Настоящий Спасатель 2. Назад в СССР

Глава 21

Я вопросительно посмотрел на Тёму.

— Расскажи. Она наш человек, — ответил он с серьезным выражением лица.

— Это серьезно? Тебя действительно хотели убить? — в ее взгляде смешались и недоверие к моим словам, и ужас от осознание что, кто-то намеренно желает мне смерти.

Я понимал ее сомнения. Большинство людей в СССР наивно считали, что на убийство могут пойти либо бандиты и жулики, целиком погруженные в преступный мир ради каких-то своих неведомых мотивов. Либо убийства происходили случайно, но не злонамеренно по пьяни, в драке или бытовой ссоре.

Я покачал головой. Я никогда не любил втягивать людей в опасные ситуации. Я чувствовал ответственность. Девушка, пусть не робкого десятка, не должна была пострадать по моей вине.

— Она еще морально не готова, Тём. Не стоит.

Но Элен не унималась.

— Что значит не готова? Я ещё с пионерских времен всегда готова! Выкладывай! Или я пойду проводить расследование самостотельно.

— Это шантаж, — улыбнулся я.

— Это недоверие с твоей стороны. Меня оно задевает, — парировала Элен.

— Ну хорошо, нам в любом случае нужно проявить фото. По ходу пьесы буду рассказывать и вводить тебя в курс дела.

Мы пошли быстрым шагом по направлению к лаборатории Тёминого отца проявлять фотографии.

На это раз с пленками всё было в порядке. Никаких замен. Каждый кард четкий. Один лучше другого.

То что наснимал Тёма, действительно оказалось кладом или информационной бомбой. Ассортимент импортных товар был способен поразить воображение советских людей, даже тех, что побывали в загранкомандировках в капстранах.

На фотографиях были товары, которые никогда не появлялись на прилавках советских магазинов. Я попробовал оценить стоимость увиденного и пришел к выводу, что там собрано как минимум на пару миллионов советских рублей.

Я не знал, как проводились расчетно-кассовые операции, выдавались ли чеки на купленное. Скорее всего на какую-то часть товара пришедшую по прямым поставкам в Универмаг и убранную на склад дефицита, проводили по бухгалтерии так, что комар носа не подточит.

Но вот вторую, ту которая шла из Березок и других источников продавали полностью в черную.

Наши деревянные ящики были частично вскрыты, но это только усиливало эффект. Один из ящиков был набил теми самыми магнитофонами Panasonic в бело-голубых картонных коробках.

Цепочка поезд — мебельный фургон — выгрузка на пандусе Универмага — тайный склад с дефицитом — покупатели красноречиво демонстрировала как устроен бизнес Солодатенко.

Если сюда добавить эпизоды и фото племянника зампреда горисполкома, Игорька Королькова с его хождениями у Березки, то картина становится еще более прозрачной.

Мне даже немного не верилось, что я с друзьями сумел собрать информацию о бизнесе и махинациях Солдатенко за столь короткий срок. По большому счету, мне удалось меньш чем за месяц сделать то, что не могла или не хотела делать милиция за несколько лет.

Но пока еще рано праздновать победу. Нужно действовать дальше, чтобы нанести сокрушительный удар моим врагам.

Фотографии водителя черной Волги и покупателя на шестой модели Жигулей получились очень четкими.

Мы сделали пару лишних штук крупным планом, для того чтобы показать мороженщице и другим знакомым. Надеялись опознать их.

Я рассказал Элен, как сначала люди Солдатенко пытались если не убить, то запугать меня на водолазном катере. А сразу потом сбить на дороге.

Лицо водителя показалось Элен знакомым. Что не удивительно даже для довольно крупного приморского города.

Она вглядывалась в его лицо пытаясь вспомнить где его видела, но так и не сумела.

— Ребята, какие же мы молодцы! Я уже чувствую, что после нашей статьи сюда съедутся журналисты из всех центральных газет. Наше расследование прогремит на весь Советский Союз! А может быть даже из телепередачи «Человек и Закон», представляете? Мы подвергнем в пропасть этого дракона.

— Как Георгий Победоносец?

— Что?

— Ну, легенда такая была, миф, у христиан про великого воина пронизывающего дракона, — улыбался я.

