Нечаянный тамплиер

Глава 20

Последовав совету дона Карлоса, Григорий пошел спать. Гостеприимный хозяин отвел им комнаты на втором этаже своего просторного дома. Гостевые покои выходили в длинную и широкую галерею второго этажа, располагаясь напротив узких стрельчатых окон без всяких стекол, больше похожих на бойницы. А саму эту галерею, в случае штурма, легко можно было использовать в качестве стрелковой. Комнатки для гостей были небольшими, скорее, похожими на кельи, но вполне уютными, в каждой из них стояли по две грубых кровати, сколоченных из плохо ошкуренных досок, но имеющих даже тюфяки из мешковины, набитые соломой. Адельгейда впервые за время их путешествия от замка Тарбурон ночевала на женской половине дома, предоставленная заботам служанок дона Карлоса.

В одной из гостевых комнаток устроились монах-францисканец и Бертран, а в другой расположились Грегор и Мансур. Странно, но почему-то нечаянный оруженосец вызывал полное доверие у Родимцева. А, казалось бы, он легко мог бы и перерезать всех во сне. Все-таки он был сарацином. Но, как Гриша понял со слов парня, он не являлся свободным человеком, а был боевым рабом шейха Халеда, тем самым пресловутым мамелюком, к категории которых относились и сам грозный султан Бейбарс и даже легендарный Саладин. К тому же выяснилось, что отец этого Мансура давно погиб в сражении, когда он сам еще был маленьким ребенком, а потом и мать вскоре умерла.

Он рос сиротой и был продан в рабы родственником отца, захватившим все имущество после смерти родителя. Ведь сам Мансур не был настоящим наследником, а лишь сыном наложницы из пленных христианок. От таких, как он, в приличных египетских семьях избавлялись при первом же удобном случае. Ну, кому нужен сирота, да еще и полукровка, сын француженки из гарема погибшего витязя?

И что Мансура ждало дальше? Ведь он не блистал какими-то отменными боевыми качествами, не был исключительно умелым и сильным воином, не сделался никаким чемпионом в военных играх, как, например, тот же Бейбарс в молодости. На самом деле, лишь единицы из мамелюков становились султанами. Большинство же погибало в многочисленных войнах, ведущихся правителями Востока, как с христианами, так и между собой, совершенно бесславно. Так что у парня имелась собственная сильная мотивация переметнуться к христианам при любом удобном случае. Что Мансур и сделал, как только такой случай ему представился. К тому же, он уже проявил себя в стычке с госпитальерами. Потому у Родимцева имелись кое-какие основания доверять парню.

Григорий очень устал за длинный день, а потому заснул быстро. Странный сон приснился ему. Будто он стоял в каком-то просторном зале, охраняя чью-то большую могилу, огромный вычурный каменный саркофаг. Стоя на посту, в правой руке он сжимал металлическое древко большого флага, похожее на копье, а само полотнище трепыхалось над его головой на сквозняке. И он чувствовал биение знамени, словно метания живого существа. Вдруг, непонятно откуда, донесся шепот. И Гриша вздрогнул, когда незнакомый человек, закутанный в белый плащ, тронул его за плечо, заставив обернуться. Он понял, что этот человек, старик с седой бородой, принес какую-то весть. Старик, не отрываясь, смотрел на Григория светящимися белым огнем глазами.

— Враги идут! — предупредил он.

— Не пропущу их! — твердо проговорил Григорий.

— Они идут, чтобы убивать слабых! — сказал старик.

— Не допущу! — вскричал Григорий и проснулся.

Он подскочил на кровати как раз вовремя. На галерее напротив их комнаты стоял дон Карлос, опираясь на свой длинный меч. Он был в доспехах, но без шлема. Темные круги на лице говорили о том, что испанец так и не спал, а всю ночь дежурил. И дон Карлос произнес:

— Вставайте, братья! Сарацины перед воротами!

