Понятие «культура» происходит от латинского слова cultus[171], и означает разведение, уход, обработку; например, cultus agri, «обработка земли, земледелие». Но оно также означает образ жизни, ее обустройство, одежду, костюм, образование, ремесло, навыки, и множество других вещей, явлений идей и моделей поведения, в зависимости от того, как они проявляются в отдельные эпохи в разных областях общественной жизни и науки. Например, в этнографии, культура обозначает человеческое поведение, песни, сказки, легенды, мифы, обычаи, обряды. В антропологии — государственные институты, религии и языки. В психологии — мысли, чувства, реакции. В библиографии — сборники трудов, книги, словари, учебники, энциклопедии, и т. д. Потому мы часто говорим: культура труда, культура земли, культура мысли, культура переживания, и даже просто — культура жизни (cultus vitae).
Впервые это понятие использовал для обозначения развития человеческой мысли римский писатель, политик и оратор Цицерон[172], говоря о культуре разума (cultura animi), и определив новое понимание философии.
В Новое время мы замечаем употребление этого понятия в научном значении в работе Самуэля Пуфендорфа[173]. Он говорит о культуре как об образе существования человека среди созданных им предметов, общественных институтов, языков и идей.
Мы будем употреблять это понятие в очень широком значении, как обозначение всей целостности материального и духовного развития человека и народа, а прежде всего развития на протяжении шестисотлетней истории областей польского пограничья — Кресов[174], и их жителей. Самуэль Богумил Линде использует термин «Кресы» уже в 1807 году для обозначения пределов и границ, а поэт-романтик Винцентий Поль[175] употребляет его в рыцарской рапсодии «Мохорт», изданной в 1855 году. Эта рапсодия была своеобразным сказом в стихах из эпохи короля Яна III Собеского, в то время очень популярным произведением, которое вдохновило таких художников как Ежи Коссак и Петр Михаловский. «Кресы» у Поля появляются в таких вот строфах:
Когда мы Кресов объезжали границу
В степи застигнуты тёмной ночью
Кафарка факел принимался светиться
И не раз бросался татарину в очи.
Понятие гибели[176] мы употребляем в повсеместно известном значении — полное уничтожение, истребление, разрушение, физическое уничтожение населения, народа, что в конкретном случае представляется как геноцид, называемый также холокостом (от греческого holokautos), т. е. «жертва, сожженная целиком», или «полное сожжение жертвы»[177].
Кресы — это территория многих культур, религий, языков и обычаев. Напомним, кто ее населял. Там жило около тридцати народностей, в том числе: поляки, русины-украинцы, евреи, литовцы, латыши, эстонцы, белорусы, немцы, русские, чехи, словаки, венгры, турки, татары, армяне, греки, валахи, румыны, сербы, голландцы, караимы, шотландцы, австрийцы, лемки, бойки, гуцулы, цыгане.
Какие здесь исповедовались религии и существовали церкви? Римско-католическая, греко-католическая, православная, иудаист-ская, католическая армянского обряда, караимская, ислам, буддизм, протестантизм (существовало два течения: лютеранство кальвинистов и церковь баптистов-пятидесятников), церковь Свидетелей Иеговы.
Кресы имеют значение не только как исторический факт. Их значение актуально и сегодня. Без Кресов мы не в состоянии понять процессов, происходящих в нашей стране сегодня. Мы не поймем сути дискуссий, споров, общественных и политических конфликтов. Мы не осознаем отношений, связей и напряжения, которое существует в Европе, в особенности между поляками и русскими (Катынь), поляками и украинцами (уничтожение польского населения), поляками и немцами (трагедия депортации), и т. д. Мы не поймем также самих себя и наших сложных внутренних проблем. Без Кресов мы будем не в состоянии определить истоки и сложности нашего национального характера, то, откуда происходит наш дух и интеллект, то, куда и как мы направляемся. А значит, нам придется распознать знаки Кресов: язык, символы, эмблемы, метафоры, мифы, легенды, традиции. Поскольку культура — это путь нашего развития, и понятия, которые сопровождали и сопровождают нас на этом пути, хотя бы такие как: национальная гордость, честь, достоинство, стремление к свободе, правда, справедливость, красота, благо, гражданские идеалы и добродетели, а также их противоположности. Без великих артистов, творцов, ученых народ разлагается и теряет свое величие и способность к самоидентификации. А на землях пограничья именно деятели культуры были в основной своей массе уничтожены. Осталась пугающая пустота на месте польской интеллигенции, интеллектуалов и ученых, уничтоженных, сосланных в Сибирь или искалеченных физически или психически, — главным образом, немецкими и советскими властями, но также бандами УПА.
