— Удивительно, что дороги привели вас сюда, в мой лагерь, мессир, — холодные стальные глаза Монфора впились в лицо Ибелина без всякого намека на дружелюбие.
— У меня есть письмо к вам от нашего короля, — сказал Ибелин, протягивая собеседнику пергамент, сложенный и запечатанный большой восковой печатью с оттиском королевского штемпеля дома Лузиньянов.
— Письмо от малолетнего короля Кипра Гуго Второго, вы хотите сказать? — проговорил Монфор.
— Именно. Вы весьма проницательны, мессир, — заметил сеньор Яффы.
Монфор взял письмо и долго вертел его в руках, рассматривая печать. Потом пробормотал:
— Печать напоминает настоящую.
После чего сломал эту печать, развернул пергаментный лист и начал читать.
Пока происходила встреча командиров, отряд остановился прямо на дороге. Все ждали дальнейших указаний. Григорий проехал вперед и смотрел, как Монфор изучает написанное. Выражение его лица оставалось суровым, а рыцари, сопровождающие его, были напряжены. Все говорило в их позах о том, что оружие они могли в любой момент обратить и против тех христиан, которых привел с собой Ибелин. Наконец, барон Монфор произнес:
— Малолетний король повелевает мне подчиняться вам, Жан. Но, это, разумеется, очередная бессмыслица, которую выдумал мальчишка. Потому что настоящий мой король Конрадин Гогенштауфен, а вовсе не малолетний Лузиньян. Да и полномочия бальи королевства Иерусалимского сейчас у Генриха Антиохийского, а не у вас, мессир. И я не обязан подчиняться вам ради прихоти малолетки.
На что Ибелин сказал ему спокойно, без всякого вызова в голосе:
— Давайте, Филипп, не будем спорить из-за пустяков и формальностей. Я вовсе не требую вашего подчинения, и даже не прошу, а прибыл сюда с войском лишь для того, чтобы объединить силы христиан перед опасностью, исходящей для всех нас от войск Бейбарса.
Монфор поднял глаза от письма и внимательно взглянул на сеньора Яффы. Затем расправил плечи, почесал свой мощный подбородок и процедил сквозь зубы:
— Я тоже полагаю, что следует использовать все возможности для объединения наших сил. Но, я не собираюсь выполнять волю малолетнего Лузиньяна. А потому не стану ни при каких обстоятельствах подчиняться вам ни в чем.
— Обязуюсь не принуждать вас, мессир, — улыбнулся Ибелин. И добавил:
— Все христиане королевства нуждаются в вас, Филипп. Сарацины, разбойники и мародеры свирепствуют по всему государству. И необходимо срочно наводить порядок твердой рукой. Все силы сейчас потребуются для восстановления положения.
— И кто же, по-вашему, виноват в столь бедственном положении, Жан? — спросил Монфор.
— Виноваты все мы, первые люди королевства, раз допустили такой произвол. Потому что именно на сильных людей Господь возложил бремя защищать всех тех христиан, кто слабее. И сейчас все простые люди в государстве надеются на нас с вами и на таких, как мы. И не оправдать их надежды для нас означает уронить собственную честь. Так я полагаю, мессир, — ответил Ибелин. И добавил:
— Потому я и предлагаю вам союз ради победы и наведения порядка. Давайте забудем на время наши ссоры и разногласия.
Глаза Монфора недобро сверкнули, и он произнес:
— Ну уж нет. Забыть все наши разногласия для меня не представляется возможным. Но, согласовывать с вами действия против сарацин я, пожалуй, соглашусь. Я тоже понимаю, что если мы сейчас не остановим врагов и не наведем порядок у себя во владениях, то чести нам это не прибавит. И здесь вы правы, мессир. Но, я полагаю, что боец лично вы неважный.
Последняя фраза прозвучала, как завуалированное оскорбление. Но, Ибелин улыбнулся. Он сделал вид, что ничего не заметил, переведя сказанное в шутку:
— Я не слишком люблю битвы, а предпочитаю спокойствие, удобные письменные столы и хороший пергамент любым самым породистым лошадям и клинкам из лучшей стали. Потому что письменные столы и принадлежности не потеют и не воняют, и ими трудно порезаться.
