Не верь никому

18

Когда после окончания смены Перл подъехала к дому, Кота уже увезли. Только островок сухой травы виднелся там, где он стоял с весны.

Отца тоже не было дома. Он не оставил для Перл свет — почему-то ей не верилось, что он просто забыл об этом, — и темное здание походило на пустую келью, отчего девушке вспомнилось жилище Тристана на улице Наррагансетт.

Она пошарила по стене в поисках выключателя и не переступала порога, пока над головой не загорелся знакомый свет лампы. Теперь, когда Бриджес выяснил, где она живет, условия игры переменились — значит, остальные тоже знали. У этой троицы коллективный разум. «Он хочет тебя, Перл». Она вспомнила, как куртка Тристана лежала в грязной луже на полу, накрывая испорченный розовый шелк.

Телевизор ее не утешил, и девушка легла на диван, проверяя страницы в соцсетях, и даже не возражала, чтобы мама прислала сообщение. Но сегодня мать молчала.

Бриджес, по-видимому, решил дать ей время, Риз в интернет не выходил и на ее сообщение «Привет» не ответил. Скорее всего, его телефон валялся без внимания на чьем-то ночном столике.

Перл пошла спать. Она всегда просыпалась, когда отец, как обычно, в три или четыре часа возвращался домой.

Но в тот день она проснулась в начале восьмого утра. Дом был пуст. Отец ночевать не приходил.

Сначала Перл поехала в «Таверну». Серое унылое здание молча сутулилось в утреннем тумане. Девушка успела только набросить одежду и даже не умылась — в воображении рисовалась картина, как пикап отца врезался в дерево и из разбитого радиатора идет дым, — и теперь она неподвижно сидела в машине и осматривала окрестности пивной.

Наружу она выходить не стала. Дом Янси был всего через две улицы. Перл поехала туда и скрепя сердце приготовилась постучать в дверь, горячо надеясь, что отец остался на диване в пахнущем собаками и сигарным дымом жилище собутыльника. Но автомобили у дома Янси принадлежали самому хозяину, его жене и сыну Эвану, который, несколько лет прожив на Среднем Западе,[15] вернулся к родителям. Перл замедлила машину и увидела Эвана — тот сидел во дворе в шезлонге, курил и смотрел куда-то вдаль; его бицепсы были сплошь покрыты татуировками.

Никаких признаков присутствия отца. Тогда ее охватил страх, спина похолодела, и девушка стала объезжать все улицы, молясь о том, чтобы по дороге встретиться с возвращающимся домой отцом.

Перл проверила каждую забегаловку, каждый магазин, куда ходил отец, но все они еще не открылись. Почему она позволила ему избавиться от телефона? Из них двоих не ей, а ему нужно было оставаться на связи. Потом, не зная, где еще можно искать, девушка свернула к Норт-Бич — там она сможет справиться с паникой.

В дальнем углу парковки стоял одинокий пикап, обращенный к заливу. Перл подъехала и увидела через стекло нечеткую темную фигуру отца. Она уже собиралась постучать, как отец взглянул на нее, заморгал, словно она разбудила его, и немного выпрямился.

Перл пересела к нему в машину. Воздух в салоне был застоялый, несвежий.

— Почему ты не позвонил мне?

Отец пошевелился и потер одной рукой глаза.

— Было поздно. Я решил, лучше переночевать здесь.

— Я тебя искала, думала, что-то случилось.

Он откашлялся, опустил стекло и сплюнул.

— Ничего не случилось, так что расслабься.

Перл поиграла скулами, вспоминая слова матери: «Ты не обязана исправлять отца». За окном отлив обнажал камни, покрытые островками лишайника и черными лентами водорослей. Перл ощутила запах виски и увидела под локтем отца бутылку в бумажном пакете.

Чувство полного поражения сломало всю ее внутреннюю защиту. Девушка вдруг почувствовала такую чудовищную усталость, что голос ее треснул:

— Так не может больше продолжаться. — Она даже не совсем понимала, что это означает, — просто слова, от которых он не сумеет отмахнуться.

Отец поставил локоть на раму окна и сжал лоб.

— Всего одна ночь.