— Ну да. Точно советская журналистика побеждает всех драконов, потому что она правдивая.

У Элен по молодости и неопытности горели глаза от возбуждения. Ей казалось, что свалив с Олимпа компанию Солдатенко мы победим мировое зло.

Единственное что меня останавливало от отрезвляющего комментария, так это ее чистота и уверенность в своей правоте.

Советский человек, в отличии от своего постсоветского потомка, не разглагольствовал о том, что морали больше нет, она умерла, а просто обладал ею и жил с ней. Она была нормой в его жизни, ему не нужно было искать ее ни в прошлом, ни в будущем, ни на западе, ни на востоке.

— Получается у них целая мафия. Система. Это не разовые хищения или спекуляция, — размышлял вслух Тема.

— Именно. Свои нелегальные поставщики, своя финансовая структура ты же помнишь, про чеки, валюту. Своя система перевозок, складская система. Курьеры они же охранники и, возможно, киллеры. Если я у них не первый, — я поддержал друга, — а самый главный признак мафии это спайка с коррумпированной верхушкой в местной власти.

— Как такое возможно? С каких пор в нашей стране мафия? Это же, какая скотина, этот ваш Солдатенко. Выходит, что люди день и ночь трудиться на благо родины. Работают, строят, сеят, пашут, обслуживают. А он пользуясь своим положением наживается на этом? Ну уж нет, фиг ему!

— Элен, мне нравится ход твоих мыслей, но до того, чтобы сковырнуть Солдатено очень далеко. И не забывай, нам всем нужно быть очень осторожными. Что ты напишешь в статье?

Мы обсуждали подготовку материала, сотавили таблицу с фактами, определии места, котрые пока у нас оставались белыми пятнами.

Мы не знали, где именно хранит валюту и денежные средства Солдатенко, как он передает их в Москву для закупок, а это должно было стать весомым аргументов в обвинении. Мы не знали, кто такой водитель на черной Волге. Еще нам хотелось бы знать, был ли Солдатенко связан с бандой Шельмы, через погибшего Сычова и его брата. Мы не знали, где именно хранит валюту и денежные средства Солдатенко, как он передает их в Москву для закупок, а это должно было стать весомым аргументов в обвинении.

Мы распеделили между собой эти три задачи.

Я должен был заняться выяснением личности «курьера-киллера», а Тема установлением связи между Шельмой и нашим врагом. Мы должны были заняться этим пока Элен готовит тест статьи, а потом все вместе собирались заняться выяснением сособов перевозки денег и их хранения.

У Элен были свои идеи, как выяснить пути перевода или доставки денег. Но она пообещала ничего не предпринимать без нас.

— Нормальненький у нас, тройник полуается. Спасатель, журналист и дружинник, — поулыбалась прощаясь Элен в конце тяжелого дня.

Мы расстались, Тёма повез Элен домой на мопеде, а я зашагал пешком по вечернему городу.

Эмоциоанлное напряжение отступило, я раслабил плечи и насладждался чистым ветерком. Начинал моросить темпый октябрьский дождик. Только сейчас я заметил, что ноги гудели от усталости.

Мой план начал приносить свои плоды. Итак, меньше чем за месяц я съездил в Москву и узнал про то, что Короленко не то, что перестал заниматься прошлыми промыслами, а наоброт расширил бизнес-империю Солдатенко.

Я узнал многое, про то, как утроена его нелегальная корпорация и уже понимал, как нанеси ему удар, который должен привезти к необратимым последствиям.

Я собрал прекрасную команду, которая мне доверяла и готова была идти со мной в огонь и в воду, не только в моем родном городе, но и в Москве.

Поспособствал скорейшему вызволению Николая Ивановича из тюрьмы и восстановлению его в должности. Мы очень откровенно переоворили с моим начальником о Солдатенко и обо всем что произошло в его отсутвие. Включая исчезновение Ветрова и его поииски в акватории порта.

Я не стал расстраивать старика расказами про запугивание и покушения на убийство, но он и без меня теперь понимал, что Солдатенко пошел в открытую конфронтацию и был готов на любую гадость.

