Не говори «прощай»!

22

Лошади рысью скакали через пыльные раджастанские холмы к северу от горы Абу. Китти и Макс видели ее перед собой все утро, она притягивала к себе их взгляды, как магнит, — рядом находилось место, где им в детстве пришлось пережить тяжелейшее испытание, где Китти потеряла свою первую и единственную любовь и где она боялась потерять ее еще раз, теперь уже навсегда.

Этот страх охватил ее в тот самый миг, когда они сошли с парохода в Бомбее, хотя до того путешествие вокруг Европы и через Суэцкий канал казалось ей медовым месяцем. С приближением к месту назначения страх Китти усиливался и сейчас уже граничил с паникой.

Когда путешественники добрались до подножия горы, на Китти вновь нахлынули воспоминания об ужасной ночи четырнадцать лет назад — кучка перепуганных до смерти детей, кошмарные пасти крокодилов, готовых вцепиться в ее лицо, хныканье малышки Сары: «Хочу домой, хочу домой!»… Показались речка и ложбина, где Нагар дал Китти и Кэмерону первый урок раджпутского военного искусства.

Нагар…

Поежившись, Китти натянула вожжи. Ее лошадь, почуяв воду, протестующе мотнула головой и заржала.

— Что случилось? — обернулся к подруге Макс.

— Давай напоим лошадей, — ответила она, чтобы оттянуть страшившую ее встречу.

Они спешились и пустили животных к воде. Макс проницательно посмотрел в глаза возлюбленной.

— Мы уже почти приехали, не бойся, баджи, — подбодрил ее он.

Китти со вздохом сказала:

— Может быть, это глупо, ведь Нагар тебя спас, и все же меня удивляет твое безграничное доверие к нему. Вот представь: ему и его друзьям действительно удалось с помощью рубина объединить индийцев и прогнать англичан. Что будет потом? Найдется ли тебе, нет, нам место в новой Индии? И будет ли сам Нагар полностью доверять тебе? Не забывай, что ты англичанин.

— Да, я англичанин по рождению, но мое сердце всегда принадлежало и принадлежит Индии. Я готов отдать за нее жизнь!

— Это-то меня и пугает — я не понимаю, почему ты так привязан к стране, где пережил столько горя.

— Давай присядем, баджи. — Макс сел на большой плоский камень, усадил Китти рядом и, взяв ее руку в свою, продолжал: — Видишь ли, Индия страдает от своего рабского, зависимого положения, как когда-то моя мать страдала от тирании мужа. Я видел, что рабство может сделать с человеком. Каково же целому народу жить под пятой колонизаторов? Лишенные свободы выбора, живущие по указке пусть даже самого доброго и благожелательного хозяина, люди меняются — рабство сокрушает их дух, лишает воли и надежды.

— Как это произошло с бедной Викторией… — пробормотала Китти.

— Я был не в силах освободить мать, так, может быть, мне удастся помочь стране, которую я беззаветно люблю? Не исключено, что с уходом англичан народ Индии станет еще беднее, и здесь начнутся междоусобные войны, но индийцы обретут огромное благо — свободу. И когда это произойдет… Индия страна, в которой уживаются люди разных национальностей и религий, здесь хватит места и таким, как мы с тобой.

Она помолчала, обдумывая его слова, потом сказала:

— Кажется, я начала тебя понимать. Жить в гармонии со всеми — что может быть лучше? Но ты уверен, что здешний народ разделяет твои чувства, что индийцы будут смотреть на тебя как на соотечественника, а не на бывшего угнетателя? И сможешь ли ты и впрямь разорвать все связи с настоящей родиной, Англией? Ты знаешь, я попыталась и не смогла. Мы те, кто мы есть, и своей природы нам не изменить.

— Я пойду тем путем, который считаю единственно правильным.

— И все же я не могу не беспокоиться. Что-то подсказывает мне, что все не так просто, как ты думаешь. Нагар…

— Мы можем ему полностью доверять, — ответил он, сжимая ее руку. — Я же тебе говорил: он мне как отец.

— Не очень-то нам с тобой везло с отцами, — отпарировала Китти.

Улыбаясь, Макс чмокнул ее в нос:

— Теперь удача повернется к нам лицом, вот увидишь!

Послышался стук копыт. Путешественники подняли головы и увидели приближавшегося всадника. Узнав одного из помощников своего воспитателя, Макс поднялся и пошел навстречу.

