жаль…
– Забудь об этом. Никаких обид.
– Я хочу сказать, что за блядство! С какой стати я бы стал требовать, чтобы вас убрали из сериала?
– Вот нам и самим это было интересно. Ты же понимаешь, о чем я? Нам-то всегда казалось, что мы с тобой закорешились, – заметил Лаббок.
– Да, знаешь, как оно бывает. Пропустишь пивка, похлопаешь друг дружку по плечу, расскажешь какую-нибудь похабную историю, – добавил Джексон.
– Ну, на хер, так же оно на самом деле и было! А кто сказал вам, будто я покатил на вас бочку?
– Однозначно не сказал никто. Но Мэнни Острава, увольняя нас, намекнул на что-то в этом роде.
– Врун паршивый! Джексон посмотрел на Лаббока.
– Разве я не говорил тебе, что старина Эммет на такое не способен?
– Именно это ты и говорил. А теперь, Эммет, насчет этого мертвого гражданина и безголовой пробляди…
– Ни хрена себе!
Джексон мрачновато усмехнулся.
– Ты хорошенько рассмотрел эту штуку под одеялом?
– Мне не хотелось как следует вглядываться.
– Ну, это понятно. Тебя бы просто стошнило. Да и ничего удивительного!
– Просто чудовищно.
– И выглядит, на хер, совсем как настоящая.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот видишь, и ты поверил. А она ненастоящая. Чего нет, того нет. Надувная. Этот мужик на мостовой – он занимался трюками на киностудии. Он-то и на самом деле мертв, а бабенка – надувной манекен.
Прибыла первая из карет "скорой помощи". Частная. Имя владельца – Хаймер Морчуари – скромной золотой краской выведено на дверце.
Глаза у Борна полезли на лоб. Ничего не понимая, он уставился на Шуновера. Меж тем двое сотрудников частной службы "скорой помощи" молча взвалили безголовое тело на носилки. Тело попрежнему было покрыто одеялом, которое накинул на него Боско. "Трупный комбинезон" припасти не озаботились.
Лаббок, Джексон и Тиллмэн застыли в ожидании.
Лейтенант, Оборн и Шуновер держались так, словно им каждый день доводится транспортировать обезглавленные трупы.
Уличные бродяги, пропойцы, потаскушки и прочий сброд наблюдали за происходящим с таким интересом, как будто оно было телепремьерой.
Из-за стеклянной витрины «Милорда» на улицу смотрел Боско. Его преследовала фантомная боль в несуществующей руке, которую отчаянно хотелось сжать в кулак.
Через минуту после отбытия частной кареты "скорой помощи" прибыл фургон из морга. Женщина-эксперт самым тщательным образом осмотрела тело водителя. Впрочем, на весь осмотр ей понадобилось не больше минуты. Водителя одели в «комбинезон», погрузили в машину, и фургон убыл.
– Вот чем мы займемся, – сказал Лаббок. – Прямо сейчас заслушаем подробный отчет офицера Оборна. Позвоним в техническую мастерскую, велим забрать красавчик «БМВ» и перевезти его на полицейскую стоянку. Чтобы у тебя не было никаких неприятностей.
Джексон что-то прошептал ему на ухо.
– Ты прав, – согласился Лаббок. – Послушай, Эммет, мы попробуем пошевелить мозгами так, чтобы твоя фамилия не попала в рапорт. А ты отправляйся домой, и можешь выкинуть все это из головы. Договорились? Словно ничего и не было. А мы уж проведем такую зачистку, чтобы комар носа не подточил.
В особняке Уолтера Кейпа не было сейчас никого, кроме уборщиков и постоянных слуг. Последние по большей части давным-давно легли спать в дальнем крыле здания.
Телефонный звонок раздался примерно через час после того, как Кейп разбудил Буркхарда. Так что сомневаться в компетентности последнего не было никаких оснований.
– Ваш друг-актер вернется домой с минуты на минуту. А может, уже вернулся, – начал Буркхард.
– Один ноль в вашу пользу, Билл.
– Я не веду подсчет очков.
– Ну ладно, Билл, вы меня знаете, за мной не пропадет.
– Проехали.
– А как вы распорядились обезглавленным телом?
– Отправил его на частное кладбище.
– Вот как?
– Не хочу, чтобы репортеры рвали мне подметки прямо сейчас. А чем вы недовольны, Уолтер?
– Понимаете, Билл, мне не чуждо естественное любопытство.
– На частном кладбище имеется морг – и тело пробудет там до тех пор, пока я не разберусь, что, собственно, происходит.
– А вам уже удалось что-нибудь выяснить?
– Почти ничего. Такое время суток, Уолтер. Большинство людей сейчас в постели. Я выяснил, что погибшего в аварии водителя звали Вилли Забадно, он был ночным сторожем деревенского морга. Соответственно, можно почти со стопроцентной гарантией предположить, что и тело откуда-то из сельской местности… Теперь мне остается выяснить, кем была девица и с какой стати этот Забадно повез ее покататься дождливой ночью… Знаете что, Уолтер?
