Народ о религии

1. ЦАРЬ ИВАН ГРОЗНЫЙ И ДЕРЕВЕНСКИЙ ШИБАРША [5]

вечером раз царь Иван Васильевич пошел сам гулять, навстречу ему попался шибарша и окликал его:

— Кто-де идет?

И царь Иван Васильевич сказал:

— Я-де московский скосарь.

И сам его окликал, и шибарша сказался:

— Я-де деревенский лабза.

И шибарша говорил:

— Московский скосарь, куда идешь?

И царь Иван Васильевич сказал ему:

— Гулять-де иду. А ты-де, деревенский лабза, куда идешь?

И он сказал ему:

— Я-де воровать иду.

И царь Иван Васильевич спросил его:

— Куда-де идешь воровать-то?

И он сказал ему:

— Я-де в Москву иду.

И московский скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Возьми-де с собой воровать.

И деревенский лабза говорил же:

— Куды-де нам идти воровать-то?

И московский скосарь говорил же:

— Пошли-де к царю Ивану Васильевичу воровать.

И деревенский лабза ударил его в щеку и говорил:

— Не думай-де на нашего царя Ивана Васильевича лиха, он-де до нас милостив, поит нас и кормит и всех жалует, пошли-де к главному министру воровать.

И пошли вместе. И шибарша, пришедши к главному министру на окошко, и слушал, и министр жене своей говорил:

— Жена-де, сделай мне лютого зелья.

И жена ж спросила его: ⁴

— На что-де тебе?

И он сказал ей:

— Утре-де ко мне государь будет кушать, я-де ему поднесу чашку лютого зелья, и он-де выпьет, и ему-де от этого смерть случится.

И шибарша, вскоча с окна, московскому скосарю говорил:

— Полно-де, брат, воровать.

И пошли по домам, и московский же скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Приди-де ты ко мне ко заутрене.

Деревенский лабза ко заутрене пришел, и стали с

московским скосарем вместе, и вышедший архиерей говорил:

— Доселе-де царь Иван Васильевич воров выискивал, а нонче-де сам с ворами знается.

Московский скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Надобно архиерею насмешку отсмеять.

И деревенский лабза говорил же:

— Можно-де отсмеять.

И деревенский лабза, дождавши ночи, надел на себя архиерейское платье и взял суму большую и пошел к архиерею на двор; и, пришедши на двор, под окошком стукался и говорил:

— Архиерей-де божий, выгляни!

И архиерей выглянул и спросил его:

— Кто-де тут есть?

И деревенский лабза сказался:

— Я-де ангел божий; велено-де тебя на небеса взять.

И архиерей говорил же:

— Разве-де я умолил?

И лабза говорил:

— Умолил-де, архиерей божий!

И архиерей говорил:

— Как же-де ты меня поведешь на небо?

И лабза говорил же:

— Садись-де в эвту суму-то!

И как оный архиерей сел, и оный лабза поднял его на плечи и понес на колокольню Ивана Великого, и архиерей спрашивал его:

— Далеко ли-де, ангел божий, до неба?

И он сказал ему:

— Недалеко.

И взнес его на колокольню Ивана Великого и с той колокольни в той суме спустил его по лестнице и сам говорил:

— Крепись-де, архиерей божий, первое тебе мытарство.

И как того архиерея по лестницам же на другую сторону перевернул, то говорил же:

— Архиерей-де божий, крепись, второе мытарство.

И потом в третие то ж говорил, и как оный архие

рей упал наземь, и оный же лабза говорил:

— На небе-де ты уж, архиерей божий!

И, взяв его, положил к себе на плечи и пошел к Спасским воротам и на тех воротах в стену вбил железный гвоздь и повесил того архиерея в той суме и написал на той суме: «Деревенский шибарша».

И возле сумы поставил дубину и на той суме написал же: «Кто-де в эвти ворота поедет и на той суме подпись увидит да ежели трижды по суме не ударит, и тот будет проклят отныне и довеку».

И поутру царь Иван Васильевич, поехавши к заутрене, увидел на той суме тое подпись и взял дубину и стал по суме бить и говорил:

— Я-де не хочу в проклятии быть.

И которые за ним люди ни были, то также били; и царь Иван Васильевич, отслушавши заутреню, и поехал во дворец домой, и архиерей услышал, что царь Иван Васильевич едет, и взмолился:

— Батюшка царь Иван Васильевич, помилуй!

И царь Иван Васильевич спросил:

— Кто-де есть в суме?

И он сказал ему:

— Я-де, архиерей.

И царь Иван Васильевич говорил же:

— Зачем-де ты сюда зашел?

И он сказал ему:

— Приходил-де ангел с неба и сказал-де то, что велено меня на небеса взять к богу, и я-де спросил его: «Умолил-де я, что ли?», и он-де мне сказал, что «умолил, архиерей божий», и я-де его спросил: «Как- де ты меня понесешь на небеса?», и он-де мне сказал: «Садись в эвту суму» и понес-де меня, я-де теперя не знаю где.

И царь Иван Васильевич сказал ему:

— Ты-де теперь в суме-та на Спасских воротах висишь!

И он взмолился ему:

— Помилуй-де меня, батюшка царь Иван Васильевич!

И он его из сумы вытащил и посадил его в коляску и послал его домой, и он домой приехал и, пожив дома три дня, умер.

2. БЕСПЕЧАЛЬНЫЙ МОНАСТЫРЬ

На одном большом тракте стоял монастырь. Ни один крестьянин не проезжал этот монастырь, чтобы не зайти помолиться.

Однажды мимо монастыря проезжал крестьянин. Тоже вздумал помолиться. Привязывает лошадь к забору, приходит к монастырским воротам, стал их отпирать, но не тут-то было — ворота были крепко заперты. Крестьянин начал стучаться в ворота, но никто ему не ответил. «Что бы это значило, — думает крестьянин, — среди бела дня, а ворота так крепко закрыты». Он стал прислушиваться и услыхал за монастырскими стенами не то гимны, не то стихи или просто песни. Крестьянин подумал себе на уме: «Вот так- так, монахи загуляли». Он вытаскивает из кармана записную книжку и пишет на листе крупным шрифтом: «Беспечальный монастырь». Отрывает этот листок, залипает его на монастырской стене. А сам садится на свою лошадь и уезжает.

Вскоре после крестьянина проезжает царь и тоже вздумал помолиться. Вышел он из своей коляски, подошел к монастырским воротам и заметил вывеску «Беспечальный монастырь». Царь отпирает монастырские ворота, входит туда. Навстречу ему отец игумен с крестом, осеняет государя крестным знамением. Царь целует крест и сразу задает игумену вопрос:

— Оказывается, отец игумен, у вас беспечальный монастырь?

Игумен несколько струсил и спросил государя:

— Откудова знаете, государь, что здесь беспечальный монастырь?

Тогда царь и говорит игумену:

— У вас вывеска есть на стене — «Беспечальный монастырь».

Игумен и говорит государю:

— Не может быть, чтобы монастырь был беспечальный. Мы со всею братиею каждый день молимся за государя и за весь народ.

Тогда царь вызывает игумена на улицу и показывает ему надпись. Когда игумен прочитал, стал говорить государю, что это просто насмешка иль кто-то по злобе на игумена взял написал и прилепил. Государь стал настаивать, что это не зря, все же здесь есть доля правды.

— Так вот что, отец игумен, надо будет попечалиться и помолиться. Я вам дам небольшую печаль — три задачи, чтобы вы их разгадали со своей братией.

— А какие же это задачи? — поторопился спросить отец игумен.

Государь стал ему задавать:

— Ты со своею братией должны сосчитать, сколько на небе звезд. Это будет первая задача. А вторая задача — узнать, тот свет дальше или небеса выше. А третья задача — поценить меня, что стою я.

Вышел царь из монастыря, сел в коляску и уехал. Отец игумен созвал всех своих послушных, и стал он им рассказывать:

— Вот что, братия, проезжая, государь проездом вздумал помолиться и увидел на монастырской стене надпись, где было написано: «Беспечальный монастырь». Зашел он в монастырь, чтобы помолиться, но он не молился, а сказал, что у нас находится беспечальный монастырь, и вот за это, что мы беспечальные, задал нам задачи, чтобы мы все помолились, попечалились и разгадали эти задачи.

Тогда братия спрашивает отца игумена:

— Что за задачи и что они представляют из себя?

Отец игумен стал им рассказывать заданные три

задачи государем. Первая задача — сосчитать, сколько на небе звезд; вторая — узнать, тот свет дальше или небеса выше, а третья — оценить самого царя, что он стоит.