— Наш вождь с нетерпением ждет встречи с тобой, поторопись! — подъехав, крикнул всадник и тут же поскакал обратно возвестить о приближении долгожданной четы.

Макс с Китти вскочили на лошадей и поскакали следом. В лагере у подножия горы их ждали вооруженные мечами и винтовками повстанцы. Их было много, и число их росло по мере того, как пришельцы приближались к главной площадке лагеря, обложенной валунами. Ее заполняли уже сотни одинаково вооруженных мужчин, среди которых были представители всех рас и народов Индии — пуштуны, ассамцы, темные приземистые южане из народности каннада, светлокожие северяне, и среди них тут и там попадались рослые воины с раджпутскими усами. Все новые повстанцы выходили из скал, присоединяясь к товарищам. Скоро дорожка, которая вела от главной площадки к палатке Нагара, была окружена людьми, как стеной. Вид громадной толпы, ощетинившейся дулами винтовок, встревожил Китти: горстка разбойников, похитивших английских детей, за четырнадцать лет превратилась в целую армию, хорошо отлаженную военную машину, готовую убивать.

Едва путешественники подъехали к палатке, как она распахнулась, и им навстречу вышел Нагар. Теперь он был гораздо ближе к Китти, чем в Бомбее, и она увидела, что его усы сильно поседели, а лицо изборождено морщинами. Он очень постарел, лишь гордая осанка и светившиеся умом глаза остались прежними.

Молодые люди спешились, и Макс обнял старшего друга.

— Ты привез камень? — тревожно спросил Нагар, отстранившись.

Макс достал рубин из дорожной сумки и передал учителю. Тот почтительно взял драгоценную реликвию и с восхищением погладил ее пальцами, бормоча:

— Господи, как долго я ждал этой минуты! — Подняв взгляд на Макса, он добавил: — Ты прекрасно справился с заданием, сынок. Теперь нас ничто не остановит! — Потом он вскочил на большой валун возле палатки и закричал, обращаясь к толпе: — Смотрите, братья! Вот он, священный дар Шивы-Разрушителя, благословенное достояние нашего праотца Ашоки!

И он поднял над головой рубин.

Под лучами солнца драгоценный кристалл засиял, словно огненный шар, разбрасывая вокруг себя мощные потоки багряного света. Ахнув, все воины как один рухнули на колени и склонили головы перед божественной реликвией, шепча молитвы.

Только теперь Китти осознала силу легендарного камня, объединившего в едином порыве сотни и сотни совершенно непохожих друг на друга людей. Он мог поднять индийцев на борьбу за общее дело — за свободу от колониального ига.

— Братья, — продолжал Нагар, — это последнее звено, которого нам недоставало, чтобы начать наш великий поход, это вечный источник энергии, из которого мы будем черпать силы на пути к славе, это благословение богов, которое принесет нам победу!

Китти никогда прежде не видела Нагара таким энергичным и воодушевленным. Напряженной позой, вдохновенным лицом он напоминал пророка Моисея, принесшего своему народу десять заповедей, каким его изображали средневековые художники. Услышав восторженный гул толпы, Нагар замолчал, у него, как и у многих других воинов, на глазах показались слезы.

Он закрыл глаза и, подняв лицо к небу, стоял так, слушая приветственные крики воинов, наслаждаясь ощущением единения со своим народом.

Внезапно в хоре радостных голосов возник диссонанс; поначалу очень слабый, еле заметный, он постепенно набирал силу. Китти прислушалась: группа воинов, стоявшая с краю, выкрикивала: «Смерть завоевателям!»

Один из них, на вид ровесник Нагара, поднял руку, призывая к тишине. Высокий, без усов, с более темной, чем у соратников, кожей и фанатичным огоньком в глазах, он закричал, обращаясь к толпе: — Я, Кадамба из Гоа, говорю вам: пришло время расплатиться с завоевателями за наши страдания! Мы поднимемся все как один в Бомбее, в Дели, в Калькутте, Майсоре и Дера-Дуне, в Симле, Дарджилинге и Сринагаре! Мы убьем всех белых, осквернивших своим присутствием нашу землю, будь то мужчины, женщины или дети, мы украсим шестами с их отрубленными головами весь Великий индийский путь, и восстание сипаев покажется англичанам сущим пустяком. Воды великого Ганга покраснеют от крови чужеземцев!

Сторонники Кадамбы принялись громко на разных языках призывать к мятежу, потрясая мечами и винтовками, остальные же вопросительно смотрели на Нагара. Макс оглядел толпу, искаженные ненавистью и жаждой мести лица тех, кто жаждал крови, решительно прошел к центру площадки и поднял руку, прося тишины. Когда крики смолкли, он повернулся к Кадамбе и сказал:

— Рубин императора Ашоки символ мира, а не войны!