– Что, Билл?
– Чертовски забавно жить в этом городе.
Вернувшись домой, Тиллмэн первым делом проблевался в туалете. Это несколько привело его в чувство, поэтому он проследовал к бару и смешал себе коктейль. Открыв жалюзи, окинул взглядом голливудскую панораму. В небе проплывал самолет, сияя россыпью рубиново-красных и изумрудно-зеленых огней. Тиллмэну захотелось заплакать. И удержался он от слез лишь из страха, что, раз заплакав, не сможет остановиться. Он не удивился бы, если бы этот чертов самолет сейчас рухнул наземь. Пронзительно заверещал телефон. «Начинается», – подумал он.
– Я звоню сюда каждые пятнадцать минут, – сказала Шила. – И уже собралась было позвонить в городскую тюрьму.
– А с какой стати ты так волнуешься, солнышко?
– Я боялась, что тебя упрячут за решетку. Прицепятся к чему-нибудь – и упрячут.
– Если бы ты позвонила туда, поднялся бы страшный переполох. Полицейские на месте даже не сообразили бы, о чем ты толкуешь. Друзья предложили мне отправиться домой и выкинуть всю эту историю из головы.
– Просто так? Просто так взяли и отпустили?
– Господи, Шила, с кем, по-твоему, ты связалась? С каким-нибудь ничтожеством в весе пера?
– Вес пера – это не про тебя.
Ну ладно, раз уж она сказала это, то почему не добавила, что и «ничтожество» – это тоже не про него? Или она дает ему понять, что считает его как раз ничтожеством? Или намекает на то, что решила сыграть собственную игру? Хитрожопая поблядушка!
– Ну и как, этот говнюк благополучно доставил тебя до дому?
– Если ты считаешь его говнюком, почему ты позволил ему увезти меня? Ты ведь его впервые в жизни видел. Он ведь вполне мог оказаться насильником.
"Что ж, – подумал Тиллмэн, – значит, обломилось бы мужику такое, чего он в жизни не нюхал".
– Я решил избавить тебя от допроса. От целой кучи неприятностей.
– А себя ты решил избавить от кое-чего похлестче. Может, и от тюремного заключения.
"Ах черт, – подумал Тиллмэн, – вот оно, начинается. Прежде чем кадрить эту девку, надо было приглядеться к ее клыкам и коготкам. Да, но интересно, кого она из себя строит? Да ведь и в машине ломалась…»
– Ну-ка повтори.
– Меня мучают угрызения совести. Мы с тобой занимались тем, чем не положено заниматься в машине, ночью, на скользкой дороге, а в результате произошла авария и в ней погиб, как минимум, один человек. Мне теперь не заснуть. И не думаю, что я в ближайшее время смогу заснуть спокойным сном.
– Прими валиум, – стараясь сохранять хладнокровие, сказал Тиллмэн.
– Таблетки вызывают привыкание. Нет, мне надо чем-нибудь забить себе голову и утомиться как следует – а уж потом я свалюсь в койку и засну.
– Ну, и есть что-нибудь на примете?
– Вот на съемках я только работаю, ем и сплю. То есть, я ничего не имею против, но съемки забирают у меня всю энергию. Я работаю, ем и сплю. И если бы меня пригласили на съемки…
– В моем сериале…
– Ну, я думаю, для тебя это было бы совсем просто. Ты же и так не в весе пера.
– Маленькая роль? Контракт на два-три дня?
– Пожалуй, этого хватило бы. Впрочем, не знаю. Но можно попробовать.
– Может быть, мне удастся заставить их вписать в сценарий роль недельки так на четыре, на пять?
– Это было бы просто великолепно! Я хочу сказать, долгие часы репетиций, а потом съемки – это так вымотало бы меня, что каждый вечер, придя домой, я сразу же засыпала бы. Каждый вечер в течение нескольких недель!
– Потому что, принимая участие в съемках, ты только тем и занимаешься, что работаешь, ешь и спишь.
– Ну, и еще, возможно, время от времени с кем-нибудь трахаюсь.
– Ага, понятно. Только знаешь что?
– Что?
– Трахаться тебе придется с самой собой.
– О Господи, как вспомнишь этот обезглавленный женский труп! На мостовой, под дождем, совершенно обнаженный… Такое не скоро забудешь.
– А никакого трупа не было. Это был манекен. В разговоре возникла смутная пауза.
– Это, должно быть, какая-нибудь хохма? Типа выражения: никакая это не женщина, это моя жена?
– Объясняю тебе, что тревожиться тебе не о чем. И впадать в бессонницу у тебя нет повода. Я не дам тебе никакой роли, а что касается твоей мохнатки, так, по мне, можешь ее просто-напросто зашить. Вот такие-то дела, милая!
