Глава 19

К удивлению Григория, остальные командиры выслушали его на этот раз внимательно, с серьезными лицами и не перебивали, а барон Монфор не стал орать, вопреки своему обыкновению, а спросил спокойно:

— И как же это вы, Грегор, предлагаете нам создать угрозу для подхода вражеских кораблей к причалам со стороны озера, ведь флота у нас нет? — поинтересовался барон Монфор.

— Я предлагаю воспользоваться артиллерией, монсеньор, и отогнать корабли выстрелами орудий. Возможно, нам повезет, и неприятельский флот понесет потери, — скромно ответил Родимцев, подумав, что, заинтересовав присутствующих осязаемым результатом, таким образом, сможет поскорее организовать производство пушек.

— И сколько этих ваших орудий понадобится для исполнения подобного плана? — поинтересовался граф Ибелин.

— Десяти пушек, думаю, вполне хватит, — произнес Гриша.

— Да не может такого быть, чтобы десятком этих ваших пшикалок, можно было бы разогнать вражеский флот! — усомнился командир госпитальеров.

Но, его осадил Жан Ибелин:

— Не вижу в этом ничего невозможного. Раз одна пушка достаточно эффективна, то десять будут эффективнее в десять раз.

— Вот именно, монсеньор. Вся загвоздка лишь в том, чтобы их изготовить побыстрее, — вставил Родимцев.

Монфор воскликнул:

— Ерунда! Удлиненные железяки с дырками нужного размера сделать не проблема.

— Это так, монсеньор, — согласился Григорий. Но добавил:

— Вот только пороха у меня пока столько нет.

— Так сделайте же этот порох! Что вам мешает? — произнес барон.

— Видите ли, монсеньор, на все нужны деньги. Изготовить порох весьма непросто и затратно. А у нашего братства, которое, как вам уже известно, владеет секретом пороха, денег нет, — сказал Григорий.

— Иными словами, вы просите денег? — прямо спросил Монфор.

— Деньги греховны! И братьям военных орденов запрещено брать деньги! Особенно бедным рыцарям Храма Соломонова! — воскликнул в негодовании главный госпитальер.

Но, Родимцев невозмутимо сказал:

— Я ничего не прошу, а просто сообщаю факты. Рабочим, которые, извините, собирают по выгребным ямам дерьмо, чтобы потом делать из него сырье для пороха, надо платить. Только и всего.

— Так привлеките рабов или пленников, — предложил Монфор.

— Тогда пленники или рабы узнают секрет. И наши враги смогут использовать этот секрет против нас. Потому к производству пороха нашим братством допускаются лишь проверенные работники, которым платят хорошее жалование. И каждый такой работник у нас в братстве имеет особый статус, — важно сообщил Гриша, хотя никаких работников порохового производства у него еще не имелось. Производство пороха он только еще намеревался организовать, но уже решил для себя, что деньги на организацию этого важного производственного процесса с Монфора неплохо было бы получить заранее.

Впрочем, барона долго уговаривать не пришлось. Он согласился:

— Ладно. Посчитайте смету, а деньги я выделю.

После совещания командиров Родимцев решил неспешно проехаться по захваченному городу верхом. Улочки в Тверии этого времени оказались в некоторых местах настолько узкими, что и два всадника могли разъехаться с трудом. Его высокий боевой конь и белый орденский плащ с большим вышитым красным разлапистым крестом привлекали внимание встречных. И многие приветствовали его.

На городских пространствах все еще царили беспредел победителей и суета грабежей. Потому в жилую застройку углубляться не имело смысла. И Гриша направил коня по самой широкой центральной улице, идущей через площадь к самой цитадели. Там, возле крепости, все еще занятой врагами, под охраной ратников Монфора, наемные итальянские инженеры, захваченные вместе с катапультами у сарацин, собирали свои боевые машины на новом месте, готовясь организовывать обстрел цитадели, в которой все еще сидели враги.