Быстро облачившись с помощью Мансура, Гриша выбежал из хозяйского дома во двор, где уже царила суета. Утро поднималось над Левантом лучами света с востока, откуда вставало яркое солнце. Вскоре Бертран тоже присоединился к ним. Поднявшись на башню ворот следом за доном Карлосом, Григорий увидел толпу сарацин, на этот раз пеших. Коней они, наверное, оставили в своем лагере, чтобы животные не пострадали в предстоящей стычке, потому что под стенами надвратного укрепления манора лошади стали бы только мешать и рисковали погибнуть зря. А толку от них не предвиделось никакого.

За ночь сарацины где-то, наверное, в окрестных брошенных деревнях, раздобыли длинные лестницы. И враги собирались идти на приступ. В их рядах застучали барабаны и затрубили несколько труб. Помимо лестниц, у врагов имелось и что-то вроде тарана. Какое-то большое бревно множество загорелых воинов волокли в сторону ворот.

У некоторых из сарацин вооружение не уступало рыцарскому. На них были длинные кольчуги, шлемы с личинами и наплечники, имелись круглые щиты и тяжелые ятаганы. А на случай, если христиане вздумают предпринять конную атаку, чтобы отбить штурм, спины штурмовой группе прикрывали копейщики, стоящие в несколько рядов. А сзади них расположились еще и лучники, которые, как только барабаны забили, сразу начали осыпать стрелами укрепление.

Подняв свой меч, дон Карлос, в свою очередь, дал команду арбалетчикам начать обстрел штурмующих. Арбалетчики произвели первый залп, а их помощники уже подавали другие заряженные арбалеты. Люди на стенах все надели шлемы, стальные наплечники, кольчуги и даже металлические нагрудники. И легкие сарацинские стрелы, пущенные издалека, пока не причиняли им вреда.

Сзади со двора слышались крики:

— Сарацины напали! Просыпайтесь! К оружию!

Внимая призыву, все христианские мужчины, даже старики и мальчики брали в руки оружие, присоединяясь к защитникам ворот. А снаружи сарацины с лестницами уже бросились на приступ. Кто-то из атакующих падал, пораженный стрелами арбалетчиков, но, основная масса атакующих добежала и сходу приставила лестницы к стене. Это был не замок, а всего лишь манор. Ни рва перед воротами ни подъемного моста не имелось.

Импровизированный барбакан был недостаточно мощен, а тактика его обороны казалась Родимцеву непродуманной, потому что стена надвратного укрепления имела высоту всего лишь в два человеческих роста. Если бы она была повыше, то атакующим пришлось затратить гораздо больше усилий. А так сарацины, едва достигнув стены, сразу полезли наверх. И защищающиеся пустили в ход багры, пытаясь отталкивать ими штурмовые лестницы и сбрасывать штурмующих вниз вместе с ними. Во дворе возле башен горели костры, над которыми в котлах кипела вода, набранная из ручья. Оттуда кипяток черпали ведрами и поднимали на веревках на башни, а потом лили на головы штурмующим. Ошпаренные дико орали.

Но, пока происходила вся эта кутерьма, другие сарацины подтащили к воротам огромное сучковатое бревно, найденное ими за ночь в окрестностях, и, под прикрытием щитов, начали колотить им в ворота. Копейщики и лучники тоже приблизились. Те арбалетчики, которые находились на башнях, еще продолжали стрелять, но другие, находящиеся наверху надвратной стены, проходящей над воротами между башнями, уже отложили арбалеты и взялись за мечи, потому что атакующие уже влезли на стену, и начался ближний бой. Кто-то из защитников упал, получив удар саблей.

— Нам пора присоединиться! — сказал дон Карлос Грегору и Бертрану, надевая шлем, поднесенный оруженосцем.

Они быстро спустились по винтовой лесенке внутри башни и оказались на стене, прямо перед врагами.

— Сантьяго! — выкрикнул хозяин манора боевой клич испанцев. И его воины вторили своему командиру, яростно набросившись на сарацин, залезающих на стену.

— Монжуа! — закричал Бертран, обрушив свой меч на шлем ближайшего неприятеля.

— За Христа и Храм! — выпалил Григорий и резким ударом меча отрубил ближайшему сарацину руку, замахнувшуюся на него ятаганом.