– Что ж, мне придется все это тщательно продумать. И, может быть, обратиться за советом к умным людям.
Она повесила трубку. Тиллмэн тут же позвонил Кейпу. Впрочем, позвонить туда ему было велено.
– Я к вашим услугам, Эммет. Вы уже дома?
– Да, сэр, дома.
– Ну, и как все прошло?
– Просто ничего не могу понять. На мостовой лежали два тела. Одно из них обезглавленное. Полицейские, приехав, принялись давить на меня. Ну, сами понимаете. Никаких улыбок. Никаких шуточек. Этак вежливо, но с угрозой. Имя, адрес, телефон. Они узнали меня, они меня прекрасно знали, но и виду не подали. Затем приехали детективы. Еще того не легче. Буквально буравят меня взглядами. Понимаете, что я хочу сказать? Дают мне понять, что я лжец и убийца и что мне нужно держать ухо востро, иначе они вздернут меня на ближайшем уличном фонаре.
– Это были ваши знакомые?
– Ну конечно же! Лаббок и Джексон. Я их знаю по работе над сериалом. Понимаете, что я имею в виду? Восемь недель они сидели у нас на жалованье. Профессиональные консультации. Они мне это напомнили, да только я и сам это знал. Насчет восьми недель не знал, а про консультации знал. Мы с ними работали вне павильона. На улицах. Днем и ночью. Не раз пили пиво. Я думал, они мои кореша. Лаббок и Джексон. Вы с ними знакомы?
– А что, у меня есть причина для знакомства с ними?
– Нет, конечно же. Это я сдуру брякнул. С какой стати вам знать людей вроде Лаббока и Джексона? Просто я решил, что вы всех на свете знаете.
– Я знаю всех, кого мне хочется знать. Всех, знать кого у меня есть причина. Так что и с этими детективами мне придется познакомиться. Лаббок и Джексон, вы говорите, И они насели на вас всерьез и…
– Сперва насели. Они подошли к обезглавленному телу, сняли с него одеяло, которым укрыл его хозяин кофейни, и посмотрели на меня так, словно я эту женщину обезглавил. А тут подъехал инспектор в форме. Они поговорили. Все полицейские собрались в кружок и о чем-то поговорили. И вернулись ко мне – сама любезность. Сказали мне, что никакой это не труп, а всего лишь манекен. Сказали, чтобы я отправлялся домой и выкинул всю эту историю из головы. Я ушам своим не верил. Поезжайте, говорят, домой и обо всем забудьте. Они составят отчет. Они произведут зачистку. Именно так они и выразились. Мне не о чем беспокоиться… Господи!
– А в чем дело?
– Я же не могу забыть об этом. Я не могу забыть о том, как обнаженное тело вываливается из багажника. Ее голые ноги торчали из-под одеяла. Вернувшись домой, я блеванул в клозете.
– Ну, это от выпитого. А что касается остального, это действительно был манекен. Из фильма ужасов. Разве не так вам объяснили полицейские?
– Именно так. И мне не о чем беспокоиться. Они произведут зачистку.
– Что ж, значит, так оно и будет, – сказал Кейп. – А сейчас ложитесь в постель и постарайтесь хорошенько выспаться.
Тиллмэн прокашлялся. Кейп пока не вешал трубку. В конце концов он спросил:
– Еще что-нибудь?
– Женщина, с которой я был. Шила Эндс… Она мне звонила.
– Она благополучно добралась до дому?
– Да, с этим не было никаких проблем. Я отослал ее, потому что решил избавить от неприятностей. А она решила, будто я отослал ее, чтобы она не сообщила полиции о том, чем мы занимались прямо перед аварией.
– Когда вы убили водителя колымаги, потому что одной рукой лезли ей между ног? Не будем заниматься самообманом, Эммет. Чего она требует?
– Помощи в своей артистической карьере. Серьезной помощи.
– И что вы ей ответили?
– Я объяснил ей, что это был манекен.
– И что она ответила?
– Сказала, что ей это надо продумать и, не исключено, посоветоваться с умными людьми.
– Выкиньте ее из головы. Мы это уладим. Ну, а теперь-то вы мне выложили уже все?
Тиллмэну когда-то сказали, что секрет успеха Кейпа заключается в том, что тот умеет читать чужие мысли. И делает он это, улавливая модуляции в голосе собеседника и правильно оценивая паузы в разговоре. Вот и сейчас он подумал о том, не догадался ли Кейп о некоем пропуске в рассказе актера. А Тиллмэн ведь ни слова не сказал ему об этом поганом шакале, об этой ночной недотыкомке, о Свистуне. Ему не хотелось рассказывать о том, что он сдал бабешку на руки частному сыщику. Иначе Кейп поймет, что Тиллмэн еще глупее, чем кажется с виду.
– Это все.
– Тогда дайте мне адрес и телефон этой Эндс, а сами идите наконец спать.