(Не) только твоя (СИ)

15 глава

Лев

Мои пальцы сжимают ее талию, а я не могу поверить, что снова сжимаю ее в объятиях. Что снова касаюсь ее кожи. Что снова вдыхаю ее запах, снова дышу. По всему телу какие-то странные вибрации, словно в него возвращается жизнь, словно режим робота отключается и покидает здание.

Я не жил эти пять лет. Это было что угодно, но не жизнь. Живу я только когда она рядом.

В руках появляется дрожь, которую я не могу контролировать. Я сжимаю пальцы сильнее, пытаюсь избавиться, но остановить процесс уже не могу. Слышу, как она ойкнула, понимаю, что должен разжать пальцы, ведь оставлю синяки, а этого мне не хочется.

— Ты дрожишь, — говорит негромко и удивленно, опустив взгляд на мои пальцы, Вета.

— Прости, — я раздраженно сжимаю пальцы в кулаки.

В то же время, как тело наполняется жизнью в ее присутствии, включаются и старые песни о главном: а какого черта и где она отсутствовала, почему бросила меня одного, подыхать без себя.

Я сделал шаг назад от нее, присел на пол и уставился в одну точку на стене. Хочу закурить. И заорать. Но лишь упрямо сжимаю кулаки и губы, пытаясь совладать с собой. Совладать, чтоб не сорваться. Этого себе точно не позволю. Не на ней, только не на ней.

Вета молча присаживается рядом. Прижимается виском к моему плечу. Какое-то время мы так и сидим вдвоем, на полу, в тишине.

У меня в горле стоит ком от того, что приходится душить в себе миллион не заданных вопросов.

Я поворачиваю голову к ней, скольжу взглядом по ее бледному лицу. Вспоминаю то, что она сказала мне еще в кафе. То, что я тогда пропустил мимо ушей, потому что был слишком в бешенстве.

— Я ведь искал тебя. Сразу после… И ненавидел тебя. Так бешено ненавидел. Когда не смог найти. Когда бросался во все стороны, а в итоге чувствовал себя, как курица с отрубленной головой, которая несется в свой последний путь. Вся любовь, боль и горечь, которые варились внутри, превратились в ненависть. Я хотел тебя придушить. Я мечтал, что все же найду тебя, встречу, сомкну ладони на твоей шее и не разомкну, пока ты не обмякнешь в моих руках.

— Что изменилось?

— Ненависть это очень острое и жгучее чувство. Его нужно подогревать, поддерживать, иначе она выжжет тебя изнутри. Меня выжгла. Оставив апатию, безразличие, серое пепелище. И когда дым рассеялся, я понял одно. Мне не хватает тебя. Я просто дико по тебе скучаю.

Она скользит взглядом по моему лицу, пока я исповедываюсь перед ней, как грешник. Кивает, когда я замолкаю. Закусывает губу.

— Я понимаю.

— А я не понимаю, Вета. Нихуя не понимаю. Просто скажи: зачем?

— Мне страшно.

Я неосознанно выровнялся. Посмотрел на нее внимательным, возможно даже слишком внимательным взглядом.

Она подняла взгляд в ответ, и мне не понравилось то, что я в нем увидел. Легко было поверить в то, что это блажь, взбалмошность, что она поиграла и кинула. Тогда легко. Но взбалмошные девки от своих “игрушек” детей не оставляют, не рожают и не воспитывают в одиночестве. Здесь есть что-то большее, что-то глубже, и что-то, что, кажется, опять к херам сломает мою нервную систему.

Но я вижу ее страх. И ее ломать не хочу.

— Не бойся ничего, пока я рядом, — я беру ее ладони в свои и вкладываю все силы, чтоб вложить в ее голову эту мысль. — Я смогу защитить. Тебя, Алину. Смогу. Клянусь. Ты должна мне верить.

— Я… верю, — отвечает, и словно сама удивляется сказанному. — Ты сильно изменился, Лев. Ты не был таким пять лет назад.

— Я был долбоебом пять лет назад.

— Не ругайся, — качает головой с легким раздражением.

— Это правда. Многое… — я беру небольшую паузу, чтоб сформулировать свою мысль и подобрать нужные слова. — Многое отсеялось, когда я лишился того, что делало меня по-настоящему счастливым. Появилось время анализировать свои ошибки. Видеть, что со мной не так.

Она высвобождает руку и кладет ее мне на щеку.

— С тобой все так, — улыбается, хотя улыбка слабая. — Я не могла даже смотреть на других мужчин, потому что они были… Не тобой.

Ее слова как музыка, но от них стало лишь погано. Я стиснул зубы, понимая, что должен сказать. Раз мы говорим откровенно и вскрываем все, как есть.

— Ты должна знать. Я трахал ее, — смотрю в ее глаза понурым взглядом, — свою фиктивную жену.

Она не отводит взгляд, хотя я вижу, как он вспыхнул и потух.

— Я и не ожидала бы в самых смелых мечтах, что ты жил монахом все это время.

Я хмыкнул.

— А зря, ведь почти так и было. Это было всего раз, я остался у отца, был зол, пьян, как часто бывало, а она пришла полуголая. Спасать… спасительница.

В ту ночь я ее выебал, но жест не оценил. Проснулся утром еще более злой, на нее, на себя, и на отца, который ее под меня бухого подложил. Ведь в том, что это было с его подачи, я не сомневался. Он рвал на себе волосы, чтоб из нас получилась “настоящая семья”. Внуков пытался требовать. Наивный.

Знал бы он… Хотя нет. Лучше бы не знал. Хорошо, что не знает. И я приложу усилия, чтоб и в дальнейшем не узнал.

— Я не хочу, чтоб отец знал, что ты вернулась. Что Алина есть.

Вета села ровнее, посмотрела на меня настороженно.

— Почему? — спросила со странной интонацией.

— Он… неприятный человек. Особенно когда все идет не по его планам. Его план был женить меня и держать в узде подле себя. Я же всю жизнь только и делаю, что нарушаю его планы. Я просто… Не хочу втягивать вас с Алей в эту грязь.