— Вот здесь позволю себе с вами не согласиться, Жан. Иногда написанное на пергаменте создает не только кучи дерьма, но и кучи трупов, — проговорил Монфор. Все-таки он тоже заулыбался и добавил:
— Можете располагать свой лагерь прямо на этой площадке возле дороги. Надеюсь, что палатки у вас в обозе найдутся. Сам постоялый двор полностью занят моими людьми, потому туда не приглашаю ваших рыцарей. Но, лично вас и командиров ваших отрядов жду у себя к ужину.
После чего Монфор развернул своего огромного гнедого коня и поехал к собственным войскам, заполонившим все пространство вокруг постоялого двора и внутри него. Напряжение момента прошло, и все ратники, увидев, что командиры поладили между собой, тоже немного расслабились и вернулись к собственным заботам. Рыцари Ибелина давали указания оруженосцам, где следует расставлять палатки. Родимцев тоже распорядился, чтобы сержанты ставили палатки вдоль дороги поближе к скалам.
Бертран де Луарк сказал ему:
— Этот Монфор просто какой-то напыщенный индюк. У него было такое выражение лица, словно он и самого Ибелина за человека не считает.
— Мне тоже этот барон не по сердцу, но союз с ним, все же, всем нам необходим, — высказал свое мнение Григорий.
Впрочем, на разговоры у него времени почти не имелось. Как командиру отряда, ему надлежало лично проверить все детали размещения их лагеря. Грише пришлось даже покрикивать на некоторых нерадивых сержантов, которые почему-то пытались расставлять палатки посередине дороги. Григорий остался со своими тамплиерами, Бертран же ушел в компанию к светским рыцарям. Пока одна часть сержантов ставила палатки, другая расседлывала лошадей.
Капеллан заставил всех братьев-рыцарей молиться с дороги. Через некоторое время после молитвы один из оруженосцев Ибелина пришел за Родимцевым, чтобы передать приглашение отправиться на ужин к Монфору. Как сказал сам Ибелин, собрав в свою компанию, помимо Григория, еще двух собственных командиров отрядов, за ужином у Монфора должен был состояться военный совет.
Они проследовали за молодым рыцарем, специально отправленным Монфором, чтобы проводить их к нему. По дороге они протискивались сквозь толпу воинов барона, расположившихся на привал. Несмотря на вечернее время, со стороны восточной дороги продолжали стучать молотки. Там все еще работали строители-каменотесы, продолжая строительство оборонительной стены, которой Монфор дал указание перегородить дорогу. Наконец, они прошли внутрь довольно большого двухэтажного дома, пристроенного одной из стен к постоялому двору, а другой — прямо к скале. Очевидно, что в этом доме раньше жил хозяин постоялого двора, тот самый людоед, убитый Бертраном. Их провели на второй этаж, с широкой веранды которого открывался вид на соседние невысокие горы, поросшие кедрами.
Сначала их накормили ужином. Не слишком обильным, скорее, походным. Впрочем, подали довольно вкусное мясное рагу, приготовленное со специями и овощами. Монфор, выпил с ними, провозгласив тост за победу, после чего почему-то сразу куда-то ушел. Наверное, показывал таким жестом свое пренебрежение к подобным гостям. Впрочем, его оруженосцы продолжали прислуживать за столом, как полагалось.
Когда гости закончили есть, небо уже потемнело, и над Левантом опустилась ночь. Потому их проводили внутрь второго этажа дома, в небольшой зал, освещенный факелами. Пока они ужинали, здесь уже давно совещались военачальники Монфора. Посередине стоял стол, на котором лежала карта, и Монфор вместе со своими главными рыцарями рассматривал ее и что-то обсуждал. Едва кивнув в сторону гостей, он даже не поинтересовался, довольны ли они угощением, а сразу спросил Ибелина:
— Сколько рыцарей пришли с тобой, Жан?
— Четыре десятка. Но, вместе с оруженосцами и туркополами в моем отряде почти двести бойцов. И с нами еще прибыли тамплиеры из замка Кайфас. Их ведет мессир Грегор Рокбюрн, — проинформировал Ибелин.
— Кажется, мы уже встречались с вами, молодой человек? — обратился барон к Григорию.