— Вот, братцы, помолитесь, попечальтесь и разгадайте, чтобы в семь дней нам кончить.

И распустил он всю свою братию по своим местам. Кто ушел в келию, кто гулять в поле, а только один ермонах думает себе: «Так и так недолго осталось жить. Такие задачи невыполнимы. Казнит или разгонит всех государь».

— Дай пойду в трактир, куплю большой запас водки, буду пить, лишь бы скорее, незаметно время прошло.

Взял деньжонки и пошел в трактир. Когда пришел в трактир, заказывает он трактирщику большой запас водки, что даже трактирщик удивился. Трактирщик спросил отца ермонаха:

— Зачем вам так много водки?

Ермонах и говорит трактирщику:

— Проезжая проездом, государь заехал в монастырь, за что-то задал отцу игумену три задачи, которые простым смертным монахам невыполнимы. А отец игумен просит всю братию, чтобы мы все потрудились над этими задачами; может быть, кто их выполнит.

— Я думаю, что они невыполнимые, и вот пришел взять большой запас водки и просто пить, чтобы незаметно время шло.

В это время сидел в трактире пьяница-мужик, полулежал, полудремал. Вдруг он услышал речи отца ермонаха, подскакивает к отцу ермонаху и просит у него, чтобы подал ему водки:

— Я вам помогу разгадать эти задачи.

А ермонах ему сказал:

— Отойди от меня, некогда мне с тобой растабарывать.

А тот еще больше стал вязаться и просить водки, и одно — настаивает, что я вам разгадаю эти загадки.

Ермонах одумался, не стал уходить и говорит пьянице:

— Если только можешь, тогда идем к отцу игумену.

Пришел пьяница в монастырь, и еромонах доложил отцу игумену о пьянице, который берется разгадать все эти задачи.

Игумен велел позвать пьяницу, который и вошел к нему в келию. Игумен спрашивает пьяницу:

— Что, брат, разве можешь разгадать теи задачи?

А пьяница отвечает:

— Могу.

Тогда игумен и говорит ему:

— Давай заусловим, какое ты с нас возьмешь жалованье за выполнение этих задач.

Пьяница и говорит отцу игумену:

— Что вы, отец игумен, ничего я с вас не возьму.

— Нет, брат, нельзя. Даром не хотим заставить человека, чтобы он на нас работал.

— Вот что, отец игумен, вы прежде всего снимайте свое одеяние, я одену его, чтобы попривыкнуть быть игуменом, а вы надевайте мое, хотя все оно изорвано, но ведь это все на время.

Переодеваются они. Пьяница одевает одеяние игумена, а игумен одевается в одеяние пьяницы. Пьяница и Говорит отцу игумену:

— Теперь расскажите, какие задачи.

Игумен стал ему рассказывать: нужно сосчитать на небе звезды, тот свет дальше или небеса выше, по- ценить самого царя, что он стоит.

Пьяница просит у игумена несколько стоп бумаги и карандашей и велел принести литр водки.

— Мне жалованья не надо, только не забывайте меня водкой, пока я буду у вас работать.

Берет пьяница несколько пачек бумаги, карандаши, литр водки, пошел, заперся в келию игумена и заложил дверь на крючок. Расклал бумагу на стол, начал писать с краю, ставил цифру за цифрой, где десять, где двадцать, где пятьдесят, пятьсот, тысячу, десять тысяч и давай орудовать вовсю. Исписал всю бумагу. Как напьется, так мертвецки и спит, а когда пробудится, просит вторично водку. Приносят ему монахи водку и спрашивают пьяницу, как идут его дела и скоро ли он кончит подсчет звезд, а он им отвечает:

— Не ваше дело, это только знаю один я.

Приходит время приезда царя. Стали будить его и стучать в дверь. Пьяница пробуждается и говорит им:

— Кого вам надо?

— Надо приступить к делу. Сегодня приедет государь, — говорит игумен.

Пьяница мало-мало причесался, вышел, замкнул свою келию, а сам приходит в монастырь. Вдруг на колокольне зазвонили: говорят, что приехал царь.

Пьяница-игумен берет крест, осеняет его крестным знамением. Царь поцеловал крест и торопился спросить отца игумена: «Выполнил мое задание?» —

«Думаю, выполнил». «А ну-ка, расскажи!» — говорит царь.

Мнимый игумен просит его в свою келию. Заходит царь в келию; он преподносит ему все стопы бумаги и говорит ему:

— Вот, государь, можете сами посмотреть.

Царь стал всю бумагу перелистывать и смотреть. Потом царь и говорит: «Что ты, отец игумен, здесь наврал? Стоят какие-то несложные цифры?» А пьяница ему и говорит: «Государь, ведь у нас и звезды стоят в непорядке, вот и пришлось мне так записать». — «Ты, отец игумен, наврал тут». — «А если я наврал, — говорит игумен, — то вы сами пересчитайте, тогда для вас будет виднее. А я-то думаю, что я верно подсчитал».

Царь немного подумал себе на уме: «Кто может звезды считать? Хитрый игумен! Сумел мне доказать» — и говорит ему:

— Ну, это верно, скажем, подсчитал ты, а вот теперь скажи вторую задачу.

— Это тоже узнал. Мой батюшка помер двадцать пять лет, и теперя его нет, а вот на небесах я слышу стук и бряк, значит, небеса ближе того света.

Царь и на это согласился, что небеса и тот свет никто не проверял, поэтому игумен прав.

— Сумел ли ты оценить меня?

— Да, и это оценил.

— А что же стою я? — говорит царь.

— Вы стоите двадцать девять рублей.

Царь вспыхнул, и соскочил на ноги, и закричал ни него:

— Откуда взял такую цену — двадцать девять рублей, когда простой рабочий получает в месяц тридцать рублей?!

А игумен говорит:

— Царь! Вы, государь, прежде прослушайте, а потом и сердитесь на меня. Вас я ценил вот по чему: Иуда продал царя Христа небесного за тридцать рублей, а вы земной царь, значит, на рубль его дешевле должны быть.

Царю после этого нечего было говорить.

— Вот что, — говорит царь, — узнайте еще четвертую задачу: что я думаю на уме?

Игумен и говорит ему:

— Государь, вы думаете на уме: молодец игумен монастыря.

А царь действительно так и думал.

— Да, я так и думал: молодец игумен монастыря.

— Вы тут-то ошиблись, — говорит игумен, — я, молодец-то, ведь не игумен монастыря, а я пьяница трактира и кабака.

— Как так? — Пошли спросы и допросы, что вместо игумена был пьяница, а сам игумен скрывался.

Царь пьяницу поставил игуменом, а игумена выгнал шляться по трактирам и кабакам.

3. СОЛДАТ МОЛЕБЕН ЗАКАЗЫВАЕТ

Заказывает солдат молебен, а дьяк и спрашивает:

— Какой тебе, с акафистом?

— Да не дюже закатистый, так копеек на десять.

4. «ДОБРЫЙ» ПОП

Был в одном селе поп, да такой добрый да разумный, что и сказать нельзя. (И где он такой уродился, не знаю.) Часто он нас поучал своими проповедями.

Один раз он начал нам рассказывать, да так-то хорошо, что мы слушали-слушали да давай плакать.

А батюшке стало нас жаль. Посмотрел он на нас сквозь очки да и говорит:

— О чем же вы плачете? Чего же вы плачете? Может, это еще все брехня!

Промолвил «аминь», закрыл книжку и пошел в алтарь.

5. ПОП И ДЬЯКОН

Жили-были поп да дьякон.

Приход бедный был: не во что ни обуться, ни одеться и в головах положить нечего. Вот и придумали они, где бы на сапожишки добиться.

Дьякон говорит:

— Давай-ка, поп, я буду воровать, а ты будешь ворожить.

Поп и говорит:

— Чего будешь воровать?

— Лошадей. В лес буду их прятать. Ты будешь деньги брать, про лошадей рассказывать.

Вот дьякон пошел ночным бытом, троечку спер и в овраг их отвел.

— Ну, поп, я троечку спер и в овраг отвел. Пришлю к тебе мужиков. Ты будешь гадать, по черной книге читать, по сотне рублей денег брать. Чур, деньги пополам!

Вот дьякон увидал мужиков, у которых лошадь украл, и рассказал им все.

— Идите к попу: он вам про лошадей погадает.

Мужики обрадовались, скорехонько к попу собирались.