— Это происходит каждую ночь. Ты напиваешься или в «Таверне», или дома, и меня это достало. — Перл схватила бутылку, спрятанную у него под рукой, и разорвала пакет. — Вот. Ты в самом деле пил до восьми утра? Папа… — Она закрыла глаза и медленно выдохнула. — Сколько можно?

Он проглотил слюну и уставился на руль.

— Я тоже хочу задать тебе несколько вопросов. Чем, черт возьми, ты занимаешься нынешним летом? Ты или уходишь куда-то, или запираешься в своей комнате. Отпрыск Спенсеров подкатывает к дому на своей дорогущей тачке и ищет тебя, а потом Дики сказал мне, что в пятницу ты была на балу. Тебя видели там, всю разодетую. Неужели ты думала, что я не узнаю?

Она закрыла глаза и покачала головой.

— Я пытаюсь помочь тебе.

— И как, интересно, мне помогут твои похождения с богатеями? Господи, Перл, я думал, ты умнее. Разве ты не понимаешь, что все это не будет продолжаться вечно? Они приезжают сюда, пользуются нами и отчаливают по домам. Считаешь, ты особенная?

— Да, папа, в этом все дело. Я чувствую себя жалкой неудачницей, и мне нужно, чтобы какой-то парень назвал меня особенной. Ты верно догадался.

— Я не говорю, что ты неудачница.

— Ты злишься просто потому, что я упомянула о выпивке. Вот и все. Тебя никогда не интересовало, куда я хожу по вечерам и с кем.

— Так было раньше.

Раньше. Вся их жизнь теперь делилась на до и после пожара. Кто бы знал, как же это ее достало.

— Пойми, ты не виноват в их гибели! — крикнула Перл. Отец никогда ей не простит упоминания об этом днем, когда он почти трезв, но она уже не могла остановиться. — Ты их не убивал. Если люди здесь этого не понимают, то, возможно, нам пора подыскать другое место жительства.

Отец фыркнул, глядя в окно на пустынный пляж.

— И на какие шиши?

— Не знаю, папа, что-нибудь придумаем. В конце концов, Тенни-Харбор не единственный город на Земле. И ты не единственный, кто зарабатывает. У меня сейчас выходит очень неплохая зарплата.

— Хочешь сказать, что не пойдешь в колледж? Даже думать не смей.

— Я хочу сказать, что буду и дальше помогать с деньгами. Но невозможно больше… — на мгновение досада сковала ей язык, — охаивать богатых людей за то, что они не могут изменить. Надо пытаться измениться самим.

В кабине надолго повисла тишина. На парковку заехал джип, из него вышла женщина, выпустила с заднего сиденья золотистого ретривера и бросила ему веревочную игрушку.

Отец хриплым голосом проговорил:

— Я во многом виноват перед тобой и твоей матерью. — Рука его дернулась к бутылке и повисла. — Но я не… я не знаю теперь, как… — Подбородок у него дрогнул, он заморгал, и в глазах появились слезы — такое Перл видела нечасто. — Думаю, мне нужна помощь.

Перл удивленно взглянула на отца и неуверенно положила голову ему на плечо. На пляже пес резвился в волнах, гоняясь за игрушкой, которая качалась на воде, исчезала и снова появлялась.

Вечерняя смена. Индиго раскладывала по тарелкам куски того же чизкейка, который Дэвидсоны только что заказали Перл, и, казалось, в упор ее не видела. Закончив, она мельком взглянула на Перл и отступила от холодильника.

Перл подошла и, снимая прозрачную пленку со следующего блюда с чизкейком, раздумывала, нужно ли что-нибудь сказать. Как будто из-за того, что Индиго потратила две минуты на звонок своей бабушке, они теперь стали друзьями. Ну не странно ли: Индиго сделала это для Риза, который сейчас находился в зале, а Перл на кухне переживает по поводу правил вежливости.

— Спасибо, — наконец уронила она, не отрывая взгляда от чизкейка, — что позвонила бабушке.

Перл почувствовала, что Индиго стоит рядом, наблюдая за тем, как она режет чизкейк. Не секрет, где наша красавица приобрела твердый панцирь, от которого отскакивали бесконечные пошлые предложения и колкости, исходившие от потасканных мужчин в костюмах для гольфа. Нравилось Перл это или нет, но теперь она уже не могла думать об Индиго как о стихийном явлении, внезапно возникшем, чтобы отравлять ей жизнь; благодаря Мэрилин девушка многое поняла.

