Нечаянный тамплиер. Книга 2

Глава 7

— Вперед, братья! В атаку! — кричал Рене Дюрфор, скачущий рядом с Грегором Рокбюрном впереди объединенного отряда храмовников.

При нем Григорий чувствовал себя заместителем, но не полноценным командиром. Авторитет у Рене среди братьев-рыцарей был, конечно, значительно выше, чем его собственный, и с этим фактом Грише приходилось считаться. Да и по возрасту здесь получалось, что Дюрфор значительно старше. Рене с виду сохранял доброжелательность, но сразу повел себя так, словно бы Грегор просто привел пополнение из Кайфаса, но не являлся полноценным командиром, будучи назначен на эту роль командором только на время следования от замка тамплиеров возле горы Кармель до Тарбурона. Хотя, на самом деле, это не соответствовало действительности. Командор выдал приказ о назначении Рокбюрна командиром отряда без всяких дополнительных условий. Другое дело, что он не определил в этом приказе, кто к кому поступает в распоряжение, и за кем остается командование в случае объединения двух отрядов.

Но Дюрфор, разумеется, продолжал считать главным себя. Он гнал отряд в атаку, и братья-рыцари слишком уж разогнались. Сержанты-оруженосцы на своих менее сильных лошадках отставали от них, едва успевая на скаку передавать длинные копья. Хорошо еще, что щиты рыцари взяли заранее, да и шлемы сразу надели. Авангард тамплиеров врезался во вражеских всадников, когда те еще не успели полностью построиться. Тяжелых кавалеристов с красными лапчатыми крестами было всего лишь шестнадцать, а за ними скакали три десятка сержантов. Но, все равно их казалось слишком мало против сотни витязей и двух сотен пехотинцев. Спасла только внезапность, потому что сарацины не ожидали от крестоносцев столь стремительной атаки сходу.

И враги не выдержали первого натиска. Снова ломались копья, вылетали из седел люди, падали и дико ржали кони, орали раненые и неподвижно застывали в разных нелепых позах в собственной крови убитые. Построение неприятеля распалось под ударом тяжелой кавалерии. Пытаясь сдержать храмовников, сарацины отходили назад к телегам обоза, и бой всадников быстро откатывался ближе к вражеской пехоте, засевшей возле груженных повозок. А сзади, со стороны водопоя, уже накатывала стальная волна светских рыцарей Ибелина и Монфора, многие из них, хоть и выпили за обедом изрядно, как Бертран де Луарк, но все еще представляли собой грозную силу.

Григорий опустил забрало перед атакой, но и сквозь решетку отчетливо увидел, что сарацинские пехотинцы, охраняющие разобранные катапульты, лежащие на телегах, вооружены арбалетами. Но, они пока не стреляли, потому что собственные всадники, смешавшиеся в конной свалке с атакующими тамплиерами, загораживали им сектора обстрела. Но, если сарацинские витязи догадаются расступиться в разные стороны, то отряд храмовников непременно попадет под плотный залп болтов.

— Осторожно! У них арбалетчики возле телег! — прокричал Родимцев.

Но, в шуме сражения никто не услышал его. Пришлось крикнуть несколько раз, попутно отбиваясь от врагов с помощью щита и меча, прежде, чем до братьев-рыцарей начало доходить, в какую смертельную ловушку они попали.

— Господня благодать! Обычно, сарацины не используют арбалеты. Это что-то новое! — вскричал рядом Рене Дюрфор, отбиваясь сразу от двух витязей, наседающих на него с разных сторон. Впрочем, оруженосец Григория Мансур оказал услугу Дюрфору, налетев откуда-то сзади и сбоку со своей булавой и ловко опустив ее на голову одного из вражеских всадников.

— Наверное, перебежчик Вальтер Геринг организовал нам такой сюрприз! — крикнул Гриша, сбив с седла ударом меча по шлему ближайшего противника.

— Придется атаковать! Другого выхода нет. Если замешкаемся, то нас перебьют арбалетчики! — ответил Дюрфор.

Тут командир поредевшего отряда вражеских всадников наконец-то сообразил, что его кавалеристы создают помехи для стрельбы собственным арбалетчикам, и дал команду своим конным витязям разбежаться по сторонам.

