Назад в будущее. История создания

Глава 3 ЕСЛИ УЖ ДЕЛАТЬ, ТО СО ВКУСОМ

Белый фургон General Motors 1984 года выпуска с надписью «Dr. Е. Brown Enterprises — 24 hr. Scientific services» стоял на гладком черном асфальте, а в непосредственной близости от него копошилось около дюжины людей. На асфальте, который только что полили из шлангов люди из группы спецэффектов, отражались яркие огни освещавших парковку софитов — старый киношный трюк, помогающий придавать глубину и фактуру вечерним съемкам. Над автомобилем клубился белый дым, предвещавший появление чего-то необычного. Когда задний алюминиевый трап начал опускаться, то оказалось, что содержимое фургона полностью скрыто в густом белом тумане, в облаке которого были видны только два красных стоп-сигнала. Затем стали проявляться детали машины ДеЛориан DMC-12: бампер, гладкий серый кузов, который так и хотелось потрогать рукой, и размещенная между двумя большими выхлопными трубами табличка с номером штата Калифорния, на которой было написано OUTATIME. Камера плавно опустилась, показав переплетение проводов, винты, разъемы и мотки проволоки, а также ядерный реактор — л— хитро модифицированную покрышку Dodge Polara шестидесятых годов. Через несколько мгновений Кристофер Ллойд выпрыгнет из машины, поприветствует Марти, начнет свой эксперимент с Эйнштейном и познакомит зрителей с правилами путешествий во времени и с принципами работы его изобретения.

В жизни, может, и неприлично хвастаться, но в кинобизнесе такое поведение только приветствуется. Это касается не только звезд, но и всех кинематографистов, и того, каким образом снимается каждая сцена. Если все сделать правильно, то важная информация, нужная для последующего развития сюжета, может быть передана с помощью того, что было включено в кадр или наоборот скрыто. Это касается не только начальной сцены, но и всего фильма. Так, например, когда зрители в первый раз видят Майкла Дж. Фокса в «Назад в будущее», перед ними крупный план актера с гитарой в руке и в светоотражающих очках «Авиатор» — квинтэссенция крутости для мальчиков-подростков в 1985 году. В этой же сцене камера медленно показывает целый ряд разных часов, вводя таким образом мотив времени. После того, как Джордж МакФлай спасает героиню Леи Томпсон, которую Бифф Таннен пытается изнасиловать в машине Дока на вечеринке «Очарование на дне морском», камера снимает ее сверху, показывая нам, как именно она теперь с восторгом смотрит на совершившего свой подвиг Джорджа — и этот кадр подчеркивает ее красоту. Первый гламурный кадр, где появлялась сделанная из ДеЛориана машина времени, должен был сразу намекнуть зрителям, что автомобиль, может быть, и выглядит, как хорошо знакомый им DMC-12, но на самом деле способен не только ездить.

Не забудьте, какое место эта сцена занимает в фильме. Марти приходит к торговому центру «Две сосны», гладит Эйнштейна и видит, как задний трап белого фургона Дока начинает автоматически опускаться. Вскоре облако белого дыма рассеивается, и машина времени ДеЛориан становится видна полностью. Как бы ни был замечателен созданный здесь визуальный образ, если рассматривать его с практической точки зрения, то понимаешь, что он явно противоречит здравому смыслу. Можно, конечно, предположить, что Док Браун сел в автомобиль и заехал на нем в фургон, но как же он наполнил его дымом? Зачем он сделал ловушку, лишив себя возможности к отступлению? И прежде всего, как ему удалось изнутри поднять трап, и как он узнал, что пора его опускать? Похоже, что все эти эффекты были нужны, чтобы произвести впечатление на Марти, но вот только Док очень удивляется, когда напоминающая крыло дверь поднимается, и он видит своего друга, стоящего рядом с машиной. Конечно, можно построить сложную теорию, объясняющую, зачем ученому понадобилась вся эта долгая процедура — или просто списать все на его эксцентричность, — но самым логичным объяснением будет следующее: вся сцена должна на несколько секунд приковать внимание зрителей к прекрасному автомобилю и заставить их напряженно размышлять, каковы функции различных приборов, находящихся внутри машины времени. «Это классическая завязка, — говорит Кевин Пайк, возглавлявший команду спецэффектов, — автомобиль можно было бы показать зрителям множеством разных способов, и Док Браун мог множеством разных способов продемонстрировать его Марти. Развитие сюжета никак не обосновывает то, что фургон должен был быть полон дыма, если только в плане Дока что-то не пошло не так. Это всё были грезы Боба Земекиса. Все эти мелкие детали, на которые мы в другом случае даже внимания бы не обратили, у него наполняются невероятной энергетикой, просто доставляющей нам удовольствие. Это искусство в чистом виде».

Самое значительное решение, принятое Бобами в последнюю минуту, привлекло за прошедшие после выхода фильма десятилетия куда меньше внимания, чем изменение актерского состава после начала съемок — они задумали превратить камеру для путешествия во времени в машину. В самом первом варианте сценария камеру возили в фургоне. До того, как источником энергии, помогавшим Марти вернуться в 1985 год, стала ударившая в часы молния, в фильме все разрешалось, когда Док и Марти привозили камеру на полигон для ядерных испытаний, где как раз происходил взрыв. Это была интересная идея, но авторы сообразили, что могут предложить более убедительную концовку, чем та, в которой фургон едет по пустыне в ожидании взрыва. Когда Бобы работали над сценарием «Назад в будущее», у них был выработан простой набор основных правил: оставляй свое эго у входа, пиши сценарий того фильма, который вам обоим хотелось бы посмотреть, а если ты думаешь, что можешь улучшить идею другого, то предложи что-то получше. Летом 1984 года благодаря этим правилам их осенило вдохновение: что, если прибор, созданный Доком Брауном для путешествий во времени, не только передвигался на колесах, но был еще и слегка опасным? И тогда они подумали о прекрасно подходившем для этого автомобиле: ДеЛориан DMC-12.

