Неизвестный геноцид: Преступления украинских националистов на юго-восточном пограничье Польши 1939-1946

Алексей Мартынов Центр политологического анализа и технологий, Донецк Украинский полицейский коллаборационизм в контексте фальсификаций истории великой отечественной войны: постановка проблемы

В текущем году прогрессивная общественность отмечает годовщину 65-летия освобождения Украины от гитлеровских оккупантов, и этот памятный юбилей побуждает к дополнительному осмыслению многоаспектного исторического феномена Великой Отечественной войны. Согласно Постановления Верховной Рады Украины № 842-VI от 13 января 2009 г. «О праздновании 65-летия Победы в Великой Отечественной войне и освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков» — центральным и местным органам государственной власти, негосударственным учреждениям и организациям поручено принять максимум мер, чтобы надлежащим образом справить годовщину Великой Победы, сберегать военные мемориалы, проводить воспитательно-патриотическую работу, а также неукоснительно соблюдать базовый Закон Украины № 1684-III от 20 апреля 2000 г. «Об увековечении Победы в Великой Отечественной войне»[682]. Аналогичные требования были изложены в Постановлении Верховной Рады № 1260-VI от 14 апреля 2009 г. «О праздновании 64-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне»[683]. В связи с этим возникает необходимость еще раз обратиться к драматическим событиям истории Украины периода Второй мировой войны, чтобы извлечь из них поучительные уроки для настоящего. Эта задача приобретает особенную актуальность в связи с попытками националистических сил Украины навязать обществу ревизионистский взгляд на события той сложной эпохи и героизировать местных коллаборационистов — движение ОУН-УПА.

Националистическая фальсификация истории давно уже стала своеобразной болезнью украинских гуманитариев. Извращения истории Великой Отечественной войны (вплоть до замены самого этого понятия на «советско-немецкую войну») восходят к началу 1990-х гг., когда украинская историческая наука стала «суверенной». Однако наиболее политизированные и антинаучные формы искажения истории приобрели после «оранжевой революции» 2004 г., когда в украинской историографии прочно закрепилась концепция так называемого «украиноцентризма», которая явилась конъюнктурной политологической схемой, модернизированной версией «украинского интегрального национализма» 1920-1950-х гг. «Украиноцент-ризм» стал административным путем активно внедряться в сферу образования и науки Украины в качестве официальной государственной идеологии. В итоге вся историческая литература, начиная от школьных учебников и заканчивая академическими изданиями, пропагандирует культ нацистских пособников из ОУН-УПА, которые изображаются «борцами за независимость», в отличие от «советских оккупантов» — бойцов Красной Армии и партизан. Преступления ОУН-УПА и факты коллаборационизма этих структур замалчиваются, вместо этого искажается деятельность советских борцов с фашизмом. Националисты выглядят жертвами «московского тоталитаризма», а все компрометирующие их факты замалчиваются, превратно интерпретируются или же отрицаются как «пропаганда Кремля»[684]. Как отмечает российский эксперт Тамара Гузенкова, в переписанной украинской истории Второй мировой войны события на Западной Украине занимают едва ли не центральное место, УПА предстает в образе истинных победителей, на фоне которых вклад Советского Союза в разгром фашизма девальвирован, а победитель — советский народ — выглядит слепым орудием в руках сталинского режима[685].

Характерным проявлением ревизионизма официозной украинской историографии стала презентация в 2005 г. так называемого «Профессионального вывода», который подготовила «рабочая группа историков при правительственной комиссии по изучению деятельности ОУН и УПА». Руководитель рабочей группы заместитель директора Института истории НАН Украины Станислав Кульчицкий и его коллеги представили, по существу, националистическую интерпретацию истории Украины в период Второй мировой войны, обеляя ОУН-УПА от совершенных ими преступлений и популяризуя их в качестве «национально-освободительного движения»[686]. Анализу данных «выводов» посвятили свою работу днепропетровские историки Валентин Иваненко и Виктор Якунин, которые подвергли системной критике работу С. Кульчицкого, отметив, что истинная её цель состояла в том, чтобы:

«Прикрываясь именами известных историков… навязать обществу взгляды, выгодные определенным политическим силам»[687].

Перед этим, в апреле 2005 г., представители историографии «ук-раиноцентризма» — доктора исторических наук А. Гуржий, В. Кучер, В. Король, С. Кульчицкий, А. Лысенко, А. Реент, В. Сергийчук, В. Стецкевич, О. Удод, Ю. Шаповал — обратились с открытым письмом к президенту Украины, премьер-министру и главе парламента, в котором фактически выступили против Организации ветеранов Украины. Своих оппонентов апологеты «украиноцентризма» обвинили в «отстаивании сталинско-брежневской концепции истории войны», предвзятой трактовке войны «сквозь призму компартийногенеральского историописания советской эпохи». Кроме того, авторы открытого письма потребовали от властей вывести председателя Организации ветеранов Украины генерала И. Герасимова из состава Главной редакционной коллегии «Книги Памяти Украины» и в завершение призвали:

«Создать условия для свободного… научного осмысления событий Второй мировой войны, формирования ее ук-раиноцентричной концепции»[688].

В последние годы «бои за историю» приобрели особую остроту, началась протестная активизация антифашистских общественнополитических сил. Так, 16 декабря 2006 г. в г. Киеве в Музее Великой Отечественной войны состоялся Антифашистский форум Украины, на котором представители ветеранских организаций и левых политических партий выступили с протестом против реабилитации нацистских пособников и фашизации украинского общества. В обращении Антифашистского форума Украины в числе прочих содержалось также требование:

«Изъятия из школьных и вузовских библиотек учебников и учебных пособий, допускающих умышленное искажение истории Великой Отечественной войны, освободительной роли Красной Армии в Европе»[689].

Второй Всеукраинский съезд народных депутатов, состоявшийся в г. Северодонецке 1 марта 2008 г., в своей резолюции также указал на недопустимость фальсификаций истории и предоставления неправдивой информации о деятельности нацистских преступников и ОУН-УПА[690]. Наконец, в сентябре 2009 г. во время научно-практической конференции «Вторая мировая война: уроки и значение для Украины», состоявшейся в Харькове, была оглашена Декларация о создании Антифашистского форума Украины как постоянно действующей структуры по противодействию националистическим фальсификациям[691]. Против реабилитации ОУН-УПА выступили украинские общественники Георгий Крючков и Дмитрий Табачник, которые заявили, что:

«Молодое поколение умышленно пичкается неким продуктом, который невозможно назвать даже извращённой версией истории»[692].

В то же время националистические историки — например, Роман Сербин — отрицают Великую Отечественную войну, представляя её поражением украинского народа и восхваляя УПА[693].

Как заметил известный историк, академик НАН Украины Петр Тронько, во многих академических изданиях, вузовских и школьных учебниках указанные годы представлены как период сплошных репрессий, тоталитаризма и диктатуры, «гулагов» и «голодоморов» и т. д. П. Тронько отмечает:

«Такой подход не имеет ничего общего с принципами научной и исторической правды, закрывает дорогу новым поколениям к знанию правды прошлого нашего народа, ведет к формированию нигилистического отношения к жизни и деятельности старших поколений своей Отчизны, деформирует духовность»[694].

О том же пишет представитель Организации ветеранов Украины доктор исторических наук, профессор Юрий Шиловцев:

«Националистические апологеты субъективно интерпретируют события и факты; оценивают их конъюнктурно; позволяют себе препарирование и даже подделку документов. Эти все приёмы, не известные массовому читателю, равно как и учёные звания и научные степени авторов, а тем более высокие марки тех учреждений, где одобряется и широко издаётся литература с позиций “новой концепции” — всё это служит ширмой, которая скрывает антиисторизм, противозаконность, социальную опасность и антинациональность попыток реабилитации ОУН и УПА»[695].

Следует также отметить, что большинство населения Украины не поддерживает курс на ревизию истории Великой Отечественной войны, реабилитацию и популяризацию украинского национализма. Согласно недавним исследованиям известной социологической организации Research & Branding Group, отношение к вооруженной борьбе ОУН-УПА распределилось следующим образом: 44 % опрошенных по всей Украине воспринимают эту борьбу негативно и лишь 20 % позитивно, соответственно на Западной Украине +52 % и - 17 %, в Центре - 41 % и +18 %, на Юго-Востоке - 58 % и +6 %[696]. Таким образом, большинство граждан Украины, особенно жителей Юго-Востока и Центра, негативно оценивают действия ОУН-УПА, и даже на Западе страны 1/5 часть респондентов поддерживает эту позицию. Согласно другому исследованию Research & Branding Group, положительное отношение население к национализму (Запад 63 %, Центр 36 %, Юго-Восток 21 %) явно уступает отрицательному отношению (Запад 24 %, Центр 49 %, Юго-Восток 65 %)[697]. При этом националистами себя назвали 46 % респондентов на Западе, 25 % в Центре и 13 % на Юго-Востоке; не считают себя националистами 47 % респондентов на Западе, 68 % в Центре и 82 % на Юго-Востоке[698].