— Не преследуйте их! Прикройтесь щитами и вперед! Атакуйте пехоту! Обходим телеги! — закричал Рене.

Подняв над головой меч и пришпорив коня, он понесся к телегам в надежде сокрушить пехотинцев прежде, чем они как следует прицелятся из арбалетов. Но, залп обрушился на храмовников раньше, чем они сумели доскакать к импровизированному обозному укреплению. Все многочисленные болты, конечно, не достигли целей, но многие попали.

Григорий почувствовал удары по щиту, а один из болтов со стальным звоном чиркнул по тулье его шлема, вызвав неприятный звон в ушах. Конь под ним вздрогнул, тоже получив попадание, но не оступился. И Родимцеву удалось завершить атаку. Его меч обрушился на шею ближайшего арбалетчика, почти срубив врагу голову. А рядом Рене Дюрфор расправился с кем-то еще. Но, в этот момент еще пятеро арбалетчиков высунулись из-за телег и выстрелили.

Родимцева спасло то, что залп был произведен со стороны Дюрфора. И получилось так, что Рене прикрыл Грегора собой, приняв несколько вражеских болтов с близкого расстояния. Его смертельно раненый конь, получивший болт в шею, дико заржал и, встав на дыбы, сбросил со спины седока, а в следующее мгновение рухнул и сам на него, перевернувшись на спину и взбрыкнув в воздухе ногами в последний раз. Непоправимое произошло за доли секунды. И чем-либо помочь Рене в этой ситуации никто уже не мог. Он пал жертвой сарацинских арбалетчиков, а упавший сверху конь добил Дюрфора. Видя гибель командира, оставшиеся всадники-тамплиеры не растерялись, а лишь с еще большим остервенением набросились на врагов.

— Не дайте им перезарядить! Убивайте стрелков! — закричал Родимцев, оставшись теперь единственным командиром отряда.

Боевой конь Антоний сшиб копытами ближайшего арбалетчика, а Григорий глубоко разрубил другому плечо, заставив бросить арбалет. Рядом с Грегором Рокбюрном оказались друзья. Мансур с булавой прикрывал его справа, а Тобиас с мечом — слева. Сзади них на арбалетчиков налетели и все остальные храмовники. Враги поняли, что перезаряжать свое оружие уже не успевают. Они выхватывали из ножен короткие мечи, пытаясь сопротивляться, но быстро убеждаясь, что против рыцарей такие клинки бесполезны. Прямо перед носом Родимцева об решетку забрала звякнул очередной болт, но отскочил, отрикошетив, потому что выстрелили откуда-то сбоку.

Григорий развернул коня и пришпорил его. Возле крайней телеги сгрудились последние арбалетчики, человек сорок. Антоний атаковал, перепрыгивая через мертвых. Хотя чувствовалось, что животное ранено. Конь начал подрагивать под всадником, а его движения сделались уже не такими уверенными, и он начал хромать. К счастью, вскоре удалось разогнать последних защитников телег, и в сражении наконец-то наступил перелом. Те рыцари, которые прискакали сзади, сходу опрокинули последних сарацинских всадников, защищающих обоз, и присоединились к избиению оставшихся арбалетчиков.

Враги оказались упорными, потому что не разбегались и не сдавались до последнего. Вскоре, когда их окружили плотным кольцом и заставили сложить оружие, все выяснилось. Арбалетчиками оказались вовсе не сарацины, а наемники-генуэзцы, которые ради денег не гнушались воевать на стороне сарацин против христиан. Более того, всадники в этом отряде тоже все сплошь были перебежчиками, вроде Вальтера Геринга. Причем, в плен взяли не только немцев, а и франков вместе с итальянцами. А ни одного настоящего сарацина в этом отряде и не имелось.

— Гнусные вероотступники, предатели и изменники! Казнить их всех! — негодовали светские рыцари.

Но, все понимали, что принимать окончательное решение могут только военачальники, Ибелин с Монфором. А потому, по указанию командиров, пленных разоружили и отконвоировали в лагерь у водопоя, хотя мало кто из них избежал зуботычин и пинков от разгневанных крестоносцев. В захваченном обозе оказались целых пять разобранных катапульт и несколько «скорпионов», а также все необходимые инструменты для их сборки. Причем, главным инженером осадной техники тоже оказался генуэзец по имени Марчелло Перуджи.