Компанию «ДеЛориан Мотор», основанную в 1975 году бывшим вице-президентом «Дженерал Моторе» Джоном ДеЛорианом, с самого начала преследовали проблемы и неудачи. DMC вкладывала деньги в производство автомобилей, соответствовавших высоким стандартам качества, но ей никак не удавалось достигнуть такого уровня продаж, который дал бы им возможность удержаться на плаву. К началу 1982 года американский автомобильный рынок лежал в руинах — он находился в самом ужасном состоянии со времен Великой депрессии. Продажи всех автомобилей резко упали, и самый большой удар пришелся по автомобилям класса люкс. Тысячи машин DMC-12 — единственной производимой компанией модели — стояли на фабрике в Ирландии, продать их никак не удавалось. В мае того года компания обанкротилась. Это был ужасный удар для основателя компании, но и он показался детской игрой, когда миллионеру было предъявлено обвинение в том, что, летая на реактивном самолете по всему миру в поисках инвесторов для своей неоперившейся, но уже разваливавшейся империи, он согласился участвовать в контрабанде кокаина. Работавшие под прикрытием агенты ФБР записали на видео общение наркодилеров с ДеЛорианом, и 12 октября 1982 года он был арестован. Через два года, когда Бобы работали над четвертым вариантом сценария «Назад в будущее», все восемь пунктов обвинения уже были сняты. Защита смогла доказать, что их клиент стал жертвой провокации. Бобы решили, что машина из нержавеющей стали, несмотря на свою противоречивую репутацию, будет прекрасной оболочкой для изобретения Дока Брауна. Она не была похожа ни на какой другой автомобиль, а история ее знаменитого создателя придавала ей особый мистический вид. Спилбергу нравилась изначальная концепция камеры, но так как сами Бобы были в восторге от своей новой идеи, то он поддержал их решение.

Можно легко доказать, что главным героем и главной звездой на площадке был ДеЛориан. Машина появлялась в фильме, как создание творческого гения, но при этом она требовала большого внимания, иногда из-за особенностей сценария, а иногда из-за проблем, связанных с самой моделью DMC-12. «Она была тесной и неудобной, — рассказывает Кристофер Ллойд, — в большинстве случаев нам приходилось сниматься с закрытыми окнами. Когда мы были внутри вместе с Эйнштейном, собакой Дока, нам было очень тесно, и в салоне ужасно воняло». Впрочем, несмотря на тесноту в салоне, Ллойд признавал достоинства ДеЛориа-на. «Он прекрасно выглядел. Он был обтекаемым, с футуристическим корпусом — настоящей машиной для Дока, лаконичной и простой. Это был идеальный автомобиль для достижения его цели».

ДеЛориан возник в сценарии прежде всего из-за своих эстетических качеств. В четвертом варианте сценария Бобы написали, что машина времени была полна «зловеще выглядевших приборов», из-за которых она казалась опасной. Отдельно оговаривалось, что спереди и сзади виднелись провода, но кроме этого Бобы не уточнили, как должен был выглядеть автомобиль. Они вообще не очень представляли, как DMC-12 вынесет суровые испытания, связанные со съемками. Они слышали о многих проблемах, преследовавших компанию «ДеЛориан Мотор», и о конструктивных недостатках машины, но ни один из Бобов никогда не водил этот автомобиль. Когда начались съемки, то оказалось, что машина настолько же ужасна, насколько хорош ее дизайн. «Автомобиль выглядел круто, но это был плохой автомобиль, — рассказывает Нил Кэнтон, — понятно, почему они так никогда и не смогли добиться хороших продаж».

Свой окончательный вид в фильме машина приобрела, когда декораторы и специалисты по спецэффектам — самые большие таланты в своей сфере — набили ее различными приборами. Как только было решено вместо камеры использовать ДеЛориан, художнику-оформителю Рону Коббу поручили разработать концепцию дизайна для новой и улучшенной машины времени. Спилберг обратил внимание на этого художника благодаря режиссеру Джону Милиусу, поклоннику картин и политических карикатур Кобба. Это было в тот момент, когда Спилберг искал художника для фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега», а социальный критик Кобб начал работать на съемках таких игровых фильмов, как первые «Звездные войны» и «Чужой», помогая дизайнерам и команде спецэффектов разрабатывать концептуальный дизайн. Милиус устроил встречу Кобба и Спилберга, которая прошла на ура, и Кобба наняли для съемок «Ковчега».

К лету 1984 года Кобб регулярно появлялся в штаб-квартире «Эмблин», причудливом компаунде в «Юниверсал», который Сид Шайнберг называл «Тако Белл», так как тот был построен, по указаниям самого Спилберга, в стиле юго-западных штатов. Кабинеты Бобов находились напротив того места, где Кобб вместе с другими аниматорами регулярно делал наброски, поэтому он мог наблюдать за подготовкой «Назад в будущее». Он решил, что концепция фильма интересна, и еще раз убедился в этом, когда через несколько месяцев, перед началом основных съемок, Спилберг обратился к нему лично.