Мне хотелось дать Николаю Ивановичу передышку, поэтому так же пока не стал ничего говорить о планах свзяанных с публикацией материалов. Я был уверен, что после тюрьмы его не стоит впутывать в это и мы сами в состоянии разобраться.

По его настрою я видел, что он не сломлен и после всего дерьма и неприятностей от Солдатенко, Николай Иванович готов воевать с ним до самого конца.

Николай Иванович был в восторге от нашего нового помещения на базе Академии Наук. Он с ребятами активно занимался ремонтом выделенных помещений и подгоовкой к новому курортному сезону.

Он снова был в своей стихии. Его активность твоила чудеса, он сумед дороворитьсяо выделении трех новых моторных катеров, новых аквалангов, и спасательных жилетах.

Мы строили собственную учебную-спасательсую базу.

Теперь мы были самой богатой спасательной станцией на побережье.

Ребята из соседних городков завидовали нам черной завситью и при случае не упускали возможноть напомнить нам об этом.

Как-то, в первые же дни после нашей встречи Николай Иванович заче-то вытащил меня на совещании в НИИ, мне очень не хотелось тащиться на это нудное мероприятие.

— Николай Иванович, но у меня учеба, работа. Может без меня как-нибудь? — отвечал я ему в телефонную трубку.

— Как это без тебя? Без тебя нам никак не обойстись.

— А о чем будут говорить совещании?

— Приезжай без разговоров. Это сюрприз.

Оказалось, что ученые обсуждали со спасателями и водолазами преспективу создания модели небольшого эскпериментоального подводного города.

Это то, о чем я мечтал, когда рассказывал Николаю Ивановичу о французе Жаке Ив Кусто. Оказывается, он специально для меня трубил о идее создания подводных домов на каждом углу, ошибочно называя меня автором.

Теперь в большой семье ОСВОД, объединяющей почти все Черноморское побережье Союза меня знали многие. И относились с больщим уважением.

Я шел по улицам вверх, в сторону дома, когда солнце уже, часа три назад, закатилось за горизонт. Мне то и дело встречались усталые, отдувающиеся, граждане, идущие домой.

Они тащили в руках портфели, авоськи. Я присморелся. Мне стало интересно. Помнил ли я, когда прибыл сюда из прошлой жизни, что обычно носили в этих авоськах?

Ведь люди, с сетчатыми авоськами разных цветов: от оранжевого до темно синего, были такой же важной частью городского пейзажа, как дома и тротуары, деревья и транспорт, остановки и магазины.

Нет я признался себе, что давно забыл. А там бывали молоко в бутылках и батоны белого хлеба. Чай, сахар, масло, доктоская колбаса батоном.

И овощи: огургцы, лук, картофель. Кроме тех, кто носил авоськи и портфели, мне попадали сухие старички с серьезными лицами, в очках с толстыми роговыми оправами, непременно в белых шляпах. Вышедшие на вечернюю прогулку с деревянными тростями или со сложенными за спиной руками.

Дети играющие на улице до поздна, заглядывали в бочки с зацветающей водой, стоявшие внутри дворов, видимо в пожарных целях. Три двеочки и два мальчика лет семи или восьми ловили головастиков и дружно удивлялись множеству лягушек рядом с бочками.

Я смотрел на них и понимал насколько коротко это детское счастье. Оно пролетит мимолетно, можно сказать стремглав. И большинство его так и не заметят.

Жизнь разбросает этих пацанов и девчонок по своим углам своим, по толпам умников и умниц, рвущихся к власти, к женщинам и, соответсвенно, к мужчинам, машинам, инженерным или медицинским дипломам, технике, квартирам, дачами, вкусной еде и импортным шмоткам, типа тех, что валяются на складе у Солдатенко. Правда не всех.

Некотрые не доживут, а некоторые сознательно откажутся от гонок за всем вышеперечисленным. Они останутся в меньшинстве.

И надо было быть полным глупцом, чтобы думать, что существовала, какая-то глобальная альтернатива этому. Что возвращение одного человека назад, пусть опытного и знающего, может изменить ход истории. Историю не меняют из будущего. Историю делают в настоящем.

Именно поэтому я с самого начала дал себе слово не пытаться изменить грядущие события, которые, словно гигантстке жернова, перемолят в будущем миллион судеб, а просто прожить заново достойную человеческую жизнь в любимой стране и в любимом времени.