В целом же исторический ревизионизм и реабилитация нацистских пособников противоречат Закону Украины «Об увековечении Победы…», где в ст. 1 четко указано: «Почтительное отношение к памяти о Победе и ветеранам Великой Отечественной войны является священной обязанностью государства и граждан Украины».

Закон устанавливает: «Недопущение фальсификации истории Великой Отечественной войны в научных исследованиях, учебно-методической литературе, учебниках и средствах массовой информации» (ст. 2). В ст. 8 закона говорится:

«Украина неуклонно соблюдает взятые международные обязательства о недопущении проявлений фашизма в любой форме на своей территории»[699].

Таким образом, националистические извращения истории войны и отрицание её как Великой Отечественной являются прямым нарушением действующего законодательства Украины, не говоря уже о нормах международного права.

Характерной чертой новейших фальсификаций истории на Украине является умолчание преступлений «украинской вспомогательной полиции» — коллаборационистской структуры, созданной нацистскими оккупантами при участии украинских националистов, которая в период гитлеровской оккупации Украины проводила репрессивно-карательную политику оккупантов. Настоящая статья содержит постановку данной проблемы, обоснование её научной и общественной актуальности в свете выше изложенных фальсификаций истории Великой Отечественной войны. Автор частично осветил коллаборационистскую деятельность формирований «украинской полиции» в своём историческом очерке по проблеме ОУН-УПА[700], поэтому в данном случае, опираясь на полученные исследовательские результаты, хотел бы представить историю создания «украинской полиции» и наметить перспективы дальнейшего изучения проблемы.

Как отметил исследователь-антифашист Виктор Полищук из Канады, именно «украинская полиция» стала прообразом вооруженных сил украинских националистов, составив в 1942–1943 гг. ядро УПА Бандеры[701]. В этой связи вполне понятно, почему националистические украинские историки не хотят признавать, что «освободители» УПА вначале были карателями-полицаями, которых с ведома ОУН пособничали гитлеровцам в уничтожении мирного населения. Так, известный историк из националистической диаспоры Орест Субтельный еще в начале 1990-х отрицал массовый характер преступлений «украинской полиции», заявляя:

«При том, что украинские коллаборационисты занимали в нацистском аппарате самые низкие должности, и при монополии СС в проведенных акциях экстерминации евреев, участие украинцев в этих бойнях не была ни широкомасштабной, ни решающей. Если же такое случалось, то в основном это были помощники-полицаи, что загоняли евреев в гетто.»[702].

Между тем документы свидетельствуют, что «украинская охрана» принимала самое активное участие в уничтожении еврейских заключенных в газовых камерах нацистских концлагерей Треблин-ка, Собибор и др.[703] Исследователи Холокоста на Украине Рэй Брэндон и Уэнди Лоуэр подчеркивают:

«“Украинцы были самыми худшими!”. Такое настроение или нечто подобное часто упоминается пережившими Холокост, когда они вспоминают своих мучителей в концентрационных лагерях и гетто во время Второй мировой войны. Иногда по уровню жестокости наравне считается латвийская и литовская полиция и охрана, но, как правило, украинцы в таких случаях выделяются в качестве необыкновенных мучителей»[704].

Для многих «украинских охранников» работа в концлагерях становилась настоящим промыслом, благодаря которому они быстро обогащались за счет имущества уничтожаемых людей[705]. Помимо этого, как свидетельствуют опубликованные сразу же после войны польские документы, украинские коллаборационисты наряду с частями РОА Власова приняли активное участие в подавлении Варшавского вооруженного восстания (1 августа — 2 октября 1944 г.)[706]. В одном из тех свидетельств говорится:

«Вдруг украинец подошел и убил моего двухгодичного ребенка, словно собаку; затем он подошел ко мне с частью немцев и встал мне на грудь, чтобы проверить, живой я или нет»[707].

Другой очевидец из Варшавы сообщал:

«Все мы знали, что ожидает нас здесь; оттуда было невозможно сбежать или откупиться; там была толпа немцев, украинцев (власовцев) и грузовиков»[708].

Как показывает ныне разбираемое дело предполагаемого «украинского охранника» концлагеря Собибор Джона (Ивана) Демьянюка, на Западе преступления украинских коллаборационистов до сих пор выделяются особо[709]. Не меньший резонанс в последние годы получило дело эмигранта Джона (Ивана Калимона), которого подозревают в преступлениях «украинской полиции» во Львове[710]. Ныне Министерство юстиции США намеревается предать суду Ка-лимона, лишенного американского гражданства[711]. Из числа новейших материалов о преступлениях «украинской полиции» следует выделить недавно рассекреченные документы Государственного Архива Российской Федерации (ГАРФ), опубликованные 27 марта 2009 г. на сайте Министерства иностранных дел России. Это протоколы допросов полицаев и Акты Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, где говорится о массовых зверствах «украинской полиции» в населенных пунктах Западной Украины[712]. Тем не менее, официозная украинская историография предпочитает игнорировать факты преступлений «украинской полиции», даже ищет для неё оправдания.

Примером подобных фальсификаций может служить монография украинского историка Валентины Шайкан «Коллаборационизм на территории рейхскомиссариата Украина» (2005). В. Шайкан, с одной стороны, вынуждена признать, что «украинские полицейские и охранные части начали создаваться под контролем и по инициативе, как гитлеровцев, так и ОУН, с самого начала войны»[713], однако стремится обелить эти формирования, совершенно искусственно разделяя их на причастных и непричастных к карательным операциям[714]. Рецензируя работу В. Шайкан, историки В. Иваненко и В. Якунин заметили:

«С одной стороны, авторша будто и признает, что украинское самостийническое движение стало на путь коллаборационизма, но в то же время оправдывает ОУН(б), мотивируя это тем, что сотрудничество с нацистами было для них, дескать, лишь тактикой. <…> Если это научная логика, то что же тогда есть политико-идеологическая предубежденность? По нашему убеждению, именно такие утверждения и есть ничто иное, как “идеологические рудименты” антикоммунизма периода “холодной войны”, которые не имеют ничего общего с наукой»[715].

Отметим, что В. Шайкан полностью следует положениям историков-ревизионистов С. Кульчицкого, В. Сергийчука и др. Подобные интерпретации давно уже укоренились в украинской историографии. Например, историк Иван Дерейко в своей диссертации утверждает, что, не являясь принципиальными сторонниками национал — социализма, украинские полицейские коллаборационисты «так и не стали надежным способом проведения оккупационной политики и опорой нацизма ни в Украине, ни за ее пределами»[716]. Следует отметить, что подобные утверждения имеют много общего с утверждениями эмигрантских националистических авторов. Например, Лев Шанковский писал, что «украинская милиция» (полиция) не принимала никакого участия в гитлеровских преступлениях, а если подобные случаи и были, то их, дескать, совершали набранные немцами уголовники и «москали»[717].

Между тем многочисленный документальный материал неопровержимо доказывает, что в период Второй мировой войны украинский полицейский коллаборационизм служил репрессивнокарательным орудием нацизма, и украинские полицаи сыграли весьма значительную роль в уничтожении мирного населения на оккупированной территории Советского Союза, Польши и в концлагерях. Однако националистические историки сознательно игнорируют эти факты, прибегая, таким образом, к созданию неполной, сфальсифицированной картины деятельности украинских коллаборационистов. Например, эмигрантский автор Владимир Косик опубликовал выдержки из многочисленных немецких архивных документов, стремясь показать, как гитлеровцы репрессировали активистов ОУН в 1941 г. — в основном это сообщения гестапо и айнзатцгрупп о событиях на оккупированной территории СССР[718]. Однако, если сопоставить выдержки из документов В. Косика с данными из тех же самых сообщений айнзатцгрупп, которые опубликовали израильские историки Холокоста Ицхак Арад, Шмуэль Краковский и Шмуэль Спектор, то обнаруживается, что В. Косик опустил множество фактов участия созданной бандеровцами «украинской милиции» (полиции) в расправах над мирным населением в первые дни, недели и месяцы оккупации Западной Украины[719]. Иначе как можно объяснить, что В. Косик наряду с израильскими историками приводит одни и те же сообщения айнзатцгрупп, но в обрезанном варианте В. Косика о массовых преступлениях «украинской полиции» не говорится ни слова? Впрочем, к подобным манипуляциям (вернее, фальсификациям) с фактами и документами прибегают и представители историографии «украиноцентризма».

