ЗАПАД, ДИССИДЕНТЫ И НАЦИОНАЛИСТЫ ДО НЕЗАВИСИМОСТИ УКРАИНЫ

В 2010 году один из авторов доклада о нацистских военных преступниках и их послевоенной судьбе, профессор Норман Года, в эфире радио «Свобода» рассказал про известного на Украине Николая Лебедя.

Лебедь был ближайшим соратником Степана Бандеры, его нередко называли лидером украинских националистов, и еще он был самым ценным украинцем для ЦРУ.

Норман Года удивлялся тому, что ЦРУ не теряло интереса к Лебедю на протяжении всей холодной войны. Столь долгие отношения для ЦРУ уникальны, обычно услуги сомнительных фигур востребованы на протяжении гораздо более короткого срока.

Более того, когда в шестидесятых годах Лебедь вышел в отставку, он так и остался консультантом ЦРУ, а его созданная при непосредственном участии ЦРУ организация «Пролог» продолжала работу вплоть до 1991 года, пока Украина не стала независимым государством.

Одной из причин уникальной ситуации, по мнению Годы, стала абсолютная надежность Лебедя.

В отличие от некоторых бывших офицеров СС, Лебедь гарантировал ЦРУ полную лояльность. Он не разглашал свои связи с разведкой, не соблазнялся ролью двойного агента. Он никогда не заигрывал с разведками других стран и не допускал в свой круг людей, которым хотя бы в чем-то не доверял.

Лебедя никогда не подозревали, что он переметнулся на советскую сторону или поставляет информацию третьим лицам.

Второй причиной стало качество предоставляемой Лебедем информации с Украины. ЦРУ не смогло бы получить ее самостоятельно. Людей с таким прекрасным знанием русского и украинского языков, с контактами на Украине и в Европе у ЦРУ больше не было.

Поэтому Лебедя ценили, даже несмотря на его крайне сомнительное прошлое. Он был ни много ни мало организатором этнических чисток поляков во время Великой Отечественной войны. Его руки были по локоть в крови. Даже по определению Министерства юстиции США Лебедь был военным преступником, который убивал и украинцев, и поляков, и евреев, в том числе гражданских.

ЦРУ закрывало глаза на прошлое Лебедя.

После Великой Отечественной войны его перевезли в Штаты и финансировали связанные с ним проекты из года в год в течение десятилетий.

Лебедь участвовал во многих операциях ЦРУ, занимался перебежчиками и потенциальными двойными агентами, переправлял рукописи украинских диссидентов на Запад, где их печатали и использовали для антисоветской пропаганды.

Самое важное для истории заключается в том, что именно Лебедь стоял у истоков нынешней украинской «исторической памяти», разработанной американскими специалистами при помощи оуновцев: Лебедь был главой так называемого Научно-исследовательского центра и издательства «Пролог».

В названии «Пролог» можно увидеть пророчество или усмешку судьбы. «Пролог» в самом деле оказался прологом печальной, как оказалось, украинской независимости.

Издательство «Пролог» занималось печатью и распространением запрещенной в СССР литературы, а также ее переправкой в Союз. Своими официальными целями издательство называло борьбу за демократию и права человека, а его сотрудники в глазах публики выглядели почти как толстовцы…

На деле «Пролог» функционировал благодаря ЦРУ и принимал участие в разных разработках американской разведки. Например, в «Redskin», которая занималась вербовкой и связью с агентурой в СССР. Или в «Trident» — по контрразведывательному обеспечению возможного советского проникновения в организации украинской диаспоры. Заодно «Пролог» устраивал акции антисоветского характера, собирал и проводил анализ информации, полученной агентами ЦРУ из Советской Украины.

Из «Пролога» вышел сотрудник ЦРУ с 1973 года Роман Купчинский, а также многие сотрудники «альтернативного правительства Украины» (ЗП УГОС): Анатолий Каминский, Петр Содоль, Ростислав Хомяк и другие «ветераны» холодной войны.

Лебедь и его компания, разумеется, всегда отвергали обвинения в сотрудничестве с американской разведкой, иначе были бы дискредитированы, и все операции «Пролога» потеряли бы смысл.

Правда всплыла потом и в немалом числе: в мемуарах, компромате, рассекреченных документах. А в советские годы «Пролог» талантливо играл роль едва ли не культурного центра, который так заботят права советского человека и творчество диссидентов.

Изредка его сотрудникам все же приходилось отвечать на неудобный вопрос: откуда у них деньги? Ведь издание книг, содержание целого штата сотрудников обходится недешево.

Лучший ответ дал Купчинский на страницах газеты украинской диаспоры «The Ukrainian Weekly» в 1986 году. Он сказал, что «Пролог» получает достаточно денег от своей работы — не только от издательской деятельности, но и от «прямого обращения к украинскому сообществу».

Объяснение со временем стало традиционным, им пользовались самые разные укронационалисты, которые объясняли свои доходы «збіркою серед діаспори» (сборами среди диаспоры — ред.).

«Пролог» был центральным, но далеко не единственным участником «украинской идеологической кампании» ЦРУ.