В течение более чем сорока лет коммунистического режима из коллективного сознания поляков удалялось сознание духовного единства с населением польского пограничья перед лицом геноцида, развязанного УПА не только против поляков, но также и против евреев, армян, чехов, и даже самих украинцев, которые не поддержали эти преступления. Эти земли как бы перестали иметь для нас какое бы то ни было значение. Мы были, и по-прежнему все еще являемся, свидетелями ампутации огромной части польской национальной памяти. В школьных программах обучения нет главы об истреблении населения Кресов. В университетах об этой проблеме забывают. А ведь мы знаем множество случаев, когда отменялись научные конференции и творческие встречи, в которых должны были принимать участие авторы компетентных работ и живые свидетели трагедии. Средства массовой информации редко уделяют внимание в ежедневных программах гибели поляков пограничья. А где же сотни замечательных фильмов и художественных произведений, вошедших в моду благодаря политике государства, книг о страшных преступлениях на Кресах? Где широкие исторические дебаты, которые достигали бы народа при содействии средств массовой информации? Именно это я называю ампутацией национальной памяти.
Давайте же вкратце напомним, насколько мы должны гордиться тем, что являемся наследниками интеллектуальных и духовных ценностей, создававшихся на протяжении веков не только величайшими жителями Кресов Мицкевичем и Словацким, но и множеством других творцов, которые в определенный период своей жизни были связаны с польским пограничьем, черпали оттуда мотивы для своего творчества, и чей вклад в науку и культуру, а также в польскую и европейскую художественную, общественную и политическую мысль невозможно переоценить.
Расскажу об этом на собственном примере. Я родился в деревне, которая называется Гнильче (повят Подгайце, Тарнопольсоке воеводство)[178], и которая перед войной насчитывала около 3,5 тысяч жителей — поляков, украинцев и евреев. Это этническое разнообразие позволило мне с молодых лет принять мир многокультурным. В деревне находилась начальная школа, в которой учились поляки, украинцы и евреи. Была греко-католическая церковь, римско-католический костел, еврейская молельня, библиотека, дом культуры, пожарная станция, дружина «Стрельца», польские, украинские, еврейские магазины, мельница, народный хор, музыкальные ансамбли, танцевальные, спортивные группы, и даже несколько радиоточек. Оба моих деда, Игнаций и Петр, прекрасно играли на музыкальных инструментах и занимались резьбой. Дед Игнаций вырезал фигуры святых, а также миниатюрные орудия труда из дерева: косы, грабли, серпы и тележки с четырьмя колесами и дышлом. Для детей делал тачки, санки, и мастерил настоящие лыжи и деревянные коньки, которые крепились к подошвам проволокой. Дедушка Петр играл на свирели, цимбалах, мандолине, губной гармонике, и даже мог сыграть на обычном листке или стебле растения. Эти способности позже передались моей маме и отцу: мать пела в хоре, а отец играл на гармошке. Оба деда замечательно пели. И об этом мире — дедушек, праздников и детских забав, я пишу в книге «Ненависть»[179]. Родители брали меня с собой на выступления хора и концерты приезжих артистов. Многие ученики начальной школы получили среднее образование, а некоторые и высшее. Основными источниками образования за пределами школы были костел и религия. Там не только черпались знания об окружающем мире, но и формировался моральный остов и прививались гражданские добродетели.
Жители старшего поколения вспоминают Стефана Банаха, знаменитого польского математика, который приезжал в деревню к своим знакомым и дальним родственникам. Он также бывал на вечерах в народном доме и рассказывал о научной жизни.