— Ты не хотел бы участвовать в съемках фильма о путешествии во времени и придумать дизайн машины времени, которую сделали из ДеЛориана?

— ДеЛориан? — Кобб не так уж много знал о фильме и был поражен неожиданностью и оригинальностью замысла. — Это здорово. Мне нравится. Но при чем тут ДеЛориан?

Спилберг не мог точно ответить на этот вопрос. Насколько ему было известно, Бобы просто решили, что эта машина интересно выглядит. В любом случае ответ Спилберга или отсутствие такового не имели никакого значения. Кобб хотел участвовать в оформлении фильма независимо от того, почему был выбран ДеЛориан.

Когда художник начал работать над первыми набросками, для него сформулировали несколько параметров. Было важно, чтобы машина выглядела не только так, как будто в ней действительно можно путешествовать во времени, но еще и так, как будто изобретатель сделал ее в своем гараже. Кобб всегда интересовался наукой, и некоторые его предыдущие работы в кино были связаны с научной фантастикой, но теперь он чувствовал, что ему удастся превзойти самого себя. Он оценил список реквизита: у машины должен был быть атомный реактор сзади, она должна была быть такой, чтобы на ней можно было ездить по обычным дорогам, и в ней должен был быть потоковый накопитель — механизм, который по сюжету и делал возможным путешествие во времени. Помимо всего перечисленного, Кобб сумел создать «фальшивую физику», объяснявшую, каким образом установленные на машине многочисленные приборы, найденные Доком где-нибудь на свалках и на складах оборудования, могли позволить машине путешествовать во времени.

«Глядя на автомобиль в кино, вы должны сразу же, едва взглянув на него, понимать, как он работает, — объясняет он, — когда была изобретена канцелярская скрепка, то сразу было ясно, как ей пользоваться. Это не надо было объяснять. Я хотел, чтобы ДеЛориан выглядел так же. Вот, например, внешние детали машины — я сразу же понял, что все в них поверят, потому что они выглядели как раз так, как нужно, чтобы прорваться сквозь гиперпространство и попасть в пятидесятые годы».

Кобб сделал три подробных наброска дизайна и показал их художнику-постановщику Тодду Хэллоуэллу. Как только Ларри Полла утвердили в должности главного художника фильма, ему продемонстрировали эти наброски, чтобы он придумал, как лучше всего показать их на экране. По расписанию оставалось всего шесть или семь недель до того момента, когда ДеЛориан должны были начать снимать, так что никаких значительных изменений в дизайне производить уже было невозможно. «Если честно, то у меня не было ни времени, ни энергии, чтобы расставить все точки над i и выполнить всё точно так, как он нарисовал», — рассказывает Полл. Эндрю Проберту, одному из оформителей фильма, было поручено внести дальнейшие изменения в концепцию дизайна, так как Кобб в это время работал уже над другими проектами «Эмблин». Проберт ранее участвовал в съемках фильмов «Звездный крейсер „Галактика“» и «Индиана Джонс и Храм судьбы», но больше всего он был известен своим значительным вкладом в создание картины «Звездный путь: фильм». Проберт переработал дизайн машины, отталкиваясь в основном от идей Кобба. Через несколько дней ДеЛориан 2.0 был спроектирован.

Другого фрилансера, Майкла Шеффе, наняли, чтобы соединить варианты Кобба и Проберта в единой концепции машины времени, примерно в это же время в проект был приглашен Кевин Пайк, отвечавший за спецэффекты. Чертежи Шеффе очень похожи на то, что в конце концов материализовалось в фильме, в основном потому, что перед тем, как его взяли на работу, он целый день обсуждал с ответственным за визуальные эффекты Майком Финком, какие детали можно будет использовать для создания машины времени. Финк на съемках «Назад в будущее» осуществлял связь между находившимися в «Эмблин» оформителями и мастерской Кевина Пайка, расположенной на расстоянии нескольких миль на бульваре Чандлер в северном Голливуде, где как раз создавали ДеЛориан и разрабатывали другие эффекты. Во время одной из своих поездок в поисках дополнительных компонентов Финк приобрел те детали, которые потом будут использованы для создания потокового накопителя, но постоянное посещение магазинов и свалок было слишком утомительным делом, чтобы заниматься им в одиночку. Он пригласил Шеффе присоединиться к нему, и они целый вечер разъезжали по поставщикам, а Шеффе тщательно составлял список подходящих деталей, которые можно было бы использовать для воплощения чертежей в жизнь, — записывал, у кого их можно было найти, сколько экземпляров было на каждом складе и по какой цене. На съемках использовали три машины — полностью экипированный автомобиль А (главный), автомобиль В, использовавшийся в основном для дублеров и для дальних планов, когда не нужно было показывать салон, и автомобиль С — для съемок с рирпроекцией и для спецэффектов — было важно, чтобы все многочисленные детали, которые предстояло установить на машину, можно было купить. Надо было составить список и представить его Пайку и его команде, а те уже должны были решить, что из этого им понадобится, а затем купить необходимое, чтобы не тратить время и деньги на приобретение ненужных предметов.