Но, все это даже не столь сильно волновало тамплиеров в тот момент, как внезапная гибель в бою Рене Дюрфора. Когда его тело извлекли из-под павшего коня, все поняли, что умер бы командир и без помощи собственного жеребца. Стальной болт влетел прямо в смотровую щель шлема и поразил Дюрфора между переносицей и правым глазом, уйдя вглубь головы почти полностью. Теперь получалось, что командир остался у них только один. И им был Грегор Рокбюрн. Храмовники спешились, но все еще находились на поле сражения. Они опустились на колени и долго молились за упокой убиенных. Потом все принялись помогать раненым и хоронить убитых.

Рене Дюрфора решено было похоронить на почетном месте, в крипте часовни замка Тарбурон. И всю оставшуюся часть дня братья-рыцари занимались скорбными делами. Одни готовили тело командира к погребению, а другие в это время, в том числе и Родимцев, приводили в порядок подземное помещение крипты, вынося оттуда мусор, песок, камни и обломки, которыми крипту засыпали сарацины, взяв замок. Нашлись среди братии мастера, которые сколотили из досок гроб.

Давно прошли те времена, когда братьев-рыцарей ордена Храма хоронили обнаженными на доске вместо гроба по скромному обряду монахов-цистерцианцев. И теперь тамплиеров хоронили в орденском одеянии и в гробу. Вот только после смерти нашли у Рене в седельных сумках довольно много золотых и серебряных монет. А Устав ордена гласил, что брат-рыцарь, у которого после смерти найдут деньги, должен быть похоронен за пределами кладбища, причем даже без молитв.

Но, капеллан Годфруа, который в присутствии Родимцева, второго капеллана и знаменосца осматривал вещи покойного, не стал возмущаться по этому поводу. Сказав лишь:

— Я знаю, что деньги Рене держал у себя лишь ради раздачи милостыни. Просто он не успел раздать, ибо смерть внезапно взяла его. Так завершим же мы сие доброе дело.

С этими словами Годфруа пересчитал монеты, потом отдал четверть денег Родимцеву, по четверти знаменосцу и второму капеллану, а последнюю четверть оставил себе. После чего они все сделали вид, что ничего подобного греховным деньгам найдено у покойного не было.

Когда церемония погребения закончилась, и все братья разошлись готовиться к ужину, неожиданно капеллан Годфруа отозвал Григория в сторону и произнес:

— Мы потеряли Рене. И ты теперь наш командир, Грегор, а потому настало время нам с тобой поговорить серьезно. Сейчас душа твоя неспокойна. Я наблюдаю, как ты изменился после того боя у водопоя, когда тебя ударили по голове. На тебя снизошло нечто свыше, я это чувствую. И сейчас ты делаешь важный и трудный выбор внутри себя. И я готов помочь и подсказать тебе путь, сын мой. Ибо, дано мне знать многое.

— Выбор? А что же я, по-вашему, выбираю? — удивился Родимцев.

— Ты выбираешь духовный путь. Ищешь его. Стремишься душой наверх. Потому и тревожишься, — сказал капеллан.

— Даже не знаю. Я тревожусь из-за этой войны, но как-то и не думал о духовном выборе, — пробормотал Гриша.

Капеллан продолжал:

— Это пока выше твоего восприятия. Но, ты идешь к пониманию пути. Я вижу знамение в том, что произошло. Твоя поездка на Кармель оказалась не случайной, ибо ты привел к нам помощь. И не просто отряд из Кайфаса, а довольно могущественные силы в виде войск Монфора и Ибелина. К тому же, тебе каким-то образом удалось примирить двух этих властных сеньоров. А ведь это не удавалось никому на протяжении последних лет. Ты же, вольно или невольно, но смог объединить силы христиан Святой земли. И сегодня вот эта внезапная гибель нашего командира лишь подталкивает тебя в твоем пути наверх. И это тоже не простое совпадение. Ибо, все происходит в мире лишь по воле Господа, либо по Его допущению и к сроку, назначенному Им. И раз Господь потворствует твоему возвышению, следовательно, и высшая цель имеется. А потому я на твоей стороне, Грегор.

