Нечаянный тамплиер

Глава 10

Всадники спешились. Это оказались загорелые сарацинские воины в кожаных доспехах, усиленных металлическими наплечниками и нагрудниками. Голову каждого из них покрывал стальной шишак. Молодые и неопытные, они сразу все вместе рванулись внутрь постоялого двора, вместо того, чтобы сначала забрать рыцарских лошадей и оставить кого-нибудь в карауле снаружи. Уверенные в себе, в руках витязи держали кривые сабли и небольшие круглые щиты.

Очевидно, они рассчитывали застать посетителей заведения врасплох и быстро перебить их всех, но не тут-то было. Седой рыцарь что-то негромко сказал, и его люди сразу вскочили, перевернув стол со всей едой в сторону неприятеля. Тут же начался бой. Длинные кривые сабли замелькали, пытаясь достать подвыпивших христиан, использующих свой опрокинутый стол в качестве небольшой баррикады. Никакого оружия, кроме мечей и кинжалов, у компании не оказалось. Они были без шлемов и не имели щитов, но решимость сражаться или погибнуть читалась в их взглядах. Разделившись по двое с каждой стороны перевернутого стола, христиане пытались противостоять нападению. И это вначале удавалось, но трезвые сарацины все же теснили пьяных гостей постоялого двора, когда в схватку решился вмешаться Григорий Родимцев.

Он вынул из ножен на поясе трофейный кинжал и решил действовать им левой рукой, вместо щита. Выбрав удобный момент, Гриша вышел из тени и, размахнувшись, нанес удар сзади мечом одному из атакующих. Наверное, это было совсем не по-рыцарски, но зато эффективно. Тяжелый клинок угодил сарацину по затылку, попав по стальной кромке шлема-шишака. Но, длинны и резкости размаха вполне хватило, чтобы враг полетел вперед и растянулся на полу, не двигаясь и разбив при падении еще и лицо. Удар в основание черепа вырубил противника.

Силы сторон тут же сравнялись. Пять прямых мечей замелькали в воздухе против пяти сабель. Но, успех способствовал сарацинам, и один из христиан, молодой оруженосец, вскоре получил удар острым кривым клинком по шее и упал замертво, разбрызгивая алую кровь. И теперь четверо сарацин теснили троих христиан к углу, успешно обойдя препятствие в виде перевернутого стола.

А пятый, самый высокий из витязей, надвигался на Григория, прикрываясь своим круглым щитом, диаметром чуть больше обычного баклера. Его сабля, оттянутая назад и чуть опущенная, таила угрозу внезапной атаки. И тут нужно было выждать миг для удара, потому что этот вражеский боец, пожалуй, дрался лучше других.

Похоже, что он и был главным в небольшом отряде. Сражался высокий молча, в то время, как другие сарацины все время что-то визгливо орали на своем языке. А еще он обладал хорошей скоростью и каждый новый его удар походил на настоящий экзамен по бою с мечом против сабли. Незачет означал смерть. И Григорий это хорошо понимал. Он напряженно ждал, чтобы вовремя парировать атаку. Но, ждал и сарацин. Его карие глаза внимательно следили за каждым движением Грегора Рокбюрна.

Боковым зрением Григорий наблюдал и за тем, как продолжается бой по-соседству. Сарацины наступали, все больше оттесняя христиан в угол таверны. Седой рыцарь ревел, размахивал мечом и кричал что-то нечленораздельное, но его неуверенные движения говорили о том, что вина выпито им слишком много. Двое других, помоложе и потрезвее, кое-как отбивались, парируя удары сабель своими мечами.

Но, Григорий понимал, что если христианам сейчас не помочь, то долго они продержаться вряд ли смогут. И он решил атаковать хитрым приемом. Улучив момент, он блокировал вражескую саблю, подставив свой меч поперек основания вражеского клинка, и одновременно шагнул вперед, поднырнув под правую руку сарацина. Родимцев давно заприметил брешь на боку в металлических пластинах, нашитых поверх кожаной куртки противника, и резким коротким ударом всадил туда левой рукой свой кинжал.

