…
Он вставал в строй вновь и вновь. В очередной раз — на той стороне, что когда-то, много лет назад, проиграла.
Вставал в надежде, что опираясь на всю совокупность данных он, может быть, сможет направить ход событий так, чтобы воины его войска смогли превозмочь.
Чтобы пали не все.
Чтоб остался в живых хоть кто-то…
Он искал выхода — и не находил его. И оставалось только одно: делай что должно, и будь что будет.
И опять его белая котта была красна от чьей-то крови…
И клевец вновь и вновь врубался в стену противников, с влажным чавканьем входя в чужую плоть и застревая в латах…
И снова чей-то удар заклинивал его наплечник так, что левую руку невозможно было поднять, и едва стоящий на ногах от усталости мастер клещами выправлял его доспехи…
И он, валясь от изнеможения, получал десять минут отдыха внутри непрерывно рубящегося кольца и вдруг обнаруживал, что сидит на теле своего лучшего друга, и капеллан, поймав его ошалелый взгляд, грустно улыбался: «Я думаю, Олаф был бы не против…»
И чужие закованные в железо кони втаптывали его тело в пропитанную кровью землю…
И он вставал с мыслью: «Напрасно вы сочли меня мёртвым!..»
Во сне он раз за разом делал свой стартовый выбор. И снова становился на сторону, что должна была проиграть. Ведь должен же быть шанс? Хотя бы один из тысячи…
…
Многие наивно полагают, что игра не имеет власти над спящими.
Однако, сны тех, кто всю свою жизнь проводит в вирте, порой значительно отличаются от цветных картинок живущих в реале. А время, которое течёт внутри сна, может сжаться гораздо, гораздо плотнее обычного.
Игра внимательно наблюдала за этим сном, который мало чем разнился с интенсивной работой в любой из тренировочных локаций.
Игра следила за каждым его действием, каждым принятым решением — и думала, что наконец-то нашла нужного человека.
Игра смотрела за тем, как растёт её тёмный властелин.
И улыбалась.