— Ох ты, батюшка, отец духовный, ты видишь свет. Не знаешь ли, где лошадей наших след?

— Ничего, друзья, не знаю, разве в черну книгу погадаю — все узнаю. Придите наутро.

Пришли они наутро, сказал поп:

— Ну, мужички, ваши лошади в лесу. Дорогу только я вам не скажу: давайте сотенку рублей.

— Сотенку дадим, только путь-дорогу расскажи, до коней нас доведи.

Мужики сотенку вынимали, алчному попу в руки давали. Сотенку поп взял, про лошадей им рассказал:

— Идите в поле. Лошади в рове стоят, аржану соломушку едят.

Мужики в поле пошли и лошадушек нашли.

Завтра праздник-воскресенье. К обеденке дон-дон.

Вот пришли добрые люди к обеденке, стали богу молиться, Христу-спасу клониться.

Дьякон лист бумаги взял, новую молитву читал:

— А послушайте, миряне, что я вам буду читать: у нас приход-от бе-е-дный, корми-и-ться нам нечем. Дьякон собирал-ся лошадей во-ро-вать, а попу-то велел во-ро-жить. Слышите ли, миряне? Не все ли вы с дырами? И спер дьякон тройку ло-ша-де-ей; отвел в о-враг, по-пу то ска-за-ал. Он в черной книге у-зна- а-л, а с му-жиков сотню рублей взял и про лошадей рассказал.

А поп-то и говорит:

— Сказал, ду-р-а-ак, ду-р-а-ак, дьякон, не во вся лю-дям бя-кай, знай ты да я. И обедня, братие, вся-а!

6. ПОП ПАХОМ

Один приход без священника все жил. Крестьяне и выбрали мужичка искать попа. Ну, пошел мужичок, и попался ему навстречу старичок.

— Как тебя зовут, старичок?

— Меня зовут Пахом.

— Так будь у нас попом!

Ну, он и согласился. Дом ему выстроили. Ну, он из дому, конечно, выписал жену и детей. Дети у него работой занимались, хозяйством. У церкви земли покосной было много. Они заживали да денежки наживали. Пахом нажил капитал большой. Надо обедню служить. Народу собралось много — слушать нового попа. Он обедню так служил: взял большую книгу, кверху поднял.

— Знаете ли, миряне, эту книгу?

— Не знаем, — отвечают ему.

— Не знаете, так и нечего сказывать!

Второй раз и говорят:

— Ну, ребята, как поп сделает, скажем, что знаем.

Опять взял поп большую книгу, кверху поднял.

— Знаете ли, миряне, эту книгу?

— Знаем!

— Ну, а знаете, так нечего и сказывать!

Недовольны миряне попом, что худо служит. Стали

роптать прихожане. Третью обедню стал служить. Много пришло прихожан — обедню слушать. Третью обедню начал Пахом служить с решетом. Поднял решето кверху и начал распевать:

— Тут дыра и тут дыра, тут дыра и тут дыра, тут дыра и тут дыра.

Потом и говорит:

— Ну, дьячок, запирай двери на крючок, будем всю неделю служить.

Прихожане испугались, все из церкви разбежались: испугались, что долго. Прихожане уговорились, что надо прошение подать архиерею, что поп худо служит. Архиерей отписал, что на такое-то время приеду на ревизию. Архиерей приехал с певчими и с протодиаконами. Собралось прихожан много. Архиерей заставил обедню служить отца Пахома. Архиерей пошел вместе слушать с певчими, с протодиаконом. И мужики пошли слушать, как при архиерее будет служить. Начал обедню служить:

— Преосвященнейший владыко! Возглас первый: служу при сей церкви двенадцать лет и составил капитал двенадцать тысяч. Вам жертвую шесть тысяч и протодиакону пятьсот рублей, певчим триста рублей. Поехал мужик на мельницу, навалиша большой воз, и смутишася кони его, и бысть глас с небесе: пррру!

Певчие и подхватили:

— Слава тебе, господи, слава тебе!

Архиерей вышел и говорит:

— Миряне, поп-то ничего служит!

— Это при вас хорошо, а без вас плохо.

— Нет, пусть служит. Нельзя хаять.

7. ВРЕМЕННАЯ ПЯТНИЦА

Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в балаган к разносчику: «Дядюшка! Покажи-ка образ Временной Пятницы». Вместо того показывает он ей Егория храброго. «Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне?» — «Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит. Вишь, конь-то как копытища и задирает!»

8. «ГОСПОДИ, ОБРАТИ ПОРОСЯ В КАРАСЯ!»

Однажды были именины у одного богатого чело века, и среди гостей был священник. А дело было в великий пост. Среди разнообразных кушаний был подан хорошо зажаренный поросенок. Хозяева извиняются и говорят попу:

— Уж извините, батюшка! Вы ведь поросенка-то не будете есть!

Поглядел он на поросенка — вкусно! Поправил он рукава рясы, поднял руку с крестом и перекрестил поросенка, говоря:

— Господи, господи! Обрати порося в карася! — и стал спокойно кушать.

9. СКАЗАНИЕ О КУРЕ И ЛИСИЦЕ [6]

Стоит древо высоко и прекрасно, а на том древе сидит кур велегласны, громкогласны, громко распевает, Христа прославляет, а християн от сна возбуждает. И под то древо, к тому седящему на древе к велегласному х куру пришла к нему ласковая лисица и стала ему говарить лестными своими словами, глядя на то высокое древо. И рече куру лисица:

«Чадо мое милое, громкогласны кур! Вознеслся еси ти на прекрасное древо, красота твоя неизреченная, глас твой на небеси, а косы твои до земли. А коли запоешь, аки в трубу златокозанную затрубишь. Сниди ко мне, к преподобной жене лисице, и аз тя прииму на покаяние с радостию, и приемлеши от меня прощение грехов своих в сем веце и будущем».

Отвеща кур лисице: «Госпожа моя, преподобная мати лисица, сахарныя уста! Тяшки суть грехи мои! Зде умру, а к тебе, госпожа моя лисица, не иду, понеже язык твой лстив, уста твоя полны суть неправды».

Отвеща лисица х куру: «Чадо мое милое, доброгласное куря! Чему тебя бог посетил? Глас твой страшен, всех людей устрашает, и вси люди гласа твоего боятца, от сна своего воставают. Послушай, куря, моего учения, своея матере лисицы. Помнишь ли ты, чадо, как во святых книгах пишет: «не долго спите и не долго лежите, вставайте рано, молитеся богу, да не внидете в напасть». Тако жив притчах глаголет: «много лежать, добра не добыть, горя не избыть, чести и славы не нажить, красных риз не насить, медовыя чаши не пить, слаткого куса не есть, умному не быть, в дому господину не слыть, власти не видать, князям милу не быть». А твой глас страшен, всех людей устрашает. А не хощешь ты от меня праведнаго покаяния прияти, и ходишь ты по земли, яки свиния в кале валяешися, во гресех своих. Сниди ко мне на покаяние, и я дам тебе праведное покаяние. И аще народ услышит глас твой, не могут изглаголати доброты и смирения твоего. А ты, мое милое чадо куря, хощешь во гресех своих тяшких умрети без покаяния. Сам ты, чадо милое, чтешь притчу о мытаре и фарисеи: пришед з гордостию на покаяние, и спасения не получить, но и паче погрешить. Тако и ты осужден будеши, чадо мое милое, в муку вечную и во тму кромешною. Сниди ко мне на покаяние, и да спасешися и прощен будеши во всех гресех своих и внидеши в царство небесное».

И сама лисица прослезися горко о гресех куровых и рече к нему лисица: «Горе тебе, окоянны куря, ходишь ты на земле без покаяния и не ведаешь, в кой час смерть приидет». Рече же х куру лисица: «Чадо мое милое, куря, душеполезная моя словеса слышав, давно бы ты сошел ко мне на покаяние».

Кур же, на древе сидя, прослезися горко, слышав же душеполезная словеса от преподобныя жены лисицы, поминаючи грехи свои окаянныя. И почел спущатца к лисице на землю, з древа на древо, с сучка на сучок, с куста на кустик, с пенка на пенек. И скопил кур и сел у лисицы на голове.

И взяла ево лисица в кохти и эгнела его крепко, и завопил кур великим гласом. И рече кур лисице: «О мати моя лисица, то ли мне от тебя праведное покаяние?»

Лисица же скрежеташе зубы и, гледя на него немилостивым оком, аки диавол немилостивы на христиан, поминает грехи куровы и яряся ему.