— Вот как? — презрительно бросил Кадамба. — Для англичан установить мир значит сделать рабами всех, у кого кожа темнее их собственной, кто тяжким трудом добывает себе хлеб на этой земле, кто любит ее, как родную мать!

— Нигде ни слова не сказано о том, что врагов нужно убивать, тем более женщин и детей, — отпарировал Макс.

— Правильно, — поддержал его Нагар, внимательно наблюдавший за названым сыном. Остальные молчали. Воздух звенел от напряжения.

— Значит, пришла пора это сказать! — воскликнул Кадамба.

— Ты посмел бросить мне вызов? — нахмурившись, спросил его Нагар.

— Это англичанин бросает тебе вызов!

— Нет, — поспешно возразил Макс, — я лишь хочу объяснить, что свободы можно добиться и мирным путем, ради нее совсем не обязательно проливать кровь невинных людей.

Но Кадамба уже не желал ничего слушать.

— Схватите англичанина! — приказал он соратникам, показывая на Макса.

Те заколебались, не решаясь арестовать сподвижника своего вождя.

— Разве ты имеешь право здесь приказывать? — мрачно посмотрел на него Нагар. — Тот, кого ты назвал англичанином, продолжатель моего дела, наш брат!

— Друзья, послушайте, — воспользовавшись паузой, обратился к толпе Макс, — если мы будем убивать англичан, то колониальные власти ответят еще более жесткими мерами. Наше движение будет отброшено назад на сотню лет. Весь цивилизованный мир поднимется против нас, объявит дикарями, недостойными иметь собственное правительство. Мы должны идти другим путем.

— Хватит! — завопил Кадамба. — Уберите эту английскую собаку, пусть скулит в другом месте!

Из толпы выбежали его сторонники и набросились на Макса, однако он увернулся и крикнул:

— Пусть этот спор разрешит поединок, как того требует наш древний закон!

Толпа молчала.

— У тебя нет права на поединок! — прошипел Кадамба.

— Разве наш вождь не воспитал меня как воина и не объявил своим наследником? Разве я не вернул народу Индии рубин Ашоки во исполнение великого пророчества? У меня есть право на поединок!

Все посмотрели на Нагара, ожидая его решения.

— Да, у него есть такое право, — кивнул тот.

— Ладно, — яростно раздувая ноздри, согласился Кадамба. — Но выбор оружия за мной, и я выбираю тигриную лапу!

По толпе воинов прошел глухой ропот.

— Что еще за «тигриная лапа»? — удивленно спросила Китти у соседа.

— Это любимейшее оружие Кадамбы, — ответил тот. — Еще никому не удавалось его победить в таком поединке!

По обычаю выбранное оружие положили перед соперниками на кусок ткани. Увидев его, Китти поежилась: оно и впрямь напоминало тигриную лапу с выпушенными когтями — это был массивный медный кастет с пятью длинными, острыми как бритва лезвиями, приваренными к внешней стороне. Поистине страшное орудие убийства.

Соперники поклонились друг другу, надели «лапы» на руки, и поединок начался.

Макс сделал выпад первым, но Кадамба легко увернулся.

— Послушай, — миролюбиво проговорил он, — я не хочу тебя убивать.

— Тогда откажись от своих призывов к резне! — сказал Макс.

— Ни за что!

И поединок продолжился. Кружась, словно в каком-то диком танце, соперники атаковали и парировали удары, как в фехтованье, только им приходилось подходить друг к другу гораздо ближе. У Макса было преимущество молодости, у Кадамбы — опыта и блестящей техники. Когда англичанин ударил в очередной раз, индиец отбил его удар так, что их «когти» сцепились. Макс с усилием освободил свое оружие и снова бросился в атаку, но его соперник легко, танцующим движением ушел из-под удара.

В ярости молодой человек снова замахнулся и рассек Кадамбе рукав — на ткани расплылись пять кровавых потеков.

— Предатель! — презрительно бросил раненый и вонзил свое оружие в плечо Макса.

— Это ты предатель, Кадамба, — морщась от боли, воскликнул Макс, — ты предаешь нашего вождя и всех нас, ты предаешь Индию!

Они бросились друг на друга, «когти» снова сцепились, и противники замерли, стоя лицом к лицу.

