Нечаянный тамплиер. Книга 2

Глава 4

Родимцев вел людей за собой и отчетливо понимал, что сейчас им придется убивать сонных противников, не готовых к обороне. Но, другого выхода не было. То были враги. И если их не перебить прямо в палатках, то численное преимущество сарацин скажется уже на рассвете вдобавок к неудачному тактическому расположению, когда перекрыта единственная дорога, с которой могли атаковать христиане своей рыцарской кавалерией. А это значит, что по-другому Халеда им и не победить.

И пусть это все, конечно, было не по-рыцарски. Но ведь спецназ во времена службы Родимцева в том же Афганистане действовал подобным образом, нападая внезапно на кишлаки, занятые душманами, чтобы не оставлять никаких шансов противнику. А тамплиеры, в сущности, и были местным спецназом. И, если не они, то кто должен резать врагов? Сарацины не церемонятся, когда вырезают беззащитных крестьян целыми деревнями. Так почему же должны церемониться тамплиеры, воюя по правилам против самих сарацин? Неужели возможно смирение перед вражеским произволом? Неужели нужно подставить врагу другую щеку?

«К черту все правила! Если менять этот мир, так уж менять кардинально! И никто, кроме меня! Будь что будет и вперед!» — решил Григорий, подбадривая себя. Который это был бой в его жизни? Он давно потерял счет. Просто снова ему предстояло пройти сквозь кровь и смерть. И в этот момент Родимцев чувствовал себя все тем же молодым лейтенантом, ведущим за собой сквозь горячий воздух Афганистана взвод разведчиков на боевое задание. Только теперь за ним шел отряд храмовников.

Ему даже повезло, что командор выделил в отряд не новобранцев, а суровых и хорошо обученных ветеранов. Все они имели богатый боевой опыт и были приучены к дисциплине. Лишних вопросов никто из них не задавал. Они считали, что раз командир приказал резать сарацин прямо в их палатках, значит, так и надо. Эти братья-рыцари были обучены убивать врагов молча, без лишних слов.

Несмотря на то, что луна опустилась ближе к горизонту, ее тусклого света еще имелось достаточно, чтобы ориентироваться в ночи. Тамплиеры закончили спуск и пробирались по краю леса, стараясь выйти на то же место, где Родимцев уже побывал вместе с Мансуром. Сарацины появления христиан с этой стороны не предполагали. Они, кроме нескольких караульных, даже не были при оружии. В ожидании подхода подкреплений и катапульт из Тибериады, шейх Халед спокойно спал в своем большом разноцветном шатре, давая отдых себе и своим людям перед предстоящим решающим штурмом Тамбурона.

Никто из сарацин в лагере шейха Халеда не предполагал, что христиане могут спуститься от постоялого двора на перевале и пройти через лес посреди ночи. Совершенно неожиданно тамплиеры, замаскировавшись под черными плащами монахов, вышли из леса в момент, когда разъезды патрулей проехали мимо, а пешие караулы разошлись в разные стороны. Сбрасывая свои черные одеяния на ходу, храмовники обнажили оружие и набросились на вражеский лагерь одновременно с двух сторон. По указанию Родимцева, сержанты зажигали факелы и бросали их в палатки, создавая панику. И уже через несколько минут ближайшие сарацинские шатры запылали, придавая дополнительное зловещее освещение полю боя.

Храмовники остервенело набросились из леса и беспощадно рубили мечами выбегающих из палаток. Со всех сторон слышались вопли раненых и умирающих. А на другом конце лагеря тоже запылали вражеские шатры и все повторилось. Там свирепствовали люди графа Ибелина. Несколько полусонных караульных не могли помешать им, потому что пали самыми первыми. Масштаб избиения был таким, что всех перебить просто не представлялось возможным из-за их огромного количества. А распылять силы позволить себе христиане не могли. Поэтому Родимцев следовал плану, быстро пробиваясь к шатру командира вражеского войска, на который указал Мансур.