Сарацин закричал от боли. Острая сталь кинжала вошла глубоко в область его правой почки. Григорий повернул рукоять и сразу почувствовал, что сумел победить этого противника. Умирая, сарацин ничего больше не мог сделать. Клинок его сабли был заблокирован мечом, а левая рука держала щит, оказавшийся бесполезным в этой схватке. Они несколько секунд стояли друг против друга, сойдясь вплотную, и Григорий видел, как глаза врага начинали стекленеть. Следующим движением Родимцев сильно оттолкнул противника, повалив его.

Оставив главного сарацина умирать на полу, он развернулся и атаковал остальных с тыла, заехав мечом по голове еще одному, который тоже упал. После чего численное преимущество уже получили христиане. Теперь их было четверо против троих. Один из сарацинских витязей повернулся навстречу Грегору, пытаясь сдержать атаку, а двое других больше не наступали, а лишь кое-как отражали удары троих подвыпивших гостей заведения, которые, почувствовав изменившийся расклад сил, тут же сами перешли в наступление из угла.

Рыцарь средних лет, который недавно сообщил Григорию, что милостыню в заведении не подают, сражался лучше других. Он достал одного из сарацин кончиком клинка по щеке. И загорелое лицо витязя обагрилось кровью. Наверное, от боли, он разъярился и попытался без всякой подготовки провести удар саблей в голову противника, не имевшего шлема. За что сразу поплатился, нарвавшись на удар мечом по кисти руки. Клинок рыцаря оказался неплохо заточенным. От резкого удара часть ладони вместе с саблей и пальцами, держащими ее, отлетели на пол, а из обрубка полилась кровь. Сарацин взвыл и закружился на месте, но рыцарь сразу добил его, ударив мечом по лицу и перерубив переносицу, отчего тот мгновенно умер.

Когда сарацинских витязей осталось всего двое, они поняли, что живыми уже вряд ли удастся уйти. Об этом говорило изменившееся выражение их лиц. А карие глаза сменили самодовольное и наглое выражение на взгляды загнанных зверей. Хотя они еще отбивались какое-то время, но исход схватки изменить уже не могли. Они встали спина к спине и продержались еще немного, но вскоре оба оказались зарезанными христианами. Одного из них умудрился убить седой, а другого зарубил мечом тот самый тридцатипятилетний рыцарь, который оказался лучшим воином из всей подвыпившей компании.

— Да, ты неплохо дерешься, тамплиер, — сказал он Грегору, вытирая окровавленный меч об одежду поверженного противника.

— Если бы ни он, Бертран, нас бы уже убили, — высказался седой, который, вроде бы, немного протрезвел во время схватки. Наверное, от вида крови.

— Да, Джерард, он троих срубил, признаю, — пробормотал тот, которого, оказывается, звали Бертраном. И добавил с бахвальством:

— Но, и я неплохо сражался. Отправил двоих на тот свет.

— Я Джерард де Луарк, а со мной племянник Бертран и его оруженосец Гильом. А мой оруженосец Жильбер, к сожалению, пал в бою, — представился сам и представил своих седой. Потом добавил:

— Мы решили посетить Святую землю. Да застали здесь совсем не лучшие времена. Мы хотели навестить нашего родственника, моего двоюродного брата. Но оказалось, что сарацины уже разрушили не только его замок, но и разорили все земли вокруг. Теперь уносим ноги.

— Я, между прочим, лучший меч Луарка, — похвастался рыцарь помоложе.

По-видимому, этот человек любил прихвастнуть и покрасоваться лишний раз, чтобы оказаться в центре внимания. К тому же, он не был трезв, и его совсем не смущали трупы. Григорий, напротив, был удручен итогами схватки, потому что, во-первых, ему пришлось собственноручно лишить жизни трех человек. Пусть они и были враги, но все-таки люди. Смерть, сама по себе, его не пугала, ведь Родимцев был опытным бойцом, прослужившим целую жизнь, и теперь нечаянно начавшим служить уже во второй жизни в качестве рыцаря-тамплиера. Но вот так, мечом, ему до этого еще никого не доводилось убивать. Даже служа в Афганистане и убивая противников пулями, Родимцев всего однажды зарезал моджахеда ножом, когда нужно было срочно и очень тихо снять вражеский караул, а прибора бесшумной стрельбы под рукой не имелось. Да и поручить такое ответственное дело он не мог в тот раз никому из своих бойцов. Тогда так уж вышло, что ветеранов из его взвода отправили на дембель, а новички еще ничему почти не научились. Он сделал все успешно, как учил инструктор, но тот зарезанный душман потом долго стоял у Родимцева перед глазами. Но, никогда Григорий не попадал в такую близкую рукопашную схватку, чтобы в дело пошли клинки с обеих сторон. А во-вторых, Гриша знал, что это совсем не последние противники. За убитыми в любой момент могли приехать к постоялому двору и другие сарацины. Потому убираться отсюда следовало как можно скорее.

