Нечаянный тамплиер

Глава 22

Сарацины не ожидали атаки одновременно с двух сторон и быстро проигрывали бой. Тяжелые всадники с крестами на щитах громили их лагерь, а люди дона Карлоса добивали тех, кто пытался бежать в сторону манора. Григорию тоже, конечно, пришлось участвовать в этом странном сражении, больше уже похожем на бойню. Его руки даже устали рубить врагов, а с меча капала кровь. Но, вскоре дерущиеся сарацины закончились. По крайней мере те, кто был способен активно противодействовать. Их, конечно, всех не перебили. Просто оставшиеся начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей. Как потом выяснилось, в плен попал и сам шейх Джафар аль Хасан.

Путь из манора вновь оказался свободен. Когда два отряда христиан встретились в разгромленном сарацинском лагере, дон Карлос, первым делом, спросил, кому обязан спасением от вражеской осады. Оказалось, что рыцарский отряд вел Жан де Ибелин, граф Яффы, Аскалона и Рамлы. Тот самый, которого чуть не убили генуэзцы в Акре, в дни войны святого Саввы, когда граф стоял на стороне венецианцев и тамплиеров, пытаясь организовать переговоры для примирения итальянских общин между собой.

Родимцев многое читал про этого человека. Граф считался очень значительной фигурой в королевстве крестоносцев Леванта. К тому же, он был умным и грамотным, являясь автором иерусалимских ассизов. Происходил граф из той ветви рода Ибелинов, которая проживала на Кипре, потому что его отец Филипп был регентом при несовершеннолетнем короле Кипра Генрихе I, сыне Гуго I Лузиньяна и Алисы Шампанской. И, разумеется, Григорий не мог упустить возможность познакомиться с таким знаменитым человеком, память о деятельности которого на Святой земле добралась и до двадцать первого века.

Внезапно выяснилось, что дон Карлос и граф знакомы. И старый испанец, разумеется, представил ему и Грегора, и Бертрана. Граф Ибелин оказался поседевшим немолодым человеком лет пятидесяти, загорелым, но с благородным профилем и с цепким взглядом умных карих глаз. Кровь его бабки Марии Комниной, гречанки из ромейской императорской династии, чувствовалась в его облике. Но, этот граф не выглядел высокомерным, и к представленным рыцарям отнесся благожелательно. Более того он согласился с доном Карлосом, что нужно устроить совместную трапезу, потому что в сарацинском лагере, кроме разного награбленного в пути добра, нашлось множество корзин с фруктами и овощами, а также мясо, специи и много бочонков с вином. Хотя, сарацины, вроде бы, вино и не пили. Но, как выяснилось, отбирали его у христианских крестьян повсеместно. На продажу, наверное.

Гостеприимный хозяин манора в честь победы решил организовать пир прямо в собственном дворе. В тени фруктовых деревьев крестьяне, довольные, что остались живы, спешно ставили импровизированные столы из досок, которые клали на козлы. Причем, все столы расставили ступенчато. Для самого верхнего соорудили помост. И он располагался поперек остальных, буквой «Т». За него пригласили только графа, дона Карлоса и самых знатных рыцарей. В их числе оказались и Бертран с Грегором. За вторым столом, который стоял чуть ниже, восседали все остальные рыцари. За двумя дальними столами сидели простые воины отряда графа, оруженосцы и конные лучники. Крестьяне за столом прислуживали, а ополченцы остались охранять пленных. Как понял Григорий их собирались кормить потом, после господ. Сначала пили за победу, потом просто так, а потом языки развязались и беседа потекла сама собой.

— Вы знаете кто это рядом со мной? Это же сам доблестный дон Карлос дель Аранда, один из испанских грандов! Он из тех немногих, кто имеет право говорить с королем с покрытой головой, сидеть при нем и задавать монарху любые вопросы. И этот достойнейший человек оставил владения в Испании ради того, чтобы помогать нам, христианам Святой земли. Так выпьем же за него! — предложил граф тост, обращаясь к своим людям.

Испанец не остался в долгу. Он поднял ответный тост:

— Да, друзья, я оставил свои владения детям и дал обет умереть, защищая Святую землю. И я следую обету, и, возможно, что умер бы уже сегодня, не приди на помощь доблестный и славный граф Яффы, Аскалона и Рамлы. Так выпьем же за него!