Если Бертран казался Родимцеву мастером меча, то дон Карлос, наверное, был самым настоящим грандмастером. Грише чудилось, что он не орудует своим полутраручным клинком, а танцует странный быстрый смертельный танец. Настолько изящны, точны и одновременно губительны для врагов были его движения. А там, где пожилой испанец проходил по стене, штурмующие с воплями падали замертво. Потому что любой его удар находил цель. Его длинный клинок сверкал сталью в лучах восходящего солнца. И ни одного лишнего движения он не делал. Бертран тоже был хорош в схватке. Он рубил врагов мощными ударами. И из-под лезвия его клинка летели во все стороны кровавые брызги. Сарацины выли, как звери, но ничего не могли сделать против этих двоих. И сам Григорий, конечно, помогал своим товарищам по оружию, как умел, тоже действуя мечом вполне успешно. А за ним, прикрывая спину в бою, следовал Мансур с булавой, добивая тех, кого не добил Грегор.

Пока они все вместе отбивали штурм на стене, атакующим внизу удалось тараном выбить ворота манора. Опрокинутые створки, окованные железом, упали под ноги врагов. И сарацины всей толпой ринулись внутрь сквозь арку, размахивая своими изогнутыми саблями и крича ругательства на своем языке. Небольшая группа защитников, которых дон Карлос послал держать ворота, еще противостояла натиску. Но, никаких сомнений в том, что последних бойцов враги скоро сомнут, если им не прийти на помощь немедленно, не оставалось.

Григорий заметил, что все крестьянки, спасающиеся на территории манора дона Карлоса от сарацин, в ужасе вопили, не зная, что делать.

— Отступайте к дому, прячьтесь там! — крикнул им дон Карлос, продолжая рубить врагов. Шум сражения и крики своих и вражеских раненых поглотили его слова. И крестьянки не услышали его призыв, пытаясь спрятаться в глинобитных постройках двора, или просто прижавшись к скотине в загонах.

— Быстрее! Со стены атакуем вниз! Спускаемся! Обрушимся на штурмующих с двух сторон! — прокричал испанец.

Сокрушая на ходу врагов, дон Карлос и Бертран, очистив от врагов стену над воротами, вернулись в левую башню, откуда спустились по каменной лестнице. Из двери, расположенной в основании башни слева от ворот, они набросились на врагов с удвоенной яростью. Грегор и Мансур последовали их примеру, напав на сарацин, проникших во двор, из башни справа.

Прямо перед Григорием находился здоровенный сарацин в шлеме-шишаке. Все его тело сверху и до колен покрывала кольчуга. Сарацин яро рубился своим кривым ятаганом с каким-то тощим парнем из крестьян, почти мальчишкой, вооруженным только копьем. Не теряя времени, Грегор атаковал врага сбоку. Но тот заметил его и попытался отмахнуться своим изогнутым клинком. От противника неприятно пахнуло немытым телом и потом. Удар врага не достиг цели, потому что Гриша вовремя пригнулся, поднырнул под руку сарацина и коротко ударил левой рукой кинжалом, потому что расстояние оказалось слишком коротким для меча. И, странное дело, его кинжал легко пробил кольчугу врага. Сарацин блеванул кровью и повалился в грязь возле загона со свиньями. Второй сарацин набросился на Григория с другой стороны, но его голову сразу нашла булава Мансура. А третьего уже сам Грегор удачно встретил мечом. Страх не мешал ему, потому что сейчас у него имелась цель: во что бы то ни стало защитить людей, подвергшихся вражескому нападению. Нужно было выиграть немного времени, чтобы оставшиеся ратники дона Карлоса все же увели нерасторопных крестьянок внутрь дома. И главное, конечно, спасти Адельгейду.

Атака с двух сторон на прорвавшихся сарацин ошеломила их в первый момент, но, численное преимущество делало свое дело. Христиан все дальше теснили вглубь двора. Кому-то из противников Грегор нанес удар по шлему и сарацин упал. Гриша не успел заметить, ранил он врага или все же убил, как задние, напирая, уже затоптали своего же. А христиане все отступали. Азарт схватки постепенно начал сменяться усталостью. Но и сарацин становилось меньше. Они тоже уставали. Постепенно общее сражение начало распадаться на отдельные группы дерущихся.