Какая-то шальная мысль пришла внезапно на ум Григорию. Он подошел к поверженному врагу, труп которого уже остывал, и, вынув из его бока окровавленный кинжал, быстро срезал им с золоченного пояса мертвеца тугой кожаный кошель, оказавшийся довольно увесистым. Гриша приметил этот вражеский аксессуар еще во время схватки.

— Зачем берешь деньги, тамплиер? Разве Господь перестал помогать тебе? — насмешливо спросил Бертран, точно также в этот момент срезая кошелек с другого убитого сарацина.

— Господь меня не оставил, раз дал силы победить врагов, не получив ран, да еще и послал трофей, — в тон ему ответил Грегор.

— Так деньги — это же греховное искушение для таких, как ты. Братьям вашего ордена деньги иметь нельзя. Вам это запрещают. Потому, лучше отдай их мне, — не переставал подначивать рыцарь.

— Не беспокойся, Бертран, я собираюсь раздать нищим милостыню, а оставшееся пожертвовать на храм, — сказал Григорий.

— Знаю я вас, тамплиеров. Слышал уже все, что про вас говорят. Хитрецы вы, еще те. Вот, кого это ты с собой везешь? Маленького монашка? Или маленькую монашку? — не унимался Бертран.

— А тебе какая разница? — произнес Григорий.

— Так просто. Интересуюсь. И куда это тамплиер может везти ребенка? — задал подвыпивший рыцарь очередной глупый вопрос.

— Куда велели, туда и везу, — ответил Гриша.

Ссориться с кем-нибудь из христиан, а тем более с этим высоким и широкоплечим рыцарем, который неплохо показал себя в бою даже будучи пьяным, ему сейчас хотелось меньше всего. Все, чего он желал, так это поскорее забрать сироту и уехать с постоялого двора. А деньги, конечно, в путешествии пригодятся. На Господа, как говорится, надейся, да и сам не плошай. Потому, вытерев от крови меч и кинжал, и убрав клинки в ножны, Григорий заглянул в добытый в бою кошелек и увидел там блеск желтого металла. Дюжина кругляшей поблескивала настоящим золотом, а помимо них там имелось и серебро. Привязав трофейный кошелек к своему поясу и справив нужду, он пошел искать немецкую сироту, но, Адельгейда, как назло, куда-то подевалась. Наверное, она до сих пор где-то пряталась и не вылезала из укрытия, боясь, что бой еще не закончился.

Григорий заглянул под все столы в поисках девочки. Ее там найти не удалось. Но, слишком долго искать не пришлось, потому что она внезапно подала голос. Адельгейда оказалась сидящей на полу за прилавком, забившись в дальний угол, а трактирщик стоял перед ней, нависая над ребенком всей своей немаленькой тушей.

— Что тут происходит? — спросил Грегор, почувствовав недоброе.

— Мертвецы, лежат, там, — пробормотала Адельгейда, указывая куда-то назад своим маленьким пальчиком.

Григорий обернулся и, увидев за открытым дверным проемом медные котелки, подвешенные к стене, понял, что в той стороне находится что-то вроде кухни. Он шагнул в ту сторону, но ему внезапно перегородил дорогу трактирщик. Толстяк казался взволнованным и что-то пытался объяснить:

— Там совсем не то, что думает девочка. Просто сарацины здесь уже проходили. Вот и некуда класть трупы.