Достаточно привести пример с интерпретацией печально известной Львовской резни 1941 г., когда возглавляемый Романом Шу-хевичем батальон «Нахтигаль» и созданная ОУН Бандеры «украинская милиция» развязали кровавый террор против нескольких тысяч польского и еврейского населения Львова. Об этом будет сказано ниже, в данном случае лишь отметим, что в изложении B. Косика, а также в «Профессиональном выводе» под редакцией C. Кульчицкого преступления «Нахтигаля» отрицаются под двумя основными предлогами: 1) якобы на заседаниях Нюрнбергского процесса 15 февраля и 30 августа 1946 г. при разборе данного дела «Нахтигаль» не был упомянут; 2) после возникновения в 1959 г. политического скандала вокруг министра ФРГ Теодора Оберлен-дера, бывшего немецкого командира «Нахтигаля», западногерманский суд вынес оправдательный вердикт по этому делу, что было подтверждено прокуратурой Гамбурга в 1966 г.[720] Однако при обращении к первоначальным источникам оказывается, что интерпретации В. Косика и «рабочей группы» С. Кульчицкого являются недобросовестными.

Так, из стенограммы заседания Нюрнбергского трибунала от 15 февраля 1946 г. следует, что советский обвинитель Смирнов представил общие данные о Львовской резне, обвиняя нацистские структуры, а не украинских коллаборационистов[721]. Такую же общую картину Львовской резни на заседании Нюрнбергского трибунала от 30 августа 1946 г. представил советский обвинитель Руденко, но в его выступлении был один примечательный штрих:

«Перед тем как немецкие войска оккупировали Львов, подразделения гестапо имело в своем распоряжении списки ведущих представителей львовской интеллигенции, которые подлежали уничтожению»[722].

Между тем известно, что еще в декабре 1940 г. был принят «единый генеральный план повстанческого штаба ОУН», в котором среди прочего говорилось:

«Составляем “черные списки”, план выступления в первую ночь. Надо в ту же ночь ликвидировать всех, занесенных в “черные списки”, чтобы лишить врага людских резервов (организаторов вражеской диверсии и т. д.). А также углубить панику»[723].

Итак, во время Львовской резни гитлеровцы и «украинская полиция» вполне могли действовать по «черным спискам» банде-ровцев. Наконец, говоря о заседаниях Нюрнбергского трибунала 15 февраля и 30 августа, В. Косик и С. Кульчицкий почему-то промолчали относительно заседания 21 августа 1946 г., на котором было заявлено, что «немецкий вермахт 1 июля 1941 г. совершил массовое убийство во Львове. 2 июля 49-й горный корпус предпринял шаги против дурного обращения местных украинцев с евреями»[724]. Не это ли ключ к решению вопроса? Ведь известно, что именно «Нахтигаль» и «украинская милиция» первыми начали массовые убийства во Львове, так что немцы даже вынуждены были частично распустить милицейские формирования, чтобы избежать беспорядков. Немецкий историк Вальтер Брокдорф в работе «Тайные отряды Второй мировой войны» (Мюнхен, 1967) подчеркнул:

«Немецкие солдаты, ожидавшие приказа о наступлении, с ужасом освобождали дорогу украинцам. “Нахти-галевцы” взяли в зубы длинные кинжалы, засучили рукава гимнастерок, держа оружие на изготовку. Их вид был омерзителен, когда они в 23.00 29 июня 1941 года бросились в город. Словно бесноватые, громко гикая, с пеной на устах, с вытаращенными глазами неслись украинцы улицами Львова. Каждый, кто попадался им в руки, был жестоко казнен.»[725].

А вот что говорится в донесении начальника полиции безопасности и СД от 18 августа 1941 г. указано:

«Украинская милиция не прекращает разорять, издеваться, убивать. Поляки приравнены к евреям, и от них требуют носить повязки на руках. Во многих городах украинская милиция создала такие подразделения, как “Украинская служба безопасности”, “Украинское гестапо” и т. п. Городские и полевые коменданты частично разоружают милицию»[726].

Итак, к августу 1941 г. даже нацисты посчитали «акции» банде-ровских полицаев чрезмерными.

О причастности украинских коллаборационистов к Львовской резне пишут многие зарубежные авторы, но украинская националистическая историография предпочитает замалчивать эти данные. Приведем лишь несколько примеров из многих подобных работ. Так, немецкий историк Норберт Мюллер и британский Уилл Фаулер прямо говорят о причастности «Нахтигаля» к истреблению населения Львова[727]. Об участии «украинцев» (понятно, что националистов) во Львовской резне пишет американский исследователь Ричард Брейтман с коллегами, которые опираются на данные американских спецслужб, рассекреченные в рамках закона США 1998 г. о разоблачении нацистских военных преступлений (Nazi War Crimes Disclosure Act 1998)[728]. Заметим, что Р. Брейтман опубликовал ряд примечательных фактов сотрудничества украинских коллаборационистов со спецслужбами США после Второй мировой войны: среди основных фигурантов называется бандеровец Николай Лебедь, который создал «украинскую милицию» (полицию) в 1941 г.[729] Р. Брейтман пишет следующее:

«Дела ФБР по нацистским коллаборационистам в Соединённых Штатах являются важным источником информации о военной и послевоенной деятельности этих фигур, большинство которых особенно не упоминаются. Например, о деятельности Лебедя военной эпохи в записях ФБР информации больше, чем в записях самого Германского Генерального Штаба»[730].

Наконец, в недавнем исследовании Холокоста, которое опубликовал историк Сол Фридлендер, констатируется, что в издевательствах и убийствах, произведенных в начале оккупации Львова, наряду с нацистами приняли участие вспомогательные отряды ОУН Бандеры[731]. Еще раз отметим — это лишь немногие примеры из общего числа зарубежных изданий, где упоминаются львовские преступления «Нахтигаля» и бандеровской «украинской милиции».

Что же касается второго довода В. Косика — С. Кульчицкого — о том, что немецкие суды якобы опровергли причастность «Нахти-галя» к Львовской резне, — то данная интерпретация также не соответствует истине. В 1959 г. Боннский суд действительно «выгородил» Оберлендера, как члена правительства ФРГ, однако признал:

«.На основании расследований нельзя исключить, что украинские члены батальона “Нахтигаль”, имена которых не установлены, приняли участие в побоищах и убийствах.».

И далее в прокурорском выводе говорилось:

«Эта акция была направлена, согласно подготовленным планам, против еврейских жителей Львова, против членов и приверженцев коммунистической партии и против определенного количества польской интеллигенции, в том числе и прежде всего против профессоров Львовского университета. Массовые аресты были проведены с помощью украинской милиции, созданной из членов разных национально-украинских групп»[732].

Таким образом, суд ФРГ не только не опроверг, но подтвердил ответственность «Нахтигаля» за убийства поляков во Львове. Установление прокуратурой Гамбурга в 1966 г. того факта, что эти казни совершались по приказу бригаденфюрера СС Шенгарта, нисколько не противоречит фактам участия украинских националистов в резне, которые действительно орудовали совместно с гитлеровскими оккупантами и в осуществление их приказов. Вот что говорилось в документе гамбургского прокурора ван Белова от 2 мая 1966 г.:

«Поиски внутри и вне страны привели к следующим заключениям. Лемберг был взят немецкими войсками 30 июня 1941 г. Перед своим отступлением Красная Армия расстреляла около 3.000 заключенных, в основном украинских националистов, в Лемберге во дворе Бригидки и Лонской тюрьме. Обнаружение этих мертвецов привело к распространению эксцессов против еврейского и коммунистического населения в первые дни немецкой оккупации. Украинская милиция и “украинская освободительная армия” приняли участие в этих беззакониях, которые также сопровождались произвольными убийствами»[733].

Таким образом, вопреки конъюнктурным националистическим измышлениям, факты свидетельствуют, что коллаборационистская «украинская полиция» в структурном отношении родилась во время Львовской резни в июне-июле 1941 г., а её прототипом выступил батальон «Нахтигаль», сформированный гитлеровцами из активистов ОУН Бандеры. «Украинская полиция» изначально проявила свою террористическую сущность, будучи применена в охранных целях и в нацистских акциях уничтожения.

Батальон «Нахтигаль» ворвался во Львов на рассвете 30 июня 1941 г., и в тот же день бандеровцы провозгласили «Акт независимости Украины». В этом Акте говорилось:

«Восстановленная Украинская Держава будет тесно взаимодействовать с Национал-социалистической Великой Германией, что под руководством Адольфа Гитлера создаёт новый порядок в Европе и мире и помогает украинскому народу освободиться из-под московской оккупации».

И далее объявлялось, что в борьбе против «московской оккупации» будет участвовать «украинская национальная революционная армия»[734]. Кадрами этой «украинской армии» считались батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», а основу ее должны были составить отряды «народной милиции», которая начала повсеместно создаваться бандеровцами. Еще в июне 1941 г. краевой провод ОУН Бандеры издал приказ о содействии создававшихся частей «украинской армии» (полиции) гитлеровским войскам как «союзникам», а также о занятии этими частями путей сообщения, предприятий и других объектов в оккупированных немцами населенных пунктах[735].