Финк хотел, чтобы Шеффе работал его помощником, но бюджет был сокращен, и нанять еще одного человека не получилось. Шеффе получил удовольствие и не жалел о том, что провел пару дней, бесплатно разглядывая витрины и обдумывая дизайн машины для фильма. В конце концов, он спроектировал КИТТ, говорящий автомобиль для телесериала «Рыцарь дорог», так что возможность снова, пусть и недолго, поработать над созданием футуристического аппарата стоила того, чтобы несколько часов бесплатно поучаствовать в подготовке съемок полнометражного художественного фильма. Но вполне в духе «Назад в будущее» Шеффе недолго оставался вне проекта. Через несколько дней ему позвонили.

— Майкл, мне только что предложили поработать на другом фильме, — это звонил Финк, — ты не хочешь получить мое место?

— Шутишь? Конечно, хочу.

— Тебе надо будет пойти в отдел декораторов и показать им свое портфолио. Они должны будут убедиться, что ты тот человек, который им нужен, но, я думаю, их все устроит.

Еще до конца недели Шеффе уже встретился в «Эмблине» с Тоддом Хэллоуэллом и Ларри Поллом. На них произвели впечатление его опыт и рисунки в сочетании с на удивление подходящим образованием. Прежде чем начать учиться рисовать, он занимался самолетостроением, и поэтому он идеально подходил для того, чтобы взять наброски Кобба и Проберта и сделать рабочие чертежи, с помощью которых люди Кевина Пайка смогут воплотить их в жизнь.

«Они хотели, чтобы я взял на себя ответственность за подбор деталей и при этом сделал все с уважением к изначальным наброскам, — рассказывает Шеффе, — кроме того, надо было внести некоторые изменения. Рисунки были вполне подходящими, но кое-что надо было уточнить. Скажем, можно ли было снимать средний план, при котором в кадре оказывались оба актера одновременно, или же надо было ставить камеру между водителем и пассажиром? Я согласился на эту работу и начал бегать повсюду, фотографировать детали и делать наброски, пытаясь представить, как все это будет выглядеть, если поставить на машину ту или иную деталь».

Дизайн машины времени ДеЛориан — один из ярчайших примеров того, насколько кино основано на совместной работе. Бобы вставили ДеЛо-риан в сценарий, оформители и художники заказали фрилансерам наброски, затем, до того, как началась работа по созданию реальной машины, чертежи доделывались в соответствии с бюджетом и возможностью достать те или иные детали и с учетом того, что машине придется делать во время съемок. Все это время часовой механизм тикал, и деньги лились рекой. Дело усложнялось тем, что финальный вариант дизайна мог в любой момент измениться под воздействием бесчисленного количества факторов. «Когда делаешь дизайн по заказу, — поясняет Шеффе, — то надо сохранять очень хрупкий баланс. Если тебе безразлична твоя работа, то ничего хорошего не получится. Если ты вкладываешь в работу сердце и душу, то это уже лучше, но если ты отдаешь ей всю свою личность и самоуважение, то становишься ужасно уязвимым. Надо обрести вдохновение и увлечься работой, но при этом застраховаться от чувства поражения, если что-то пойдет не так, словом, надо защитить себя. Поэтому сначала делаются черновые наброски. А потом по ходу дела все дорабатывается. Обычно не бывает больших потрясений, редко говорят: „Давайте все порвем и начнем сначала“, ведь все понимают: то, что ты делаешь, это же общий процесс. Здесь все делается не так, как при создании произведения высокого искусства, над которым работают только из любви к самовыражению. Ты делаешь то, что от тебя нужно клиенту, тебе повезло, тебя наняли, чтобы удовлетворить его потребности и сделать все необходимые изменения. Надо быть достаточно гибким, на тот случай, если кто-то передумает или даст новые указания, и быть готовым сказать: „OK, это надо изменить, и я это сделаю“».

Когда чертежи Шеффе были готовы, Пайк и его люди стали с ними работать. У местного коллекционера были приобретены три машины, а детали нашли у разных продавцов. Шопингом занимались все, и члены команды в назначенный день приходили на работу с приобретенными ими деталями, соответствовавшими выданным им чертежам. Они хотели создать машину, которая выглядела бы одновременно и небрежно, и тщательно сделанной. «В моей мастерской работали десять-пятнадцать человек, они собирали машины и придавали им нужный вид, — рассказывает Пайк, — такой, как будто Док Браун собрал ее у себя в гараже. Кроме того, важно было, чтобы машина продолжала работать после того, как мы что-то из нее вынем, а что-то добавим, — чтобы все части функционировали, и мы не разрушили сам автомобиль. Он должен был двигаться и выдерживать все спецэффекты, чтобы помочь рассказать ту историю, над которой мы работали. Автомобиль был совершенно уникален, так как им занималось множество людей, придумывавших, как привести его в рабочее состояние. Вы не можете просто приделать сзади кусок металла и сказать: „Это будет плутониевая камера“. Все должно работать. „Плутоний“ должен каким-то образом попадать в двигатель. Каждое решение было связано с множеством изменений функций машины или ее дизайна».

Еженедельно в мастерскую приходил Ларри Полл, чтобы убедиться, что все будет готово в назначенный срок, и оценить внешний вид машины. Шеффе, как посредник, приходил каждый день. «У Кевина была прекрасная команда, и, конечно же, они мучились с моими чертежами, — рассказывает он, — но они отлично справились, и все были уверены, что у них все получится. Я вспоминаю всех этих ребят в мастерской. Помню парня, отвечавшего за электронику, помню сварщиков. Там царило настроение, выражавшееся словами: „Мы сможем сделать эту работу“. Видно, что люди выкладывались изо всех сил. Это заметно во всем».