— Я не предатель, — сверля англичанина гневным взглядом, ответил Кадамба. — Я люблю Индию, как и ты, если верить твоим словам!

— Что это за любовь, если она не знает ни сострадания, ни прощения? — бросил Макс. — Ты превратился в безумного фанатика!

Молниеносным движением он нырнул, освобождаясь, развернулся и ударил «лапой» Кадамбу в лицо — по щеке у того побежали тонкие струйки крови.

Индиец упал вбок, спружинив свободной рукой, и со всей силой лягнул Макса по ноге, тот упал тоже. Кадамба подмял его под себя, приставив к горлу острые лезвия.

— Нет, это ты и твой покровитель Нагар предали наше дело, предали всех нас, но вашим преступлениям пришел конец: ваши головы первыми украсят шесты на Великом индийском пути!

Китти поймала взгляд поверженного возлюбленного. Он на волосок от смерти, нужно во что бы то ни стало его спасти! Но как? Она беспомощно огляделась и вдруг увидела оставленный на валуне рубин. Схватив его, Китти громко позвала: «Макс!»

Кадамба повернулся на голос. Один из его «когтей» рассек кожу соперника; потекла кровь.

Китти бросила рубин возлюбленному. Тот поймал реликвию свободной рукой и поднял так, чтобы на кристалл упали солнечные лучи. Рубин снова превратился в огненный шар, залив лагерную площадку кроваво-красным светом.

— Магическая сила императора Ашоки перешла ко мне! — закричал Макс.

Все воины, заполнившие площадку, упали на колени, дрожа от страха. Кадамба, веривший в могущество камня не меньше, чем его товарищи, с ужасом уставился на врага, потом рванулся вперед, чтобы выхватить у него реликвию. Лезвия соскользнули, освободив горло англичанина.

Макс со всей силы вонзил свои «когти» прямо в сердце сопернику. Тот свирепо посмотрел на него, потом его взгляд потух, и Кадамба замертво рухнул на своего победителя.

Оттолкнув мертвеца, Макс встал и поднял рубин над головой. Многие воины испуганно озирались, но большинство поднимались с колен. Никто из них еще не осознал, что произошло и что им надо делать. Нагар подошел к названому сыну и встал рядом. Ответив ему благодарным взглядом, Макс обратился к воинам:

— Индия должна обрести свободу, в этом ни у кого нет сомнений. Англичане и сами отлично понимают, что дни их господства над нами сочтены. Но сейчас решается самый главный вопрос — какой станет наша страна, получив свободу? Две тысячи лет назад легендарный император Ашока с помощью этого талисмана возродил на нашей земле золотой век мира и единства. Так последуем же по пути, который он нам указал! Вернитесь домой, спрячьте в ножны мечи, зачехлите винтовки, и пусть ваши сердца преисполнятся духа нашего мудрого пращура. Клянусь передать эту священную реликвию самым достойным сынам Индии, которые посвятят себя возрождению великой мечты Ашоки!

Через неделю, выйдя из двуколки перед Городским дворцом в Удайпуре, Макс и Китти не без трепета посмотрели на причудливое, украшенное башенками и куполами здание и переглянулись.

— Ну как, ты не передумал? — спросила молодая женщина.

— Нет, потому что другого пути нет.

Собравшись с духом, они прошли через ворота во двор, который несколько месяцев назад стал свидетелем их дерзкого побега. Навстречу уже спешил полковник Каррингтон.

— Я уже начал опасаться, что вы так и не решитесь здесь появиться! — сказал он, озабоченно поглядев на карманные часы. — Пойдемте, нас ждут.

Он повел их мимо застывших в карауле солдат-раджпутов к лестнице. Они поднялись наверх и углубились в лабиринт узких переходов и коридоров.

— Вы уже известили инспектора Уортингтона из Скотленд-Ярда? — спросил Макс.

— Да, — ответил полковник, — и он согласился снять с вас и мисс Фонтэйн все обвинения. Соучастники сэра Гарольда схвачены и водворены в тюрьму.

— А что будет с его сыном Чарльзом?

— Он рассказал следствию о преступлениях отца. Благодаря сотрудничеству с властями и вашим показаниям об обстоятельствах гибели сэра Гарольда он будет отпущен на свободу.

Итак, все складывалось наилучшим образом: Китти и Макса освободили от уголовного преследования на родине; здесь, в Индии, после смерти Кадамбы сильно уменьшилась угроза массового кровопролития. Оставался нерешенным только один вопрос: что делать с рубином?