Григорий оттолкнул его с дороги и заглянул в помещение. Там действительно была большая кухня с плитой, с жаровнями и даже с примитивной мойкой. В корзинах лежали овощи, а в медных котлах на плите варилось мясо. Сначала Григорий подумал, что возле разделочных колод на досках лежат свиные туши, но, подойдя ближе, обнаружил, что это наполовину разделанные трупы людей, из которых хозяин и готовил для гостей свои «угощения». Пораженный этим страшным открытием, Гриша чуть не прозевал атаку трактирщика, который внезапно кинулся на него с топором.

Вовремя обернувшись, Григорий перехватил руку толстяка, и они схватились врукопашную. Но, трактирщик оказался неожиданно сильным, да и весовые категории были разными. И побеждал толстяк, прижав своим пузом Грегора к стене, когда на шум внезапно в кухню влетел Бертран. Недолго думая, рыцарь кинулся растаскивать дерущихся. Но, едва он увидел разделанные трупы, как тут же ударил трактирщика увесистым черпаком по затылку.

— Похоже, этот негодяй накормил нас человечиной, — пробормотал рыцарь.

— За этот грех он достоин смерти, — сказал Григорий, отдышавшись после медвежьей хватки трактирщика и вытащив меч.

На что хозяин постоялого двора, который быстро пришел в себя после удара черпаком, встал на колени и проблеял:

— Сжальтесь, добрые христиане! Еще Раймунд Ажильский свидетельствовал, что во время Первого крестового похода наши доблестные воины христовы потрошили пойманных нехристей, варили их в котлах, насаживали на вертела, поджаривали и съедали. И нет ничего плохого в этом. Тем более сейчас, когда все вокруг разорено, а скотина угнана.

— Так что же эти трупы, которыми ты накормил нас, такие белые? На сарацин что-то мало похожи, — сказал Бертран трактирщику с упреком.

— Нет, мессир, это были истинные сарацины, свежие, убитые совсем недавно, — утверждал трактирщик.

— Умри же, людоед! — не выдержав дальше таких речей, Бертран снес голову трактирщику одним быстрым взмахом своего меча.

— Надо уходить отсюда! Здесь проклятое место! — воскликнул Грегор.

Но Бертран не спешил уходить, сказав:

— Здесь могут быть и другие такие же людоеды. Вы езжайте, а мы еще задержимся и все осмотрим.

Возможно, Бертран действительно собирался выявить и покарать сообщников людоеда-трактирщика, если таковые имелись. А, может быть, подвыпивший рыцарь просто хотел помародерствовать. Но, Григория это мало волновало. Он вернулся к Адельгейде, взял ее за руку и повел к выходу. Девочка, похоже, так ничего и не поняла. А может, просто сделала вид, что не поняла. Григорий уже смекнул, что Адельгейда, что называется, была себе на уме. Сам же Родимцев, узнав, что бульон, которым их накормил трактирщик, сварен из человечины, хоть и не начал блевать, но отвратительное чувство надолго испортило ему аппетит. Впрочем, он не показывал своего омерзения перед девочкой. Делая вид, как будто бы этого неприятного эпизода и не происходило.

Прежде, чем ехать дальше, Григорий отвязал лошадей, напоил их и покормил овсом, взятым с собой. Рядом у коновязи стояли и лошади сарацин, убитых в схватке. Наверняка, они стоили недешево. Но, брать с собой какую-нибудь из этих лошадок в качестве запасной, Григорий не рискнул, хотя и имел законное право на трофей. На каждой из них имелось клеймо, и по лошадям убитых сразу становилось понятно, кто их убил. А, если они попадут в плен к сарацинам, чего нельзя было исключать, то этот факт явится отягчающим обстоятельством.

После обеда жара и не думала спадать. После относительной прохлады под навесом постоялого двора, на открытом месте солнце палило нещадно. Но, приходилось двигаться дальше. Горная тропа после перевала расширилась, превратившись в настоящую дорогу, и теперь они спускались вниз в обширную долину, совсем не похожую на ту маленькую и стиснутую с боков горами, запирая вход в которую торчал замок Тарбурон. Когда они наконец-то спустились с горы, солнце уже начало клониться к закату, делая тени длиннее. Но, на пути им по-прежнему никто не встретился. Даже покойники на этот раз не попадались. И, наверное, это было к лучшему.