Когда выпили, дон Карлос сказал Ибелину негромко:

— Я на самом деле не подумал бы, что встречу вас здесь.

— Я тоже не думал, что здесь окажусь. Но, война не спрашивает нас, что мы думаем. Приходится действовать весьма неожиданно даже для самих себя, — сказал граф. Взгляд его таил некоторую печаль, несмотря на победу и пиршество.

Дон Карлос заметил это и произнес:

— Я слышал о смерти вашей жены. Соболезную.

— Мария гостила у своего отца в Киликии, когда туда пришел мор с востока. Там многие заболели и умерли. Марию и ее отца мор тоже забрал, — сообщил подробности смерти жены граф. Потом добавил:

— Женщина, которую я любил, Плезанция, королева Кипра, тоже мертва. Мор добрался и до нее.

— Страшная история, многие умерли от ужасного мора, — кивнул испанец. И добавил:

— Спасибо вам, граф, что сняли осаду моего манора. Я ваш должник.

— Мы все должники Господа, дон Карлос. И я тоже всего лишь исполняю свой долг перед людьми и Богом. Потому что долг зовет меня помогать братьям во Христе. Я пытаюсь восстановить связность христианского Леванта, потому предпринял этот рейд вдоль дорог. После того, как Бейбарс разорил многие земли нашего королевства, каждый владетель обязан подняться на защиту людей. А вместо этого мы грыземся между собой. Монфор сговорился с Генрихом Антиохийским против меня. Хотя это мне следовало бы стать бальи королевства по праву, — поведал граф.

— Возможно, тут сыграло роль недовольство папы вашими отношениями с Плезанцией, — сказал испанец.

— Да, друг мой. Я даже сильно подозреваю, что мою милую Плезанцию отравили. Но тем, кто подослал к ней убийц, я скоро воздам по заслугам. Монфор и Генрих поплатятся за все, — поделился граф планами.

— Вы очень откровенны, граф, — заметил испанец.

Ибелин проговорил:

— И не просто так, дон Карлос. Противостояние внутри королевства нарастает, и мне понадобятся союзники. Смею надеяться, что вы будете на моей стороне?

— Можете рассчитывать на мой меч, — сказал испанец.

— Спасибо, друг мой! Чтобы изменить ситуацию, мне нужно перетянуть на свою сторону не только вас, а многих. Только вместе мы сможем победить, — сказал Жан.

Сидя рядом за столом и слушая их разговор, Родимцев все больше понимал, насколько же здешние правители разобщены. Они, похоже, не были способны сплотиться даже перед лицом общей угрозы, которая неумолимо надвигалась на них в лице султана Бейбарса. И со всем этим тоже надо было что-то делать.

Дон Карлос сказал:

— Знаете, граф, люди видят, кто с ними честен, а кто лжив, они присягнут на верность добродетельному и благороднейшему.

Ибелин вздохнул:

— Если бы так! Но, к сожалению, люди чаще выбирают не добродетель, а силу. И не благородство, а подлость. Вот и сейчас, казалось бы, прав на бейлиф у меня больше. Но, правят почему-то Генрих и Монфор, которые уже давно запятнали себя той странной войной итальянцев между собой, которая вспыхнула не без участия этих двоих. Добавьте туда еще великого магистра госпитальеров, и вы увидите, что половина королевства против меня.

— Мне кажется, что вам следует привлечь на свою сторону великого магистра тамплиеров, — посоветовал испанский гранд.

Граф сказал:

— Тома Берар на моей стороне. Но, тамплиеры испытывают сейчас большие трудности. Недавно сильная крепость тамплиеров Сафед пала. Когда Бейбарс установил осаду, наемные сержанты предали братьев-рыцарей и открыли ворота врагам. Всех тамплиеров, кто находился в замке, обезглавили после того, как они отказались принять ислам.

— Тогда, возможно, вам придется попробовать заинтересовать тевтонцев, — подсказал испанец.