Финансировались многие организации украинской диаспоры, в том числе конфликтующие. Денег на всех хватало, к тому же ЦРУ поощряло конкуренцию: принцип «разделяй и властвуй» никто не отменял.

Некоторые антисоветски настроенные мигранты из Украины создали Антибольшевистский блок народов и Всемирную антикоммунистическую лигу — удобные инструменты для получения денег от разных государств под соусом «всемирной борьбы с коммунизмом». Отсюда вышли будущий министр юстиции Украины Роман Зварич и жена третьего президента Украины Виктора Ющенко Екатерина Чумаченко.

У большинства организаций были свои издательства. Печатали они много, денег было в избытке. Откуда? «Збіркою серед діаспори».

Конкуренция играла на пользу США: если «Пролог» не мог вытащить из Советской Украины рукопись какого-нибудь очередного украинского диссидента, свои возможности мог продемонстрировать, например, «Смолоскип».

Каждый получал, что хотел: диссидент издавался, эмигранты оправдывали свое существование, ЦРУ получало материал для пропаганды.

Понять смысл и эволюцию этой идеологической работы ЦРУ поможет история Народно-трудового союза, созданного в Советской России еще в 1930 году для противодействия коммунистам (до 1943 года организация называлась Народно-трудовой союз российских солидаристов).

История НТС и украинских националистических организаций поразительно похожа, порой даже одинакова.

Они охотно сотрудничали с гитлеровцами во время Великой Отечественной войны: НТС тесно работал с генералом Андреем Власовым, ОУН и УГОС фактически были политическими представительствами Украинской повстанческой армии Бандеры.

После войны НТС, как и укронационалисты, работали на ЦРУ. Агенты НТС даже десантировались с самолетов под Майкопом и в Винницкой области Украины, но к их визиту в СССР были готовы благодаря советскому разведчику Киму Филби.

НТС с помощью воздушных шаров забрасывал на территорию СССР нелегальную литературу: десятки миллионов антисоветских листовок, газет, брошюр.

Для украинских националистов ЦРУ основало «Пролог», для НТС — Институт по изучению истории и культуры СССР. Скорее всего, даже кураторы из ЦРУ у них были общие.

Одинаковыми оказались и эмблемы — трезубец.

Сходство проявилось и в противодействии им со стороны КГБ.

13 апреля 1954 года в Западном Берлине был похищен член совета НТС А. Трушнович. Он задохнулся в багажнике автомобиля.

12 октября 1957 года был ликвидирован лидер УГОС Лев Рэбэт, а 15 октября 1959 года — лидер ОУН Степан Бандера.

Но после 1991 года судьбы НТС и укронационалистов сложились по-разному.

Если оуновцы всех мастей стали неотъемлемой частью украинской политики, то НТС ждал политический закат. Российский избиратель не захотел голосовать за эту организацию. Единственное политическое достижение НТС случилось в декабре 1993 года, когда в первый состав Госдумы прошел член НТС адвокат Марк Фейгин, ныне «партнер» украинского политика Алексея Аресто-вича по многочисленным телеэфирам.

Российский избиратель отказал в доверии НТС не в последнюю очередь из-за их требования реабилитировать предателя Родины генерала Власова и его Русскую освободительную армию (РОА). В том числе потому, что принципиальную антивласовскую позицию заняла российская власть: на самом высоком уровне предательство Власова было заклеймено и названо своим именем.

Но чем отличался союзник Гитлера Власов от союзников Гитлера Бандеры или Лебедя, получавших от Третьего рейха деньги и оружие?

Ничем.

Увы, на Украине власть в конце концов досталась тем, для кого предательство Власова, Бандеры, Лебедя не означало предательства Родины.

С шестидесятых годов отрабатываемая при ЦРУ политика украинского национализма была нацелена на создание независимой от России Украины. В ход пускали любые подходящие истории.

Одна из самых невероятных — с главой Компартии Украины Петром Шелестом. Из коммунистического аппаратчика, который однажды имел шанс возглавить СССР, удивительным образом сделали икону «самостийности», поставив в один ряд с тем же Бандерой.


Напомним эту историю.

В 1964 году первым секретарем ЦК КПСС стал Леонид Брежнев. Как и положено, он занялся укреплением личной власти, продвигая на ключевые должности своих ставленников, которым безусловно доверял. Особый вес получил так называемый «днепропетровский клан».

Брежнев успешно выстроил крепкую единоличную власть, что прекрасно показано в финальных кадрах снятого в 1993 году художественного фильма «Серые волки».

Восемнадцать лет правления выходца из Днепропетровска Брежнева стали звездным часом «днепропетровского клана». К слову сказать, это с очевидностью показывает: Украина не была, как утверждают нынешние украинские идеологи, колонией СССР. Напротив, она была совладелицей Союза.

Брежнев хорошо понимал вес и значение Украины в советской политической системе. Именно украинские коммунисты были опорой его предшественника Н.С. Хрущева, а для снятия Хрущева с поста генсека пришлось договариваться с ними напрямую.

Неудивительно, что на все ключевые посты в партийных органах Киева и Украины Брежнев расставлял лично преданных ему людей.