И мне это удавалось.

На следующее утро, в выходной, в субботу стояла осенняя солнечная погода. Улицы были наводнены людьми, которые как будто пытались поймать ускользающее тепло уходящей осени.

Они спешили, и по деловому сновали по городу.

Я отправился к своему пункту наблюдения. Моя мороженщица Клава уже стояла на посту. Я показал ей фото водителя черной «Волги».

— Нет. Не знаю его, хотя видела. Он тут иногда появляется, но не часто. С весны, кажись, его не видела. Может вечером приезжает, когда я со смены ухожу.

— Спасибо, тетя Клава. Смотрите, а вот такую коробочку никто не выносил? Это голубой цвет, — я протянул ей фото с магнитофоном.

— Как же не выносил? С утра двое уже вышли.

— Тогда вот вам ручка и блокнот, вы сможете палочки и время ставить, когда кто-то с таким выходит?

Я дал ей подробные инструкции, как отличить покупателей техники от остальных посетителей склада, даже если коробки упакованы. Мы договорились, что она будет записывать дату и время, если приедет Федор или водила черной Волги.

Я попрощался, развернулся и столкнулся нос носом с Машей Баландиной. Я задел предплечьем ее мягкие девичьи места. Мне даже показалось, что она нарочно подставила грудь.

— Бодров! Смотри куда идешь, снесешь меня к чертям собачьим, Макс, — ее глаза искрились от удовольствия. Она была счастлива встрече.

Еще больше она была довольна от того, что ей казалось, что она сумела смутить меня. Но не тут-то было.

— Машка, привет красотка! Прости меня, и правда, как увалень. Не разбираю дороги, когда вижу твою лучезарную улыбку. Ты всё лучше и лучше с каждым днем, как…

— Ой, не надо мне про вино зубы заговаривать, я и так знаю, какая я.

Я тоже был рад ее видеть. Мы обнялись и она чмокнула меня в щечку. Потом жеманно подставила свою.

— Ну… — она потребовала своим птичьим голоском, — целуй, давай! Потом упрашивать будешь, но уже станет поздно.

— Ну и зараза же ты, — я поцеловал ее в ответ, она пахла терпкими цветами. Ее кожа на щеке и шее светилась белизной и молодым здоровьем.

— Делов-то, однокласснице приятное сделать, — она рассмеялась.

— Хочешь мороженного? — я улыбаясь посмотрел на нее вопросительно, — эскимо?

— А что можно.

Маша в обоих руках перед собой держала маленькую черную лаковую сумочку.

Клава все это время с улыбкой наблюдала за нами.

— Ты, это. Видать, что девка хорошая, ладная. Поаккуратнее с ним, языком то не мели. Вижу, что нравится он тебе, — она достала из лотка два эскимо, — он парень неплохой, серьезный. При деле. Не шалопай тебе какой-то. Я тебе сразу говорю, капризов твоих не потерпит. А так, смотри не упусти его. Славной парой будете.

— Ого! Ничего себе. Вот это реклама! — Маше было приятно, что кто-то рассматривал нас как пару, в одну руку она приняла мороженое, а второй взяла меня под ручку, — вот теперь я тебя никуда не отпущу, понял?

Клава сентиментально отвела глаза в сторону. Моя незванная сваха. Мне стало смешно.

— Понял, понял. На сдачу купите конфет внукам, пожалуйста, тетя Клава — я оставил железный рубль, в тарелочке. оставил бы больше, но она не возьмет. Она сегодня заслужила.

— Да ты у нас еще и богатый и щедрый? Цены тебе нет Бодров, веди меня. Я за тобой — хоть на край света.

Мы вышли прогуливаясь на набережную.

— Кого ты там на фото выспрашивал? Дай посмотреть.

— Да ну, зачем тебе? — я улыбался, — просто мужик.

— Покажи, говорю. Мне кажется, что я его знаю, только не разглядела. Могу ошибиться.

Я остановился достал фото и протянул ей. Она даже не взяла ее в руки. Потом посмотрела серьезно на меня.

— Ну да. Точно он. Я его знаю. Ты вот что, Бодров…