Поскольку завод доверил нам треть плана, работали дни и ночи. Шутка сказать, соревнование с кадровыми рабочими и мастерами! В таком напряженном соревновании каждый на счету.
Вялость Грунюшкина, его равнодушие были, как бельмо на глазу. То, что задумали мы с Антоном насчет изменения характера Семена, было задумано как нельзя кстати. Но попробуйте, сломайте природного лодыря. Легче самому за четверых отработать, чем переломить такого канительного типа. Ведь он еле-еле руками двигает.
На агрегате работают три человека: Ученый формует, мой брат Гриша тоже, а Грунюшкин проставляет стержня. Он может одновременно помогать тому и другому переставлять опоки. Но он не успевает не только переставлять опоки, но даже прямую свою работу выполнять. Попробовали временно поставить Гришу проставлять стержня, а Грунюшкина поставили формовать. Он должен иметь в запасе три-четыре опоки, а он не берет в запас и ждет, пока их по конвейеру доставят. Бывает так, что опоки перехватят другие, надо самому побеспокоиться, а он все стоит и ждет.
Гриша с Ученым совсем вышли из терпения, просят мастера:
- Уберите его от нас, дайте другого. Мы пропадаем от такого лодыря.
А Грунюшкину хоть бы что. Все это говорится в его присутствии, но он тупо молчит. Даже его самолюбие не протестует.
Антон услышал и после одной такой перепалки подходит:
- Сема, ты сколько деталей делаешь?
- Семь.
- А ты мог бы сделать двадцать деталей?
- Мог бы.
- А почему ты не делаешь?
Отвернулся и непонятно улыбается… Тут все горит, а он еще улыбается! Даю вам слово, так бы и стукнул по уху.
Но я сдержал свой душевный порыв как староста группы и, подражая Антону, спокойно обращаюсь:
- Может быть, тебя не интересовало, Сема, проставлять стержня и ты желаешь насовсем поменяться с Гришей? Возможно, тебя интересует постоянно формовать? Желаешь?
- Желаю.
- Ну, валяй. С завтрашнего дня так и будет, и ты наверняка справишься, и тебя отметят даже.
Говорил я это, стиснув зубы, и против своего характера… Грунюшкин с удивлением похлопал на меня своими неприятными глазами и ничего не сказал.
Гриша вечером мне объявляет:
- Напрасно вы с Антоном заварили эту кашу. Мы все равно с ним погибнем.
- Что ж, выбросить его за забор? - воскликнул я.
- А куда хочешь. Работать с ним я не согласен.
- Это по-комсомольски, Гришка, - один за всех и все за одного?
- Ну и бери его к себе.
- И возьму!
И взял. А к ним перебросил из своего звена Петра Иваныча, хоть и жаль было до слез. Замечательный, самоотверженный парень! Это действительно будущий скульптор. Насколько же он тонко работает! И, точно муравьишка, шевелится, шевелится без перебоя!.. Ладно! Отдал Петра Иваныча! А на его место встал Семка Грунюшкин со своими зелеными глазами и башкой клином.
Антон говорит:
- Молодец, Павлуша. Я, по правде сказать, от тебя не ожидал, что ты с Петром Иванычем расстанешься.
Подумал я, усмехнувшись: «Ясно, тебе это по нутру, ибо это есть объективный подход, твое любимейшее дело. А меня от него мутит и делается разлитие желчи во всем организме…»