— Так точно, монсеньор. Недавно мы разговаривали возле старой маслодавильни, — напомнил Родимцев.
Монфор кивнул и бросил небрежно:
— Ах да, кажется, я вспомнил. Вы в тот раз мне дерзили, молодой человек, пытались заступиться за какого-то мародера. Мне уже доложили, что представляет из себя ваш отряд. Сборище стариканов, из которых уже песок сыплется. Лучше, конечно, чем совсем ничего, но только не знаю, какой от таких бойцов будет прок в бою? Не понимаю, зачем храмовники вас прислали? Похоже на то, что с бойцами у тамплиеров нынче совсем неважно, раз выставили они одних стариков, да еще под командованием юнца. Наверное, в ордене решили таким образом избавиться от лишних нахлебников.
— Нам командор поставил задачу пробиться на выручку к нашим братьям, попавшим в ловушку, устроенную шейхом Халедом возле Тарбурона, — сказал Григорий.
Глядя на него снисходительно, словно на несмышленыша, Монфор проговорил:
— У Халеда почти три тысячи воинов. Ваша атака будет самоубийственной и только раззадорит сарацин. Насколько я знаю, у орденских вояк, засевших в Тарбуроне, дела плоховато идут. Они уже потеряли половину людей и больше не атакуют, прячась в развалинах замка, если верить моим лазутчикам. А врать им не имеет смысла.
— Атаковать Халеда вместе с тамплиерами собирается и мое войско, — неожиданно поддержал Григория Ибелин.
— Вы тоже не сможете их опрокинуть, мессир. Даже я не рискую атаковать Халеда, хотя мой отряд вдвое больше вашего, — сказал сеньор Тира. Потом ткнул пальцем в карту и добавил:
— Вот, мы находимся здесь. Я предлагаю заткнуть эту брешь в пограничной обороне, построив тут поперек дороги в узком месте стену со сторожевой башней и оставив возле нее небольшой отряд, но не совсем маленький, а достаточно сильный, такой, который, учитывая выгодное расположение этого места, сможет сковать и удержать здесь перед перевалом силы того же Халеда. А пока этот шейх отвлечен тем, что осаждает тамплиеров в Тарбуроне, я думаю вернуться к Акре, объединиться там с остальными войсками королевства и с госпитальерами, а затем двинуться по северной дороге на Тибериаду. В этом городе находятся главные силы наместника Бейбарса в Галилее. И нам нужно разгромить их.
Ибелин возразил:
— Знаете, мессир, когда я слышу о походе на Тибериаду, то сразу вспоминаю про неудачную попытку наших дедов отвести опасность от Иерусалима. Если помните, тогда на Саладина вышли тоже из Акры, где собрались войска, а двигались именно маршем по направлению к Тибериаде. В тот раз лучшие люди королевства тоже приняли решение, подобное тому, которое предлагаете сейчас вы. Но, все мы помним, как плачевно тот поход закончился для христиан разгромом при Хаттине. А потому я не считаю, что нам стоит повторять ту досадную ошибку. Не лучше ли сначала устранить более мелкие угрозы, вроде того же Халеда, а потом уже думать о том, как отбивать у сарацин наши города обратно? Да и почему именно Тибериада? Не лучше ли тогда пойти на Кесарию? Или отбить обратно Библ?
— Все очень просто, Жан. Тибериада не разграблена, а наши города, те же Кесария и Библ, лежат в руинах. И мои люди жаждут мести. Кроме того, им нужно восполнить свои ресурсы за счет противника, а для этого нужно разграбить какой-нибудь город, — цинично объяснил барон.
На что Ибелин произнес твердо:
— Я понимаю, Филипп, что наемные воины хотят наживы. Но, истинные христианские рыцари не могут руководствоваться такими неблагородными целями. А потому ставлю вас в известность, что на рассвете мы с тамплиерами атакуем войско Халеда. Если вы не хотите участвовать в этой атаке, то и не участвуйте. Если вы опасаетесь погибнуть в этом бою, то дело ваше.