В 1972 году ему пришлось столкнуться с амбициями независимого от него первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Украины Петра Шелеста, которого за глаза называли хозяином Украины.

К тому времени часть центрального партийного аппарата считала, что Брежнев стал непрезентабельным, вялым и малокомпетентным, а то и попросту глуповатым.

На этом фоне выигрышно смотрелся всеукраинский босс Шелест. Его стали прочить на место Брежнева.

В этой «схватке за трон» Шелест сделал ставку на «национальную самобытность» Украины и разыгрывал эту карту, в том числе рассчитывая на поддержку могущественных генералов-украинцев. Доходило до курьезов. На одном совещании в Киеве Шелест предложил докладчику говорить по-украински, на что тот ловко срезал начальника и заявил, что продолжит речь «на языке великого Ленина».

Брежнев победил, Шелеста сняли с поста и отправили в фактическое изгнание в Москву — «в связи с переходом на должность заместителя председателя Совета Министров СССР».

Формально это было повышением, но все понимали, что Шелеста оторвали от украинской вотчины, где работали преданные ему кадры. В советской номенклатуре такие перемещения называли «снятием на повышение».

По словам бывшего диссидента Михаила Хейфеца, бывший полубог Шелест смотрелся в столице жалким ничтожеством.

Стараниями украинских националистов и идеологов из Петра Шелеста постепенно сделали чуть ли не бандеровца и ультрапатриота, который положил силы и карьеру на формирование украинской идентичности. Его заслугами (подлинными и вымышленными) в независимой Украине принято восхищаться без раздумий.

Заслуги были. Например, при Шелесте прошло грандиозное празднование 150-летия со дня рождения Тараса Шевченко, когда к могиле поэта в Каневе приехали десятки тысяч людей не только со всего СССР, но и из многих стран мира. На киностудии имени Довженко отсняли художественный фильм «Сон» о Шевченко. У этого фильма откровенная национальная направленность, что вызвало негативную реакцию партийных чиновников, но Шелест спас его от запрета.

По инициативе Шелеста издали энциклопедию «История городов и сел Украинской ССР» в 26 томах, где рассказано почти о 40 тысячах населенных пунктов Украины. Таких изданий в других республиках СССР не было.

Зато собственную книгу Шелеста — «Украина наша Советская» — признали вредной, изъяли из продаж и библиотек и отправили на уничтожение. Конечно, она была написана в просоветском духе, но в ней заметно превознесение Украины и в осторожной форме упоминается даже голодомор 1933 года.

Из таких фактов украинские националисты выстроили целую концепцию «шелестоведения»: мол, и при коммунистах Украина хотела самостоятельности, была беремена независимостью и стремилась оппонировать Москве. В такой интерпретации Украина Шелеста получалась этакой лайт-версией анти-России.

Увы, реальный Шелест совершенно не подходил на роль националиста. Он был пропитан советским духом до мозга костей. Как член Политбюро ЦК КПСС Шелест, например, настаивал на советском вторжении в Чехословакию в 1968 году. О какой самостийности Украины может идти речь?

Сын Шелеста Виталий в интервью 2008 года прямо просил: «Не надо из Петра Ефимовича делать диссидента или борца за политическую независимость. Он никогда не считал, что в структуре Советского Союза должны быть резкие политические изменения».

Да и сам Шелест, например, в речи перед руководством Компартии Чехословакии говорил о недопустимости разладов в советском блоке, о том, что нельзя давать свободу «контрреволюционным и империалистическим силам».

Эти неудобные факты не нужны идеологам и пропагандистам анти-России. Они сделали из Шелеста националиста.

Сегодня портрет Шелеста рисуют откровенно антирусскими красками: мол, проукраинская политика Шелеста была неприемлемой для московского руководства, за что он и пострадал.

Самое примечательное, что кампания по превращению аппаратчика Шелеста в националиста началась еще в том далеком 1972 году. Имидж «антисоветского» Шелеста активно раскручивали на Западе, противопоставляя Украину и Москву.

«Вашингтон пост» писала, что Шелест — это «сильная индивидуальность» и его сняли с поста за то, что он будто бы недостаточно боролся с защитниками украинского языка и культуры. Иными словами, тоже поддерживал независимость.

Французская «Ле Монд» рассказывала: устранение Шелеста связано с «борьбой Москвы против украинских свободно мыслящих людей».

Из Шелеста сделали сакральную жертву, пострадавшую за украинский народ, и во всей обширной литературе по «шелестологии» Киев четко противопоставлялся Москве.

Например, в 1975 году украинский эмигрант, профессор украинистики в американском университете в Айове и в Гарварде Ярослав Пеленский опубликовал статью «Шелест и его период в истории Украины (1963–1972): возрождение контролируемого украинского автоно-мизма». Статья рассказывала про «сознательный шаг» Шелеста в сторону украинизации, про его сопротивление московской централизации, про защиту Шелестом прав украинской республики, про его поддержку культурного и экономического развития Украины.