Обязанности команды «Филмтрикс», отвечавшей за создание машины времени, не ограничивались переделкой автомобиля. Они отвечали за все аспекты механики, начиная со стирания отпечатков пальцев с кузова из нержавеющей стали и до замены помятых отражателей на нетронутые. Машина А, конечно, требовала наибольшей заботы, так как именно она появлялась в крупных планах, когда были видны лица актеров. А машину С во время съемок постоянно разбирали на части. Вспомните панорамную съемку, когда Марти попадает в 1955 год и сбивает чучело на ранчо «Две сосны» Старика Пибоди: в этот момент камера смотрит как бы глазами Марти через лобовое стекло ДеЛориана. Но камера большая, с ней работают несколько операторов, поэтому невозможно было разместить все это на тесном заднем сиденье машины. Единственным возможным решением, позволившим снять сцену так, как хотел Земекис, было убрать заднюю часть машины и снимать из-за головы Фокса.

Из всего, что делал ДеЛориан, самое сильное впечатление производила его вибрация, когда он готовился начать путешествие во времени или вернуться из него. Она достигалась с помощью замечательного сотрудничества людей, отвечавших за комбинированные съемки и визуальные эффекты. Так, например, можно вспомнить сцену у торгового центра «Две сосны», где впервые появляется ДеЛориан. Разогнать машину до восьмидесяти восьми миль в час было не самой сложной задачей, стоявшей перед группой, хотя в противоречии со здравым смыслом даже для этого требовалось применить некоторые хитрости. Поклонники «Назад в будущее» пытались найти скрытый смысл в том, что Марти для перемещения во времени нужна была именно такая скорость, но Бобы сразу же заявили, что число было выбрано по одной-един-ственной причине: зрителям будет легко его запомнить. Это достаточно произвольное решение неожиданно создало проблемы для специалистов по эффектам. В 1979 году Национальное управление по обеспечению безопасности на автострадах при президенте Джимми Картере приняло закон, по которому с сентября этого года на все машины должны были устанавливаться спидометры, показывавшие скорость не больше восьмидесяти пяти миль в час, что должно было подтолкнуть водителей к более безопасному вождению. Этот закон отменили менее чем через два года, но его действие пришлось как раз на то время, когда были выпущены все DMC-12, так как к моменту отмены закона их производство уже прекратилось. Для получения того магического числа, которого должна была достигнуть машина времени, Пайк не только заменил спидометр от производителя на тот, который превышал определенное законом число, но еще и добавил цифровой дисплей.

Рон Кобб, работая над чертежами, пришел к выводу, что машина времени, проходя через временной портал, будет раскаляться докрасна, но возвращается она холодной. Поэтому команда спецэффектов каждый раз, когда ДеЛориан начинал свое путешествие, зажигала огненные следы. А при съемках возвращения машина подвергалась довольно сложной обработке, которая должна была создать впечатление, что она покрыта тонким слоем льда. «Когда машину замораживали, один из постоянно проявлявшихся недостатков дизайна заключался в том, что в цилиндрах поршней, поднимавших двери, конденсировался газ, и они из-за этого прогибались, — рассказывает Пайк. — Мы набивали ее льдом и делали еще тяжелее и холоднее, а Майкл открывал дверь и вставал. Но когда ему надо было снова сесть в машину, то дверь проседала и ему надо было быть очень осторожным, чтобы не стукнуться головой. У нас была целая команда, которая фенами для волос постоянно нагревала наполненные водородом поршни, чтобы не допустить проседания двери. Я помню, как Майкл, восторженно садившийся в автомобиль, ударялся локтем об установленный на кронштейне механизм. Там было тесно, но автомобиль действительно вьнлядел, как машина времени. Это не был роскошный кадиллак или что-то в этом роде».

Из-за разницы в росте между Эриком Штольцем и Майклом Дж. Фоксом некоторые уже установленные в машине детали стало труднее использовать. Так, например, когда Марти перед тем моментом, когда молния ударяла в часы, прикреплял к ДеЛо-риану сзади крюк, подсоединенный к проводу, то у Фокса сначала никак не получалось дотянуться до коннектора из-за далеко выдававшихся вперед выхлопных труб. Чтобы новому исполнителю было легче играть, пришлось установить деревянную ступеньку, которая помогала Фоксу подняться немного повыше.

После съемок очередного путешествия во времени отснятый материал передавали Артуру Шмидту и Гарри Керамидасу, а те под постоянным контролем Земекиса начинали его монтировать. Когда был нанят Керамидас, то монтажеры просмотрели сценарий и решили, что каждый из них будет заниматься одной из сложных сцен — «Двумя соснами» или башней с часами, — и индивидуально работать с ней. Арти выбрал эпизод на парковке у торгового центра, а Гарри взял другой. Пока монтажер А работал над своим эпизодом, монтажер В разбирал приходившие к ним другие сцены с большим количеством диалогов, а потом они менялись местами.

Оба эпизода очень сильно зависели от оптических эффектов, которые позже должна была добавить компания ILM, и монтажеры должны были думать не только о том, что они видели на мониторе в монтажной, им надо было еще заранее предположить, как движущиеся картины будут сочетаться со звуковыми эффектами и музыкой. «Нужно много воображения, чтобы представить себе, какими будут эти эффекты, и как смонтировать разные планы, чтобы потом можно было все эффекты включить в кадр, — рассказывает Артур Шмидт. — Визуальные эффекты и анимация очень дороги, поэтому нас всегда просят, чтобы каждый план был по возможности точно определенной длины, без излишеств. Это нужно для того, чтобы те, кто отвечает за визуальные эффекты или за анимацию, не производили ничего липшего и не тратили слишком много времени и денег. Поэтому приходилось делать очень хорошо обоснованные предположения».