Кем Монфор не был, так это трусом. Ибелину удалось задеть его самолюбие. Глаза его сверкнули при свете факелов, развешанных по стенам. И он проговорил:
— Вы не за того меня принимаете, Жан. Я не боюсь погибнуть в бою, а опасаюсь того, что сарацины перебьют всех вас. И вы глупо погибните, не принеся государству никакой пользы.
— Ну, тогда помогите нам. Если мы ударим вместе, то Халед не устоит. Все его три тысячи бойцов не стоят и одной нашей неполной тысячи. Большая часть его войска сразу кинется врассыпную, — сказал Ибелин.
— Я так не думаю. Сарацины в последнее время набрались храбрости, — проговорил Монфор.
— Вы правы. Чем больше враги видят нашу слабость и разобщение, тем больше храбрости они набираются. А потому нужно показать им, что мы по-прежнему едины и сильны, чтобы они снова начали нас бояться, — сказал Ибелин.
Монфор на минуту задумался, склонившись над картой. Потом произнес:
— Вот что, Жан. В ваших словах есть правда. И я все-же завтра выделю для вас часть своих бойцов. Туркополов и пехоту. Но, основное мое войско в бессмысленной атаке я терять не намерен. А потому мои рыцари останутся держать перевал и вступят в дело только в том случае, если я увижу, что Халед дает слабину.
— Спасибо и на том, — быстро проговорил Ибелин, пока Монфор не передумал. Они пожали друг другу руки, скрепив достигнутое решение.
— Если хотите, мессир, можете расположиться на ночь в этом доме. Тут есть свободные комнаты, — предложил Монфор.
— Благодарю, Филипп, но я лучше заночую в палатке на свежем воздухе. А то здесь немного душно, — отказался от предложения Ибелин. И вся их делегация отправилась обратно в расположение собственных войск.
Когда Григорий добрался до своей командирской палатки, его уже ждали знаменосец отряда и капеллан. Родимцев вспомнил, что знаменосца, кажется, звали Симон де Буланже, а капеллана — Жиром де Шане. И возраст каждого из них приближался к шестому десятку. Но, они совсем не были немощными стариками. Эти люди всю жизнь жили войной. Их лица, помимо морщин, прочерчивали многочисленные шрамы. И они напоминали, скорее, старых опасных волков, нежели тщедушных старичков-пенсионеров. Оба, несмотря на свой возраст, сохранили гордую осанку настоящих рыцарей. Под тяжестью лет их спины пока не согнулись, плечи по-прежнему были широкими, а руки оставались достаточно сильными, чтобы держать оружие. Они тут же накинулись на молодого командира с расспросами о том, что решили сеньоры Яффы и Тира.
Родимцев пересказал все то, что услышал из беседы Ибелина с Монфором.
— Стало быть, Ибелин все же смог Монфора убедить. Всем известно, что Жан хитрый лис, в своего дядю пошел, — сказал де Шане.
— Он не столько хитрый, сколько умный, — вставил де Буланже.
Капеллан согласился:
— И умный тоже. Но и хитер, конечно, как же без этого такому влиятельному человеку.
— Завтра нам будет противостоять довольно большая армия. Впрочем, нам не в первый раз атаковать сарацин малыми силами, — сказал знаменосец.
Капеллан проговорил:
— Тут важен расчет, как и когда ударить. А мы даже еще не провели разведку вражеского лагеря. Ты не забыл выслать разведчиков, Грегор?
Вопрос застал Родимцева врасплох. Потому что он, действительно, о разведке накануне боя почему-то не подумал. И теперь положение предстояло срочно как-то исправлять.
— Я сам сейчас собираюсь в разведку пойти вместе со своим оруженосцем, — выкрутился Григорий.
— Так, темно уже. Что вы там увидите? — удивился капеллан.
— Если всего и не увидим, так услышим, незаметно подползем и подслушаем, о чем сарацины говорят, — сказал Гриша.
— Да ты хоть знаешь сарацинский язык, Рокбюрн? — усмехнулся знаменосец.
— Я не знаю. Зато вражеский язык хорошо знает мой оруженосец, — сказал Родимцев, имея ввиду Мансура.
— Ну, тогда мы не смеем задерживать тебя, командир. Не теряй времени. С Богом! — сказал капеллан, перекрестив Григория на дорогу.