— И какую высшую цель, брат Годфруа, усматриваете вы? — поинтересовался Григорий.

Капеллан внимательно посмотрел на Рокбюрна, потом сказал:

— Я думаю, что ты новая фигура в противостоянии с тьмой. Пока еще ты, конечно, лишь пешка. Но, тебе даются шансы пройти свой путь до той линии, где пешки становятся сильными фигурами, влияющими на события мира.

— Вы думаете, что я стремлюсь к власти? — спросил Родимцев, не вполне понимая, куда клонит капеллан.

— Я говорю не о том. Власть — это мирское. Если ты услышал то, что я сказал, то поймешь, о чем я. Вот перед нами двое властителей: Монфор и Ибелин. И что же? Они столько лет не могли найти общего языка. И вдруг появляешься ты, не обличенный никакой властью. Простой брат из бедных рыцарей. Но, все меняется с твоим появлением. Монфор и Ибелин объединяются вместе и громят армию шейха Халеда. Что это, как не проведение Господне быть тебе в нужное время и в нужном месте для того, чтобы сдвинуть что-то незримое в этом мире и примирить властителей? А теперь и вот это падение Рене Дюрфора, его гибель в бою. Это тоже не просто так. А нужно для какой-то важной Миссии, которую возложил на тебя Господь. Как, например, в свое время Господь возложил великую Миссию создать наше братство на Гуго де Пейна и дал ему и его товарищам силу малым числом сдерживать полчища тьмы.

— То есть, вы полагаете, Годфруа, что Господь убрал Рене для того, чтобы расчистить мне путь в Великие Магистры? Но, это же слишком цинично и жестоко, — сказал Григорий.

— Пути Господни неисповедимы, сын мой. А поле той великой игры, которую ведут Высшие силы, людям разумом не охватить. Но, я знаю одно. Что в шахматах ради беспрепятственного движения проходной пешки иногда жертвуют другими пешками, а то и фигурами, — проговорил капеллан.

— И для чего же, по-вашему, продвигается эта пешка, которой, как вам кажется, уподобился я? — спросил Гриша.

Годфруа задумался лишь на секунду, потом произнес:

— Ты ступаешь на этот путь для того, чтобы привести всех нас к миру и к свету.

Родимцев сказал:

— Да, согласен. Мир я бы установил с удовольствием и прямо сейчас. Чтобы люди перестали уничтожать друг друга. И не только в Леванте. Но, разве такое возможно? Что же касается света, то вы имеете в виду свет веры и Господа? Не так ли? Но, из меня плохой пастырь. Я могу лишь сражаться, но не умею проповедовать.

Годфруа возразил:

— Я имею в виду иное. Мир наш захватила тьма. И с каждым днем она укрепляется все больше. Тьма наступает на мир людей не только вокруг них, но и внутри, через внутреннее грехопадение, когда у людей не остается внутри ничего светлого и доброго. Вот, как у того перебежчика Вальтера Геринга, например, о котором ты сам рассказал.

Иисус Христос умер за людей на кресте, чтобы взять их грехи на себя. Но, стал ли сам крест, как вещь, от этого святым? Нет. Это по-прежнему знак орудия пытки, которому не стоит поклоняться, ибо орудие пытки — это зло. И без фигуры Иисуса Христа крест не имеет смысла, как символ добра и света.

Так и со светом в людях. Без тех, кто может повести людей за собой к свету, свет отдельных людей угасает во тьме. Ибо слаб человек, а тьма сильна. И только вместе мы способны побеждать тьму. И потому нужен тот сильный духом вожак, который людей к свету поведет своим примером. Тут именно пример важен и правильное направление пути. Если идти правильно, то и силы даются Господом. Что же касается церквей и проповедников, так они лишь готовят человеческое восприятие к приходу Спасителя, да и то, лишь в силу собственного понимания Священного Писания.

— Так что же получается? Вы меня уже в спасители человечества зачислили? — удивился Родимцев.

— Ну, скажем так, я вижу в тебе возможного спасителя нашего ордена и королевства, — сказал Годфруа. Потом добавил:

— Кто знает? Быть может, ты новый Гуго де Пейн?