В том же 1975 году в США опубликовали еще одну большую статью о Шелесте под громким названием «Генеральный погром». Здесь партийный аппаратчик Шелест оказался не только «сакральной жертвой», но и вождем «либерально настроенных руководящих партийных кадров». Более того, едва ли не лидером сепаратизма в СССР, потому что его якобы поддерживали партийные руководители других национальных республик, в том числе Грузии и Молдавии.

Эта статья изобиловала художественными красками и литературными описаниями, которые должны вызвать у читателя сочувствие к Украине.

«Шелеста телефонограммой немедленно вызывают прибыть на заседание Политбюро через несколько часов к его началу…

Место в зале заседания ему предложено занять «штрафное», то есть то, которое занимает тот, кто на подобных заседаниях в последний раз. Таков ритуал.

Шелеста обвиняют в местничестве, национальной ограниченности, что порождало будто бы националистическое движение в Украине…»

Как это напоминает современные манипуляционные техники! Ведь никакой читатель не может проверить достоверность информации из высоких кабинетов.

Дальше драма усиливается, читатель чувствует, что «украинская Украина пропала». И ему хочется, чтобы она была свободной.

Приемы пропаганды мало поменялись.

В 1988 году историк голодомора Василий Гришко договорился до того, что назвал Шелеста олицетворением украинско-советского патриотизма и даже придумал под свою концепцию новый термин — «украинский партийно-советский национал-автономизм».

Более неподходящего соседа для Бандеры, чем Шелест, сложно подобрать, но западная пропаганда справилась.

Укронационалисты, диссиденты и ЦРУ слепили из Шелеста национального героя.

Фальшивого, как и положено по «плану Даллеса».

Спустя пять лет после опалы Шелеста, в 1978 году, при президенте Джимми Картере, финансирование антисоветских проектов взлетело до небес. Это связано с деятельностью советника Картера по национальной безопасности, которым стал ярый антикоммунист и русофоб Збигнев Бжезинский, лично знакомый со многими лидерами украинских националистов. Именно на них Бжезинский сделал серьезную ставку в своих планах по ослаблению Советского Союза. Как показала история, он не прогадал.

О каких суммах финансирования шла речь? Об очень солидных.

По сведениям КГБ Украины, ЦРУ, например, в четыре раза увеличило довольствие двум украинским антисоветским организациям: ЗП УГОС и Украинскому конгрессовому комитету Америки (УККА) — с 250 тысяч до миллиона долларов. Деньги шли на расширение антисоветской деятельности: выпуск пропагандистских материалов, проведение акций протеста.

С годами финансирование только нарастало, росло и число получателей грантов.

К 1991 году инфраструктура связанных с Украиной антисоветских организаций только в США включала в себя:

— радиостанции «Свобода» и «Голос Америки», информационную службу США (ЮСИА) с исследовательскими институтами в их составе;

— структуры уже упомянутых Антибольшевистского блока народов и Всемирной антикоммунистической лиги;

— политические структуры ЗЧ ОУН, ЗП УГОС, ОУН(з);

— спонсируемые спецслужбами диаспорные украинские издательства «Пролог», «Сучаснисть», «Смолоскип», «Украинское слово», газеты «Свобода» и «The Ukrainian Weekly». Всего же, по подсчетам исследователей, укро-националисты контролировали 471 периодическое издание на 21 языке мира общим тиражом 250 тысяч экземпляров в год.

Еще были Украинский свободный университет в Мюнхене, Гарвардский институт украинских исследований, Канадский институт украинских исследований, Институт Восточной Европы.

Один только Национальный фонд поддержки демократии США финансировал целую горсть организаций: «Американцы за права человека в Украине», «Фонд Украина — США», Программа Украинской греко-католической церкви, самиздат «Хельсинкской группы», киевское правозащитное общество «Мемориал».

Отдельно фонд оплачивал сбор и издание документов о голодоморе.

Особенный политический вес сумели набрать «Американцы за права человека в Украине». Вначале организация занималась акциями в защиту «украинских политзаключенных» и проводила демонстрации перед представительствами советских организаций в США, а также отправляла американским законотворцам тысячи писем и жалоб якобы от украинской диаспоры с просьбами обратить внимание на «нарушения прав человека в Украине».

Один из руководителей «Американцев за права человека в Украине» на слушаниях в конгрессе США рассказал, что в Советской Украине ситуация с правами человека выглядит особенно печальной из-за нарушения «советским правительством национальных прав, прав народа на свою национальную культуру и язык, права на воспитание собственных детей в собственной традиции».

«Поэтому для украинцев национальные права неотделимы от человеческих прав», — резюмировал он.

Все сильнее и настойчивее с Запада звучали призывы к самостоятельности Украины.

И на главные роли в этом спектакле выбрали украинских диссидентов.

Диссиденты требовались Западу для пропаганды, а они нуждались в Западе, где их печатали и давали им шанс донести свои мысли и идеи до читателя.

Диссидентская тема «нарушений прав человека» стала центральной в антисоветской пропаганде. Она давала работу тысячам американских «политологов» и пропагандистов (интересно, куда пропали все эти борцы за права при массовых нарушениях на том же Донбассе?).

Запад обеспечивал диссидентам печать и информационное сопровождение: интервью, выступления на радио «Свобода», анонсирование новых книг. Иными словами, Запад предлагал им известность. Без Запада большинство диссидентов было обречено на забвение.