— Основные силы этого ордена ушли из Леванта, но и тех, кто тут остался, заинтересовать нашими делами непросто. Недавно сарацины пленили или даже убили их посла. Во всяком случае, посол великого комтура Вильгельм фон Гетцендорф бесследно исчез где-то в Галилее. И мне комтур прислал просьбу содействовать в поисках, — сообщил Ибелин.

Тут Родимцев вспомнил, что про судьбу посла знает. И он встрял в разговор аристократов:

— Простите, ваша милость, если вмешиваюсь, но посол тевтонцев найден мною лично мертвым неподалеку от замка Тарбурон.

— Говорите, брат-тамплиер, что еще вам известно? Это может быть очень важным. Как посол умер? — заинтересовался граф.

— Его распяли на кресте. Подробностей я не знаю. Скорее всего, это дело рук сарацин. Меня и еще одного рыцаря наш командир Рене Дюрфор послал на разведку в маленькую долину, в которой мы и набрели на распятый труп. Он провисел там много дней, пока мы пришли туда. На месте его и похоронили. При нем в подкладке орденского плаща имелась грамота о том, что он Вильгельм фон Готцендорф, посол тевтонского ордена. Так что ошибки быть не может, — поведал Григорий.

— А каких-нибудь свидетелей его смерти вы нашли? — задал вопрос граф.

— Есть свидетельница, но она ребенок, девочка, сирота, малолетняя баронесса Адельгейда фон Баренбергер, — сообщил Гриша.

— И где она? Я хотел бы сам поговорить с ней, — сказал Ибелин.

— Она здесь, в доме дона Карлоса. В тот раз, производя разведку, мы нашли в той долине и ее. Сирота была ранена и напугана, она пряталась среди трупов, в яме с крысами под мельницей. И командир нашего отряда Рене Дюрфор приказал мне доставить девочку в монастырь к сестрам-кармелиткам. Вот по пути и заехали на ночлег сюда, воспользовавшись гостеприимством дона Карлоса, — объяснил Родимцев.

— Так, позовите ее, — повелел граф.

Дон Карлос подозвал одну из своих служанок и попросил привести Адельгейду. Пока ее искали, Ибелин продолжал расспросы:

— А что делал ваш отряд, мессир Рокбюрн, в замке Тарбурон? Это же крепость, которая раньше принадлежала госпитальерам, не так ли?

— Точно так, монсеньор. Но, крепость оказалась брошенной на милость сарацин, потому нашему отряду приказали занять ее. Чтобы врагам не досталась, — ответил Григорий.

— И что? Удалось вам там закрепиться, крепость же, наверняка, сарацины разрушили? — поинтересовался граф.

— Так и есть. Они разобрали стены и лестницы в башнях. Но, там замок расположен таким образом, что и без высоких стен способен обороняться, нависая на круче над дорогой. Этим и воспользовался наш командир для воссоздания нашего военного присутствия, — пояснил Григорий. Потом добавил:

— Только вот, едва мы там закрепились, как замок в осаду взял шейх Халед, которому Бейбарс пожаловал Тарбурон и долину возле него. Я как раз едва вывез девочку, когда за нашей спиной произошло сражение. Думаю, что мои братья-рыцари все еще держатся там. Халед не рискнет штурмовать, но будет удерживать вход в долину до тех пор, пока не заморит христиан, удерживающих замок, голодом.

— Так что же ты молчишь! Надо немедленно выручать их! — воскликнул дон Карлос.

— Я по дороге сюда встретил барона Монфора с большим отрядом и попросил его о помощи. Но, он отказал. Бертран де Луарк может подтвердить мои слова, — сказал Гриша, а Бертран кивнул.

— Этот человек и пальцем не пошевельнет для того, чтобы помочь тамплиерам. Он покровительствует братьям госпиталя. Но, мы обязаны снять осаду. А потому я обещаю тебе, Грегор, помочь против Халеда, — произнес граф.

Едва Гриша успел поблагодарить неожиданного влиятельного заступника, как служанка привела Адельгейду.

— Господи милостивый! Да что же это изверги сделали с малышкой? — воскликнул Ибелин, едва увидев девочку с безобразным шрамом, перечеркнувшим ее личико от левого виска через всю щеку.