Рече кур лисице: «Что суть грехи мои? То ли мне от тебя праведное покаяние?»

Отвеща лисица х куру с великим гневом и яростию: «Куря, злодей и чародей! Как ты бога не боишися, закон преступаешь? Помнишь ли ты святыя книги и как в правилах святых отец пишет: одна жена понять по закону, а другую понять для детей, а третью понять чрез закон прелюбодеяния ради. А ты, лихой человек, злодей и чародей, законопреступник, держешь ты у себя много жен, по двадцети и по тридцати и болши. Как твои не великия суть грехи? Да за твои грехи предам тя злой смерти».

И рече кур лисице: «Послушай, госпожа моя мати лисица! Помнишь ли ты, как в бытиях пишет: земля стала и нача полнитися. Сице плодитися и роститися и умножите землю. О сиротах и о вдовицах всякое попечение имейте и пекитеся велми, то будите наследницы царствия небесного». И хощет от нея кур праведнаго покаяния.

И отвеща лисица куру с великим гневом: «Злодее куря, и яко ты бога не боишися, а людей добрых не стыдишися, закон преступаеши? А брата своего ненавидиши и где с ним не сойдесся, тут ты с ним болна бьешися за которую обиду? А толка и обиды, беззаконники вы, промежу себя за свои ревнивыя жены и наложницы многия, ради для прелюбодеяния. И потому я тебя осудила: за твои великия грехи повинен ты еси смерти. Да помнишь ли ты, лихой человек, кали я была галадна, изнили меня злыя дни, нечиво было ясти, и аз ела чеснок да ретку, и тем я себя сарамоты доставила. И пришла я х крестьянину на двор где у нево сидят куры. И ты, лихой человек, закричал на сонных людей, будта тебя взбесила или варагуша подымала. И гуси тогда загоготали, и свиньи там за- вижжали, а мужики закричали, а детки их услышали и за мною погналися, с жердьем и с ружьем, и соколием, и с собаками, с вопом и з свистом, бутта я у них хатела отца удавить, а мать утапить. А за што? За единого куря хатели меня пагубить. И мало мне топеря тебя, лихова человека, за то съесть. А власной ты, как бес, ни в кумовстве, ни в сватовстве, ни в роду, ни в племени, и ни в какой ты нужи не бывал, не знаешь ты и не разумеешь. И бутта у них кур не стало, что ты завопил и закричал мужикам. И мне ты саромоты доспел и плохою женою поставил. Вся от тебя мне пакость, от лихова человека. Сам ты не велик, толка перьем дасаждаешь. А у меня же никто же тебя ис кохтей моих не может избавить — ни князь, ни боярин, ни иной кой от велмож. И повинен ты еси смерти».

Отвеща кур лисице: «Помнишь ли ты, госпожа моя лисица, притчу: «по каторой реке плыть, по той и славу творить. А у которого господина жить, тому и служить и волю ево творить». И во святом евангелисте пишет: «не может раб двема господином работать». Тако ж и я, госпожа моя лисица, у крестьянина жил, хлеб ел и пшеницу я у них клевал, как жа добра им не хотеть? Тому и бог не поможет, кто хлеба и соли не помнет. Хлеб-соль великое дело, без него человек не может жить ни единаго часу. А ныне твой есмь раб до смерти и добра хотети».

И рече куру лисица: «А ты меня, смер[д], смерди- ною зовешь и детей моих соромотишь, за то тебе быть снедену от меня. Слышала я притчу: «одному господину служить, а другому не грубить». А ты б меня тогда не оскорбил, а мужикам не дружил, а сам ты от меня теперь от смерти не избудешь».

И рече кур лисице: «Госпожа моя лисица, не одолей злобу злобою, одолей злобу благостынею. Царь же Давид написа: «Блажени милостиви, яко ти помиловани будут от бога». А я, госпожа моя лисица, ведаю и сам то, что аз недостоин птицам небесным и зверем земным ясти. Не одно время в полунощи 30- вуїце, бога прославляюще. Помнишь ли ты, госпожа моя лисица, при распяти господни рече господь Петру: «Петр, трижды ты от меня отвержися». Петр же рече: «Господи, ниже не отвергуся от тебя НИКОЛИ же»».

И рече куру лисица: «Ты на то надеешися, что грамоте горазд и отвещати умеешь. И тем тебе не отговоритца. Повинен ты еси смерти. И тако мне тебя есть не для твоего храброго перья, для твоих неправедных и небылых словес лживых».

И рече кур лисице: «На чем ты еси, госпожа моя мати лисица, слово молвила, тем быть, и оправилася еси».

Рече же кур лисице: «Госпожа моя лисица, человек ты еси не ратной и ратного оружия у себя не имееши. Прелстил. а ты еси меня лестными своими словами и лживыми. Поручил тебе меня бог в кохти за мои великия грехи и за мое безаконие и безумство. Пощади, госпожа моя лисица, не отжени класа неозрелова и не пролей крови неповинныя напрасно».

Лисица же удивися курову премудрому ответу, и она ш эгнела ево крепко, хотела куру живот скончать.

Завопил же кур великим гласом и рече: «Дай мне, госпожа моя лисица, единое слово промолвить. Звал меня, госпожа моя лисица, Крутицкой митрополит в подьеки, глас мой хвалил велми сам митрополит, а петь бы мне у него на омбоне дишкантом тонко и вы соким гласом. И ты, госпожа моя лисица, отпусти меня, и аз стану давать тебе оброку з году и в год, чем ты изволишь пожелаешь брать. Что мне даст митрополит, то я стану тебе давать. А буде ты, госпожа моя лисица, пожелаешь сама во власть итить, и мне можно упросить у митрополита, поставлю и я тебя в чин в просвирнической. И тебе будет добро канун[ы] молить, госпожа моя, сладкия, а просвиры мяхкия, а приходу очень много. Да я же тебе оброку стану платить сверх того по пятидесят рублей в год».

И рече куру лисица: «Подума[ла] бы я на такую власть поити, и ты меня обмановашь. А когда я была галадна и когда я была недобычна, и тогда я приходила х крестьянину на двор, где у нево сидят куры, и тогда б я тебя, злова человека, погубила б. А когда будешь у митрополита в подьяках, а я буду в просвирницах, и ты, лихой человек, огласишь меня митрополиту небылними словами, а я тогда от тебя, злого человека, и от небылних твоих неправедных словес и до конца погибнет. И мне гаваришь, как бы тебе от смерти своей избыть».

И рекла куру лисица: «Не сули ты мне журавля в небе, токмо дай синицу в руки. Не сули мне в год, сули в рот. А ты у меня и сам в руках, не дарого мне твое красное перья и твои лестныя слова. А я теперь сама галадна, хочу я тебя скушать, чтоб мне с тебя здравой быть».

И тако сконча живот куру.

1. КАК ЧЕЛОВЕК ЦЕРКОВЬ ИСКАЛ

Женился мужик, взял жену такую, что ходит в церковь, а сам в церкви ни разу не был. Она его гонит в церковь, а он и говорит:

— Я не знаю, какая она!

— Гляди: где зеленая крыша, то и церковь!

Он оделся и пошел по селу. Глядит: стоит шинок, а сверху на нем порос уже старый, зеленый мох. Вот он и думает: «Видно, это церковь» и заходит туда. Смотрит, а там сидит дед да на скрипке играет, а пьяная баба танцует, другие мужики в карты играют. Он постоял и пошел домой. Жена и спрашивает его:

— Был в церкви?

— Был!

— Что же ты там видел?

— Сколько я, — говорит, — там чудес видел!

Жена спрашивает:

— Каких?

— Старый Спас играет в бас, а святая Пречиста надела монисто да гу-цу-цу, гу-цу-цу по церкви. А Николай-чудотворец сидит за столом со святыми да как хватит за ноги икону и об стол головою: «Нет ли у кого козыря?».

— Так ты же, — говорит жена, — был в шинке, а не в церкви!

— Ты же сказала: где зеленая крыша, там церковь, я туда и пошел…

2. ЗА ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ ДЕНЕГ ДАЙ

Один человек пошел в церковь на исповедь. Дело это было в пост. Вот начал его батюшка исповедовать:

— Исповедую господу богу…

Затем спрашивает:

— Грехи имеешь?

— Имею, батюшка, — отвечает человек.

— Какие, говори!

— Украл у пана когда-то веревочку.

— Это пустяки, стань помолись — бог простит.

— Но ведь за эту веревочку был привязан вол.

— Так ты не веревочку украл, а вола?

