Нечаянный тамплиер

Глава 19

Они уже доедали ужин, а солнце почти совсем зашло, и небо начинало темнеть, когда в патио прибежал молодой загорелый боец в кольчуге, но без шлема. Меч в ножнах болтался у него на поясе. Этот человек, вероятно, пользовался большим доверием у дона Карлоса, во всяком случае, он беспрепятственно подошел прямо к нему и быстро что-то доложил на испанском. Хозяин поделился услышанным и с гостями:

— Плохие новости, друзья мои. Сарацины направляются сюда. Но, мой разведчик сообщает, что это не армия Бейбарса, а какой-то отдельный отряд. Мы даже не знаем точно, кто это. Может, какой-то из мелких сарацинских правителей, которому Бейбарс пожаловал эти угодья, собрал отряд, чтобы завладеть подаренными наделами, а, может быть, что это просто явились мародеры, ищущие добычу. Но, все равно, дело плохо, а опасность велика. Их достаточно много, пара сотен, и они легко могут перегородить выход из моего ущелья. А потому, если вы желаете уехать, то это пока еще возможно. Наверное, если поедете прямо сейчас, то все еще успеете проскочить мимо них. Разумеется, если поторопитесь. У меня же все еще есть надежда, что эти сарацины тоже, как и другие до них, не найдут тропу в мой манор, а пройдут мимо.

Родимцев подумал, что раз этот гостеприимный хозяин внезапно предлагает уезжать, то, наверняка, знает, что говорит. Гриша уже хотел согласиться и немедленно начать собираться, как вдруг Бертран выпалил:

— Мессир, я уже сказал вам, что моим мечом вы можете располагать против нехристей, пока я здесь. А я происхожу из старинного рода де Луарков и слов на ветер не бросаю. И я не склонен убегать от врагов при малейшей опасности. Да это было бы просто не благородно и бесчестно с моей стороны, особенно после того, как вы предоставили нам кров и пищу. И мои слова остаются в силе. Я буду защищать всех тех бедных христиан, которых вы приютили, вместе с вами, пусть даже до последней капли моей крови.

Монах внимательно посмотрел на рыцаря и тоже неожиданно сказал:

— Благословение Господне на вашей стороне, дон Карлос. Ибо вы защищаете бедных и слабых. Я останусь и буду молиться за вас и ваших воинов. И да поможет вам победить моя молитва.

И Родимцеву надо было что-то сказать, чтобы не прослыть трусом и не потерять лицо, но он не знал, что. Ведь больше всего он беспокоился даже не за себя, а за Адельгейду.

Но, немецкая девочка вдруг четко произнесла, совсем как взрослая:

— Мои рыцари. Грегор и Бертран. Бить сарацин.

Такой приказ юной баронессы проигнорировать Григорий уже не мог. И возможность улизнуть для него тоже стремительно исчезала. Тогда он сказал, стараясь выглядеть солидно:

— Братья-рыцари храма Соломонова, к которым я принадлежу, должны защищать христиан. И, в соответствии с уставом нашего ордена, я и мой оруженосец будем сражаться за вас, дон Карлос.

Услышав эти слова, Мансур охотно кивнул в подтверждение.

А Григорий предложил хозяину манора:

— Вам стоит немедленно послать гонца к моим братьям-рыцарям в командорство Кармеля, чтобы они выслали отряд на помощь.

Дон Карлос взглянул на него снисходительно, словно на непонятливого ребенка и проговорил:

— Это бесполезно. Не в обиду вам будет сказано, мой друг Грегор, но рыцари из этого командорства тамплиеров давно уже никому не приходят на помощь. Они спрятались за стенами своей крепости на горе и сидят там, боясь высунуться. Я уже посылал своих людей к командору еще тогда, когда войска Бейбарса только подходили ко всей этой местности. Я просил выслать отряды, чтобы защитить несчастных крестьян из окрестных деревень долины Звулун, потому что всех я не мог приютить у себя. И ваш командор мессир Шарпантье ответил мне, что у него в замке нет никаких отрядов, а осталось только три десятка инвалидов, да столько же сержантов. И они думают, как бы пережить осаду самим и защитить монастырь кармелитов, расположенный рядом на горе. На что-либо большее сил у них уже нет. И им очень повезло, что Бейбарс пока на Кармель не пошел, а увел свое войско в другую сторону. Но, все равно, ваши братья из-за своих стен не выйдут. Мне это совершенно ясно. Так что помощи нам здесь ждать неоткуда.