Неудобный для диссидентов факт заключался в том, что именно Запад их содержал.

Вопрос, на какие средства жили они и их близкие во время многочисленных «отсидок» диссидентов, не часто поднимается даже в специальной литературе. Более того, вопрос признается неприличным.

Здесь такая же ситуация, как с финансированием укронационалистов. Мол, диссидентов и без того преследовали, сажали за решетку, не давали им работать и печататься, зачем же считать деньги в их карманах?

Как зачем? Потому что это важно, тем более что речь идет о совсем немаленьких суммах.

Евгений Захаров, ныне директор Харьковской правозащитной группы, рассказывал, что с 1974 года диссидентам передавали деньги из Фонда помощи политзаключенным. По легенде, фонд открыли благодаря миллиону долларов, который передал со своей Нобелевской премии писатель Александр Солженицын. По версии Захарова, в фонд делали и другие перечисления — от Солженицына и прочих писателей.

Мы это уже слышали: «збіркою серед діаспори»…

Байка о «кассе взаимопомощи» требовалась, чтобы создать очередную красивую романтическую историю и прикрыть реальные источники денег. По той же схеме радио «Свобода» (по данным КГБ УССР от 1969 года) для прикрытия финансирования ЦРУ якобы получала деньги от фондов Рокфеллера и Форда.

Евгений Захаров не постеснялся раскрыть важные детали, как распределяли диссидентские выплаты.

«Правила были следующие: на ребенка в семье политзаключенного давалось 60 рублей в месяц, давали подарки на Новый год, день рождения, Рождество и Пасху. Также давали средства на поездку на свидание всей семье. Кроме того, еще было много такого, как продукты, вещи и т. д. Были именные посылки.

Чтобы все это работало, нужно было, во-первых, каким-то образом из долларов в Соединенных Штатах сделать советские рубли в СССР Во-вторых, нужно было знать политзаключенных, их семьи, адреса, чтобы люди понимали, как к этому относиться, относительно информации и так далее.

Передавать это регулярно, то есть нужно было иметь людей, как сейчас бы сказали, представителей фонда в областях, которые все это каким-то образом получают, разносят, отчитываются и так далее».

Получается очень интересная картина: прямо под носом КГБ действовала целая система нелегальных финансовых выплат, которая включала в себя незаконный оборот валюты, регулярные отчеты о полученных и потраченных деньгах.

Конечно, Захаров говорит не все.

Приносившие деньги «посредники» были также агентами и идеальными собирателями диссидентских материалов: всех этих бесконечных «хроник», «протестов», заявлений и обращений. «Посредники» переправляли диссидентское творчество на Запад, где его использовали для антисоветской пропаганды.

Получался отлаженный и четкий механизм: диссиденты в обмен на содержание выдавали тонны сырья для пропаганды.

Во время перестройки сотни диссидентов вышли на свободу и открыли для себя новые возможности, которыми не преминул воспользоваться Запад.

Диссидентов нацелили на участие в политике, а их лозунги становились, как правило, националистическими.

В документах КГБ УССР от 1989 года есть любопытные строчки, что «противник в своих подрывных устремлениях» основную ставку делает на возвратившихся из мест лишения свободы украинских националистов, которых насчитывается «свыше 250 человек».

Кажется, не слишком много. Но нельзя забывать: это были закаленные в лагерях люди, получившие «высшее тюремное академическое образование»: навыки публичной политики, идеологических дискуссий, знание истории, а также умения конспираторов.

Диссиденты недолго раскачивались и сразу включились в политику.

Уже в 1987 году недавние политзаключенные основали Украинский культурологический клуб (УКК). Один из его руководителей, Сергей Набока, впоследствии признавался, что слово «культурологический» было ширмой: «Мы все отлично понимали, что это организация антисоветская, антикоммунистическая и националистическая. Но мы намеревались немного обмануть идеологическую власть — и комсомол, и компартию, — и нам это удалось на начальном этапе».

Впрочем, УКК недолго маскировался под культурологическую организацию и быстро снял маску, прямо занявшись политикой. В его изначальной работе «культурология» тоже была шита белыми нитками. Например, УКК направил письмо в Министерство культуры УССР, Киевсовет и Министерство обороны СССР в защиту усадьбы Киевской братской школы и Могилянской академии, во дворе которых были похоронены гетман Украины Петр Конашевич-Сагайдачный и видный путешественник и историк Василий Григорович-Барский. На месте могил планировалось строительство столовой для курсантов военно-политической академии. После обращений УКК строительство отменили, и «культурологи» это подали как крупную политическую победу: ведь под видом заботы об истории они спасли от уничтожения могилу гетмана, который вместе с поляками в годы русской Смуты ходил в поход на Москву…

В 1988 году активисты культурологического клуба пытались провести первый в УССР несанкционированный митинг, посвятив его второй годовщине аварии на Чернобыльской АЭС. Эту попытку пресекли.

КГБ быстро раскусил, что УКК «под видом заботы о сохранении и развитии украинской культуры пытается протаскивать идеи национализма».