— Риз сказал, ты пытаешься вывести этих парней на чистую воду, — ответила Индиго.

Перл впервые услышала подобную формулировку. Она остановилась с подносом в руках.

— Да.

Индиго взяла свой поднос, проговорила:

— Это хорошо, — и вышла через качающиеся двери. Помощники повара и мойщики посуды чуть не столкнулись головами, обернувшись ей вслед.

Отработав смену, Перл снова вышла посмотреть на маленький клуб. Кто-то повесил рядом стенд с фотографиями с бала и вычурной рекламой благотворительной игры в гольф — последнего «ура» в честь столетней годовщины клуба, прежде чем кипучий июль сменится сдержанным августом.

Зная Меривезер, Перл предполагала, что та внимательнейшим образом следила за последним трофеем клуба, поэтому девушка наклонилась рассмотреть маленькие комнатки, но ничего не касалась руками. Количество денег и времени, потраченных на изготовление этой вещицы, просто поражало. На чердаке даже стояли составленные друг на друга картонные коробки, в которые уместился бы разве что ватный шарик, и различные предметы мебели. Все портьеры в доме были ручной работы, и Перл пыталась представить, как Кэссиди прокалывает иголкой ткань и вытягивает нитку, делая крошечные стежки. Управляет маленьким миром, потому что ее собственная жизнь вышла из-под контроля. Но почему именно клуб? Почему не ее дом или какое-то выдуманное место, где она могла бы все устроить по своему вкусу?

В кармане у Перл завибрировал телефон, и она вынула его, ожидая забавных смайликов от Риза. Но сообщение было от неизвестного абонента.

«Ты бегаешь?»

Перл не сразу поняла, что это значит и кто ей пишет.

«Только когда за мной гонятся».

«Это можно устроить».

Закусив щеку изнутри, девушка быстрым шагом направилась в пустой ресторан, где уже составили на столы стулья и вымыли пол.

«Видимо, Бриджес раздает мой номер. Очень мило».

Пауза. А потом:

«Оушен-авеню, через час. Попробуй угнаться».

Перл заглянула на кухню, но Риза там не было — только помощники повара снимали фартуки и изучали рабочее расписание, тыча в него пальцами. Перл вышла на улицу и как раз успела увидеть, как закрывается пассажирская дверца «скайларка» и вспыхивают стоп-сигналы — Индиго отъехала от клуба.

Домой Перл вернулась в половине десятого. Отца не было, но на этот раз он оставил для нее включенный свет и накрытую фольгой тарелку с ужином в холодильнике. После утреннего разговора он ушел на работу с трясучкой, но подкрепив силы тройным кофе и завтраком, который дочь смогла в него затолкнуть. Дискуссия о необходимости бросить пить или держаться подальше от «Таверны» не имела продолжения. Перл боялась за отца, а он не знал, как остановиться. Однако, по крайней мере, они объяснились.

Девушка сидела как на иголках и неохотно клевала пищу, поглядывая на телефон. Кто знает, что на самом деле ждет ее на Оушен-авеню — очередное издевательство, новое испытание, чтобы выяснить, как далеко она может зайти? Отправляться туда безумие. Но Тристан ее проверил, и теперь ей надо знать, что он планирует.

Перл надела спортивные трусы и белую футболку, чтобы ее было видно в свете фар, и поехала к месту встречи. В этот час, десять вечера, улицы уже в основном опустели. Она так внимательно высматривала его машину, что почти не заметила пробегавшую мимо фигуру в черном — кто-то не позаботился о том, чтобы его не сбил автомобиль. Перл вышла из «сивика». Тристан замедлился, развернулся и потрусил к ней.

— Ты всегда здесь бегаешь? — спросила она.

— Это не так уж и далеко. — Он сделал несколько шагов назад. — Ты со мной?

— Не знаю. Предполагается, что Акил и Бриджес накинут мне на голову мешок и толкнут на проезжую часть?

— Их здесь нет. Я с ними не бегаю.

— А со мной, значит, бегаешь. С чего бы мне принимать твое предложение? В пятницу ты устроил нам с Хэдли настоящий ад.

— Но ведь ты приехала. Так почему бы нам не пробежаться?