Украинские националисты с первых же дней оккупации постарались реализовать свою «государственную политику». Даже сочувствовавший ОУН американский историк Джон Армстронг признал:

«Теория и учение националистов были очень близки к фашизму, а в некоторых отношениях, таких как отстаивание “чистоты расы”, не далеко ушли от первоначальных фашистских доктрин»[736].

Вполне логично, что заявив о «самостийности», бандеровцы сразу же развязали террор против «врагов украинской нации». В июне 1941 г. «премьер» Ярослав Стецько прямо писал Розенбергу:

«Москва и жидовство — это самые большие враги Украины и носители разлагающих большевистских интернационалистических идей. Поэтому настаиваю на уничтожении жидов и целесообразности перенесения на Украину немецких методов экстерминации жидовства»[737].

Потом, уже после войны, Стецько в своих мемуарах заявит, что «украинская милиция», дескать:

«Тщательно заботилась о том, чтобы не допускать украинцев в антижидовские, а на ЗУЗ [западно-украинские землях] также антипольские погромы. Ни при каких условиях и ни в какой ситуации украинская милиция, сколько она находилась под влиянием ОУН, никогда не вовлекалась в противожидовские эксцессы, которые ОУН принципиально осуждала и осуждает»[738].

Однако устроенные бандеровцами этнические чистки — известный и неопровержимый исторический факт. Например, в Ровенской области тогда распространялись объявления:

«Украинский Народ!. Сегодняшнее сражение ведём под предводительством нашего и твоего вождя Степана Бандеры. Бери в свои руки различное правление, всю власть. Знай: Москва, Польша, венгры, жиды — это твои враги! Уничтожай их! Твоим руководством является Провод украинских националистов на материнских украинских землях»[739].

В связи с событиями Львовской резни сошлемся ряд зарубежных свидетельств.

Очевидец Холокоста Давид Кагане в «Дневнике Львовского гетто» (1978) так сообщает об этих расправах:

«Началась бесовская игра. Немцы хватали евреев прямо на улицах и в домах и заставляли работать в тюрьмах. Задача поимки евреев, кроме того, была возложена на только что созданную украинскую полицию»[740].

О зверствах «украинской полиции» во Львове в июле 1941 г. подробно пишет также американский исследователь Кристофер Симпсон:

«.Полицейские и милицейские силы, предположительно под командованием министра полиции Лебедя, днями и ночами совершали облавы на безоружных мужчин и женщин, публичные вешания, избиение и другие виды насилия. Евреев Львова арестовывали, предавали пыткам и расстреливали в больших количествах как отряды ОУН, так и немецкие айнзацкоманды. Их самые популярные кличи “Да здравствует Адольф Гитлер и Степан Бандера!”, “Смерть евреям и коммунистам!”. Полицейские и милицейские части ОУН безнаказанно насиловали польских и еврейских женщин; польских профессоров сгоняли, избивали и истребляли, а украинские национал-экстремисты участвовали в массовом уничтожении евреев в газовых камерах недалеко от города»[741].

Историк Холокоста Рубен Эйзенштейн приводит следующие данные об «украинской милиции» ОУН:

«Стецько и Бандера провозгласили создание “свободной Украины” и организовали 31.000 милицейских сил. Милиция играла наиболее значимую роль в осуществлении мероприятий айнзацкомманды, исполняя задачи геноцида и террора вплоть до середины августа. Затем милиция была расформирована, а 3 000 головорезов получили разрешение вступить в украинскую вспомогательную полицию, которая выполняла такую же отвратительную роль в истреблении евреев Восточной Европы»[742].

Итак, «украинская полиция» ясно позиционировала себя в качестве террористической организации фашистского типа, за что её создатель Лебедь удостоился личной благодарности от командира «Нахтигаля» Оберлендера. Об этом известно из письма Оберлендера, писанного 14 июля 1941 г. со Львова начальнику 2-го отдела Абвера полковнику Эрвину Лахузену в Берлин. Оберлендер заявил Лебедю, что:

«Ранее проводившаяся им работа высоко оценивается начальником полиции безопасности и службой безопасности во Львове».

В ответ на похвалу, пишет далее Оберлендер Лахузену:

«Лебедь заверил меня, что он охотно предоставляет себя в наше распоряжение в интересах совместной борьбы против большевизма и еврейства»[743].

Если украинские коллаборационисты не участвовали во Львовской резне, за что же нацистам через две недели оккупации города благодарить бандеровцов? И как понимать заверения Лебедя о готовности к «совместной борьбе против большевизма и еврейства» — ведь методы этой борьбы вполне известны? Как же тогда понять следующий пассаж в «выводах» С. Кульчицкого и его коллег:

«Обвинения националистов в коллаборационизме разбиваются одним коротким тезисом: понятие “коллаборационизм” всегда связано с сотрудничеством двух сторон — господствующей и подчиненной. Если нет одной из сторон, то нет и коллаборационизма»[744].

Как видим, сотрудничество украинских националистов с нацистами таки было, причем довольно обширное, и «украинская полиция» с первых дней оккупации Западной Украины сыграла в этом большую роль.

Украинский полицейский коллаборационизм продолжался и далее, до конца гитлеровской оккупации Украины. Американский исследователь Кевин Раффнер на основании рассекреченных документов ЦРУ пишет следующее:

«Борьба между вермахтом и Красной Армией пробудила и разожгла давнее соперничество и ненависть на Украине; многие украинцы презирали поляков и евреев так же, как советских коммунистов. Украинцы служили в немецкой армии и были причастны к нацистским зверствам на Восточном фронте»[745].

И далее К. Раффнер подчеркивает:

«Бандера заслужил свирепую репутацию за проведение “власти террора” во время Второй мировой войны. Он возглавлял самую большую фракцию ОУН (которая раскололась в начале войны), Андрей Мельник возглавлял меньшую. Обе фракции перед войной участвовали в террористической деятельности против польских чиновников, затем украинские националисты вступили в союз со своими нацистскими “освободителями” в течение первых дней операции “Барбаросса” в 1941 г. Даже когда энтузиазм ОУН поубавился, после того как нацисты отказались поддержать украинские приготовления, многие украинцы до конца войны продолжали воевать по одну сторону с немцами»[746].

Этот факт подчеркивает и выше упоминавшийся исследователь Холокоста Уэнди Лоуэр, который отмечает, что вследствие недостатка полицейских сил гитлеровцы «скоро сообразили, что украинцам и местным этническим немцам можно было доверить содействие в убийстве, и что немногие в рамках немецкой администрации будут открыто сопротивляться массовому убиению»[747]. Так, каратели из «украинской полиции» участвовали в событиях в Бабьем Яру Киева осенью 1941 г., о чем, в частности, свидетельствуют протоколы допросов самих полицаев, изобилующие жестокими подробностями этих казней[748]. Затем части «украинской полиции» отметились в многочисленных карательных операциях на оккупированной территории Украины и Белоруссии, борясь с партизанами и уничтожая мирное население. Из числа подразделений «украинской полиции» наиболее известны 118-й и 201-й батальоны. 118-й украинский полицейский батальон 22 марта 1943 г. участвовал в уничтожении печально известной белорусской Хатыни, где погибло около 150 человек, из них 75 человек детей. Недавно в Минске вышел сборник документов, где подробно изложено расправа украинских полицаев в Хатыни[749].

201-й украинский полицейский батальон известен, прежде всего, тем, что его капитаном был активист ОУН Бандеры Роман Шу-хевич, который указом «оранжевого» президента Виктора Ющенко от 12 октября 2007 г. получил звание «Герой Украины». Именно поэтому украинские историки-фальсификаторы всячески скрывают, чем занимался «герой» Шухевич в 1942 г. в Белоруссии. 201-й батальон «украинской полиции» был сформирован осенью 1941 г. на базе подразделений «Нахтигаль» и «Роланд», входивших до того в диверсионный полк Абвера «Бранденбург-800». Подписав контракт с гитлеровцами, подчиненные Шухевича в составе 201-го батальона были направлены в Белоруссию, где им поручили охранять рейхскомиссара Вильгельма Кубе, а также проводить «зачистку» местности от партизан. В течение 1942 г. полицаи 201-го батальона проводили карательные операции в Белоруссии, пока, наконец, партизаны не нанесли им большие потери, что заставило Шухеви-ча и его соратника майора Евгена Побигущего возвратиться в Галицию. Тем не менее, шуцманы 201-й батальона получили «благодарность» от своего непосредственного начальника — генерала СС фон дем Бах-Зелевски, который по приказу Гиммлера руководил айнзацгруппой «В» и проводил карательные операции в Белоруссии. Как вспоминал потом Побигущий, фон дем Бах назвал 201-й батальон лучшим из всех охранявших средний тыл Восточного фронта. Многие кадры батальона, получившие «боевой опыт» в карательных операциях, вскоре стали видными деятелями УПА — например, тот же Шухевич. Побигущий пошел служить майором в дивизию СС «Галичина»[750].