— Нет, я брал веревочку, отвязал ее и стал тащить, оглянулся — а сзади и вол тянется.

— Ну, тут ты уже сам не отмолишься, а нужно просить и меня. Давай рубль, и все будет хорошо.

3. ДАВАЛ, ТАК НЕ БЕРЕТ

Исповедуется солдат и чувствует, что у батюшки часы тикают. Солдат взял да и украл их.

— Чем же ты грешен? — спрашивает батюшка.

— Да часы украл.

— А ты отдай.

— Извольте, — говорит солдат.

— Да нет, не мне, а тому, у кого украл.

— Я давал, так не берет.

— Ну тогда прощается и разрешается, — сказал батюшка. А когда огляделся, увидел, что нет часов:

— Солдат же говорил, что я давал, а он не берет.

4. ВЬЮН И ЩУКА

Однажды щука захватила вьюна в таком уголке, что и податься ему было некуда. Вот видит он, что беда неминучая, и говорит:

— А вы, матушка-голубушка, уже исповедались?

— Нет.

— Так ступайте, я вас поисповедаю, а потом уж меня и съедите.

Она его спрашивает:

— А где же ты меня исповедовать будешь?

— Да тут есть и церковка.

Вот она и послушала его, идут к церковке. А он подвел ее к верше и говорит:

— Идите за мной.

Влезли они в вершу, а ей уже назад не выбраться, а для вьюна-то семнадцать дверей в той верше; вот вылез он быстро, бегает вокруг верши и говорит ей:

— Сиди, святоша, пока придет рыбак-мехоноша!

5. МАЗУР [7] И КСЕНДЗ

Жил-был один мазур — так себе, простак. Пошел к ксендзу на исповедь и кается:

— Нашел я гнездо скворца, хотел забрать птенцов из него.

— Грех, братец, грех. Надо быть милосердным и к птице, и ко всякой твари… А скажи-ка, где ты нашел это гнездо?

— А там-то и там.

На другой день идет мазур, видит: ксендзовы слуги несут птенцов.

— Где вы их нашли? Кто вам сказал?

— Ксендз.

«А, — думает, — подожди, и я тебя надую».

Приходит через некоторое время опять на исповедь:

— Пан ксендз, нашел я дивчину, ну и красивая же она. Можно ли целовать ее?

— О нет! Женись, тогда и целуй. А какая эта дивчина, где она живет?

— Э, черта с два, батюшка: это тебе не скворцы!

6. СРЕДИ ВЕЛИКОГО ПОСТА

Это было как раз среди великого поста.

Случилась с мужиком беда: захворал, сердечный.

Пошел он в больницу. Врач осмотрел его и велел есть скоромное. «Эх, — думает мужик, — сейчас пост, грех большой будет, если я съем хоть немного скоромного, не спросивши попа. Дай, — думает, — зайду».

Заходит, а поп сало ест. «О, — думает мужик, — то же и мне разрешит». И рассказал все попу. Подумал поп и говорит:

— Нет, нельзя тебе сало есть.

Мужик ему:

— А вы же едите?

— Так я же ни у кого не спрашивал, — ответил поп.

7. У ПОПОВ ТЕЛО СВЯТОЕ

Приходит баба в пост к попу и видит, попадья поросенка жарит. Она и спрашивает:

— Как же это, батюшка: нам говорите, что в пост есть мясо нельзя, а сами едите?

— Да ведь нам можно, потому что у попов тело святое.

8. ЧТО СКАЗАЛ МОИСЕЙ

В церкви поп собрался говорить про Моисея. Поп был пьяный и дьяк пьяный, но хочется им еще опохмелиться. А водку они брали у шинкаря Моисея, что жил на горе. Он давал им все в долг. Перед проповедью посылают они псаломщика и говорят:

Пойди к Моисею и возьми водки.

А сам поп начинает читать и спрашивать православных:

— А знаете ли вы, православные, что Моисей сказал на горе Синайской?

А псаломщик в это время вернулся без водки —. неудача ему, значит, вышла, — злой, вот он с порога на всю церковь и заревел:

— Что Моисей сказал?! К чертовой матери обоих нас послал! Верните, говорит, долг, тогда еще да…а…м!

9. МОНАХ И КРЕСТ

Идет странствующий монах, какие ходили когда- то по селам, а в поле на перекрестке дорог высокий крест с распятием Иисуса Христа. Сбоку — глубокий овраг.

Поровнявшись с крестом, монах снял шапку, перекрестился и начал молиться, не останавливаясь.

— За что же тебя, сын божий, покарали, что ты, господи, сделал злым людям?

Монах с таким усердием молился, заглядевшись на распятие, что угодил в овраг, да так, что аж зубами заляскал.

— Ах ты чертяка! — воскликнул он. — Знаю, за что тебя, анафему, висельника, распяли: ты не одному шею свернул!

Выругался монах с еще большим усердием, чем молился, выбрался из оврага, надвинул на затылок шапку да и пошел дальше.

10. СКОЛЬКО ВЕРСТ ДО НЕБЕС

Идут два мужика с ярмарки. Как пять верст пройдут, так и корчма стоит. Заходят они в каждую корчму отдохнуть. Вот и разговорились.

— А что, — говорит один, — сколько верст до неба?

— А бог его знает, сколько! Думаю, что верст пять будет.

— Что ты, кум! Если бы до неба было пять верст, то и там корчма стояла бы.

1. «СВЯТАЯ» КНИЖКА

В селе Горбацевичах был праздник, куда съехалось более десяти попов.

Тут же, возле церкви, продавал поп «святые» книжки по двадцать пять копеек, по пятьдесят копеек и по рублю.

Кто покупал книжку за двадцать пять копеек, тому меньше грехов отпускалось. За пятьдесят копеек половина грехов прощалась, а тому, кто отдавал за «святую» книжку рубль, тому отпускались все грехи.

Покупают люди книжки, получают от бога отпущение грехов.

Продал все книжки поп и отправился домой.

Идет он, а вслед за ним шагает парень да и говорит:

— Отдавай, поп, деньги!

— Опомнись, парень, что ты делаешь! Ведь это большой грех! — отвечает поп.

А парень достает книжку, купленную у попа за рубль, и говорит:

— А вот видел мою рублевую книжку? За нее ведь все земные грехи прощаются.

Забрал деньги и ушел.

2. СВЯТОЙ ДУХ

Жили-были поп с дьяком. Стало у них мало дохода. Вот и начал поп думать, как бы ему заманить в церковь побольше народу.

Поймал он голубя, покрасил его, нарисовал на груди крест и пустил по селам слух, что в церковь спустился святой дух и будет в ней до Николы, а на Николу утром полетит назад на небо.

Люди набрали всякого добра и пришли в церковь еще за день до Николы. Видит поп, что большой доход будет, и давай он голубя кормить, чтобы тот быстрей летел, давай очищать место для денег. А дьяку говорит:

— Ты возьмешь голубя в карман и будешь стоять в народе. А как только я скажу: «Святой дух, поднимись», ты и выпустишь его.

На Николу дьяк запихнул голубя в карман и пошел с попом в церковь. Народ крестился, молился. Вдруг дьяк споткнулся и ударился боком о землю, да как раз карманом, где был голубь. Тот сразу и задушился. Вышел поп на амвон, помолился, покрестил и говорит:

— Святой дух, поднимись!

Дьяк тормошил-тормошил голубя, а тот лететь и не думает: окоченел уже совсем. Поп подумал, что дьяк не слышит, и снова:

— Святой дух, поднимись!

Подождал и еще раз:

Святой дух, поднимись!

Дьяк разозлился да и говорит:

— Святой дух задушился! — И швырнул голубя в попа. Поп даже на корточки присел. А народ поднял такой шум, что хоть уши затыкай.

С тех пор люди перестали верить в поповские чудеса.

3. ЧУДОТВОРНАЯ ИКОНА

В глухом Полесье, за гнилыми болотами, за такими чащобами, что из-за них и света божьего не видно, было сельцо. В том сельце стояла церквушка, старенькая, покривившаяся, а невдалеке от нее у косогора прилепился шинок, такой же ветхий, облезлый, без крыши, с распорками да подпорками.

Поп в том сельце был бедный, не богаче был и шинкарь, потому что если у попа нет дохода, так нет его и у шинкаря. Надоело шинкарю перебиваться с хлеба на квас, и стал он раскидывать умом, какую бы хитрость придумать, чтобы разбогатеть. Три дня сидел он не пивши, не евши — все думал, а на третий день, чуть завечерело, пошел к попу.

