Настоящий Спасатель 2. Назад в СССР

Глава 25

Это был Баранов. Не ждал нас, гнида. Он моментально узнал меня и Тёму.

— Айда, парни. Пока он не ушел, надо задержать его, — сказал Тема и зашагал быстрым шагом по насыпи. Остальные ускорили шаг от нетерпения и побежали, перескакивая через рельсы и пересекая пути.

— Ребят, будьте осторожны, помните, что он бывший зек. Он, та ещё гнида хладнокровная. Чуть не сбил меня, а Тёмку оглушил. Если кто увидит его в руках огнестрел или любое другое — немедленно назад. Такой ценой он нам не нужен. — сказал я, — мы Тёмой оббежим дом справа, вы давайте слева.

Баранов уже успел скрыться, забежав за угол дома, как раз с нашей стороны.

Я удержал Тёму рукой, когда он пытался заскочить за угол сходу. Остановившись, я немного пригнулся, выглянул и тут же отпрянул назад. И не зря.

Там где должна был оказаться моя голова в стену с гулким стуком влетел плоский суковатый дрын.

— Ах ты, чмо! — выкрикнул Тёма от неожиданности, вместе со звуком падающей дубины, которую отбросил Баранов.

В следующее мгновение мы обогнули здание и бросились к захлопывающейся двери подъезда.

Он успел ускользнуть и закрыть ее с грохотом прямо перед самым моим носом.

Я дернул за ручку, но дверь не поддалась. Баранов заблокировал ее изнутри.

— Э, открывай! Мы тебя все равно достанем, Баранов!

Бум-бум-бум.

Тёма забарабанил кулаком в деревянное полотно. А потом прильнул к нему ухом, чтобы услышать, что происходит там в подъезде, за дверью.

С противоположной стороны из-за угла, тяжело дыша, выскочили два Сереги.

Тёма упер руки в боки сделал пару шагов назад поднял голову и посмотрел наверх.

— Где он? Успел заскочить? — спросил Рыба.

— Никуда он не денется. Внутри он, — ответил Тема, — мы по правильному адресу пришли.

— Как его выкурить оттуда? Дверь ломать? — Боёк посмотрел на меня.

— Тут ещё люди живут? Эй, есть кто-нибудь? — громко прокричал Тёма, на втором этаже качнулся край занавески, кто-то наблюдал за нами сверху.

— Народная дружина! Откройте дверь подъезда!

Тёма снова достал свое удостоверение и повязку из кармана.

— Помоги мне, — он подставил правое предплечье Рыбе, — сейчас мы его выковыряем оттуда, как крота из норы!

В это время за спиной раздался пронзительный скрип тормозных колодок. Оглянувшись я увидел, как рядом с домом остановились две Волги.

Из машины высыпали молодые парни в костюмах. По четыре человека из каждой вместе с водителями.

Они на ходу извлекали стволы из под пиджаков.

— С дороги, — прокричал один из них подбегая к подъездной двери!

Он с ноги высадил дверь и семь его товарищей ворвались внутрь подъезда.

Их появление обескуражило нас. Мы нерешительно переглядывались. Очевидно, что они пришли за Барановым.

— Что это было? — спросил Боёк.

Я пожал плечами. Мы оглядывались на машины. Я обратил внимание на номера. Знакомые гаишники рассказывали, что у кагэбешных машин сумма первых двух чисел равна сумме последних двух.

— Хрен его знает. Комитетчики? — неуверенно предположил Рыба.

— Сейчас узнаю, — только Тёма ринулся в сторону подъезда, как сзади раздался строгий мужской голос:

— Назад! Отставить!

Обернувшись на голос, мы увидели человека в темных очках, в коротком бежевом плаще с поднятым воротником. Он спокойно курил сигарету и больше походил на пижона из французского фильма, нежели на сотрудника КГБ. Тема растерянно развел руками.

Я стоял на набережной и смотрел на чаек. Поздней осенью и зимой в городе почти не остается приезжих.

Местные на побережье не очень любят чаек, несмотря на их природную красоту.

В сезон чайки жируют на остатках еды, которую оставляют за собой люди на пляжах. Нередко они могут внаглую подлетать и на лету выхватывать еду у зазевавшихся прохожих.

Люди сами приучили птиц к такому поведению. Кормить чаек Это одно из любимых удовольствий курортников. Бросает курортник кусок хлеба, чайки ловят его в воздухе. Некоторые деруться.

Местные проходили мимо с молчаливым осуждением.

Сколько не объясняй, что такая еду вредит и птице, и человеку, и портит местным жизнь — всё одно.