Таким образом, и в дистрикте «Галиция», и в рейхскомиссариате «Украина», и даже в оккупированной Белоруссии «украинская полиция» исполняла роль репрессивного инструмента СС и утверждала оккупационный режим, принимала участие в гитлеровском геноциде населения Советского Союза. Активисты ОУН наподобие Шухевича были непосредственно причастны к этим преступным деяниям. Как показал впоследствии соратник Шухевича по 201-му батальону Александр Луцкий, ОУН стремилась засекретить свое участие в этих акциях:

«.Было получено указание — находясь на востоке, т. е. в Белоруссии, тщательно скрывать от местного населения, что мы являемся членами организации украинских националистов, тем самым скрывать компрометирующую ОУН связь с немцами. Мы должны были выдавать себя за украинцев, насильно мобилизованных немцами. Во взаимоотношениях с местным населением — вести себя хорошо, стремясь завоевать его доверие»[751].

Приобрести доверие белорусского населения националистическим карателям так и не удалось, однако компрометирующий характер своей деятельности под руководством СС они хорошо сознавали. Эта боязнь разоблачения передалась их современным идейным наследникам, которые также получают указания от своих патронов тщательно скрывать от населения Украины правду о деятельности «героя» Шухевича и его 201-го батальона в оккупированной Беларуси. Ведущий сотрудник Института истории НАН Беларуси Алексей Литвин, исследовавший преступления «украинской полиции» на территории республики, пришел к следующим выводам:

«Материалы архивных фондов однозначно свидетельствуют: украинские полицейские формирования запятнали себя тяжкими кровавыми преступлениями на белорусской земле. Давно назрела необходимость подготовить комплексное исследование о военно-полицейских формированиях, действовавших в годы войны на оккупированной советской территории на стороне Германии. Это не только поможет полнее осветить события того времени и глубже осознать сложные военно-политические процессы Великой Отечественной войны, но и будет препятствовать возникновению различных околоисторических спекуляций и мифов»[752].

Остается лишь присоединиться к таким пожеланиям. Преступления «украинской полиции» в Белоруссии в данном случае выделены не случайно, поскольку белорусская «эпопея» украинских коллаборационистов является одним из наиболее существенных актов её участия в гитлеровском геноциде населения СССР. Поскольку украинская националистическая историография этот вопрос совершенно замалчивает, исследование преступлений «украинской полиции» в Белоруссии можно считать одной из приоритетных задач при разборе данной проблемы. Американский исследователь Мартин Дин на основании множества фактов доказал, что украинские и белорусские полицейские коллаборационисты сыграли важнейшую роль в уничтожении советского мирного населения, он констатирует:

«Значение украинской и белорусской полиции в осуществлении Холокоста можно усмотреть из того факта, что в этих преобладающих сельских территориях во время убийств летом и зимой 1942 г. они соотносились с жандармами как пять к десяти»[753].

Монография М. Дина, изданная еще в 2000 г., до сих пор замалчивается официозной украинской историографией и не используется при освещении указанной темы.

Итак, уже краткий обзор деятельности «украинской полиции», с учетом предыстории ее образования, указывает на два неопровержимых факта: 1) непосредственное отношение к созданию полиции имела ОУН, члены которой участвовали в гитлеровском геноциде мирного населения; 2) сама полиция была репрессивным орудием нацистов, при помощи которого оккупанты терроризировали советских граждан, принуждая их к работам либо вывозя в Германию, а также боролись с партизанским движением. Коллаборационистская полиция на оккупированной территории СССР в ноябре 1941 г. получила название «вспомогательной службы полиции порядка» (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei) и была подчинена шефу германской полиции и СС рейхсфюреру Гиммлеру[754]. Но еще 17 июля 1941 г. был издан приказ Гитлер о полномочиях рейхсфюрера СС на Востоке, где говорилось:

«Полицейское обеспечение оккупированных восточных областей является обязанностью рейхсфюрера СС и начальника немецкой полиции»[755].

Таким образом, украинские полицаи фактически были эсэсовцами, подчиняясь руководству СС и полиции и выполняя его указания. Как заметил исследователь СС Гордон Уильямсон:

«Многие украинские вспомогательные части заслужили себе такую страшную репутацию, от которой волосы встают дыбом, — таким зверским было их обращение с мирным населением. При проведении операций по выявлению и ликвидации евреев они часто действовали рука об руку с эйнзацкомандами. Солдаты немецких частей, взаимодействовавших с ними, не испытывали к ним ничего, кроме презрения»[756].

В батальоны «украинской полиции» вошли десятки тысяч коллаборационистов, часть их которых составляли активисты ОУН. Здесь следует отметить, что далеко не все участники «украинской полиции» были националистами, и жестокость полицаев следует объяснять не только идеологическим влиянием ОУН, но также преобладающим нацистским влиянием. Будучи частью карательного аппарата СС, «украинская полиция» напрямую несет ответственность за преступления против мира и человечества, совершенные на территории Украины. Напомним, что в Приговоре Международного Военного Трибунала в Нюрнберге четко указано:

«Невозможно выделить какую-либо часть СС, которая не принимала бы участия в этой преступной деятельности. При совершении зверств в оккупированных странах и истреблениях евреев там также широко использовались различные части полиции СС. Центральная организация СС осуществляла верховное руководство над деятельностью этих различных соединений.»[757].

Закон Украины № 962-XII от 17 апреля 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий» (ст. 2) также не позволяет оправдывать лиц, судимых за «измену Родине, шпионаж, диверсии, вредительство, саботаж, террористические акты; — преступления против человечества и человечности, карательные акции относительно мирного населения, убийства, истязания граждан и пособничество в этом оккупантам в период Великой Отечественной войны»[758]. В условиях происходящих на Украине процессов реабилитации украинского коллаборационизма формирования «украинской полиции», положившие начало вооруженным подразделениям ОУН-УПА, должны получить объективную и справедливую историческую и морально-политическую оценку.

В перспективе автор считает необходимым комплексно рассмотреть коллаборационистскую деятельность формирований «украинской полиции» на территории дистрикта «Галиция» Польского генерал-губернаторства рейха, в рейхскомиссариате «Украина» и в генеральном округе «Белоруссия». Также представляет целесообразным изучение соответствующих деяний 14-й дивизии ваффен СС «Галиция», которая имела в своем составе полицейские полки и применялась в карательных операция, например, в печально известной ликвидации Гуты Пеняцкой в Тернопольской области в феврале 1944 г.[759] Кроме того, для комплексного исследования проблемы необходимо также исследование преступлений подчиненной СС «украинской охраны» в концлагерях на территории СССР, Польши и Рейха. Указанные задачи выполнимы при условии объективной интерпретации источников и учета имеющихся наработок зарубежных исследователей, которые — как показывает, в том числе, и настоящая работа — полностью замалчиваются украинской националистической историографией из конъюнктурных целей. Полезно также выявление новых либо мало известных архивных документов и их приобщение к штудиям. Важно учитывать региональный аспект украинского полицейского коллаборационизма, различать его местные вариации, но при этом рассматривать в общем контексте проблемы ОУН-УПА. Изучение истории «украинской полиции» является неотъемлемым условием для полноценного анализа украинского националистического движения во время Второй мировой войны.

Адольф Кондрацкий Институт истории НАН Украины Волынская трагедия глазами ученых независимой Украины

Этот эпиграф, как мне кажется, лучше всего раскрывает идею данной статьи.

Обращаю внимание на то, что при подготовке настоящей работы были использованы труды историков, проживающих на территории Украины, и они не претендуют на безошибочность суждений. В период после обретения Украиной независимости, современные историки и политологи практически впервые получили возможность обратить внимание и ознакомиться с той обойденной молчанием в эпоху коммунистического тоталитарного режима проблемой, которой явилась волынская трагедия, — один из самых кровавых братоубийственных конфликтов между поляками и украинцами в годы Второй мировой войны.

В наше время, к сожалению, эта трагическая страница истории Украины и Польши трактуется совершенно по-разному. С одной стороны, провозглашается, что это была этническая чистка, организованная украинскими националистическими группировками. С другой стороны, в свою очередь, выдвигается утверждение, что это была расплата, акция возмездия Украинской Повстанческой Армии (УПА), созданной в 1943 году Организацией Украинских Националистов, за насильственные действия, совершавшиеся Армией Крайовой в отношении украинского гражданского населения. Кроме того, поляки обвиняются в сотрудничестве с гитлеровцами, совескими партизанами, и прочих «грехах».