Когда край шатра подожгли, сам шейх Халед выскочил из своей палатки в одних шароварах. В руке он держал саблю, а спину ему прикрывали четверо высоких чернокожих нубийцев с большими кривыми ятаганами. Но храмовники связали их боем, а Родимцев противостоял шейху, заблокировав своим мечом его саблю. Мансур же подлетел сбоку и огрел Халеда булавой. После чего оглушенного вражеского военачальника Григорий с Мансуром подхватили и потащили к лесу. Нубийцы Халеду помогли мало. Пожилые братья-рыцари без труда их всех порубили.

Родимцев приказал храмовникам отступать, прикрывая их с Мансуром отход. Тамплиеры выходили из боя и скрывались в лесу за ручьем, откуда пришли, оставляя за собой множество вражеских трупов. Те сарацины, которые успели схватить оружие и попытались преследовать нападавших, напоролись на сержантов-арбалетчиков, которые находились в засаде за стволами деревьев, стреляя наверняка. Так что оторваться от врагов удалось благополучно.

Войско графа Ибелина успешно пробилось к заграждению, устроенному сарацинами на дороге, ведущей наверх, к перевалу. То были спешенные рыцари при поддержке лучников-туркополов, которые тоже слезли с коней и вооружились саблями. Всю охрану препятствия, устроенного сарацинами, быстро смяли. И пехотинцы Ибелина быстро растаскивали бревна и камни. Сарацины стряхивали сон, хватали оружие и пытались организовать сопротивление. Но, сам Ибелин неожиданно повел своих всадников, оставшихся в резерве, в ночную атаку. Палатки горели уже и в этой части вражеского лагеря, и огромный пожар давал достаточно света, чтобы дорогу кони разбирали и не спотыкались. Вслед за тамплиерами и собственными пехотинцами сеньор Яффы тоже решился на ночную атаку.

Успеху способствовало и то, что пехотинцы графа захватили коновязи и отпустили вражеских лошадей, которые, пугаясь огня и криков мечущихся людей, в панике тоже разбегались с громким ржанием, давя в ночи все еще выскакивающих из шатров сарацин. Враги метались, не в силах организовать сопротивление. Жан Ибелин лично возглавил атаку своих рыцарей. Он принял решение атаковать в ночи после того, как барон Монфор наотрез отказал в поддержке той внезапной ночной атаки, которую задумали граф с молодым командиром тамплиеров. Монфор сказал, что подобное нападение на противника ночью противоречит всем правилам ведения войны и рыцарской чести.

Поддержав атаку храмовников силами собственной пехоты, Ибелин приказал готовить и кавалерию. В ночи, при мертвенном лунном свете всадники графа неспешно, ведя коней за собой, подошли к последнему повороту дороги, за которым уже в сотне шагов находилась вражеская баррикада. Там они приготовились и ждали сигнала. Когда пехотинцы захватили преграду и разобрали ее, их командир протрубил в рог. И всадники понеслись к вражескому лагерю, который уже представлял собой растревоженный муравейник. Пехотинцы расступились, пропустили кавалерию вперед и кинулись следом, истребляя сарацин на флангах.

Оставшись без своего командира, разрозненные сарацинские отряды никак не могли организоваться, а рыцари продолжали разносить вражеский лагерь. Вскоре ночное сражение уже напоминало избиение противника. Рейд на вражеский лагерь неожиданно для самих христиан быстро перерос в настоящую бойню. Когда всадники атаковали, даже те сарацины, которые пытались сопротивляться, начали паниковать, бросая оружие и пытаясь спастись бегством. Но, бежать им было особо и некуда. Тамплиеры, отошедшие в лес, прикрывая своего молодого командира, захватившего важного пленника, убедившись, что нападение вполне удалось, вернулись к вражескому лагерю, перекрыв дорогу, ведущую из него на восток, к Тибериаде.

Враги метались и суетились не в силах сопротивляться, они падали под натиском кавалеристов, и многие попадали под копыта. А рыцарские кони наскакивали на них ломая кости ударами копыт. Копья тоже находили тела врагов и ломались, а рыцари отбрасывали их обломки и, прикрывшись щитами и выхватив из ножен мечи, продолжали атаковать, а вернее, преследовать бегущую сарацинскую толпу.