Курортники думали, что совершают благое дело и лучшем случае игнорировали замечания, в худшем огрызались.

Мало кто знает, как выглядит гнездо чайки. Мы плавали с мальчишками в детстве к скалам и рассматривали их жилища. Гнездо — это травинки и веточки хаотично накиданные и оставляющие впечатление ненадежной, беспорядочной, неустроенной лунки. Самцы и самки внешне мало различимы.

Сейчас чаек никто не подкармливал и им приходилось охотиться или ловить рыбу. А ведь чайки прекрасные рыболовы, а охотятся они на моллюсков и крабов.

Если чайке повезет и она выхватит крупного краба, то она поднимает его вверх и сбрасывает на камни с двадцатиметровой высоты, чтобы разбить панцирь и получить доступ к тому что внутри.

Чайка хорошо видит глубину. Она, как бы сканирует толщу воды, в которой на разной глубине плавает добыча.

Если чайка видит рыбу, когда парит над водой, то она зависает над ней. Чайка наблюдает рыбу, а она ее нет.

У взрослых птиц оперение головы, шеи, низа тела и хвоста полностью белое.

Верхняя часть туловища, включая мантию широкие крылья достигающие полутора метров в размахе, тёмно-серые или буровато-чёрные.

А светлое брюхо и внутренняя сторона крыльев у чайки белые, скрывают тело птицы от рыбы, на которую они охотятся.

Видимо рыба принимает их за небольшие облачка, парящие, там в совсем другом мире, над поверхностью моря.

Рыба не знает, что ее судьба предрешена. Есть место случайности, когда чайка может промахнуться, но такое случается редко.

Чайки очень рациональны. Они не тратят силы понапрасну. Все выверено и рассчитано. Даже когда море волнение, они безошибочно просчитывают действия и траектории добычи.

Калькулятор в голове у птицы все высчитал. Она моргает и покачивается на ветре.

А потом, повинуясь, только одну ей известному алгоритму понимает, что пришло время атаки. Чайка внезапно, складывает крылья и камнем падает вниз.

Она превращается в снаряд. Тело чайки вытягивается. Иногда перед самой поверхностью охотник расправляет крылья и тормозит, чтобы схватить рыбу у поверхности, иногда ныряет в воду.

Я наблюдал за процессом и думал о том, что КГБ так же как чайка парит и видит все, что происходит на глубине на том участке, где им выдалось охотиться.

Рыба иногда уходила, преступники иногда уходили. Но чаще охота и у тех и других заканчивалась успешно.

Самцы и самки чайки внешне почти неразличимы.

Мало кто знает, как выглядит гнездо чайки. Мы плавали с мальчишками в детстве к скалам и рассматривали их жилища.

Гнездо — это травинки и веточки хаотично накиданные и оставляющие впечатление ненадежной, беспорядочной, неустроенной лунки.

Интересно, а как был устроен быт среднестатистического рядового сотрудника КГБ, в советское время? О генералах речь не идет.

Рыба которую они ловили, чувствовала себя очень вольготно. Она хоть и пока стеснялась, подводные обитатели партийных аквариумов для своих уже не чувствовали себя равными среди народа.

Все начиналось с маленького. На первых порах они позволяли себе чуть больше, чем другим и считали, что заслужили это.

Не с этого ли всё начало скользить под откос? С модных виски и мальборо привезенных кем-то крутым из «загранки», слегка замутняющих кристальную чистоту помыслов.

Уже тогда, словно черви в спелом абрикосе, паскудные идеи общества потребления, пробивали себе дорогу в головах и душах «советской элиты», которая уже не являлась советской и ещё не являлась «элитой».

Внешне плод пока еще оставался привлекательно желтым или оранжевым. Но червоточина с черными точками навсегда оставляла свой след.

Фарш невозможно провернуть назад. Им хотелось все больше и больше отличаться от простых смертных. Гордыня и чванство.

Через пятнадцать минут, меня ждала аудиенция у моего партнера по шахматам, генерала, который пригласил меня на беседу.

Разговор с генералом оказался шокирующе откровенным.

Наше знакомство в больнице вообщем-то оказалось случайным, так же, как и моя встреча с Солдатенко в столовой.

Хотя теперь уже бывший заместитель председателя горисполкома узнал меня, как сына своего соперника сразу.

А вот госпитализация Солдатенко оказалась совсем не случайной. Он искал любую возможность выйти на генерала. Чувствуя, что ему нужны прочные связи не только по хозяйственнои и партийной линии, он пытался попасть на глаза.

Солдатенко прекрасно чувствовал себя в компании с начальником милиции города, но имел проблемы в прокуратуре с отцом Маши.