После того как каждый монтажер собрал свой эпизод, его просмотрели Земекис и отвечавший за визуальные эффекты Кен Ралстон из ILM, который приобрел достаточный опыт, работая с двумя первыми фильмами «Звездных войн» и с двумя сиквелами «Звездного пути». Прежде всего они должны были определить, где специалисты по эффектам добавят завершающие мазки. Но, как это часто бывает у Земекиса, совет дал кто-то третий: режиссер известен своей склонностью к сотрудничеству, он не считает, что кто-либо обладает монополией на хорошие идеи, и поэтому все члены его команды могут выдвигать предложения, касающиеся проекта. Например, когда Шмидт закончил собирать сцену у «Двух сосен», ему предоставили возможность внести свою лепту в создание спецэффектов. Земекис спросил Шмидта, что, по его мнению, должно возникать на экране, когда ДеЛориан переносится в 1955 год. Монтажер раньше вообще об этом не думал — в конце концов, он не отвечал за визуальные эффекты и предполагал, что Кен Ралстон и его люди давно нашли ответ на этот вопрос. Но Арти соображал быстро. «Искры?» Он пытался представить, что будет происходить. «Там будут искры?» Земекис и Ралстон согласились с ним и отправили смонтированный эпизод Уэсу Такахаши, одному из аниматоров ILM, с указанием добавить искры в момент перемещения во времени.

Когда смонтированный материал прибыл в студию аниматора, режиссер все еще не был уверен, как именно он хочет показать путешествие во времени. До того, как Такахаши было поручено подготовить визуальные эффекты, возникающие, когда ДеЛориан начинает двигаться из будущего в прошлое и наоборот, Фил Норвуд, постановщик визуальных эффектов, разработал образ, в соответствии с которым ДеЛориан начинал меняться, как попкорн в микроволновке. Из его стального кузова вылезали трехмерные кубы, а затем машина совершала прорыв во времени. Но Земекису эта идея не очень понравилась. Он все еще не понимал точно, что ему нужно, но от Такахаши потребовал следующего:

— Я хочу, чтобы казалось, будто под капотом у ДеЛориана сидит неандерталец и разрывает ткань времени ледорубом.

— Такого мы еще не видели.

— Мне нужно какое-то мощное действие, за которым потом последуют взрыв и схлопывание!

Получив столь точные указания, аниматор исследовал ДеЛориан в поисках чего-нибудь, за что можно было бы зацепиться для начала. Он изучил все добавления, сделанные в машине, и решил, что ее внешние детали будут смотреться лучше, если во время перемещения во времени они начнут светиться холодным синим цветом. Отсюда уже родилось все остальное. Перед машиной взлетали кометы, которые отталкивались от находившегося перед ней невидимого камере самолета, и выпускали неон. Такахаши добавил взрывы света и искры, с которых начиналось скольжение во времени, пока ДеЛориан в конце концов не прорывался. Проносились электрические разряды, вокруг клубился густой дым. Колеса оставляли огненные следы, а затем, когда машина достигала скорости в восемьдесят восемь миль в час, происходили нужные Земекису взрыв и схлопывание. Такахаши действовал осторожно и не хотел ни создавать слишком много эффектов, чтобы сцена не показалась похожей на мультфильм, ни слишком сдерживаться, чтобы не исчезло то возбуждение, которое должно быть связано с путешествием во времени. «С другими режиссерами бывает намного сложнее, — рассказывает он, — ты пятьдесят или шестьдесят раз улучшаешь сцену, а, когда доходишь до шестьдесят первого раза, он говорит: „Ну, вообще-то, больше всего мне понравился второй вариант. Почему бы нам к нему не вернуться?“ Все зависит от режиссера. С одними вы мыслите сходно, и тогда куда легче сделать то, что им нужно. Мне повезло с Земекисом. Работая над сценами перемещения во времени, мы были настроены на одну волну».

Джон Эллис возглавлял отдел оптических эффектов, подразделение ILM, отвечавшее за подгонку эффектов к отснятому материалу и добавление в каждый кадр дополнительных цветов. Такахаши рисовал свой чертеж на черной или белой бумаге, а затем передавал ее людям Эллиса, чтобы те доводили его до ума. «Я думаю, что на один план у меня уходила примерно неделя, — надеюсь, никто не проверял тогда мои карточки учета рабочего времени, — рассказывает Такахаши, — а мы говорим о десяти различных анимационных элементах, создающих эффект перемещения во времени». Пока он так напряженно работал над созданием видимого образа путешествия ДеЛориана, ему не менее важно было сделать еще и молнию, ударявшую в башню с часами. В сценарии у Бобов предполагалось показать «самый поразительный удар молнии во всей истории кино» — поистине грандиозная задача для аниматора. Несмотря на то, насколько внушительно этот момент выглядит теперь в фильме, Такахаши все еще вспоминает о нереализованных им возможностях.