Как заметил Родимцев, воды и еды на территории манора имелось вполне достаточно. И, благодаря этому обстоятельству, дон Карлос со своими людьми мог держаться в осаде значительное время. Вот только каменная стена с двумя башенками над воротами выглядела тонковатой. Если осаждающие притащат какие-нибудь осадные машины, вроде катапульт, швыряющих большие булыжники, то долго ни такая стена, ни башенки на ней не продержатся. Да и наверняка, не так уж и сложно для неприятеля будет забраться на предгорные холмы, окружающие ущелье с трех сторон, чтобы атаковать манор сверху.

Григорий сказал дону Карлосу:

— Я немного разбираюсь в тактике и хочу вам напомнить о необходимости поставить людей с арбалетами или с луками на гребни этих холмов, окружающих ваш дом.

— Об этом я уже позаботился, — сказал испанец и поманил Григория следовать за собой.

Оказалось, что задней стеной хозяйский дом, выполняющий в маноре роль донжона, примыкал вплотную к скальной стене, в которой имелись прорубленные ступени, ведущие вверх. Преодолев довольно длинную каменную лестницу, они с испанцем выбрались на скалу и оказались на небольшом плато, обрывающимся почти что отвесно с севера и с северо-востока, а с востока и с юга, наоборот, повышающимся к предгорьям массива Кармеля. На плато стояли три небольших стрелковых зубчатых башенки, на стрелковых площадках которых виднелись бойцы с арбалетами.

— Отсюда враги вряд ли сунутся. С лошадьми здесь невозможно подниматься. Да и пешему взбираться по такой круче очень нелегко. Все места, где сарацины могут попробовать влезать наверх, как раз и простреливаются из этих башен, — сказал дон Карлос, когда они подошли к краю обрыва.

Вид сверху открывался красивый. Солнце уже зашло за горизонт, но красная полоска заката все еще горела над Средиземным морем, давая достаточно света. Полоса берега находилась прямо перед ними в нескольких километрах, изгибаясь возле горы обширным заливом. Сам массив горы тянулся слева вперед до высокого мыса, а справа, на севере, лежала широкая долина Звулун, через которую они и приехали в манор, находящийся в предгорье. Внизу со стороны долины скакали на лошадях сарацинские всадники. Они как раз подъезжали ко входу в маленькое ущелье. В наступающей темноте уже нельзя было сказать точно, сколько их там. Но то, что врагов много, казалось очевидным.

Когда Грегор и дон Карлос вернулись обратно, небо уже окончательно потемнело. Вечер переходил в ночь. В патио вокруг фонтана слуги зажгли небольшие факелы в металлических настенных подставках. И хозяин манора сказал, обращаясь не только к гостям, но и к своим людям, ожидающим его:

— Выход из ущелья сарацины уже перегородили. Но, пока неизвестно, встанут ли они там лагерем, а утром поскачут дальше, или же будут искать способы проникнуть к нам. В любом случае, всю ночь мы будем настороже. Ведь враги могут попытаться напасть и в ночи.

— А где я могу помолиться на ночь? — спросил францисканец.

— И я должен соблюсти обряд, — сказал Григорий, вспомнив, что он тоже из монашеского братства, хоть и из военного.

А значит, если он не будет соблюдать внешне здешние правила, то окружающие этого не поймут. Хотя, конечно, сам Родимцев никогда набожным не был, но и воинствующим атеистом тоже никогда себя не считал, а относился к религии, как к народным традициям, которые необходимо уважать. В то же время, бабка его со стороны отца была верующей, а прадед со стороны матери даже имел сан дьякона и служил в каком-то монастыре до революции. Потому, нечаянно попав в тамплиеры, Григорий не испытывал никакого дискомфорта оттого, что тут молитвы являются чем-то вроде обязательного атрибута военной службы храмовников.