Оставшиеся еще способными сражаться среди этой бегущей толпы враги ничего не могли сделать против закованных в сталь рыцарей, яростно орудовавших клинками. Многие враги сразу нашли свою смерть, а оставшиеся, видя гибель своих товарищей, в страхе бросали оружие. В конце концов, они начали падать на землю и просить пощады.

Рыцари быстро превратились в беспощадных преследователей. В ночи, при скупом лунном свете и в зареве пожара, охватившего сарацинский лагерь, могучие кони продолжали давить врагов. Треск пламени, крики людей и лошадиное ржание смешались, наполнив ночной воздух. Конечно, и среди христиан имелись уже убитые и раненые. Несколько всадников, напоровшись на пики, пали вместе с конями. Да и пехота графа понесла урон. Но, эти потери не шли ни в какое сравнение с количеством убитых и раненых среди сарацин. Их количество исчислялось сотнями. А попытки сопротивления сменились настоящей свалкой и давкой. Бегущие от христиан сарацины просто топтали друг друга. При тусклом свете луны и звезд в отблесках огромных костров, в которые превратились сарацинские палатки, в ночи звенела сталь, ржали кони, брызгала кровь из ран и предсмертно кричали люди.

Когда едва забрезжил рассвет, уже стало понятно, что лагерь шейха Халеда разгромлен, а сарацины сдались. Только в этот момент от перевала вниз ринулись всадники барона Монфора. Похоже, он не хотел, чтобы его упрекнули в трусости, а потому, лишь только стало рассветать, как сеньор Тира присоединился к атаке на вражеский лагерь. Впрочем, любая атака на сарацинский лагерь уже была излишней. Потому что сарацины, уцелевшие в ночной бойне, к этому моменту просто сдались.

Сарацинский обоз тоже удалось захватить возле палаток, а в нем оказалось очень много награбленного. Теперь и крестоносным воинам было, чем поживиться, а потому они отвлеклись, что могло закончиться весьма плачевно. Победу пока праздновать было рано. С рассветом выяснилось, что разгромлены далеко не все сарацины Халеда, а лишь две трети его армии. Потому что со стороны Тарбурона подходил еще один сарацинский отряд, который вел шейх Сахим, младший брат Халеда.

Этот передовой отряд расположился лагерем в долине перед осажденным замком. Собственно, эти войска и держали осаду, а также вели бои с тамплиерами, остающимися в замке Тарбурон, заперев их там своим присутствием внизу, в долине. Но, поскольку, отрог отгораживал основной лагерь Халеда от лагеря осаждающих, которыми командовал его младший брат, создавая природную преграду для прямой видимости, а расстояние между лагерями превышало километр, то сарацины из осадного лагеря не сразу догадались, что на основной их лагерь напали в ночи крестоносцы.

Но, кто-то из сарацин, разумеется, сумел ускользнуть из главного лагеря, подвергшегося столь внезапной ночной атаке, и бросился звать на помощь. Вот только пока эти люди добежали, да пока они подняли тревогу, да пока в осадном лагере просыпались бойцы, да пока витязи готовились и седлали коней, да пока проехали расстояние, разделяющее оба сарацинских лагеря, крестоносцы уже произвели непоправимый разгром. Тем не менее, довольно значительное сарацинское войско шейха Сахима, численностью почти до тысячи воинов, если считать вместе с пехотинцами, атаковало христиан, едва забрезжил рассвет.

Витязи в тяжелых доспехах, восседающие на могучих боевых конях, оснащенные большими щитами и длинными копьями по типу всадников Запада, неожиданно для христиан выскочили из-за отрога. Атака началась в то же самое время, когда Филипп Монфор повел в атаку на разгромленный вражеский лагерь своих людей. И получилось так, что всадники барона Монфора схлестнулись в бою с всадниками Сахима. Таким образом, для воинства сеньора Тира тоже нашлось весьма серьезное ратное дело.

Увидев опасность удара противника сходу в свой левый фланг, Монфор спешно разворачивал собственных рыцарей. И, едва они успели изменить построение, как всадники понеслись навстречу друг другу. Теперь в роли атакующих были сарацины, а крестоносцы оборонялись. Они успели развернуться и достойно сдержали удар. Луна к тому времени скрылась за горизонтом, а звезды на небе побледнели и рассвет уже вовсю золотил верхушки гор, когда пролилась новая кровь.