И он рванул вперед, а она последовала за ним, сначала медленно, потом, когда Тристан почти скрылся из виду, прибавила скорость. Перл редко занималась спортом, и ее тело не привыкло к дробному стуку кроссовок по тротуару и к сильным нагрузкам на мышцы и позвоночник.

Тристан легко мог бы оторваться от нее, однако вместо этого замедлился так, чтобы она могла догнать его, но сохраняя бодрый темп. Они пересекли улицу, выбежали на Форест-драйв, освещенную натриевыми фонарями, и, синхронно дыша, стали подниматься в гору.

Вскоре Перл могла думать только о том, как наполнить легкие воздухом. Когда добрались до шоссе и сошли с тротуара, мышцы бедер болели от натуги. Молодые люди бежали по обочине вдоль дорожного ограждения, и машины проносились так близко, что обдавали их горячей струей воздуха. Испытание заключалось в том, чтобы не сдаваться, не просить об отдыхе и даже не спрашивать, куда они направляются. Следовать за ним без жалоб и вопросов.

Когда машин не было, темнота стояла почти полная. Только шаги и размеренное дыхание Тристана убеждали Перл, что она не заблудилась. Впереди показалась освещенная фонарями площадка — живописный поворот, откуда открывался красивый вид на Тенни-Харбор, расположенный внизу на берегу залива. Тристан рванул туда. Едва увидев, что он остановился, Перл тяжело упала на один из гранитных валунов, обрамлявших дорогу.

Он немного понаблюдал за тем, как она задыхается, и сказал:

— Не нужно сгибаться пополам, иначе будут колики.

Девушка откинулась назад, опираясь на ладони.

— Ты хотя бы… притворись, что устал.

В конце концов Тристан сел на камень рядом и подождал, пока у нее выровняется дыхание.

— Так вот чем ты занимаешься, — проговорила она, взглянув на него. — Бегаешь сюда даже по ночам.

— Иногда. Есть и другие места.

— Это опасно. Тебя могут сбить. — Тристан не ответил. — Если только ты на это не рассчитываешь.

Он встал, растягивая мышцы бедра, и несколько раз попрыгал на носках, словно она ничего и не говорила.

— Обратно можем побежать коротким путем по Плезент-стрит.

Перл выдавила смешок.

— Решил упростить мне задачу?

Он припустил по шоссе, даже не глядя в ее направлении, и слился с ночью еще до того, как она сделала первый шаг.

На этот раз Тристан не стал сбавлять скорость, чтобы она его догнала. Перл совершенно потеряла его из виду и бежала по Плезент-стрит одна, думая о том, какой же это короткий путь, пока не увидела впереди уходящую вверх улицу Наррагансетт, освещенную белым светом круглых фонарей. Девушка перешла на шаг, прикидывая, что делать дальше — вернуться к своей машине и подвергнуться остракизму за обидчивость или последовать за ним. В конце концов она решила идти к дому Тристана. И сделала правильный выбор: над крыльцом горел свет.

Перл постучала. Он открыл дверь и, ни слова не говоря, отступил от порога. Волосы у него были мокрые от пота, на футболке спереди и сзади расплывались темные потеки. Перл сбросила кроссовки и поставила их рядом с его обувью на коврике; это место требовало прямых углов и аккуратности. На кухне царила безупречная чистота, свет встроенных ламп сверкал на нержавеющей стали и белой плитке. На стенах не было никаких декоративных предметов; вокруг стола с гранитной столешницей стояли высокие стулья, расставленные через строго одинаковые промежутки — верный признак того, что ими никогда не пользовались.

Тристан открыл холодильник, бросил Перл бутылку воды, а сам стал пить из другой. Девушка тем временем оглядывалась.

— Мне нравится твой дом. — Она прошла по коридору в гостиную, почти пустую, не считая телевизора с плоским экраном на стене и черного кожаного кресла. Перл покрутила крышку бутылки. — Полагаю, у тебя было немного мебели.

— Ничего не осталось. — Он шел за ней на некотором расстоянии, освещенный светом с кухни. — Во время пожара… обвалился пол чердака.

Перл плотно сжала губы, пытаясь представить, как мебель и личные вещи падают на второй этаж, поглощаемый огнем, и на месте его бывшей комнаты зияет дыра. Она сменила тему:

— Хэдли уже оправилась после приключения в пещере. Если, конечно, тебя это интересует.