Поздно засиделся он у попа, чуть не до третьих петухов, и все в чем-то уговаривал его. Вернулся он домой, а на другой день поехал в местечко.

Прошла неделя, а может, и две. Начали косить. Стояло погожее лето. Вот как-то в воскресенье вечерком сидят себе люди, кто на завалинках, кто под липами возле церкви, толкуют, трубки покуривают. Тут же поблизости, подле речки, балуются ребятишки. Вечер ясный, теплый.

Вот уж стало смеркаться, на небе загорелись звездочки.

Вдруг бегут дети и кричат:

— Сюда, сюда! Вон по реке звезды плывут!

Поднялись мужики, глядь: и вправду посреди реки

по течению плывет что-то, и на нем словно бы свечки горят! Побежали сказать попу. Пришел поп, поглядел, перекрестился и говорит:

— Это — нерукотворное чудо!

Полез староста на колокольню и давай трезвонить, как на пасху. Повысыпало к речке все село. А поп скорей в церковь, оделся в рясу и поспешил с хоругвями к речке встречать чудо.

Подошли люди поближе к речке и видят: плывет по воде старая доска, а на ней между свечками лежит образок. Тихо свечечки горят, ровно. Будто в церкви.

Подплыла доска к берегу, запуталась меж коряг да и стала. Сошёл поп к воде, взял с доски образок, на берегу на камне пристроил и давай служить молебен.

И с той поры повсюду заговорили, что в сельце этом объявилось чудо, и со всех сторон к чудотворной иконе повалил народ, и потащили люди попу приношения кто что мог.

В скором времени разбогател поп, а еще больше попа разбогател шинкарь: известно, откуда бы ни пришел человек, а шинкарю-то он уж даст поднажиться.

И прославилось то святое место чуть не на целый свет.

Есть, правда, слух, будто это чудо сотворил шинкарь, договорившись с попом, и будто лавочник из их местечка признал в чудотворной иконе тот самый образок, который у него купил шинкарь якобы для попа. Господь его ведает! А может, и правда!

4. «СВЯТАЯ» ВОДИЦА

Захворала в деревне баба. Отправила она внука в село к попу, чтоб тот дал ей святой воды. Послала попу курочку и яичек. А было это как раз весной. Разлилась вода. Не может внук перейти ров. Что делать? Как вернуться с пустой бутылкой назад к бабке? Не долго думая, опустил хлопец бутылку в воду, набрал воды из рова и сказал:

«Водица, водица,

Помоги исцелиться».

Курица и яички остались в хозяйстве. Принес хлопец бутылку воды и сказал бабке:

— Поп велел выпить.

Помочила бабка грудь, напилась и сразу же повеселела: не знает, что вода была из болота. Болотная вода все равно что «святая»: один толк.

5. «ЧУДОТВОРНЫЙ» КАМЕНЬ

Может, знаете: возле Вызны лежит «чудотворный» камень? Я еще помню, как там был кустарник.

Был лес да кустарник возле «чудотворного» камня, там пан Протасевич вспахал поле, оставивши две-три сосны да березу. А чтобы свиньи не нашкодили, построили там часовню. Каждое первое воскресенье собираются туда толпы людей. Кого только там нет! Туда тянутся калеки да хворые, туда приходят горемыки, которые хотят избавиться от беды, лиха или напасти, туда идут молиться люди, которые, наверное, и сами не ведают, чего им нужно. Один раз мне довелось встретить там такую старую бабу, что, может, ей уж больше чем сто лет.

— А ты чего приползла, бабка? — спрашиваю я, а она отвечает, что пришла помолиться, чтоб дал бог ей смерть.

— Наверное, у бога много хлопот и без меня, — говорит она, — коли он забыл про меня и не дает мне смерти.

Мне говорили, что та бабка от святого места насилу притащилась домой да как легла, так уж и не встала, а на другой день богу душу отдала. Вот и говорят, что очень хорошо помогает тот чудотворный камень, что около Вызны.

А знаете ли вы, как этот чудотворный камень появился? Ну, так слушайте. Жила тут у нас одна какая- то придурковатая женщина. Она ничего не могла делать и только пасла овец. Начала она говорить, что как только заснет, так ей объявляется божья матерь и говорит, что святое место там, куда пойдет стадо овец и где она будет среди дня отдыхать. Начала та придурковатая об этом говорить, но никто ей не верит.

Вот как будто по сговору, для забавы, это же приснилось и другой женщине, которая уже два-три года хворала головой. Вот и та женщина начала рассказывать:

— Божья матерь, — говорит, — сказала, чтоб там, где она сидела на камне, было святое место.

Как услышали об этом наши люди, так аккурат в первое воскресенье, как та придурковатая погнала овец, и пошли за стадом. Вот овечки по простоте и привели к тому камню. Тогда люди отовсюду потянулись к тому камню. И кабы вы видели, сколько там собирают паны и ксендзы денег да другого добра, — и на воз не соберешь.

6. ТРИ КСЕНДЗА

Таскались ксендзы да монахи по свету да дурачили людей, чтоб слушали панов, изо всех сил работали да давали на хвалу божью. Люди дадут, а ксендзы и монахи сожрут. А бог этого и не замечал! Вот раз сошлись вместе иезуит[8], бернардинец[9] и капутин[10]. Поблизости не было панского двора, чтоб наесться и напиться у пана. Известное дело, паны всегда духовенство уважали да угощали. Нечего делать, надо потерпеть. Пошли они все вместе и заходят подкрепиться в одну корчму. Зашли в комнату и велели себе дать водки да закуски.

Корчмарь был бедный, в ту пору кроме горилки у него ничего не было. Известно, в малых корчмах всегда ничего нет. Мужики пьют горилку да закусывают языком, а кто хочет закусить, тот из дому принес с собой в кармане или за пазухой кочан кислой капусты, краюху хлеба, чеснок, огурец или еще что- нибудь.

Вот «святые» отцы вылакали по одной да по другой чарке, а закусить нечем. Видят они: на дворе возле телеги ходит курица. Давай они ее ловить. Бегают, поднявши полы, а курицу не могут поймать. Бегала курица туда-сюда, а они за ней, потеряла она яйцо, а сама куда-то спряталась.

Схватили они то яйцо и велели его сварить. Сварили им яйцо, подали. И не знают, как его делить. Судили они, рядили, ничего не придумали. Наконец порешили на том, что тот съест яйцо, кто лучше других присказку скажет.

Первым взял яйцо капутин, начал его чистить и приговаривает:

— Очисти его от скорлупы-неправды.

Только хотел он положить яйцо в рот да проглотить, как из его рук берет яйцо бернардинец. Взял яйцо, посыпает его солью и приговаривает:

— И посоли его солью мудрости.

Сказал это и хотел положить яйцо в рот да съесть его. Но тут берет яйцо у него из рук иезуит. Покосился он на своих товарищей и говорит:

— Очистился от скорлупы-неправды, посыпался солью мудрости, так войди во чрево твоего пана.

С этими словами положил яйцо в рот и проглотил. С тех пор капутины и бернардинцы перестали дружить с иезуитами. ⁷

7. ЛИСА-КАТОЛИЧКА

Шла себе лиса и нашла жареное мясо в западне. Догадалась, что это ее хотят поймать, и не тронула мяса. Пошла дальше, а навстречу ей медведь.

—. Куманек-голубок, кушал ты сегодня?

— Нет, кумушка-голубушка, — отвечает медведь, — не пришлось.

— Ну, пойдем, я сведу тебя в одно место, славный завтрак будет! Сама бы съела, да середа сегодня, мне нельзя: я католичка.

— Спасибо, кумушка-голубушка, пойдем!

Вот лиса и привела медведя к западне. Только он дотронулся до мяса — западня захлопнулась и подняла его кверху. Лиса тогда схватила мясо и давай есть.

Медведь ей говорит:

— Кумушка-голубушка, сегодня же середа!

— Э, куманек-голубок, пусть тот середит, кто вверх глядит.

8. ИСПОВЕДЬ ШЛЯХТИЧА

Исповедовался шляхтич перед бернардинцем. Говорил он про то, про это и наконец признается:

— Целовал чужую жену.

И в свое оправдание добавляет, что не делал бы этого, да люди ему присоветовали, что это, мол, от болезни глаз помогает.

А бернардинец на это отвечает:

— Не верю, коли бы то правда была, я уже сквозь стену видел бы.