Впрочем, эти примитивные осадные орудия проявили себя в противоборстве с городскими укреплениями не слишком эффективно. Булыжники, запущенные по городским стенам и башням, лишь сломали самый верх укреплений, обрушив защитные каменные зубцы, но причинив незначительные повреждения стенам и башням. И Родимцев предположил, что для того, чтобы с помощью имеющихся катапульт создать в стене пролом, пришлось бы, наверное, обстреливать какое-то одно место на стене не меньше месяца. И то не факт, что обрушение гарантировалось. А подкопать городские стены не представлялось возможным, потому что они упирались своими фундаментами в скальное основание.

Поэтому в том, что крестоносное воинство одержало победу над городским гарнизоном малой кровью, следовало благодарить строителей древнего подземного хода, храброго Мансура и счастливый случай, позволивший ему этот ход обнаружить. После того, как тамплиеры первыми прорвались в город и совместно с пехотой Жана Ибелина отбили главные ворота, самого Грегора Рокбюрна, как командира отряда храмовников, в христианском войске зауважали. Если раньше на него простые солдаты смотрели настороженно, то теперь, проезжая по улицам, Григорий чувствовал искреннее восхищение во многих взглядах. А все часовые на постах отдавали ему честь. Но, самое главное, что сам Монфор впервые согласился с ним и начал разговаривать уже без призрения и угроз, а как с равным.

Наконец, он добрался до того городского квартала южной стороны, который был выделен под оккупацию храмовникам. Теперь в распоряжении Родимцева оказалось довольно обширное городское пространство с большим куском стены и четырьмя городскими башнями, с участком озерного побережья с пляжем и причалами, с казармами и тренировочным плацом, а также с многочисленными городскими постройками, которые еще только предстояло исследовать. Одновременно с этим возникла и новая проблема: людей в отряде теперь явно не хватало для полного установления контроля над захваченной территорией. На это обстоятельство сразу обратил внимание знаменосец, предложив немедленно запросить подкрепление, написав письмо Великому Магистру. Занятие Тибериады являлось серьезной победой, а потому глава ордена отказать вряд ли мог. Хоть кого-нибудь, да пришлет, а значит, польза для общего дела противостояния сарацинам будет. Потому отправить посыльного с письмом к руководителю ордена Григорий согласился.

Его беспокоило другое. Он опасался, что руководство братства, с большой вероятностью, пришлет в Тверию какого-нибудь тупоголового наместника. И тогда создание артиллерии может оказаться под угрозой. А то и вовсе ретивые церковники объявят пушки сатанинскими орудиями и запретят их. Ведь, к этому времени, церковь уже неоднократно предавала анафеме арбалеты. Конечно, здравый смысл всякий раз пробивался наружу из того вороха церковных запретов, в который его пытались спрятать под благовидными предлогами «отцы церкви». Но, сколько жизней на полях сражений стоило то, что крестоносцы долгое время не имели права применять арбалеты, в то время, как те же мамелюки их применяли повсеместно?

Через небольшой промежуток времени конная прогулка закончилась, потому что Григорий подъехал к тому самому манору с красивым садом, в котором пожелал устроить свою резиденцию, дав поручение сержантам обеспечить охрану периметра понравившегося трофейного объекта, перед тем, как направиться на совещание. У высоких двухстворчатых ворот, ведущих в сад, его встретил верный Мансур. И, когда Григорий спешился, оруженосец повел Антония на конюшню, которая находилась рядом, при въезде в манор и уже была занята сержантами ордена, устроившими рядом пост охраны. Но, Родимцев не отпустил парня, а окликнул его, пожелав иметь провожатого, разбирающегося в местных реалиях. Лучшего гида, чем Мансур, конечно, найти было бы очень затруднительно.

Ухоженный сад перед манором с первого взгляда привлек Гришу своим великолепием. Финиковые пальмы, персиковые и абрикосовые деревья, вишни и черешни, инжир и виноград росли вдоль аккуратных аллей, мощенных камнем. Конечно, этому саду было далеко до вычурных ландшафтных садово-парковых изысков более поздних эпох, но, для наблюдаемого исторического периода, сад манора мог гордиться великолепием дизайна. Большой участок дорогой городской земли за высоким каменным забором кто-то обустроил со вкусом.