Хозяин отнесся с пониманием и провел их в маленькую домовую часовню. Там перед мозаикой на стене, изображающей Деву Марию, на притолоке горела свеча в бронзовом подсвечнике. А рядом стояло небольшое серебряное распятие. Возле этого импровизированного алтаря францисканец перекрестился. И начал читать нараспев странную молитву:

— Благословенный Господь, научи наши руки битве, приготовь персты наши к брани. Бог есть учитель наш для войны и для ополчения. Научи нас, Господи, победе. Дай силу нам преодолевать врагов и побеждать их. Господь крепкий и сильный, Господь свирепый в бою, пошли нам помощь в борьбе с враждебными силами, против тьмы века сего, против духов злобы подземной. Ибо полчища истинных неприятелей не одной с нами природы и невидимы для нас. И борьба наша происходит не за что-нибудь незначительное и мирское, а за спасение или погибель Света Небесного. И потому пошли нам, Господи, высшую помощь!

В тишине домовой часовни, возле маленького алтаря, такие торжественные моления звучали совсем необычно. Григорий и дон Карлос стояли по обе стороны от монаха, внимая каждому его слову, и крестились католическим способом в такт его словам. Но, францисканец не обращал на них никакого внимания. Глаза брата Иннокентия были широко открыты, он смотрел на мозаику-икону на стене, но казалось, что взгляд его, проходя стену насквозь, теряется где-то далеко в ином мире. Ладони монаха были сложены перед грудью в характерном жесте молящегося, но, когда он закончил молиться, огонь свечи неожиданно вспыхнул и загорелся неожиданно ярко. Тогда монах прекратил молитву, опустил руки и сказал:

— Я надеюсь, братья мои, что Господь услышал меня. И да будет так. Ибо правда на нашей стороне.

— А почему вы сказали во время молитвы, что Господь свирепый в бою? — спросил испанец.

— Это потому, что не мир Господь принес нам, но меч, — странно ответил брат Иннокентий.

Когда они вышли из часовни и вернулись к фонтану, хозяину манора доложили, что сарацинский передовой разъезд уже подъехал к воротам. Вражеские всадники, человек двадцать, топтались на своих лошаденках на каменистой площадке перед входом в манор, они зажгли факелы и что-то грозно выкрикивали на своем языке. Теперь никуда уехать из манора уже не представлялось возможным. Потому что сарацины перегородили единственную дорогу. Да и отступать было некуда, если враги ворвутся. Разве что вылезти на гребни скалистых холмов, туда, где возле верхнего края скал стояли стрелковые башни, а потом оттуда прыгать вниз на острые камни.

— Что они кричат, Мансур, — спросил Григорий, когда они поднялись на одну из башенок над воротами следом за доном Карлосом. Бертран и Мансур повсюду следовали за храмовником.

— Всех зарезать, если не открыть, — перевел оруженосец.

Григорий попросил парня:

— Спроси их, кто они такие, откуда и чего хотят?

Мансур что-то прокричал всадникам. И те ответили ему. Произошел короткий диалог. Потом Мансур перевел:

— Люди шейх Джафар аль Хасан. Бейбарс дарил земля. Будут христиан выгнать.

Дон Карлос что-то сказал своим людям, человек пятнадцать которых стояли на башенках и расположились на стрелковой галерее, огороженной каменными зубцами, проходящей между ними. Тотчас стрелки нацелили арбалеты и дали залп. Трое всадников свалились с коней. Еще трое обмякли в седлах. Две раненые лошади встали на дыбы и, дико заржав, сбросили своих седоков. Оставшиеся поспешили убраться.