«Мне не нравится та анимация, которую в конце концов одобрили для сцены, где огромная молния ударяет в башню с часами, — рассказывает он. — Этот кадр менялся много раз. „Самый большой удар молнии в истории кино“? Это ведь можно понимать по-разному. Если будет слишком много электричества, то вы увидите только большую белую вспышку и потеряете представление о ее размерах, мне это никогда не нравилось. Я пытался сделать так, чтобы электрический разряд появлялся сначала на заднем плане, а затем быстро полз вперед и ударял в башню. Я приготовил много концептуальных рисунков молнии, наложив их на цветные фотографии башни с часами, и Боб Земекис выбрал ту, что в форме S. Это я и сделал, но с точки зрения анимации мне этот вариант не кажется слишком убедительным. Жаль, что я не разработал еще каких-то вариантов, а может быть, мне следовало подольше поработать с этим кадром, но так как я отвечал за все электрические эффекты в фильме, то времени у меня было совсем мало».

Вполне понятно, почему сцене с часами уделяется так много времени, ведь ее можно считать одним из самых главных эпизодов в фильме. По сюжету перед главным героем стоят две задачи: во-первых, Марти надо устроить жизнь своих родителей, а во-вторых — вернуться в 1985 год. В результате эти задачи решаются по-отдельности. Когда Джордж целует Лоррейн на «Очаровании на дне морском», то с эмоциональной точки зрения фильм достигает апогея. Родители Марти влюбляются в друг друга, и, если наш герой сможет выполнить вторую задачу, то все будет хорошо. С точки зрения повествования сцена, в которой показана самая сильная гроза в истории Хилл-Вэлли, становится самой главной в фильме. Если Марти пропустит удар молнии, то его существование все равно окажется под угрозой, и все усилия, потраченные им для сближения родителей, пойдут прахом. Была заранее проведена тщательнейшая раскадровка этой сцены, так как все эффекты должны были быть добавлены во время пост-продакшена. Эффекты были сняты на пленку и смонтированы, чтобы монтажеры представляли, как должна будет выглядеть сцена в окончательном варианте. Этот эпизод пришлось долго монтировать, но здесь Земекис и его помощники не хотели идти ни на какие компромиссы. В результате получилась одна из самых знаменитых сцен в истории кино. Особое значение удара молнии для всей франшизы очевидно: это единственный материал, который появляется во всех частях трилогии. «Мне повезло, — говорит Боб Йор-кис, циркач, выступавший дублером Кристофера Ллойда в этой сцене, — заплатили за три фильма, а работать пришлось только в одном».

Но какой бы увлекательной эта сцена ни была, снять ее было очень сложно. Когда снимали, как Марти кричит, предупреждая Дока о ливийских террористах, Майклу Дж. Фоксу пришлось делать один дубль за другим, пока промышленный ветро-дув направлял поток воздуха прямо ему в лицо, так что он не слышал своего собственного голоса. У Кристофера Ллойда, между тем, были свои проблемы. Боб Йоркис спускался по проводу с башни на землю, но все остальное должен был исполнить сам Ллойд. «Мы подвесили Криса на страховке, привязанной к башне, — говорит Боб Гейл, — сегодня можно было бы использовать хромакей». Крупные планы были сняты в павильоне «Юниверсал», а вот для дальних планов актеру пришлось взобраться на самый верх высокого здания, возвышающегося рядом со съемочной площадкой.

«Перед тем, как мы начали снимать сцену с часами, у меня был перерыв, и я из любопытства поднялся по лестнице на самый верх, — рассказывает Кристофер Ллойд, — и тут только сообразил, что мне предстоит сниматься, стоя на маленьком выступе». Ллойд боится высоты, он посмотрел вниз и решил, что ни за что не будет здесь играть. Ему казалось, что он нашел выход, о чем и было сообщено Бобу 3.

«Я подумал…» — тут актер остановился. Режиссер с любопытством посмотрел на него. В тот момент Земекис был занят другими делами, и Ллойд это знал, но ему надо было как можно скорее поделиться своими чувствами, чтобы съемочная группа подготовила то, что он придумал. «Я подумал, что мог бы в этой сцене встать на колени».

Ответ Земекиса был очень прост: «Ни фига подобного». Он не был сердит, но просто объяснил, что Док Браун не будет ползать на коленях вокруг часов во время самой важной сцены фильма. Когда пришло время съемок, каскадеры привязали один конец троса к Кристоферу Ллойду, а другой — к крану. Если бы актер свалился, то пролетел бы всего несколько футов, и его бы поймали. Когда страховку закрепили, Ллойд смог чувствовать себя во время съемок более или менее уверенно. Он все равно боялся высоты, но по крайней мере один раз ему удалось преодолеть свой страх.

Когда сцена была снята, за работу взялся Гарри Керамидас. Он использовал снятую и смонтированную раскадровку как основу для монтажа. Когда же весь материал встал на свое место, то Гарри отключил раскадровку. Земекис в любой момент мог увидеть, как сцена будет выглядеть в финальном варианте, так как раскадровка была снята и использовалась только как поля для заполнения, пока весь эпизод не был сделан. Для сцены с часами требовалось много времени, поэтому ее снимали по частям. Керамидасу приходилось перепрыгивать с нее на другие, более короткие и легкие сцены, монтировавшиеся по мере поступления материала. В общем на весь процесс ушло несколько недель, в течение которых Земекис регулярно навещал монтажную во время своих обеденных «перерывов» и после завершения съемок и высказывал свои замечания.