1. СОЛДАТСКОЕ «ОТЧЕ НАШ»

В одно прекрасное время солдат находился у генерала на вестях в передней комнате. Закурил трубку и говорит:

— Эхма, плохая моя доля! Разуму хотя и много, да денег нет ни гроша.

А в это время генерал находился в кабинете, занимался письменными делами и услыхал, как солдат обижается на свою долю. Любопытство подстрекнуло его спросить, и он вскричал:

— Вестовой, поди сюда!

Вестовой подходит и говорит:

— Что изволите, ваше превосходительство?

— Что ты за умница такая, что у тебя разуму много?

— Конечно, много, ваше превосходительство! Я на каждый вопрос могу отвечать и ни в чем не запнусь.

— Хорошо, посмотрим, как отвечать-то будешь.

Генерал начал спрашивать вестового:

— Послушай, вестовой, почему это так: бог сотворил небо и землю и всем управляет, ему должны вес повиноваться и исполнять его заповеди, а мы говорим ему «ты», а не «вы», а начальнику — «вы»?

Вестовой отвечал:

— Вас, чертей, много, а бог один, поэтому и говорим ему «ты», а не «вы», ваше превосходительство.

Генерал отвечал:

— Хоть ты и правду говоришь, но лично оскорбил меня, за это тебе грех будет.

— Эх, ваше превосходительство, горе теперь грехи искать: грех скончался, правда сгорела, правосудие убежало, добродетель ходит по миру, свобода под арестом, закон на пуговицах, верность на аптекарских весах, надежда с якорем на дне моря да и терпение скоро лопнет.

Генерал подумал да и говорит:

— Вижу, на словах-то ты ловкий, как на деле-то будешь…

Вестовой отвечал:

— Я и на деле такой же, ваше превосходительство. Извольте спрашивать о полковнике или генерале, я на все буду отвечать словесно; молитвы, заповеди в особенности, как дважды два, много лучше соборного пономаря отвечу, без запинки.

— Хорошо, посмотрим, как-то отвечать ты будешь Читай-ка мне хоть… «Отче наш».

— Извольте слушать, ваше превосходительство.

Вестовой начал читать:

— Когда солдат в строй вступает,

Тяжко вздыхает и говорит:

«Отче наш».

Румяная заря играет,

Рота командира ожидает, —

Иже еси.

Шумит, гремит,

Рвется, как

На небеси.

Подайте палок и плетей

Для солдатских плечей

От солнечных лучей.

Да святится.

Тогда солдат солдата,

По приказанью начальства,

Бьет и в уме своем клянет

Имя твое.

Потом входит к ним фельдфебель,

Кричит: «Стройся, равняйся,

Смотри на начальника бравей!»

Да приидет.

Теперь вся рота наша в отряде,

Командир наш помрет,

Будет во аде,

Тамо же будет

Царствие твое.

Вот здесь командуешь нами,

А там будешь командовать чертями, —

Над ними

Да будет воля твоя.

Там будешь более в почете,

Нежели у нас в батальоне или роте,

Яко на небесах.

Хоть ты не более червя,

Который пресмыкается

И на земли.

Провиант наш ты на что меняешь?

У нас последнее отнимаешь.

Ведь это —

Хлеб наш насущный

Царь нам от казны отпускает, —

Даждь нам днесь.

А если мы перед тобой в чем провинились

Или на службу не явились,

В кабаке просидели, —

Остави нам.

А что вы муку нашу продаете,

А денежку в карман кладете,

Это за вами —

Долги наши.

Хотя вы мукой не торгуете,

Ничем не барышуете,

Яко же и мы оставляем,

Если с нами честно разочтетесь

И во всем нас удовлетворите.

А если по-прежнему, то будете

Должниками нашими.

А командир наш до самой смерти

Смотрел на нас сурово, —

Не дай нам бог другого

И не введи нас во искушение

Но избави нас,

А ровно и мы от тебя избавиться

Очень рады, как

От лукавого.

Генерал его за это поблагодарил и три рубля на водку подарил.

2. ПРИШЕЛ Я В ВЕЛИКИЙ ПОСТ…

Пришел я в великий пост к маме

молока хлебать.

Мама меня гнать,

Я бежать.

Бежал два дня,

Нашел на дороге игольные уши,

Положил на плечо,

Стало горячо.

Пошел в кузницу ковать топор.

— Скуй мне, кузнец, топор.

Ни мал, ни велик — в мой рост. —

— Что ты будешь делать? —

— Буду дерево рубить. —

Сковал мне кузнец топор,

Ни мал, ни велик — в мой рост.

Зашел я на овин рубить дерево-крапиву.

Дерево пало, меня задавило.

Прилетели два ангела —

Крыса боровая и мышь летучая.

Посадили меня на колеса

И подняли на небеса.

Там все не по-нашему,

Там все не по-здешнему:

Церковь из пирогов сделана,

Калачом заперта,

Блином прикрыта.

Калач я перегрыз да в церковь походил.

Сидит Тимошка на окошке,

Я его пристрастил.

Идет поп Ермошка,

В липовых лапоточках,

В синем зипунишке,

Одна рука к уху,

Другая — к брюху.

Запевает свой любимый стих:

«Постой-ка, великомученица,

Пронеси еси.

Прошла сквозь шубные рукава,

Прошли все кресты и пророки

По большой дороге…»

А сзади и нам можно идти.

3. ЦЕРКОВНАЯ СЛУЖБА

Выходит дьякон, становится на амвон, а поп и поет:

— Дьякон, дьякон, посмотри-ка в окошко, нейдет ли кто, не несет ли чего?

Дьякон отвечает:

— Старуха идет, пехтус масла несет!

А дьячок поет:

— Подай, господи!

Поп опять:

— Дьякон, дьякон, посмотри-ка в окошко, нейдет ли кто, не несет ли чего?

Дьякон отвечает:

— Старуха идет, четверть ржи несет!

Дьячок опять поет:

— Подай, господи!

Поп опять говорит:

— Дьякон, дьякон, посмотри в окошко, нейдет ли кто, не несет ли чего?

Дьякон отвечает:

— Идет мужик, несет дубину на поповскую спину! Поп и дьячок поют:

— Тебе, господи!

1. КАК ЗА РЕЧКОЮ ЗА БЫСТРОЮ

Как за речкою за быстрою

Стояли стены монастырские.

В том монастыре монах спасался,

В день три раза напивался.

Как услышит на утреню звон,

Он поспешает в кабак на поклон,

Свою ризу там пропивахом,

Ещё в клобук закладавахом,

А потом под воротами валяхомся…

— Ох ты, горилочка, ты наша горилочка,

Ты великомученица,

Когда мы, монахи, соберемся,

То хорошенько напьемся

И спьяну подеремся…

2. ИДУ Я ДА ИДУ…

Иду я да иду,

Стоит церковь на льду —

А дверь в той церкви блинная,

Засов — колбаска длинная,

На двери из сала замочек,

Печать на нем — масла кусочек.

Вкусил я масла — печати не стало,

Вкусил я сала — замка как не бывало,

Закусил я колбасой —

И пропал засов,

А блин вкусил —

И церковь открыл.

А в церкви поп

Как гречки сноп,

А дьячок

Как будячок,

А диакон

Как диавол,

А пономарь

Свечки поломал.

Радуйся, сорока,

Радуйся, ворона,

И ты, воробей,

Великий чудодей!

3. ГДЕ-ТО ЗА ГОРАМИ

Где-то за горами, в поднебесном храме.

Аллилуйя!

Сходятся святые в праздники большие,

С ними духи невидимы и ангелы-херувимы,

Господи, помилуй!

Бог-отец приходит — трапезу заводит,

Аллилуйя!

Сам сидит высоко, перед ним пророки,

Священники за столами, а владыки пред столами,

Господи, помилуй!

Петр и всяк апостол мучеников — под стол,

Аллилуйя!

Пустынников с краю и в углах сажают,

Ближе к печке — молодицы, возле них сидят девицы,

Господи, помилуй!

Николай наш славный кубок пьет заздравный, Аллилуйя!

К жбану приложился, пил, пока свалился,

Громко крикнул на Парашку: «Принеси-ка с медом чашку!».

Господи, помилуй!

У Ильи и Савки — по ведерку чарки,

Аллилуйя!

А Роман гикает, зычно воспевает:

«Наливайте, всем давайте да на дне не оставляйте!».

Господи, помилуй!

С печки Акулина чует запах винный,

Аллилуйя!

Ласково мигает, словеса вещает:

«Пейте, гости, выпивайте да меня не забывайте!».

Господи, помилуй!