Григория и Мансура окончательно оттеснили к загону со свиньями. Поросята визжали. Какая-то молодая женщина-крестьянка прижимала к себе младенца, в надежде укрыться за деревянной стойкой навеса. Внезапно к ней ринулся сарацин с окровавленной саблей и занес руку для удара.

— Не сметь! — выпалил Григорий, словно бы противник понимал его речь.

Гриша бросился в атаку. Услышав его голос, сарацин вовремя развернулся и отбил натиск тамплиера. В свою очередь сарацин нанес неожиданно мощный удар. И сталь клинка противника скользнула по кольчуге рыцаря на боку, едва не пробив ее. Грегор сильно ударил в ответ по ногам, и враг, потеряв равновесие, смачно грохнулся в поросячье дерьмо. А Мансур тут же добил его своей булавой.

В ноздри Родимцеву бил запах крови и свиного помета, перемешанный еще с каким-то зловонием. Но, Гриша не замечал этого, потому что на него надвигался следующий противник с лицом, закрытым стальной личиной и в черненной кольчуге. Левую сторону его груди прикрывал круглый щит. И кровь капала с кончика его сабли. И от этого противника исходило ощущение опасности. Он неумолимо наступал на тамплиера. Несколько ударов, которыми Григорий пытался достать врага, не достигли цели. А Мансур рядом бился с кем-то еще. Этот враг был очень быстрым и точным. Он напоминал того сарацина, которого Гриша зарезал в трактире людоеда, такой же опасный и умелый боец.

Два раза сарацин провел атаку, рубанув саблей Грегора по голове. Но, его новый шлем взял эти удары на себя без ущерба для черепа Родимцева. В ответ по щиту бить было бесполезно, но одна уловка пришла на ум Григорию неожиданно. Парировав очередной удар сабли, он зашел сбоку и провел удар по ноге противника возле колена, там, куда кольчуга не доставала. Меч прорубил ногу ниже кольчуги, но выше латного сапога. Противник рухнул, а Мансур, который уже разобрался с тем, кто нападал на него самого, добил и этого сильным ударом своей булавы.

Наконец-то вокруг враги поредели. Бертран, дон Карлос и его выжившие в стычке испанцы покосили многих. А оставшиеся враги не выдержали и начали отступать обратно к воротам. Но, христиане преследовали их лишь до тех пор, пока они не покинули двор и не исчезли на другой стороне предвратной площадки за кустами олеандра. Христиане не стали гнать их до самого сарацинского лагеря, потому что там можно было легко напороться на засаду копейщиков и лучников, а сил уже и без того у защитников манора осталось довольно мало.

Многие получили раны, а с десяток людей дона Карлоса сарацины в стычке убили. Хотя сами потеряли в три раза больше убитыми. Но, если их изначально подошло больше двух сотен, то что для них гибель тридцати бойцов? А значит, в любой момент сарацины могли собраться с силами и повторить атаку. И в маноре это все понимали.

Все, кто уцелел в этом бою, с надеждой взирали на своего командира. Но, что он мог сделать? Половина воинов дона Карлоса пали в этой маленькой, но жестокой схватке. Кто-то оказался ранен так сильно, что не мог подняться, и женщины, выбравшиеся из дома, как только сарацины ушли, оказывали пострадавшим помощь вместе с монахом Иннокентием.

Седой испанец снял шлем, устало опираясь на свой длинный меч, обагренный кровью врагов, и безрадостно взирал на поле битвы, оказавшееся во дворе его собственного дома. Родимцев вспомнил слова барона Монфора: «Война не спрашивает людей, хотят ли они воевать, она приходит к людям сама». И теперь война пришла и в этот уединенный манор, чтобы разорить его.

По всему двору лежали мертвые. И их было слишком много. Скорбь, боль и холодная ярость — все это чувствовалось во взгляде пожилого испанского рыцаря. Наконец, он проговорил:

— Многие пали, но мы уцелели, друзья. Вот что важно. Значит, мы все сделали правильно, и наше время умирать еще не пришло. И вы все славно бились за правое дело! А за тех, кто погиб, враги заплатили своей кровью.

Все выжившие молча кивнули. Они понимали, что опасность еще не миновала.