Он считал, что если заручится поддержкой в КГБ, то это уравновесит баланс сил.

— Но ему не удалось очаровать меня, как ты понимаешь. Я презираю подобную мразь, — говорил мне генерал, угощая меня на своей кухне чаем с терновым вареньем, — на фронте я с таким быстро бы разобрался.

— А сейчас?

— А сейчас нельзя. Последние десять лет при немощном Леониде Ильиче нам ничего нельзя.

— Я считал, что вы, ваша организация всесильны в Советском Союзе. И не только. Неужели вам, что-то нельзя, товарищ генерал?

— Если так пойдет дальше, то не станет Союза.

Его слова глубоко потрясли меня. Он понимает, что его слова окажутся пророческими?

— Как это не станет, товарищ генерал?

— Ты думаешь война закончилась? Нет дружок, сейчас просто перемирие.

— А кто наш враг, американцы? Немцы-то побеждены, вроде.

— Врагов много. Но наш с тобой первый враг внутренний. Тот который хочет быть, как американец или как немец, или как француз, или британец. Кто хочет выглядеть, как американец, думать как американец, говорить как американец.

— Ну это несерьезно, товарищ генерал, вы мне сейчас каких-то хиппи с расклешенными штанами описываете.

Генерал посмотрел на меня так, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Ты пойми Максим, эти старые маразматики уже ни на то не способны. Им-то Союз, конечно, нужен дожить свой век уютно попердывая в свой плед и срывая аплодисменты во время глупейших речей с партийной трибуны. Так они себя чувствуют значимыми и любимыми.

— Ну не только им. Народу тоже нужен Союз.

— И нам с тобой Союз нужен. А вот таким, как Солдатенко он не нужен!

Я молча слушал его. Генерала успокаивало то, что он находил в моих глазах понимание.

— Растащат по своим углам страну, такие, как Солдатенко. Им все эти слова про Родину и совесть до лампочки. Пустой звук.

— Я тоже это чувствую. Его не сильно заботит положение в стране. Его интересут только деньги, и чтоб его зад был в тепле.

— Они, пользуясь усталостью, безразличием народа, прикончат его росчерком пера в бане, собравшись вместе. Так же, как в свое время Золотая Орда распалась на улусы под влиянием слабости центральной власти и господства местных ханов, по такой же схеме развалится могучий Советский Союз.

— Может, люди одумаются не позволят?

— Их никто и спрашивать не будет. Если так пойдет, то он разломился по нарисованным искусственным границам, вопреки воле и интересам сотен миллионов населяющих его людей. Лет через десять-одиннадцать.

Я посмотрел на отрывной календарь, до развала СССР оставалось 11 лет.

— Но ведь есть такие люди как вы, ваше поколение у руля, товарищ генерал…

— Мы не самые лучшие. Пойми, генофонд народа был основательно подорван за этот век. Из первых полвека пятнадцать лет Россия непрерывно воевала: русско-японская война, первая мировая, гражданская, финская, великая-отечественная, потеряв в общей сложности под сорок млн молодых здоровых мужчин. На фронтах всегда в первую очередь гибнут самые смелые, честные, совестливые люди.

— Ну я вот не согласен с вами, ваше поколение тоже смелое и честное.

— Что ты видел в жизни, что ты знаешь, про трусость и смелость чтобы мне перечить? Страх животный видел в глазах людских? А я видел. И был он у всех. У тех, кто дожил до победы, и у тех кто нет. Не хочу тебя обижать и давить авторитетом и возрастом. Поэтому помолчи.

— Хорошо.

— Проблема наша — расхождение слова с делом. Нельзя проповедовать правдивость и одновременно лгать на каждом шагу, призывать к скромности и быть воплощением алчности. Куда не плюнь — одни Солдатенки вокруг.

Я не ожидал такой откровенности от генерала.

— И все повязаны. А кого шлют работать на важные посты за границу и говорить не желаю.

— Что делать товарищ генерал? Как быть чтобы избежать худшей участи?

— К следующей войне готовиться. Мы уже не доживем до нее. И слава Богу.

— Почему слава Богу?

— Не хочу я видеть, как купят страну за джинсы и жвачки, а по всему выходит, что ее купят. Когда люди нажрутся джинсами и жвачками и поймут, что это всё муть. Вот тогда и будет новая война.

Он помолчал. Я понял, что он больше не хочет говорить о будущем. Мне не хотелось огорчать этого старика и рассказывать ему, что я точно знаю, что он во многом прав.