Другие организации диссидентов шли той же дорожкой: ширма культуры и борьбы за права человека, на деле пропаганда — антисоветская и националистическая. Иногда слишком напористая.

В украинском «Хельсинкском союзе», куда вошло большинство диссидентов, в конце концов даже отказались от слишком часто звучавшего на собраниях лозунга о самостийности Украины: он отпугивал неполитизированную интеллигенцию.

По мнению одного из знаковых диссидентов, Вячеслава Черновола, независимость Украины, безусловно, является главной целью организации, но пока ее надо формулировать осторожно, чтобы «не потерять авторитет и темп роста ее членов».

«С этой целью на координационном совете принято решение лозунг «самостоятельность Украины» прикрыть пропагандой идей экономической, культурной и другой независимости», — отчитывались по этому поводу в КГБ.

Про Вячеслава Черновола надо рассказать подробнее. Именно он быстро занял лидирующее положение в националистической украинской среде.

При этом Черновол был довольно странным националистом: он ориентировался на интересы не столько Украины, сколько Запада. Как ни старайся, у него не найти ни одного, даже завуалированного, протеста против внешнего, а именно американского, управления Украиной.

Причин — две.

Во-первых, его вторая жена Елена Антонив была региональным распорядителем предназначенных диссидентам и идущих с Запада денег. Несомненно, вся ее деятельность была согласована с Черноволом, и, вполне возможно, именно он и рекомендовал Антонив своим западным кураторам.

Во-вторых, долгое время живя на западные деньги, издаваясь за рубежом и пиарясь через западные СМИ, Черновол был очень тесно связан со своими покровителями и, наверное, даже испытывал к ним благодарность.

Проживи он немного дольше, хотя бы до 2010 года, до конца эпохи Ющенко, ему пришлось бы как-то корректировать и уточнять свою позицию на тему манипулирования украинской политикой Штатами, принявшего невиданный размах. Но Черновол не дожил: он погиб в автомобильной катастрофе в 1999 году.

Справедливости ради надо признаться: как к Черно-волу ни относись, он был самым умным в своем поколении украинских диссидентов. Начальник зоны называл его «зэковским генералом», и честолюбивому Черноволу наверняка нравился этот комплимент идеологического противника.

Черновол был самолюбив и высоко оценивал себя в том числе как лидера националистического движения.

Здесь стоит коснуться распространенного мифа о диссидентах. Нередко можно услышать, что диссиденты были советскими демократами. Это основано на глубоко ошибочном мнении, будто отсидевший в лагерях за свои убеждения антикоммунист автоматически высоко ценит убеждения других людей и борется за свободу слова и далее по списку: свободу вероисповедания, конкуренцию на выборах, права человека.

Это не так. Украинские диссиденты были в основном неприкрытыми националистами и к противоположным мнениям прислушивались неохотно.

Бывший диссидент Семен Глузман вспоминал, как в местах лишения свободы его собратья по несчастью мечтали о будущем Украины. И мечтали вовсе не о демократии, а об украинском фундаментализме: своем превосходстве над любыми другими нациями. «А фундаментализм, неважно какой — арабский ли, украинский ли, еще какой — плох сам по себе», — считал Глузман.

Другой диссидент, Владимир Малинкович, писал, что демократы в украинском диссидентском движении всегда оказывались в меньшинстве, а ядром концентрации общественных сил были диссиденты-националисты.

Модус операнди диссидентского фундаментализма — с подозрением и ненавистью относиться ко всему русскому и русскоязычному, не вспоминать ничего плохого о бандеровцах, фантазировать по поводу «всемирной миссии Украины».

Михаил Хейфец в «Украинских силуэтах» рассказывал про заключенных в советское время диссидентах: «Я внимательно анализировал психологию колониально угнетенных народов (их представители составляли большинство политзэков). Вот вкратце, что я заметил. У национально ущемленных народов выработался комплекс собственной неполноценности, неравенства с обитателями великих метрополий, и потому они подсознательно хотят быть не самими собой, а «как все люди». Потому и национальные идеологи вынуждены поднимать свои народы с колен сильнодействующими средствами, включающими «исключительную древность нашего народа»… Что касается, скажем, украинцев, то меня серьезно уверяли в зоне, что они — потомки гуннов, т. е. народа монголоидной расы».

По другим фантазиям, украинцы происходили от скифов, а книгопечатание у них появилось задолго до первопечатника Ивана Федорова.

Подобный бред с легкой руки диссидентов лег в основу украинского фундаментализма. Благодаря их авторитету кристаллизовалась позиция, что есть только две точки зрения: украинская и неправильная.

Доходило до смешного.

Диссидент-«фундаменталист» Михаил Горынь однажды поинтересовался у представителя Церкви евангельских христиан-баптистов, как он относится к праву наций на свободное развитие. Священник ответил, что для церковной общины это не имеет особого значения и надо помнить слова Христа, что скоро не будет ни иудея, ни эллина. Горынь услышал свое: это все та же не подходящая Украине теория «слияния наций», как была у коммунистов, но «только в религиозной оболочке». Ему даже не пришло в голову, что помимо его точки зрения может существовать и другая.