Давидовы внучки взяли скрипки в ручки, Аллилуйя!

Михаил всех разом глушит трубным гласом:

«Святый крепкий, святый боже, бей в цимбалы кто как может!».

Господи, помилуй!

Вот Кузьма с Трофимом танец начинают,

Аллилуйя!

А Андрей не может — хлопает в ладоши

И премного размышляет: с кем плясать ему, не знает,

Господи, помилуй!

Все набекрень шапку, взяли в танец Гапку,

Аллилуйя!

Каждый перед Гапкой прыгает вприсядку.

Рай и пекло удивляли — вот как пили и гуляли,

Господи, помилуй!

А дьячки с попами там переругались,

Аллилуйя!

И за кварту водки чуть не передрались,

А бурсак кувшин хватает да в шинок с ним убегает,

Господи, помилуй!

Наш брат, бедолага, и забот не знает,

Аллилуйя!

Выпивши, икает, песни напевает,

Шасть рукою по дубине:

«С кем-то спать придется ныне?».

Господи, помилуй!

4. «СВЯТЫЙ БОЖЕ, СВЯТЫЙ КРЕПКИЙ»

Святый боже,

Святый крепкий,

К тетке в гости

Ходим редко.

Святый боже,

Ты бессмертен,

Жизнь-то все же

Лучше смерти.

5. «ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ»

Наш старший Гаврило

Держит в руках кадило,

Руками размахивает,

А сам подскакивает,

А мы его величаем,

Ему духу подбавляем.

Господи, помилуй,

Господи, помилуй,

А меня к Гавриле

Не гони ты силой.

б. ТАЙНА БОЖЬЯ

Люди скопом в церковь входят,

Сразу к дьяку все подходят,

Дьяк записывает в рай,

Ну и давка там, — ай, ай!

Каждый место в книжке купит,

Потом лбом об пол знай лупит,

Отрабатывая ловко,

Не щадит, дурной, головки…

А потом по одному

Идут к бате самому.

Под рукою держат шапку,

Кладут голову на папку.

Нагоняет батя страх:

— Признавайся, брат, в грехах!

К уху тихо припадет,

Речь о боге поведет,

В ад грозит послать на муку

И предложит: «Целуй руку!»

Поцелует мужик руку,

Потом бросит денег в штуку.

Что дают, поп все берет,

Ну а сдачи не дает.

Кто же хочет в рай попасть,

Должен больше денег класть.

Одно кончилось несчастье,

Начинается причастье.

Пономарь раздул кадило,

Поп берется вновь за дело.

Завопит он: «Отче, отче!..»

Видно, денег еще хочет.

И кадит он что есть мочи,

Дым пуская людям в очи.

Все чихают, сами ж хвалят,

Что поп ладан даром палит,

И тут каждый говорит:

— Батя чудо здесь творит. —

Ну чего ж еще хотели?

Все иконы закоптели.

А для общего порядка

Пономарь там ходит с тряпкой,

Через каждые две, три ночи

Протирает святым очи.

В церкви пред толпою нашей

Выступает батя с чашей.

Чаша та на таз похожа,

Ну, а в чаше «тайна божья».

А в той тайне — хлеб да мед,

Знай обманывай народ!

Прогорланит поп прихожим:

— Подходи со страхом божьим

И вкушай из чаши с верой!.. —

А дает он малой мерой.

И подходят все со страхом,

Причащает одним махом:

— Открывайте ваши губы. —

Сунет ложкою он в зубы,

Бедняка бросает в пот,

А дьяк с тряпкой лезет в рот.

Пономарь же с бородою

Запивать дает водою.

Дьяк читает людям смело,

Что в той чаше — «божье тело»…

Вот и тайна вам Христова:

Хлеб киевский, мед — из Ростова.

Тут спасенье, тут и рай,

Только деньги подавай.

1. ВОСКРЕСЕНИЕ ХРИСТОВО И СОШЕСТВИЕ ЕГО В АД

Говорят, что молодицы Не хозяйки, а лентяйки

И пугливы, — словно зайцы!..

Ой, не правда, мои братцы!

Взять Марию: среди ночи

Изо всей пустилась мочи

На Голгофу меж крестов,

Чтоб оплакать прах Христов.

Когда на гору взлезала,

Себе ноги посдирала;

Повстречала там Христа,

Он же ей сказал спроста:

«Что ты, матушка, рыдаешь?

Я ж воскрес! Иль ты не знаешь?

Только вышел я из гроба,

Сразу ж черта-твердолоба

Я надумал проучить.

Мне ли шутки с ним шутить?!

Сходил, пекло погасил

И Адама воскресил…

Тут пронюхал черт-проныра,

Что глазищи смерть прикрыла,

Что Адам смеяться стал,

Моисей скрижали взял…

Черт направился к Арону

Разобраться по закону.

Тут Арон очки надел,

В книжку быстро поглядел.

Не стерпев, он рассмеялся.

Черт поганый догадался,

Что Христа кто-то унес,

И в тоске повесил нос.

Черт заделал в пекло яму, —

Вдруг Христос идет к Адаму;

Дверь раскрылась перед ним,

Мрак рассеялся как дым.

Смерть лежала в уголочке,

Грызла там свою сорочку

И, надувшись, все сопела

Да на бога зло шипела.

Черт хотел пуститься в драку,

Дал Христос ему с размаху,

Сразу пекло погасил

И нечистого спросил:

«Где стара бабуся Ева,

Та, что плод запретный съела?»

Кочережку в лапы взяв,

Черт ей в пекле помешал,

Еву вынул он из печки,

Огорели у ней плечки!..

За ней вылез и Адам,

Хоть не верь своим глазам.

Ну и принял Адам кару:

Почернел он весь от вару,

Запал с голоду живот,

Ох и дал же ему черт!

Тут Адам наш прослезился,

Христу в ноги повалился,

Еву ж взглядом пожирал,

Хоть в ногах Христа лежал;

Взял Христос его за руку

И сказал: «Ты эту муку

Поскорее забывай,

Вместе с Евой беги в рай».

Дал Адам из пекла драла,

Так что Ева — аж отстала;

Быстро пер он и вспотел,

Зато первым прилетел;

И с собою своры стаю

Он привел до божья рая.

Тут вскочил силач Самсон,

Тот, что падок был на сон,

И давай кричать в испуге:

«Подождите меня, други!».

Подскочил тут Моисей,

Встать велел ему быстрей,

Чтоб дорогу дать Якубу,

За Якубом лихо цугом

Илья мчался на конях,

Гром пуская всем на страх;

Следом перся Елисей,

Нес армяк в руке своей.

А за ним святой Яфет

Нес и саблю, и мушкет.

И, забыв про злую драку,

Шел Адам рядком с Исаком.

Обогнали они Лота.

Он, усердствуя до пота,

Изо рта смолу таскал

И, сердечный, все икал,

Взгляд косил на райский сад,

Не хотел глядеть назад.

Тут и старый Ной топтался,

В рай пробраться все пытался.

А премудрый Соломон

Затрезвонил в райский звон.

Хоть святых изрядно было,

Ну, а места всем хватило.

Пробудился царь Давыд,

Глядь, уже и стол накрыт;

Покосился он на Хама

И направился к Абраму.

Сели рядышком за стол,

Им подали хлеб и соль

И по чарке красна пива;

Тут Давыд гостям на диво

Вдруг ударил в гусли так,

Что плясать хотел уж всяк:

Сара, бросив оземь ложку,

Дала волю своим ножкам.

А за нею — и Рахиль…

Лия кинула костыль

Да как хватит тропака.

Тут Су сана из садка

На Данилу поглядела

И в круг вихрем полетела;

Вот пригожая Эсфирь

Красну вынесла псалтырь;

Пред Давыдом с нею села

И играть ему велела

Песню лучшую, что мог.

Веселился с ними бог,

Тут и бабы, тут и внуки,

Дружно взялись все за руки,

Поспешили в хоровод.

Славься бог из рода в род!

2. КАК НА ТРАВКЕ ДА НА МУРАВКЕ

Как на травке да на муравке

Трое плотников церковь рубили

За околицей на пригорке,

Да на каменной подмуровке,

Чтоб виднее была народу,

Что живет без радости сроду.

Трое плотников церковь рубили,

Они толстые бревна тесали,

Широченные окна вставляли,

Красным золотом малевали,

Образа парчой убирали,

Зычный колокол поднимали,

Чтобы люди к попу собирались.

Станут люди в церковь сбираться

Будет поп на них наживаться.