— Товарищ генерал я фотографии принес. Возможно, помогут в расследовании с Солдатенко и его бандой. Посмотрите.

Генерал взял очки и полистал. Я рассказал ему про Витю-Музыканта и катушку, которую мне заменили.

— Про Солдатенко фотографии нам не интересны, забери. У нас свои есть. А вот эти оставь, — он указал на фото с поменяной пленки, — передам в управление, проверят по картотеке.

— Хорошо. А разрешите обратиться товарищ генерал?

— Обращайся.

— Как давно, вы в конторе, — он строго и недовольно зыркнул, в мою сторону, — простите, в комитете знали, что я с Солдатенко не в ладах? И знали ли вы про историю с моим отцом?

Генерал снял очки потер глаза. Он рассказал, только то, что посчитал нужным, не ответив на все мои вопросы.

Оказывается, что в последние две недели за нами постоянно следили и прикрывали.

Мы фактически почти одновременно с гбшниками вычислили местонахождение Баранова.

Солдатенко был давно на крючке у комитета, и наше расследование развивалось параллельно.

Сначала нас не трогали, и установили негласное наблюдение, чтобы выяснить причастны ли мы к его схемам.

Когда разобрались, что мы с ним в конфликте, решили посмотреть, как будет себя вести Солдатенко по отношению ко мне, страхуя и оберегая меня.

Нам не дали поучаствовать в аресте Баранова даже в качестве понятых. У него в квартире нашли все вывезенные сумки с деньгами.

Он, действительно оказался немым, для его допроса привлекали сурдопереводчиков.

Баранов довольно быстро раскололся и стал давать показания на Солдатенко. Сумма конфискованного была настолько значительна, что расследованием заинтересовался Сафонов, Генеральный Прокурор Союза.

Баранов решил не темнить — в такой ситуации себе дороже, и стал давать показания на второй день.

Правда, он сообщил, что он просто выполнил просьбу вывезти деньги, потому что зависел от зампреда горисполкома, как от работодателя.

Признавать, что он оглушил и похитил Тёму, собирался его пытать, так же как и то, что вывозил технику со склада, Баранов наотрез отказался.

Солдатенко арестовали в тот же день, когда взяли Баранова. Его супругу на следующий.

То ли процессуальные тонкости не позволили, то ли ожидали, что она начнет обращаться к более высокопоставленным покровителям.

А может ждали, что она выведет их на склад со спрятанным товаром.

Но Лариса Солдатенко сидела тихо и скромно в своем доме и не ходила на работу.

Следователи решили взять её под стражу от греха подальше — вдруг решит наложить на себя руки.

Солдатенко две недели шел в полный отказ, отрицал свою причастность ко всему.

Нас Тёмой вызали, как свидетелей, по одному из эпизодов по инициативе генерала.

Прочитав наши показания следователям, Солдатенко рассказал, что принял по ошибке Тёму за вора, поэтому велел связать его тогда в доме в день, когда они вывозили деньги.

Естественно про деньги, запугивание, покушение на меня он умолчал.

В первых числах декабря, его повезли на следственный эксперимент. Где он должен был показать, как они связывали Тёму. Он все время путался, рассказывая, что они были с.

Солдатенко пытался бежать. Не знаю, на что он рассчитывал. Скорее это был жест отчаяния, чем реальная попытка побега.

Он, со скованными наручниками руками, пытался растолкать конвой и следователей, но ему не хватило для этого ни сил, ни сноровки.

Его идея не могла выгореть даже если бы он обладал вышеперечисленным.

После неудачного побега Солдатенко сломался, но тянул время и выдавал показания, что называется в час по чайной ложке. Он продолжал цинично отрицать многие факты.

За ним числилось так много, что по его делу работала целая бригада следователей.

Теперь шансов, что от Солдатенко отстанут или он сможет откупиться не было совсем.

Судьба его была незавидна, по совокупности ему грозила высшая мера наказания.

Что касается Шельмы и его брата, бывшего начальника поезда, то тело Шельмы так и не было найдено. Они оба числились во всесоюзном розыске.

Я так и не смог узнать у генерала причастны ли Баранов и Солдатенко к исчезновению Ветрова, куда подевался Федор.

Не узнал нашли ли склад с перемещенным за ночь товаром и что грозит жене Солдатенко.

И будут ли дальше раскручивать маховик правосудия в отношении Игоря Королькова и его подельников в Москве, по делу о вдове капитана дальнего следования.

Я так же больше ничего не узнал о судьбу Авигдора, который Витя-Пианист. Генерал ответил, что они не занимаются судьбами мелких фарцовщиков или жуликов.