В настоящее время, вопреки законодательству Украины, продолжается интенсивный процесс реабилитации бевших функционеров ОУН-УПА. В западных регионах страны органы местной власти выдают боевикам ОУН-УПА удостоверения участников боевых действий в ходе Второй Мировой войны и реабилитируют их на основе пунктов I и III закона «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине» [ «Про реабiлiтацiю жертв полiтичних репресiй в Украiнii» ], и признают за ними право на материальные и социальные льготы.

Для того чтобы придать этому беззаконию исторический флер, постановлением № 1004 кабинета министров Украины от 12 сентября 1997 года даже была создана Комиссия по делам изучения деятельности Украинской Повстанческой Армии [Урядова комiсiя з вывчення дiяльностi ОУН-УПА]. Практическое воплощение, реализацию этой идеи поручили группе профессиональных историков Украины. Руководителем этой группы стал бывший заместитель директора Института истории Академии Наук Украины профессор С.В. Кульчицкий, специалист в области истории Украины XIX–XX веков, известный тем, что всегда поступает в зависимости от политической ситуации. Рабочая группа была сформирована из историков и архивистов разных поколений. Некогда эти люди верой и правлой служили советской власти. Сегодня они эту власть критикуют.

Это сообщество искушенных и молодых историков приступило к выполнению государственного заказа. Сначала работы двигались медленно. Было выявлено много «белых пятен», подготавливались отчеты и материалы, и в 2005 году появились документы, подводящие итог исследований по вопросу «белых пятен».

Если отбросить большое количество фактов и документов, сопровожденных научными комментариями, в которых правда переплетается с неправдой, остается нечто вроде итогового «соломонова решения» — вина в одинаковой мере лежит на обеих сторонах. Каждый остался при своей версии исторической правды. При этом исследователей не трогает факт, что на Волыни исчезло самое большое из национальных меньшинств — поляки. Территория региона была очищена от поляков.

Руководитель рабочей группы, подводя итог проделанной работе, пишет, что не всем авторским коллективом удалось прийти к единому мнению[760].

И словно наперекор всему в 2007 году было объявлено, что президент Украины награждает Романа Шухевича и его сына Звездой Героев Украины. Как известно, Украина является стратегическим партнером Польши, а между тем, одному из организаторов этнических чисток на Волыни присваивают самое высокое звание — Героя Нации. В 2010 году Героем Украины становится Степан Бандера. Если члены рабочей группы еще испытывали какие-то угрызения совести, то таковых точно не испытывал, восхваляя ОУН-УПА, профессор Киевского Национального университета имени Тараса Шевченко В. Сергийчук. Это его заслугой является введение в научный обиход богатого фактографического материала из специальных архивов Украины, относящегося к деятельности ОУН-УПА и лидера этой формации Р. Шухевича, которого Сергийчук нарекает именем «Прометея украинского сопротивления».

В своих работах, посвященных волынской проблематике, Сер-гийчук силится доказать, что польско-украинские «недоразумения» были спровоцированы иностранными агентами из-за Сана, а резня на Волыни явилась акцией возмездия украинцев в отношении поляков. Сергийчук утверждает, что сотрудничество украинских атаманов с гитлеровцами было вынужденным. Руководители ОУН и УПА надеялись, что при помощи гитлеровцев им удастся создать самостоятельное украинское государство. Этот аргумент, разумеется, насквозь лжив. Разве Бандера и Шухевич не знали «Mein Kampf» и работ Альфреда Розенберга, в которых славянам предрекалось физическое уничтожение, а тем, кто выживет, судьба рабов на всех оккупированных территориях вплоть до Урала?[761]

Возможно, что руководители ОУН и УПА считали себя не украинцами, а потомками германских готов.

Нормальному человеку трудно понять мечты, о которых идет речь в документах спецархивов. Например, мечту о Третьей мировой войне. Неужели Бандера и Шухевич надеялись, что они спасутся от огненного шторма водородных бомб, от радиации, выживут в своих схронах, а затем на пепелищах миллионов соотечественников постоят независимую Украину?

Хочет этого Сергийчук или нет, но эти опубликованные документы свидетельствуют, что верхушка ОУН-УПА прошла агентурное обучение в разведшколах Третьего Рейха, получала от него финансовую помощь, вооружение, а также имела немецкие воинские звания — вахмистров, обер-лейтенантов, капитанов и т. д.

Из украинцев в структурах СС были сформированы дивизии и батальоны, которые четко реализовывали политику репрессий и выполняли карательные и охранные функции на территории Украины и за ее пределами. Можно ли это сравнить с мифическим польским батальоном, о котором идет речь в документах. Опираясь именно на них, Сергийчук старается доказать факт активного сотрудничества поляков с оккупантами. Он пишет, что в настоящее время определенные круги в Польше, среди них историки Эдвард Прус, Владислав и Ева Семашко, Виктор Полищук, ведут широкую пропагандистскую компанию с целью очернения УПА. Сергийчуку очень импонирует расистская, проникнутая патологической ненавистью к полякам работа Зубенко, отрывки из которой он цитирует в своих сочинениях.

Вызывают вопросы также численные данные, относящиеся к потерям с обеих сторон — 248 155 человек, в т. ч. 140 000 - 165 000 поляков. Так оценивает потери В. Сергийчук[762]. Если в определенный период он только теоретизировал, то в последнее время принимает участие также в выступлениях против инакомыслящих. Примером может служить провокация в Украинском Доме в апреле 2010 года.

Другие украинские историки, за исключением Л. Зашкильняка и М. Крикуна, приводят следующие данные: 76 000 поляков и 35 000 украинцев[763]. Даже при поверхностном взгляде на данные о последствиях братоубийственных боев на Волыни, рождается вопрос: почему в течение нескольких десятков лет совместных поисков и научных исследований нельзя было установить точного числа погибших, и почему расхождения данных столь велики? Вот задача для историков — исследовать и тщательно проанализировать весь феномен, чтобы выяснить это вопрос.

В сложившейся ситуации, когда готовится закон по проекту прежнего президента Украины об уголовной ответственности за отрицание Голодомора, становится небезопасно критиковать лидеров ОУН и УПА, ведь это свидетельствовало бы о существовании иной точки зрения на трагедию Волыни.

К числу таких смельчаков относится редактор журнала «История в школе» Юрий Войцеховский. Об этих проблемах он рассказывал методистам и учителям средних школ Украины. Нашими украинскими «полищуками» можно также назвать профессоров Анатолия Чайковского и Игоря Ильюшина, которые внесли ценный вклад в борьбу с мифами, связанными с ОУН-УПА.

Антиоуновская позиция представлена в левой и еврейской печати, а также в продукции некоторых региональных издательств, особенно в восточных и южных регионах Украины.

Сердце замирает, когда мы читаем задокументированные факты и подробности преступлений ОУН-УПА, о которых пишут газеты и журналы на Украине в канун столетия со дня рождения Р. Шухевича. В своей статье во влиятельной украинской газете «Зеркало недели», Ю. Шаповал приводит факты, отраженные на интернет-сайте Партии Регионов, в т. ч. о том, как в пятидесятую годовщину Шухевича УПА преподнесла ему в подарок три головы замученных поляков[764].

Необходимо также упомянуть о спланированной резне поляков на Волыни, где были зверски убиты 120 000 этнических поляков.

Вопреки фактам, бывший работник Института истории КПСС при Центральном Комитете Коммунистической партии Украины (а сегодня работник другого научного института), оценивает Р. Шу-хевича, как выдающуюся личность, а газета «Век» упоминает, что в 201-м штрафном батальоне, подчинявшемуся генералу СС Эриху фон дем Бах-Залевскому, палачу Варшавы и Белоруссии, Роман Шухевич занимал высокую должность, чем сам хвалился в письме к своему духовному наставнику А. Шептицкому.

22 сентября 1942 года, т. е. уже после ликвидации немцами марионеточного украинского правительства Я. Стецько, солдаты 201-го батальона поголовно уничтожили украинскую деревню Кор-телесы на Волыни (было сожжено живьем 2 875 жителей деревни, в т. ч. 1 600 детей). За эту и другие операции Р. Шухевич был награжден двумя Железными Крестами[765]. Это лишь незначительная часть только то, что публикуется на страницах левой печати. Диаметрально противоположную позицию занимают авторы публикаций из националистических кругов. В них Р. Шухевич представлен как легендарный националист, сражавшийся за независимость Украины, несгибаемый главнокомандующий УПА и других формирований.

Кроме того, необходимо отметить альманах «Наша Волынь», который в 2003 году, к 60 годовщине УПА, опубликовал очерк, посвященной истории этой организации. Авторы публикации, В. Пранчук и В. Шишковский, не владея элементарными знаниями, отважились на нескольких страницах изложить многовековую историю Волыни.