— Не интересует. Но спасибо, что держишь в курсе.

— Что ты против нее имеешь?

— Ничего. Она не заслуживает внимания. — Тристан допил воду и отнес бутылку на стол в кухню, говоря по пути: — Хэдли из тех, чье существование зависит от других людей. Поэтому у них такой симбиоз с Куинн. Когда она встречалась с Бриджесом, у них были такие же отношения. Она пиявка.

— Может, Хэдли любила Бриджеса — тебе подобное в голову не приходило? — Тристан вернулся искаженным отражением на экране телевизора, вытянутым и скелетоподобным, сама же она отражалась в виде невероятно квадратной фигуры. — Может, они с Куинн очень дружны. У тебя когда-нибудь были такие отношения с людьми?

Он помедлил, потом ответил:

— Нет.

— У тебя никогда не было близкого друга? — Тристан промолчал, и Перл обернулась к нему. — Или девушки, которая тебе небезразлична?

— Мне удается избегать этого.

— Зачем?

— Вряд ли мне нужно объяснять. Думаю, ты уже знаешь. — Он перевел взгляд на ее лицо. — Иногда… лучше не привязываться. Так честнее, разве нет?

У Перл пересохло во рту, словно выпитая вода не могла утолить жажду.

— Возможно. Но порой это от тебя не зависит.

Потом повисла тишина, лишь слабо гудели электроприборы, дом вокруг них жил своей жизнью, и темные глаза Тристана были сосредоточенны, но не так пронзительны, как она думала, и вовсе не холодны. Голос Перл прозвучал, казалось, из самой глубины ее души, слабый и хриплый.

— Если проснешься ночью, не выходи на пробежку. Сегодня больше уже не надо. Ты перенапрягаешься.

— Я не знаю, что еще делать.

Она подумала о том, чего ему стоило признать свою беспомощность. Вспомнила звук проезжающих по шоссе машин, ослепляющие фары. Руки Перл нашли спинку кресла и стиснули ее.

— Не выходи.

Тристан молча смотрел на девушку.

— Может быть, сегодня мне это и не потребуется. — Он направился к ней через комнату. — Может, сегодня я и не проснусь. — Проходя мимо, он задел бедром ее бедро, отчего Перл сковала неподвижность, и она едва дышала, слушая его шаги. Тристан вышел из комнаты, и через несколько секунд послышался шум текущей из душа воды.

Перл постепенно расслабилась. Пальцы ее оставили на кожаной спинке кресла глубокие следы. Она постояла, часто дыша, в тишине, а затем пошла в кухню, поставила на стол бутылку с водой и, сцепляя и расцепляя руки, попыталась поймать свои бешено несущиеся мысли.

Потом девушка включила свет в коридоре за углом. Там находилась его спальня — в доме имелся второй этаж, но ее не удивило, что Тристан предпочитал спать на первом, поближе к выходу. Она смотрела на большую двуспальную кровать, и пульс стучал у нее в висках. Стены были голые, не считая репродукции фотографии Энсела Адамса[16] в рамке: на снимке был запечатлен заснеженный сосновый лес.

Комната с другой стороны коридора выглядела так, словно предназначалась для кабинета или гостиной, но ее загромождали картонные коробки, составленные одна на другую вдоль стены. Здесь ощущался слабый едкий запах, который домработница не смогла вывести. Перл вернулась в кухню и прошла в гостиную, где все еще слышался звук текущей в душе воды.

За гостиной горел свет, и Перл подошла ближе. Тристан оставил дверь ванной открытой.

Девушка видела его через прозрачную шторку, различала оттенок его кожи, темные волосы. Ее собственное тело, казалось, превратилось в одно большое, бешено бьющееся сердце.

Он поднял руки и провел по волосам, смывая шампунь. Перл представила, как ее ноги ступают по плитке пола, как пар влажно дышит ей в лицо, когда она отодвигает шторку.

Ее отвлек отдаленный автомобильный гудок где-то на Оушен-авеню. Девушка так и стояла на пороге, в паре метров от душа и его фигуры, понимая, что открытая дверь — это приглашение. Он протянул руку и выключил воду.

Перл вышла из дома, осторожно затворив за собой дверь и тяжело дыша в ночи. Вскоре она добралась до своей машины. Тристан был прав: это оказалось не так уж и далеко.