Выполняя команду Монфора, его рыцари стремительно ринулись в контратаку. Наверное, сарацины не предполагали столкнуться в бою с самыми лучшими бойцами Иерусалимского королевства, которых вел в бой лично барон Монфор. Но, они не дрогнули. Две силы сошлись в этом бою на равных. Они сшиблись стремительно, подобно стальному смерчу. Передние ряды смешались. Рыцари и витязи нанизывали друг друга на острия копий. Копья ломались, кони вставали на дыбы, всадники вылетали из седел, а кровь лилась не только людская, но и лошадиная. Пронзенные враги слетали с коней, которые тоже, не в силах остановиться, на всем скаку падали, ломая ноги. Но копья оставались в телах врагов, ломаясь, а запасные взять было уже некогда. Прикрывшись щитами и выхватив из ножен мечи, рыцари-крестоносцы бились с витязями востока в жестокой сече.

Оставшиеся позади тяжелых всадников обеих сторон легкие кавалеристы и лучники ничего не могли сделать против закованных в сталь тяжелых воинов. Столкнувшись друг с другом, многие всадники, как барона Монфора, так и шейха Сахима сразу нашли свою смерть. Но оба предводителя не пострадали. Огромная закованная в сталь фигура барона возвышалась на высоком гнедом коне над полем брани чуть позади передовых порядков рыцарей. Подняв меч, он четко выкрикивал приказы. Страшный бой был его стихией, где он всегда чувствовал себя на своем месте. Шейх Сахим тоже что-то выкрикивал из-за спин своих витязей, направляя их в гущу битвы.

За первым натиском, который обе стороны достойно выдержали, сломав копья, последовал клинковый бой. Сталь лихо засверкала в отсветах левантийского рассвета. Рыцарские мечи схлестнулись с саблями витязей. Сабли имели некоторое преимущество, позволяя доставать искривленными кончиками рыцарей за их щитами, но мечи в умелых руках рубили не хуже. Ни одна из сторон не могла взять верх. Но тут в сражение вмешался граф Ибелин, поведя своих рыцарей во фланговую атаку. Через несколько мгновений, когда они сшиблись с противником, ударив во фланг, снова послышался страшный треск, крики людей и лошадиное ржание. С обеих сторон еще несколько всадников, не выдержав натиска, пали вместе с конями. Но, противник дрогнул. Подняв круглые щиты и отбиваясь саблями, витязи Сахима начали медленно отступать. Потери их оказались более значительными. Пали убитые, заголосили раненые. Началась боевая свалка, всадники сражались в ближнем бою. И снова звенела сталь, ржали кони, брызгала кровь из ран, предсмертно кричали люди. Дружинники Сахима сопротивлялись отчаянно, но крестоносцы теснили их.

Поняв всю опасность собственного положения, шейх собирал вокруг себя последних уцелевших витязей, пытаясь пойти на прорыв. И тут неожиданно Филипп Монфор возглавил атаку, затрубив в рог. Казалось, что в жилы немолодого барона влились новые силы. Он решительно поднял над собой меч и выкрикнул: «Монжуа!» Тотчас его боевой клич поддержали все рыцари. И атака, воодушевленная предводителем, который твердой рукой рубил мечом врагов направо и налево, быстро пробилась к самому шейху. И сам Монфор вступил в схватку с командиром сарацин.

Сахим был сильно моложе барона, да и саблей своей владел неплохо. Но Монфору противостоять он смог не больше минуты. После того, как шейх отразил первый натиск, Монфор провел хитрый прием и резким ударом срубил противнику кисть руки вместе с саблей, которую эта кисть держала. Следующим движением барон ударил шейха клинком по красивому шлему-шишаку с такой силой, что Сахим вылетел из седла, упав на землю уже мертвым. Меч Монфора рассек его золоченный шлем вместе с черепом. Увидев гибель своего предводителя, витязи ослабили натиск, а некоторые из них пытались выйти из боя, не желая больше сражаться. Управление вражеским войском потерялось. Сражение разбилось на отдельные стычки, и вскоре сопротивление окончательно угасло. Оставшиеся сарацины тоже сдавались в плен.