Сразу же во всем маноре зажглись факелы и начались приготовления к битве. По указанию хозяина всем, кто находился внутри, раздавали оружие. Даже женщинам и девочкам выдавали острые кинжалы. И Адельгейде тоже достался хорошо заточенный стилет-милосердник. Подразумевалось, что в случае, если сарацины все же ворвутся в манор, христианки должны были покончить с собой, чтобы не отдаться врагам на поругание. Так поступали женщины в Кастилии, откуда перебрался на Святую землю дон Карлос. А посреди двора разожгли костры. С башен время от времени бросали вниз зажженную паклю, чтобы незаметно приблизиться к воротам неприятель не смог. Обе стрелковые башенки наполовину своего диаметра выступали вперед за плоскость стены. Потому вся площадка перед воротами, а также пространство между башнями и отвесными стенами ущелья прекрасно простреливалось.

Двое оруженосцев принесли дону Карлосу очень дорогие доспехи, состоящие из хорошо пригнанных стальных пластин, явно сделанных по индивидуальным обмерам именно для этого испанского рыцаря. Насколько помнил Родимцев, в тринадцатом веке такие если и производили, то они стоили бешенных денег. И изготавливали их только в итальянском Милане или в испанском Толедо. Ну, может быть, еще где-нибудь в паре мест.

— Добрый у вас доспех, отлично сработанный, — похвалил Григорий.

— Это сталь из Толедо и нет прочнее ее во всем христианском мире. Да и мастеров лучше толедских нет нигде. В Милане делают доспехи красивее, но толедские гораздо прочнее, — сказал дон Карлос. Потом добавил:

— Но и этот доспех не защитит от смерти. Никакой не защитит, друг мой, если пришло время погибнуть. Расскажу тебе одну историю про жизнь и про смерть. Как-то во время моей службы королю Кастилии и Леона случилось так, что близкая родственница моего сеньора, принцесса, и все благородные дамы, сопровождавшие ее, а также мы все, королевские рыцари, кто их охранял, были застигнуты врасплох сильным отрядом мавров из войска эмира Гранады Аль Альдамара. Они преследовали нас, некоторых убили и вынудили укрыться в скалах. Бой продолжался и, в конце концов, мавры загнали всех нас на высокую скалу. Получалось так, что спасение принцессы и благородных дам в тот момент зависело лишь от меня и от горстки моих товарищей, уцелевших при отступлении. Все мы были еще совсем молоды и опасались гибели. А дамы вместе с принцессой уже собирались бросаться со скал вниз, лишь бы не достаться маврам. Мы же все еще колебались. Но, самый старший из нас, наш командир, доблестный граф Альваро дель Вердас, убедил меня и всех других юношей пойти на прорыв. Пламенными речами он взбодрил нас и вселил в сердца уверенность. И мы ринулись в бой. Мы опрокинули врагов и прорвались. Хотя половина моих боевых товарищей в тот день погибла, но мы спасли принцессу и ее придворных девушек.

И что ты думаешь, друг храмовник, сказал нам в тот день граф Альваро перед решительным боем? Чем он смог убедить нас, что мы ринулись на превосходящих врагов, не жалея жизни? Тогда-то я и узнал от него очень простую вещь. Смерть настигает каждого. И граф говорил каждому из нас о том, что смерть предопределена. И она настигнет любого, но не раньше, чем то позволит Господь. И кому суждено прожить на этом свете еще, тот не погибнет в бою, если спасет тех, кого защитить обязан. И я с тех пор, друг тамплиер, живу с этим правилом. Каждый достойный человек должен помнить о смерти, но не бояться ее, ибо она придет лишь тогда, когда это допустит Господь. Но не раньше. Так что я с тех пор с легким сердцем выхожу на бой. Бывало, что бился я и почти один против многих. Но бился за правое дело. И, как видишь, дожил уже до старости. И сейчас, если Господь за нас, то мы победим. Пусть даже нам и придется сразиться с сарацинами ночью.

Вооружившись полутраручным мечом, хозяин манора стоял на башне и ждал, вглядываясь в темноту. Но, враги, похоже, не имели никакого желания нападать в темноте. Где-то достаточно далеко, у входа в ущелье, горели их походные костры. Выждав какое-то время, дон Карлос распорядился, и половина его людей отправилась спать. Потом он сказал и Грегору с Бертраном:

— Идите и вы отдыхать. Ночью сарацины, скорее всего, не нападут. А с рассветом нам потребуются все силы.