Свои замечания мы выражаем исключительно по поводу того образа событий Второй мировой войны, который был представлен украинскими националистами. Здесь читатель не дождется со стороны украинцев извинений за массовые преступления против поляков.

Одновременно здесь провозглашаются героями оуновец Дмит-ро Клячковский, Тарас «Бульба» Боровец, Микола Лебедь и другие. Поляки представлены как грабители, приспешники гитлеровцев и красных партизан, угнетатели украинцев.

Опубликованы карты «Великой Волыни», на которых в качестве важнейших украинских центров перечисляются польские города — Белз, Хелм, Хрубешов, Бяла Подляска и другие польские населенные пункты. Подобная ревизия государственных границ является уголовным преступлением[766].

Кость Бондаренко в журнале «Дзеркало тижня» пишет, что на Волыни не было этнических чисток, а только лишь столкновения между этническими группами и противоречия на религиозной почве. Бондаренко считает, что на Волыни погибли 15 000 поляков и 12 000 украинцев[767].

Сегодня вызывает беспокойство героизация лидеров ОУН-УПА украинским государством. В информационных программах телевидения, радио, на страницах печати, в кинотеатрах, на конференциях и семинарах продолжается одурманивание и обман общества, а особенно молодежи.

Известный ученый, академик и общественный деятель Мирослав Попович считает, что Украина должна взять на себя ответственность за волынскую резню и покаяться[768].

Самое время, чтобы украинский Институт Национальной Памяти предпринял усилия, чтобы остановить тех, кто пропагандирует интегральный национализм на Украине. Необходимо это сделать, пока еще не поздно. Первые шаги президента Виктора Януковича дают надежду на более успешное разрешение этих вопросов.

Игорь Ильюшин Киевский государственный университет УПА и АК. Военно-политический конфликт на Западной Украине (Волынь и Восточная Галиция в годы Второй Мировой войны)

Проблема, которая вынесена в заголовок данной статьи, до сих пор остается одной из наиболее горячо обсуждаемых тем польской и украинской историографии, а также наиболее болезненной проблемой в актуальных отношениях между соседними народами. Несмотря на то, что с момента этих событий прошло уже почти 70 лет, многие поляки и украинцы все еще не могут простить обид, причиненных друг другу во время последней мировой войны.

Хорошо известны случаи преследования польскими властями во Второй Речи Посполитой украинского национального меньшинства. До сего дня не затянулись раны в памяти украинского населения, которое пало жертвой депортации в 1947 году, известной как операция «Висла». В свою очередь польская сторона, а прежде всего представители старшего поколения, не соглашаясь с тем, что украинцы в Польше в прошлом действительно страдали от необоснованных преследований, заявляют, что «обиды, которые были причинены украинцам со стороны Второй Речи Посполитой, несравнимо малы в сравнении с преступлениями, совершенными УПА против поляков»[769].

Подтверждением подобного положения вещей была проходившая летом 2003 года дискуссия по поводу трагических событий на Волыни, а также памятные мероприятия в честь жертв по обе стороны границы. Продолжением этой дискуссии стало постановление Сейма Польской Республики от 15 июля 2009 года, касавшееся трагической судьбы поляков на Кресах[770].

Однако предпринятые до сей поры Киевом и Варшавой шаги не закрыли научных дискуссий, а, напротив, стали серьезным импульсом к формированию нового взгляда на исторические события. Несмотря на то что, в силу различных причин, конфликт на Волыни был наиболее кровавым, а факты, касающиеся этой темы, получили в последние годы наибольшую огласку, стоит заметить, что в 1939–1945 гг. военно-политический конфликт между Организацией Украинских Националистов (ОУН) и Украинской Повстанческой Армией (УПА) с одной стороны, и представительскими структурами польского правительства в эмиграции и Армии Крайовой (АК) с другой, охватил практически все территории, которые совместно заселяли украинцы и поляки, т. е. не только Волынь, но также Восточную Галицию, Хелмщину, Подляшье, Надсанье, Лемковщину. Поэтому мы считаем, что эти события следует анализировать комплексно, а также в контексте всей предыдущей истории польско-украинских отношений.

В Годы Второй мировой войны одной из главных причин этого конфликта, на территории совместно заселенной обоими народами, было то, что поляки, высоко оценивая свой значительный вклад в экономическое и культурное развитие земель Западной Украины, и ошибочно считая, что данный вклад никто не может отрицать, с сентября 1939 года, с момента утраты этой территории, ни на минуту не сомневались в том, что после победы союзников она должна быть возвращена Польше.

Поляки полагали, что единственным народом, с которым по определенным причинам стоит считаться при определении послевоенного статуса Волыни и Восточной Галиции, являются местные украинцы, а это около 5 млн. человек. Однако наиболее влиятельные военно-политические круги в Польше рассматривали данную проблему, прежде всего как внутреннюю, игнорируя существование «Великой Украины», которая была создана в том числе при участии большевиков. В ходе обсуждения[771] территориального конфликта с представителями украинских политических сил, местных украинцев не рассматривали как равноправных партнеров — от них лишь ожидали, чтобы в условиях разгрома и оккупации Польши они оставались по отношению к ней лояльны.

Позиция, которую разделяли Делегатура Правительства ПР в Польше и руководство АК на Волыни, поддерживалась местным польским населением, и оставалась в абсолютном противоречии с планами наиболее влиятельной в то время на этих землях политической силы — бандеровской фракции ОУН. Это стало причиной роста напряжения в польско-украинских отношениях, которое в конце 1942 — начале 1943 гг. переродилось в кровавый конфликт.

В определенный момент эпицентром этого конфликта стали Хелмщина и Волынь, где со второго квартала 1943 года взаимные убийства стали чем-то обыденным. Без сомнения, это было связано с созданием первых партизанских отрядов — как польских (на Хел-мщине), так и украинских (на Волыни). Существенной причиной этих убийств было также осознание того, что война приближается к концу, и, в преддверии решающих для обоих народов событий, необходимо нейтрализовать потенциальных претендентов на власть в регионах, совместно населенных поляками и украинцами.

Современного исследователя ожидают существенные трудности при попытке ответить на вопрос, в какой мере антиукраинские действия отрядов АК и БХ на Хелмщине и Хрубешовщине во время реализуемых гитлеровцами переселений, могли спровоцировать массовый антипольский террор со стороны формирований УПА на Волыни. Однако документация украинского подполья доказывает, что ОУН-СД (самостийники-державники) или ОУН-Б к решению о начале проведения операции по «деполонизации» на землях Волыни и Восточной Галиции подтолкнули действия местных поляков (т. е. поляков волынских и галицийских).

На основе продолжающихся уже долгое время исследований причин, а также мотивов, которые привели к тому что волынское руководство ОУН-Б и руководство УПА во главе с Дмитро Клачкивским («Климом Савуром») приступило к массовым операциям на Волыни, можно сформулировать следующий вывод:

Польско-украинский конфликт был вызван в первую очередь не присутствием отрядов АК, которые были созданы только лишь в качестве ответной меры на упомянутую операцию, и не присутствием на землях Волыни и Восточной Галиции политического представительства польского эмигрантского правительства, обязанного в любых условиях воплощать в жизнь правительственные планы по удержанию послевоенной Польшей ее восточных территорий, хотя оба этих фактора и сыграли в этих событиях свою роль.

Непосредственной причиной начала и продолжения массовых антипольских акций в 1943–1944 в значительной степени стал тот факт, что местные поляки старались проникнуть в административные, хозяйственные и торговые структуры немецких оккупационных властей, и тем самым создавали себе фундамент, опираясь на который, могли бы сохранить влияние на Волыни и в Восточной Галиции после поражения гитлеровской Германии. Именно такое положение вещей, которое сложилось весной и летом 1943 года, констатировали хорошо знакомые с ситуацией на оккупированных территориях немецкие функционеры, советские оперативные группы НКВД и, очевидно, также представители местного украинского общества.

Следует напомнить, что польское население на Волыни было немногочисленным (не более чем 15–16 % от всех жителей), но, несмотря на это, оно жаждало выступать в роли хозяина (даже в отношениях с оккупационными властями), особенно после того, как службу в немецкой полиции бросили около 5 000 местных украинцев, которые ушли в лес, чтобы начать борьбу с упомянутыми властями. Желание местных поляков любой ценой играть доминирующую роль не могло не возбудить недоверия со стороны украинских политических деятелей на Волыни и не привести к обострению и без того напряженных польско-украинских отношений.