От ворот дорога шла вверх на небольшой холмик, где и стояло главное здание. Укрепленный особняк, все же, больше напоминал небольшой дворец, чем маленькую крепость. Изящные колонны, вычурные арки и лепнина на фасаде в виде изречений из Корана в сочетании с двумя башенками, похожими на минареты, сразу привлекали внимание. А на лужайке перед зданием даже струилась вода в небольшом фонтанчике.

Григорий поднялся по широкому мраморному крыльцу на высокую террасу перед входом в манор и оглянулся на город. За зеленью сада блестели воды озера, а по обеим сторонам оправой пейзажу выступала городская стена с зубчатыми башнями. Мансур проследовал за Грегором Рокбюрном и встал рядом с ним, тоже разглядывая великолепную панораму. Родимцев произнес:

— Я в этом месте впервые. Пока нет сражений, нужно осмотреться и организовать отдых бойцам. Сад для отдыха вполне подойдет. Отсюда и вид весьма красивый.

— Мы находимся возле дворца эмира Ибрагима, одного из богатейших людей Тибериады. Он торгует рабами, — сообщил Мансур.

— Гнусный негодяй! Немедленно раскулачить работорговца! — вырвалось у Родимцева слово из далекого собственного прошлого, которое тут было еще более далеким будущим.

— В смысле, побить его кулаками? — не понял Мансур. И добавил:

— Но, это не получится, мессир, потому что эмир уже сбежал из города на своем корабле, едва началась осада, бросив дом и рабов.

Григорий сказал:

— Ладно, тогда бить эмира пока не будем, но вот его недвижимость, в смысле, этот дом и сад, заберем в доход ордена. И, кстати, а что с теми рабами? Кто их теперь кормить будет?

— Не знаю. После бегства хозяина тут остались женщины из его гарема и несколько стариков-евнухов, — поведал Мансур.

Григорий сообщил парню:

— Это большая проблема. Потому что братья нашего ордена женщин не любят и боятся их. Они считают, что все женщины от лукавого, и многие беды исходят от них. Так что с женщинами поскорее нужно что-то решать.

— Неподалеку есть невольничий рынок. Он пока работает, несмотря на смену власти в городе. Может быть, отвести их туда? — предложил Мансур.

— Даже не знаю. Надо бы на них хотя бы взглянуть. Возможно, сгодятся в качестве работниц на пороховую фабрику, — сказал Родимцев. Организация артиллерии занимала его мысли больше всего. Впрочем, с женщинами он тоже почти не общался с тех пор, как нечаянно оказался в теле Грегора Рокбюрна. А с сарацинками и вовсе общаться ему пока не довелось.

Они с Мансуром прошли во дворец. Резные высокие двери из ливанского кедра оказались не заперты. В этом времени Григорий впервые попал в такой роскошный интерьер. Высокие узкие окна просторного зала сдерживали солнечные лучи и жару, царящую снаружи, но давали достаточно света, чтобы рассмотреть все детали. Мраморный пол украшала мозаика, изображающая растительные узоры, а стены обрамляли галереи из вычурных арок. В некоторых арках между декоративных колонн в больших расписных вазонах росли небольшие пальмы. А в иных располагались двери, ведущие во внутренние покои дворца.

Родимцев поинтересовался, в каком месте хозяин, согласно местным обычаям, должен принимать своих слуг. И Мансур провел его в соседний диванный зал, где вдоль одной из стен находился длинный бардовый плюшевый диван, выставленный буквой «П», уставленный множеством бархатных подушек такого же цвета. Перед большим диваном стояли маленькие столики с вазами, в которых лежали фрукты и восточные сладости, а рядом стояли большие кальяны. На одном из столиков располагалась настоящая шахматная доска с такими знакомыми фигурами древней игры, сделанными весьма искусно. Все окна этого зала украшали разноцветные витражи, изображающие цветущие растения, рассеивающие яркий дневной свет и делающие освещение мягким. Впервые с момента своего появления в этом времени, Григорий по-настоящему удобно уселся и расслабился. Уверенным голосом он приказал оруженосцу:

— Зови их по одной. И пусть без паранджи заходят. Объяви, что я их новый хозяин.