Спустя двадцать лет украинский фундаментализм поднимет голову и приведет к тотальной цензуре, когда журналистам будут указывать, о чем говорить, как и что показывать, а телеканалы, газеты и журналы разделят на правильные (украинские) и неправильные (московские). Такое «отделение овец от козлищ» было заложено диссидентами, проработано «соросятами» и закончено Зеленским, который попросту закрыл все неудобные ему телеканалы.

Поисками древних украинских предков дело не ограничилось. Кроме прошлого фундаменталисты увлекались будущим и активно обсуждали цели и миссии Украины. Апофеозом поисков станет фраза политика Николая Томенко из окружения Виктора Ющенко. По его словам, Украина должна стоять на страже Европы как щит и спасать «весь мир от рашизма». «Это мессианская роль Украины — быть спасителем мира, гарантом свободы и продовольственной безопасности», — смешал он все в одну кучу.

Но каково звучит? «Мессианская роль Украины».

Все это заложили диссиденты, взращенные на деньги Запада.

Именно они инфицировали нынешних украинцев идеями анти-России.

Следы работы диссидентов-фундаменталистов теперь виднеются во всех современных проявлениях Украины как анти-России: в репрессиях против Украинской православной церкви, в закручивании гаек по отношению к русскому языку, в героизации антироссийских страниц украинской истории, бандеровщины прежде всего, в ненависти ко всему российскому и в мифологизации голодомора.

В годы перестройки Запад уже неприкрыто спонсировал украинских диссидентов. Многие факты сегодня выглядят непрезентабельно. Диссидентам дарили импортные вещи, словно стеклянные бусы дикарям. Одному купили легковой автомобиль «Жигули», другому — японский магнитофон.

Антисоветская западная повестка «прав человека» быстро сменялась националистической.

КГБ УССР отчитывался, что с 1986 года «по каналу туризма и научно-культурного обмена» с Запада принялись засылать на Украину оуновских эмиссаров: в 1986 году прибыло десять эмиссаров, в 1987 году — уже двадцать шесть. Большинство открыто вступало в контакты с националистически настроенными лицами, в том числе диссидентами.

В КГБ отмечали, что основные установки со стороны ОУН нацелены на «подогревание националистических настроений и рост сепаратистских тенденций».

В чем это заключалось? В первую очередь в пропаганде идеи, что проблемы Украины автоматически решатся ее выходом из состава СССР. К идее подбирали «исторические факты», что Украина давно тяготеет к «самостий-ныцким» и «соборницким» основам государственности. Пригодился и раскрашенный в националистические тона Шелест.

Получилось классическое «разделяй и властвуй».

Одним из первых легальных рупоров националистов стала созданная в 1989 году партия «Народный Рух Украины».

8—10 сентября 1989 года состоялся ее учредительный съезд. Среди гостей был один из лидеров польской «Солидарности» Адам Михник. В частном разговоре он удивился обилию звучавших на съезде «спекуляций вокруг национального вопроса». По его словам, все это может в перспективе привести к гражданской войне и распаду Украины. Прогноз многоопытного Михника полностью оправдался в 2014 году, когда руховская идеология фактически стала официальной для Украины и против нее решительно выступил юго-восток страны — Крым, Донбасс, Луганщина.


К сожалению, националистическая идеология «Народного Руха» надолго пережила саму партию, которая оказалось нежизнеспособной.

Второй президент Украины Леонид Кучма впоследствии справедливо отметил, что «звездным часом Руха был по существу только первый час его существования». И дальше: «Ребята из Руха были очень хорошими пропагандистами. Но надо сказать ради справедливости, что перед ними стояла не такая уж трудная задача. Наши люди были давно готовы поверить, что Украина богаче всех в Советском Союзе. Мало кто сомневался, что после выхода из Союза она быстро станет процветающей страной».

Пропагандой все и ограничилось. «Рух» оказался мертворожденной партией и не сумел принять участие в реальной политике. В странах, на которые ориентировались и которым завидовали руховцы, политические партии европейского образца сложились еще до распада СССР и смогли взять на себя ответственность за страну после развала Союза, сформировать власть и проводить нормальную экономическую политику. А «Рух» так и застрял на протопартийной стадии. Он слишком долго шел к тому, чтобы стать официальной партией. А как только стал, немедленно начал разваливаться и раскалываться. После нескольких громких скандалов раздробленные остатки «Руха» вошли в состав других партий и растворились в них.

Недолго удержались на плаву и диссиденты. Их звездный час тоже получился коротким. По сути, они стали жертвой своей собственной подрывной работы.

С их помощью, на основе их идей и мыслей Запад накопил огромный опыт антисоветской пропаганды, научился противопоставлять и разжигать вражду среди народов СССР, искажать историю. Отвечать на такие вызовы Советскому Союзу становилось все сложнее — и особенно на Украине.

Идеологи в Киеве реагировали на диверсии Запада крайне медленно и всегда с оглядкой на Москву, не желая брать на себя ответственность за решения. В результате вечно опаздывали с ответами.