В этом контексте одним из наиболее убедительных документов среди тех, которые демонстрируют мотивацию украинских повстанцев, является обращение Краевого Провода ОУН на Волыни от 18 мая 1943 года с призывом к полякам покинуть должности в местных немецких административных и полицейских структурах[772]. Поскольку этого не случилось, и даже наоборот, часть поляков желала укрепиться на своих позициях с целью увеличения польского влияния на Западной Украине накануне поражения вермахта и вступления Красной Армии, и произошло то, что предсказывалось в обращении. На полях стоит подчеркнуть также и то, что сами по себе попытки отыскать в этих трудных условиях хоть какую-то работу, даже если это была работа в оккупационных органах администрации, если только она не была связана непосредственно с карательными операциями против местного населения, свидетельствовали исключительно о стремлении выжить и поддержать тем самым своих соотечественников. Это касалось в равной степени как поляков, так и украинцев.

Трагизм ситуации заключался прежде всего в том, что антипольская операция изначально, на первый взгляд, абсолютно обоснованная с точки зрения украинских национальных интересов, очень быстро приобрела невиданный темп и размах, а также чрезвычайно кровавый характер, поскольку проводилась жестоким образом при участии деревенских жителей, вооруженных тем, что было под рукой, а также коснулась объективно, казалось бы, невинных людей, в том числе женщин, стариков и детей. А это уже было преступлением. Польскому населению Волыни, а позднее также и Восточной Галиции, пришлось с лихвой заплатить за предвоенную политику Второй Польской Республики по отношению к украинцам, как и за собственные фантазии и взгляды относительно этой политики, которые, в общем, хорошо видны в документах т. н. Польского Подпольного Государства.

В одном из этих документов, рапорте от декабря 1942 года, высланном в Варшаву командованием округа АК «Львов» писалось, например, о настроениях местных поляков:

«Отношение к украинцам повсеместно враждебное. В дискуссиях нет и следа хотя бы какого-то политического реализма относительно украинского вопроса. Любая программа, провозглашающая решение украинского вопроса в [том] смысле, что единственными хозяевами на этих землях могут быть только поляки, находит в обществе самое широкое одобрение. Какая-либо попытка той или иной политической автономии этих земель заранее обречена на неудачу [.]. Если кто-либо захочет занять другую позицию, то в глазах местного общества проиграет, пусть даже он будет наиболее популярной личностью»[773].

Как говорится, без комментариев.

Планы Краевого Провода ОУН на северо-западных украинских землях (Волынь и Полесье), а также командования УПА, касавшиеся «деполонизации» этих территорий, возникли также в связи с активным сотрудничеством поляков с советскими партизанами, а в особенности с оперативными группами НКВД, которые создавали свои базы в польских населенных пунктах и вынуждали их жителей оказывать им помощь различными способами, иногда даже втягивая поляков в разведывательную и диверсионную деятельность, как антинемецкую, так и антиуповскую. Часто поляки сами охотно соглашались на такое сотрудничество, особенно если оно было направлено против украинских повстанцев. Очевидно, что участие поляков в действиях советских сил оуновцы воспринимали, как принципиально противоречащее их собственным интересам, т. е. борьбе с врагом № 1 — Советским Союзом, и по этой причине беспощадно мстили местному польскому населению.

В этом, по моему мнению, случае следует сказать о той роли, которую несомненно, сознательно или несознательно, в польско-украинском конфликте сыграла советская сторона. После немецких и уповских карательных операций, которые были местью за сотрудничество с советскими партизанами, командиры АК, дабы в меру возможностей избежать дальнейших репрессий, запрещали польским поселениям принимать у себя красных и продолжать сотрудничество с ними. В ответ советские партизаны прибегали к убийствам или арестам командиров польских отрядов АК, причем не щадили даже тех из них, с которыми еще вчера проводили совместные операции против немцев. Стоит также напомнить, что уже в 1944–1945 представители органов советской власти с большой охотой включали поляков в состав т. н. истребительных батальонов, а тем самым, без сомнения, вызывали обострение польско-украинских отношений.

Кроме того, что уже было сказано относительно роли нацистов в этом конфликте, стоит заметить, что подготовленная операция УПА, направленная против польских крестьян, и прежде всего, против работников местной немецкой администрации, которые руководили службами охраны лесов и обобществленного имущества (Liegenschaft), не могла получить одобрения оккупационных властей. Ведь она не только нарушала удерживаемые немцами любой ценой порядок и спокойствие на их тылах, но и препятствовала вовремя и без потерь собирать продовольствие, необходимое для вермахта. Немцы даже довооружали некоторые польские базы самообороны на Волыни, чтобы те могли обороняться от УПА, поскольку именно оттуда вывозили хлеб (напр., из колонии Халы около Сарн).

На третьем чрезвычайном Большом сборе ОУН (ОУН Самостийники-Державники, ОУН-СД), проходившем в августе 1943 года на хуторе возле деревни Золотая Слобода Козловского округа на Тар-нопольщине, освобожденный в то время от обязанностей проводника Микола Лебедь даже заявлял, что УПА скомпрометировала себя своими антипольскими действиями, и что действия эти провоцируют немцев на карательные операции по усмирению украинских деревень. По крайней мере, такую информацию содержит показания участника этого Сбора, члена Центрального Провода ОУН Михайло Степаняка, которые он дал в НКВД 25 августа 1944 года[774].

Так или иначе, не подлежит сомнению, что гитлеровцы использовали антипольские действия УПА, чтобы провести набор в свои полицейские формирования среди перепуганных местных поляков, а также перебросить на Волынь польские отряды жандармерии из генерал-губернаторства, с целью включения их в антиуповские операции и акции возмездия против мирного украинского населения.

Уже в марте-апреле 1944 года в ходе переговоров, проводившихся членом Центрального Провода ОУН-Б Иваном Гринёхом с представителями немецкой службы безопасности и полиции в генерал-губернаторстве, последние потребовали от украинской стороны немедленного прекращения антипольских действий. Гринёх ответил, что:

«ОУН сделает это, но при условии, что будут ликвидированы все препятствия на пути к достижению организацией ее важнейшей цели — борьбы с большевизмом, а немцы гарантируют украинцам прекращения польского террора против них»[775].

Таким образом, немецкая оккупационная администрация, будучи, в общем, заинтересованной в поддержании враждебности между украинцами и поляками, не стремилась, однако к тому, чтобы враждебность эта принимала форму массовой вооруженной конфронтации, т. е. обоюдных карательных рейдов, над которыми немецкая администрация была бы не в состоянии получить контроль.

Украинско-польский военно-политический конфликт должен был привести к трагическим для гражданского населения последствиям. Как украинцы, так и поляки считали Волынь, Восточную Галицию, Хелмщину, Подляшье, Лемковщину и Надсанье своими родными землями, за которые было заплачено тяжким трудом многих поколений. По этой причине население было непосредственно заинтересовано в победе одной из сражающихся сторон: УПА или АК, и поэтому также дало втянуть себя в конфликт. Правы были те, кто считал сражение между соседями лишенным перспектив и пытался остановить его. Были и те, кто покидал территории, охваченные конфликтом, теряя при этом дом и все имущество, но сохраняя жизнь.

Признавая тот факт, что у украинского национального освободительного движения были поводы, чтобы начать борьбу с местным польским подпольем, действовавшим согласно планам польского эмиграционного правительства и стремившимся удержать эту территорию, как наследство Второй Речи Посполитой (хотя здесь нужно подчеркнуть, что ни польское, ни советское правительство никогда не относились к УПА как к легальной структуре), однако же ни в коей мере нельзя оправдать методов и средств ведения этой борьбы, включая применявшийся ОУН-СД по отношению к польскому населению, в том числе к старикам, женщинам и детям, принцип коллективной ответственности. Это были методы, противоречащие всем международным правовым нормам, относящимся к военным действиям, и в послевоенный период они рассматривались, как «преступные». Очевидно, что осуждения требует не только практика террора УПА против гражданского населения, но также идеология т. н. интегрального национализма ОУН, которая сыграла значительную роль в дестабилизации польско-украинских отношений уже в межвоенный период. Осуждению подлежат также антиукраинские действия польских вооруженных формирований, которые привели к жертвам среди украинского гражданского населения.

Принимая во внимание бескомпромиссность позиций польского правительства и украинских политических сил, а прежде всего ОУН-СД и ОУН-Б в годы войны по вопросам территориальных уступок, реальный шанс на согласие, установление сотрудничества и возможность избежать кровопролития или же частично ограничить его, представляется ничтожным. Исторический опыт показывает, что ни одна страна и народ никогда добровольно не отрекается от земель, которые по той или иной причине считает своими.

Быть может, только в конце войны, когда как для польского, так и для украинского движения сопротивления стало одинаково очевидным, что их усилия не повлияют на окончательное решение проблемы принадлежности спорных территорий, возникли некоторые предпосылки для создания общего фронта. К сожалению, было уже слишком поздно. Кроме того, над украинцами и поляками довлели прошлые обиды и давние счеты, которые накапливались несколько столетий. Польские политические силы не отреклись от прав на земли Волыни и Восточной Галиции, и не сумели рассмотреть в «польских» (западных) украинцах равноправных партнеров. Перемены наступили значительно позже.