Первой из боковой двери в диванную вошла стройная женщина средних лет в тяжелом длинном платье из зеленого бархата. Ее длинные черные волосы были распущены по плечам. Ее шею, запястья и даже голые лодыжки босых ног, торчащие из-под подола, украшали золотые цепочки, причем, довольно толстые. Она встала посередине комнаты с гордо поднятой головой и пристально рассматривала молодого храмовника в белом плаще, внезапно сделавшегося, по воле судьбы, ее новым хозяином. Ее карие глаза казались задумчивыми и расчетливыми. Ее лицо с крючковатым носом вызывало опасения, а в воздухе витало ощущение скрытой угрозы, словно бы женщина являлась ведьмой или подосланным убийцей. И Родимцев сразу понял, что не понравился ей. Впрочем, чувство антипатии оказалось взаимным.

— Пусть назовет свое имя и положение, — обратился Григорий к Мансуру. Когда оруженосец, все это время стоящий справа от рыцаря в одной из ниш, перевел, женщина произнесла имя:

— Зухра.

Она добавила еще какую-то фразу, и Мансур пояснил:

— Она говорит, что занимает положение старшей наложницы.

— Все ясно. Пусть уходит. Зови следующую, — сказал Григорий.

И в зал вошла другая бабенка, полноватая и низкорослая с миловидным лицом и каштановыми волосами. Ее большие серые глаза широко раскрылись при виде нового хозяина. Она всхлипнула. И Родимцеву показалось, что женщина чего-то боится. Одета она была в синий бархат, а из украшений носила ожерелье с драгоценными камнями на шее и много колец с самоцветами на пальцах. Представилась бабенка наложницей по имени Фатима.

За ней пришла блондинка лет тридцати, средних габаритов, с голубыми глазами, одетая в платье из серого шелка. Она казалась не менее надменной, чем первая наложница, тоже носила золотые украшения. Но, в отличие от предыдущих, назвалась Стефанией, дочерью христианского рыцаря, какого-то Ангерана де Пюи, захваченной сарацинами еще в детстве. Она говорила на языке франков и требовала немедленно ее освободить. На что Григорий не стал возражать, руководствуясь той поговоркой, что «баба с возу — кобыле легче». Он объявил, что женщина с этого момента свободна и может идти куда захочет. На что хитрая баба потребовала, чтобы тамплиеры выдали ей денежную компенсацию за годы пребывания в сарацинском плену. Но, Гриша не менее хитро предложил:

— Компенсацию можете попросить у святой церкви. Напишите папе в Рим. Мы же уполномочены лишь вызволять пленных. Ну, если просто свобода вас не устраивает, мадам, то можем предложить работу на нашем пороховом заводе с хорошим жалованием.

Рыцарская дочь согласилась подумать над предложением и ушла. Вслед за блондинкой перед Григорием прошли еще четыре женщины не слишком запоминающейся внешности. Наконец, вошла какая-то замызганная девчушка, совсем молоденькая, одетая в невзрачное полинялое тряпье. Эта неожиданно встала перед новым хозяином на колени, да еще и опустила голову.

— Скажи этой замарашке, чтобы встала и назвала свое имя. И объясни, что мне не нужно кланяться, — попросил Родимцев оруженосца.

— Я Юдифь, младшая рабыня, — сказала девушка. Вид у нее был затравленный и загнанный.

— А что, разве бывает и такая должность? — удивился Григорий. Когда Мансур перевел, девушка всхлипнула и пробормотала сквозь слезы:

— Они меня заставляли быть самой младшей, унижали, как могли, потому что я иудейка.

— Ну, тогда я освобожу тебя из соображений человеколюбия. Можешь идти, куда хочешь.

Мансур исправно переводил, потому что иудейка тоже говорила на сарацинском.

— Мне некуда идти. Родители мои и родственники давно мертвы, а наш дом, как и вся деревня, разорены и более не существуют. У меня нет ничего, ни единого золотого колечка и ни одной монетки. Потому, если позволите, господин, я лучше останусь служить вам, — сказала Юдифь.

— Ну ладно, тогда оставайся. Работницы на пороховом заводе нам не помешают, — согласился Родимцев.

Загрузка...