Он так же ничего не рассказал про моего отца, обстоятельства его гибели и про его неприязненные взаимоотношения с Солдатенко.

Но у меня сложилось устойчивое впечатление, что генерал знает ответы на все мои вопросы, связанные отцом.

В процессе разговора я понял, что больше не хочу разбить рожу моему врагу.

Ещё вчера почти всемогущий, облеченный огромной властью, ненавидящий меня, а сегодня обычный заключенный которого впереди ждут нелегкие времена вызывал у меня только чувство презрения и брезгливости.

С момента моего возвращения мы больше не играли в шахматы. Прошлая партия закончилась вничью.

Я пытался по-настоящему выиграть генерала, даже изучал учебники и советовался с знакомыми, заядлыми игроками. Но он сумел убедить меня в бесперспективности моих попыток.

— Товарищ генерал, продолжим матч? — спросил я у старика, когда мы прощались у него в коридоре.

— Я подумаю. С тобой свяжутся.

Я много думал об этом разговоре. Удивительным был тот факт, что в восьмидесятых жили люди, способные заглянуть на двадцать-сорок лет вперед.

Обладая интеллектом, безграничной силой воли, огромным жизненным опытом они не сумели предотвратить, то что так отчетливо понимали.

Я мог бы рассказать ему про ужасы будущего. Про тотальную коррупцию и предательство не только в партийной верхушке, но и армии и органах.

Достаточно было вспомнить, что творилось с выводом нашей группы войск из Германии или многочисленных конфликтах и войнах после распада Союза.

Как растаскивала и грабилась страна всерашними коммунистамми, комсомольцами и сотрудниками НИИ.

Сложно было все это выкинуть из головы. Но я погрузился в учебу и работу и в конце концов мне это удалось.

В расследовании против Солдатенко активно участвовала местная прокуратура. И мы часто общались с Машей. Она постоянно находила поводы созвониться и по-секрету рассказать, что-нибудь новое про ход расследования.

Меня это совсем не напрягало, я продолжал чувствовать глубокую симпатию и получал удовольствие от общения.

Покупка мороженого у Клавы, стало нашим дружеским ритуалом в те дни, когда мы оба были свободны и у нас выпадала возможность встречаться. Единственное что меня тяготило — я никак не мог понять, кто мне нравиться больше Маша или Вика Рерих.

Дела на работе шли отлично, мы обживались на новом месте и готовились к новому курортному сезону. Николай Иванович рассказал, что в райкоме идет обсуждение вопроса о возвращении нам в ОСВОД старого здания.

Это было здорово, наши пляжи в городе нуждались в большем количестве спасательных станций.

За остаток лета и осень я так и не смог выполнить обещание, данное самому себе сходить в поход в горы.

Я рассказал об этом Тёме и у него родилась идея отметить Новый год в горах. Замысел поддержали Элен, наши друзья с тренировок, два Сереги и Маша. Собралась большая компания.

Мы заранее распланировали маршрут и стали готовиться к небольшому походу. Так как с нами были новички, мы выбрали трассу с самой низкой сложностью.

Никто не собирался устанавливать рекорды и покорять турнирные туристические таблицы.

Продукты на Новый год были закуплены заранее. Мы скинулись с ребятами и готовились устроить небольшой студенческий сабантуй на финишной точке маршрута в горах.

Я сдал большинство зачетов и три экзамена досрочно, получив некоторые автоматом. У меня образовалось большое свободное окно во время сессии.

Ближе к Новому году, за пару дней до выхода в поход мы договорились с Темой встретиться у магазина «Турист» и докупить недостающие и необходимые туристические мелочи типа сухого спирта, горелки, топориков.

Тёма немного опаздывал. Я стоял на набережной у каменного парапета, там где мы встречали рассвет после выпускного вечера и смотрел на серое зимнее море.

Боковым зрением я заметил, что справа в метре от меня у парапета остановился мужчина лет сорока.

Он был одет в кашемировое пальто с поднятым воротником на носу у него сидели очки в тонкой золотой оправе, а на голове была шляпа.

Я услышал, как он, не поворачивая головы в мою сторону обратился к мне с сильным одесским акцентом, характерно картавя растягивая слова:

— Ну кто же такое делает людям? Що ви с этого поимели? Молодой человек, ви не представляете, каких трудностей ви доставили Баруху Мойшевичу. Теперь из-за вас у Баруха Мойшевича встал бизнес…

Сначала я подумал, что человек обознался и поэтому повернулся к нему лицом.

Я сразу узнал его.

На меня смотрел тот, кто был сфотографирован на самом первом снимке с неизвестной подмененной пленки.