Например, на сотни статей советологов по теме «голодомор — это уничтожение украинского народа» советская украинская историография сначала отвечала табуированным молчанием и только в 1990 году выпустила сборник «Голод 1932–1933 года в Украине: глазами историков, языком документов». Поздно и недостаточно: спустя год СССР развалился.

После развала СССР Запад свернул поддержку диссидентов. Даже Фонд помощи политзаключенным (тот, куда якобы давал деньги Солженицын) фактически упразднили — за ненадобностью.

Получилось некрасиво.

Бывший украинский диссидент Семен Глузман в изданной в 2008 году книге «Рисунки по памяти» пишет: «Лет шесть-семь назад я послал письмо Наталье Дмитриевне Солженицыной. В это время остался без финансирования открытый мною в Киеве медицинский центр для старых лагерников эпохи Сталина и болеющих диссидентов брежневской поры. Просил о какой-либо помощи для этого центра из фонда Солженицына. Обилие общих знакомых и моя специальная известность позволяли мне надеяться на ответ, если уж не на деньги для центра. Мне не ответили. Никто».

История не уникальная. До сих пор журналисты периодически пишут о умирающих в нищете старых диссидентах, которым не на что купить еду. С объективной точки зрения ситуация логичная: с девяностых годов диссиденты перестали приносить Западу пользу и превратились, как в известном фильме Сидни Поллака, если не в загнанных, то в списанных лошадей. Свою печальную роль они выполнили.

Во время перестройки в независимую Украину начался исход украинских националистов с Запада. Они переезжали сами, переносили свои структуры, укреплялись, укоренялись и обрастали «своими людьми».

В Киеве готовились к открытию представительства западных грантовых фондов, в том числе фонда Сороса «Возрождение», к чьим подопечным скоро накрепко прикрепится название «соросята» и которые сыграют заметную роль в превращении Украины в анти-Россию.

Насколько серьезной была поддержка националистов на Украине?

Принято считать, что националисты в основном жили на Западной Украине. Это более или менее верно, но важно уточнить: немалое число тех, кто воевал на Западной Украине против советской власти в годы Великой Отечественной войны, были рассеяны по всей республике. Многим запретили селиться на Западной Украине, и они жили под административным надзором в других регионах республики.

Сколько их было? Сотни тысяч человек.

Об этом можно судить хотя бы по амнистиям, которые советская власть периодически объявляла оуновцам.

12 февраля 1945 года президиум Верховной Рады и Совет народных комиссаров УССР приняли два обращения: к участникам УПА и УНРА с предложением сложить оружие, а к населению западных областей Украины — прекратить противостояние в обмен на полное прощение. За год возможностью воспользовалось более ста тысяч человек.

В 1955 году по инициативе Хрущева реабилитировали граждан, сотрудничавших с оккупантами в годы Великой Отечественной войны. Из мест заключения вышло тоже около ста тысяч украинских националистов.

Еще столько же, по подсчетам историков, вернулось со временем на Украину с Запада, куда они сбежали в годы войны.

Учтем и особенности социальной среды.

По статистическим данным КГБ УССР, в 1972 году только на Украине проживало 132 тысячи участников движения ОУН и УПА и их «активных пособников», около 40 % которых «оставались на враждебных позициях».

По состоянию на август 1981 года КГБ УССР держал в поле зрения более 75 тысяч бывших повстанцев.

Приплюсуем сюда многочисленных родственников — и выживших оуновцев, и уничтоженных в ходе боевых операций. Считается, их было 155 тысяч человек.

Еще приплюсуем близких тех, кого депортировали с Западной Украины в 1944–1952 годах. Еще 203 тысячи.

В общей сложности получится полмиллиона.

В разных документах, где говорится про сторонников оуновцев, самая обычная цифра — десятки тысяч.

В 1965 году секретарь Львовского обкома Валентин Маланчук докладывал в Москву, что в область вернулись свыше 40 тысяч бывших активных участников оуновских банд и членов их семей.

В марте 1968 года первый секретарь Ивано-Франковского обкома партии Яков Погребняк информировал ЦК КПУ, что «начали проявлять себя бывшие оуновцы, а их в области насчитывается больше 40 тысяч человек».

Также надо учитывать, что ОУН еще в 1945–1946 годах разработала тактическую схему «Даждьбог» — план действий подполья в условиях Советской Украины. Он предполагал легализацию националистов и проникновение их в советские органы власти.

Кроме того, подполье проводило активную работу по привлечению молодежи и сумело создать, как теперь понятно, полноценную тайную юношескую сеть.

Понятно, кого-то из юных бандеровцев чекисты раскрыли и осудили. Но логично предположить, что немало их уцелело.

Например, известный украинский поэт Дмитрий Пав-лычко. В 1945–1946 годах он сидел под стражей по обвинению в принадлежности к УПА, но позже стал советским поэтом и был удостоен высших почестей в УССР.


Одна строчка его стихотворения особенно замечательна: «Как родную матерь, я люблю Москву».

После 1991 года Павлычко мгновенно поменял идеологию, стал звериным русофобом и антикоммунистом. Любить Москву как родную мать он мигом перестал.

Невольно задумаешься: а не следовал ли Павлычко схеме «Даждьбога»?

Загрузка...