Лабиринт коридоров кончился, и гости оказались в одном из любимейших уголков махараны — Павлиньем дворике, небольшом, но изысканно украшенном яркими мозаичными изображениями павлинов. Здесь англичан поджидал сам хозяин, грозный властитель Удайпура.

— Вы очень, очень разочаровали меня, — проговорил он, хмуро глядя на Китти. — Разве можно до такой степени не доверять ближнему? Неужели вы не могли мне откровенно сказать, что вам от меня нужно?

— Вы бы отдали мне рубин? — спросила она.

— Нет, конечно, но мы могли бы все обсудить, я, в конце концов, разумный человек!

— Значит, вы меня только пугали, угрожая отрубить руку?

— Нет, — поколебавшись, честно признался он, — я выполнил бы свою угрозу.

— По-вашему, это разумно? — усмехнулась она.

— Ладно, что уж теперь спорить, — махнул рукой махарана, — как говорят у вас в Англии, что было, то прошло. Кроме того, вы мне жестоко отомстили: люди до сих пор собирают обломки моего чудесного летательного аппарата вдоль дороги на Чатапур.

— Позвольте спросить, — сухим официальным тоном прервал их беседу Каррингтон, — все уже собрались?

— Да, они ждут в моих покоях, чтобы нас никто не мог подслушать, — ответил махарана.

Вслед за хозяином гости прошли через дворик в жилые покои. В маленькой красивой комнатке с яркими фресками и мозаиками на стенах их поджидали три человека: необыкновенно удачливый предприниматель сэр Джамсетх Тата, член общины зороастрийцев, который в отместку за то, что его не пускали в гостиницы «только для белых», построил в Бомбее тот самый великолепный отель «Тадж-Махал», где с радостью принимали всех постояльцев независимо от цвета кожи; видный политик, лидер партии Индийский национальный конгресс Гопал Кришна Гокхале, сторонник мирной борьбы за независимость, и третий, маленький хрупкий юрист, получивший образование в Лондоне, которого Гокхале попросил присутствовать при сделке.

Все семеро уселись за изящно инкрустированный стол.

— Где рубин? — спросил англичан махарана.

Китти бережно вытащила драгоценную реликвию из сумочки и положила на стол. Даже в неярко освещенном помещении кристалл заискрился и засверкал, как будто внутри его горел огонь.

— А как насчет извинений за причиненное беспокойство? — проворчал правитель.

— Одну минуту, — проговорил Каррингтон, поспешно вытаскивая из кармана конверт с королевской печатью. — Вот официальное письмо его величества короля Эдуарда с извинениями за ту неблаговидную роль, которую сыграло британское правительство в событиях, связанных с похищением рубина. В письме также подтверждается наш отказ от всяких претензий на эту драгоценную реликвию.

Макс чуть подтолкнул рубин, и тот перекатился на другой конец стола, остановившись прямо перед властителем Удайпура.

Махарана взял камень и, полюбовавшись игрой света на его гранях, покачал головой.

— Как ни больно это признавать, но я не могу оставить «Кровь Индии» у себя, — сказал он и посмотрел на лидера Индийского национального конгресса. — Я отказываюсь от всех прав на эту реликвию и передаю ее вам, господин Гокхале.

— Мы поместим рубин Ашоки в один из швейцарских банков в качестве вклада Республики Индия, — сказал политик, беря драгоценный кристалл, — с тем, чтобы его можно было забрать, когда это новое независимое государство появится на картах мира. Таким образом легендарная реликвия больше никогда не станет орудием в руках алчных, бессовестных людей, готовых на любые преступления ради своих целей…

Пока он говорил, Китти рассматривала худенького юриста, скромно сидевшего за столом со сложенными на коленях руками. Она поймала себя на том, что не может отвести взгляда от его спокойного, бесконечно доброго и одухотворенного лица.

Когда встреча закончилась и ее участники, встав из-за стола, направились к двери, Китти шепнула Каррингтону:

— Я знаю Тату и Гокхале, а вот третьего вижу впервые. Кто он такой?

— Один популист из Южной Африки, который уже несколько лет мутит воду в местном индийском землячестве, — ответил полковник. — По правде говоря, у нас от него одни неприятности, но Гокхале его поддерживает, поэтому приходится с ним мириться. Вот и сейчас Гокхале настоял, чтобы этот смутьян присутствовал при передаче рубина. Кажется, его зовут Ганди, — Каррингтон заглянул в блокнот и уточнил: — Да, Мохандас Карамчанд Ганди.