С точки зрения производства имело смысл приготовить эти сцены одними из первых. Они не только были невероятно важны для развития сюжета, с ними требовалось как можно больше работать до выхода фильма. Если практика — это путь к совершенству, то может быть и хорошо, что часть этих сцен была сделана еще при Штольце, а затем через несколько недель к ним снова вернулись, когда все участники уже лучше понимали, что хотел режиссер и чего он от них ждал. Конечно же, каждую сцену надо было еще проработать с точки зрения восприятия публикой. Башня с часами, появлявшаяся в первые несколько минут фильма, была сама по себе важным героем, и это становилось понятно во многом благодаря сцене, в которой действовали Марти, Дженнифер и невероятно взволнованная представительница Общества охраны достопримечательностей Хилл-Вэлли, которую играла Эльза Рэйвен.

«Когда я пришла на пробы, то меня прослушивал мистер Земекис в крошечной комнатке, — рассказывает она, — комната была чуть больше шкафа, и мы находились в ней вдвоем. Когда я начала читать, он был поражен, потому что я заорала: „Спасите башню с часами!“, а он стоял всего лишь в двух футах от меня. Он прямо отскочил, а я сказала: „Ей же надо докричаться до людей. Поэтому она так вопит!“» Они с Земекисом разговорились и выяснили, что у них есть кое-что общее: они оба раньше работали со Стивеном Спилбергом — Рейвен снималась в «Сумеречной зоне». «Это все меняло», — рассказывает она. Ей выдали только те страницы сценария, где действовал ее персонаж, и она с трудом представляла себе, о чем будет фильм, но понимала, что главное в этой сцене — привлечь внимание к листовке, которую ее героиня дает Марти. Когда Док в пятидесятые годы скажет, что только удар молнии может дать 1,21 гигаватт энергии, нужных для того, чтобы отправить ДеЛориан назад в будущее, то внимательные зрители вспомнят о героине Рейвен и листке с информацией о грозе, которая принесла столько неприятностей Хилл-Вэлли.

«Может быть, это возникает подсознательно, но мне иногда кажется, что все обаяние и вся прелесть фильмов „Назад в будущее“ заключаются в том, что в них есть драматическая ирония, а это очень сильный инструмент, — рассказывает Дин Канди, — публика знает о чем-то, что не известно героям. Вы как будто заставляете зрителей постоянно ощущать себя умнее персонажей».

Во время рекламной кампании перед выходом фильма Майкл Дж. Фокс часто говорил, что это картина, за которую зрители должны быть готовы заплатить двадцать долларов: в четыре раза дороже, чем средняя цена билета в кино в то время. Он объяснял, что понадобится посмотреть фильм несколько раз, чтобы обнаружить все тайные сокровища, включенные Бобами в их сценарий, такие, например, как названия фильмов на афишах кинотеатра в Хилл-Вэлли или выступ на башне с часами, который появляется то сломанным, то целым, в зависимости от того, действуют персонажи в то время, когда Док уже сломал его, или раньше. «Я по-прежнему считаю Боба Земекиса лучшим режиссером, — говорит Лея Томпсон, — он такой умный, было так интересно следить за его работой. Я помню, как он вникал во все детали и как хотел снять фильм, где каждый кадр доставлял бы удовольствие публике. Я испытываю к нему невероятное уважение».

Иногда интерес Земекиса к деталям создавал для съемочной группы дополнительную работу. «Комбинированные съемки очень интересны, — говорит Гарри Керамидас, — иногда они похожи на визуальные эффекты, но они были действительно выполнены, как это было с погоней за скейтбордом в 1955 году. Иногда Боб возвращался и переснимал сцену. Когда мы монтировали эту сцену, он сказал: „Правда, было бы здорово, если бы сзади за скейтбордом летели искры, когда Марти пытается остановить его?“ Он снова снял эту сцену, и эффект был вполне материальным. Мы установили бенгальские огни в конце скейтборда. В первом фильме большую часть таких эффектов делал Кевин Пайк, и он отлично справился с работой».

«В те дни я был чем-то вроде надсмотрщика. Заставлял актеров доходить до определенного уровня и всегда высоко держать планку, а теперь меня это уже не так волнует, — рассказал мне Земекис. — Я бы ни в одном из этих фильмов не допустил, чтобы камера задрожала. Если камера чуть-чуть качалась при съемке одного кадра, то я переснимал все заново. А сегодня зрители изменились. Мне кажется, их не волнует внимание к деталям. Может быть, подсознательно они это ощущают, а может быть, и нет. Если вы смотрите фильм на айфоне, то вам безразлично, насколько совершенен в нем каждый кадр, правда? Вы этого просто не замечаете».

После того, как самый тяжелый вес был взят и сцена с часами снята, Земекис и его помощники сразу же вернулись к сценам в Хилл-Вэлли, к которым почти не прикасались со времен Штольца. Когда Майкл Дж. Фокс в своем ярко-оранжевом жилете вышел на площадь Хилл-Вэлли, где возвышалась башня с часами, то кто-то из съемоч-

ной группы предложил режиссеру посмотреть наверх. Земекис взглянул на ярко-голубое небо. Над съемочной площадкой повисли самые прекрасные облака, какие он видел в своей жизни, как будто они были заказаны по каталогу и повешены декораторами. Погода сама по себе уже могла доставить удовольствие режиссеру, но здесь дело было, разумеется, не только в ней. Фокс в яркой одежде на фоне такого же яркого пейзажа словно олицетворял прощание с тем материалом, который Земекис и его монтажеры приготовили в предыдущие месяцы. Бобы написали то, что они считали веселой историей, и теперь они, казалось, делали все, что нужно, чтобы она выглядела так и на экране.