При этом, Адельгейда выглядела уже получше. Девушки дона Карлоса выстирали и заштопали ее шелковое платье, а саму ее тоже вымыли и причесали. На босые ноги ей даже надели сандалии. Так что она стала почти красавицей, если бы не ужасный шрам. Подойдя к графу, девочка с удивлением смотрела на все это большое пиршество, куда не пригласили ни одну особу женского пола, кроме нее.

— Я тоже хотеть кушать, — сказала она со своей детской непосредственностью и с сильным немецким акцентом.

— Так ты и есть Адельгейда? — спросил граф.

— Адельгейда фон Баренбергер, — уточнила малышка.

— А я Жан де Ибелин, граф Яффский, — представился аристократ, приглашая девочку сесть рядом с ним на скамью.

Адельгейда, похоже, проголодалась. Ей дали большую глиняную тарелку, и девочка указывала служанке, которая осталась прислуживать ей, чего и сколько ей положить из еды. Когда она немного подкрепилась, граф начал расспрашивать о подробностях гибели немецкого посла. И страшный рассказ девочки с большим вниманием слушали все собравшиеся.

Всю ночь и половину дня Адельгейда провела в караване рабов. За это время, сидя в зарешеченной повозке для таких же девочек, как и она, из благородных христианских семей, Адельгейда уже успела увидеть много всего. Она видела, как погонщики били палками отстающих до крови, как тех, кто падал и не мог идти, убивали кинжалами, как насиловали христианок. Но, девочек из ее повозки никто не трогал. Потому что они являлись самым дорогим и редким товаром, какой только был у караванщика. Еще бы, за этих симпатичных девственниц из благородных домов ему правители востока отвалят хороший куш. Достались они ему дешево, но продаст, конечно, гораздо дороже. За каждую он намеревался выручить не меньше тридцати золотых безантов. А, может быть, удастся взять выкуп с родственников. Тогда купец сможет рассчитывать и на сотню. В мирное время рабы стоили гораздо дороже, но вокруг шла война, и цены на пленных людей сильно упали и падали дальше, потому что каждый день войны приносил новых пленных. Тем не менее, дело все еще давало неплохую прибыль.

Девочек из телеги не выпускали никуда. Даже нужду нужно было справлять в дырку, сделанную в днище зарешеченной повозки, а еду им просовывали сквозь прутья клетки. Время от времени их подкармливали фруктами, давали воду и круглые хлебные лепешки. Пока ехали, Адельгейда перезнакомилась с девочками. Но, юные француженки общались с ней неохотно, не считая немку за свою. К обеду караван остановился возле перекрестка дорог, когда впереди показался отряд хорошо вооруженных всадников. Человек двадцать ехали мимо на огромных конях. И черные кресты на их щитах, на попонах и на знамени были тевтонскими.

Сарацины, охраняющие караван, засуетились, спешно вытаскивая оружие. Но, проезжие рыцари совсем не собирались нападать на караван и освобождать пленных христиан. Они могли бы и просто проехать своей дорогой, если бы Адельгейда не начала громко кричать по-немецки, призывая на помощь. Тогда всадники остановились, и трое из них спешились. Седой высокий человек, судя по важному виду, был главным у них. А за ним шли двое телохранителей.

Он подошел к клетке, в которой сидела Адельгейда, и спросил девочку, кто она и откуда. Особое внимание немолодой мужчина обратил на герб, вышитый на ее платье. После чего важный немец подозвал караванщика и долго говорил с ним на языке сарацин, наверное, торговался. А потом немец и караванщик договорились, и седой отсчитал толстяку довольно много золотых монет. После чего купец-караванщик заулыбался, замок на решетке открыли, и Адельгейду выпустили на свободу. А француженки, которые не хотели с ней дружить, так и остались сидеть внутри клетки. Они плакали, скулили и звали на помощь, но выкупать их из плена немцы не собирались.

— Я Вильгельм фон Гетцендорф, посол ордена святой Марии Тевтонской, — представился седой благодетель. Так Адельгейда и познакомилась с немецким послом. Ее усадили на рыжую лошадь. И посольский отряд тронулся в сторону замка Тарбурон и немецкой общины, которая жила в долине, охраняемой этой крепостью.