У меня были двое друзей — украинец Славко и еврей Берк, который в моих книгах выступает или под этим именем, или под именем Мотя. В детстве я пользовался тремя языками: польским, украинским и идиш. До сего дня мне не составляет особого труда понимать украинский язык. Я также помню некоторые еврейские выражения. Это сейчас с познавательными и научными целями мы отделяем и классифицируем языки, в деревне же они чаще всего смешивались, составляя своеобразный четвертый язык, в котором можно было найти лексику и грамматику каждого из них. Переход с языка на язык не составлял ни малейшего труда. Мои родители до конца жизни прекрасно владели украинским. Бывало, что в ссоре между собой они постоянно перескакивали с языка на язык, чтобы лучше выразить сильные эмоции. Я помню праздники Рождества и Пасхи, проведенные вместе с украинцами. А евреи угощали меня халой.
Так я жил в трех языковых культурах, участвовал в трех религиозных обрядах: польском, украинском и еврейском. Я ходил и в костел, и в церковь. Это погружение в культуру трех народов изначально сформировало мой взгляд на общественную жизнь и систему ценностей. Научило меня уважению к людям и сделало меня чувствительным к любого рода отличиям. Следует добавить, что огромное влияние на эмоциональную культуру, культуру поведения и ощущения, оказывала модель семьи, состоявшей из многих поколений, в которой дед, отец, сын и внук постоянно общались друг с другом в разных обстоятельствах, учились жить в согласии, вместе работать и действовать для общей пользы. Это в огромной степени влияло на формирование чувствительности к интересам других и уважения к старшим по возрасту. Возраст означал тогда опыт, мудрость и умение улаживать конфликты. Без сомнения, семейная основа культуры образовывала крепкую почву, вырастая на которой, было легче войти в мир высокой культуры, литературы, искусства и науки. Моя деревня как в зеркале отразила в себе явления и тенденции развития культуры пограничья. Гнильче была как бы Кресами в миниатюре. А если бы подвергнуть анализу жизнь Коломыи, Вильна, Станиславова или Львова, мы бы заметили, как та же самая культурная модель развивается, усложняется и обогащается.
Насколько в моей деревне жили рядом поляки, евреи и украинцы, настолько уже во Львове мы встречаем большее переплетение культур. В согласии с поляками, украинцами и евреями жили и трудились армяне (армянский собор), австрийцы, немцы, чехи, словаки, венгры, и другие народы. Появлялись журналы и газеты на нескольких языках. Были польские, украинские и еврейские школы. Такое формирование многокультурного общества в XIV–XX вв. позволяло лучше понимать каждого человека, уважать его как непреходящую ценность, и глубже познавать явления, механизмы и процессы, происходящие в обществе.
Формирование чувств, разума, чуткости и восприимчивости человеческой личности происходит уже с момента рождения ребенка, когда он видит первые движения матери и слышит первые слова. Ученые добавляют сейчас, что даже в пренатальный период мать сообщает ребенку множество эстетических впечатлений. Левое полушарие мозга благодаря чувству слуха воспринимает звуки речи, а правое — музыку, песни, мелодии. Исследователи считают, что уже в лоне матери у ребенка формируются сны, чувства, и происходит упорядочивание памяти[180]. Таким образом, мы имеем дело с первыми истоками культуры — чувствами, словами, ритмами.
Язык при зарождении каждой индивидуальности несет с собой огромное богатство культуры. Поэтому так важны первая прочитанная ребенку сказка, первая колыбельная, и загадка, которая пробуждает интерес к миру. Затем первая книга, другие художественные и нехудожественные произведения, живопись, музыка, а с ними новые образы действительности. Мудрый подбор литературы и добросовестный анализ прочитанного позволяют взаимодействовать с высшими культурными ценностями, которые формируют нас, грани нашего мировоззрения и самосознания, а также делают нас восприимчивыми к богатству нашего мира.
Кресы почти от зарождения польской истории приносили нам в дар подлинные великие таланты. В богатой шляхетской семье в Журавне под Галичем на Подолье родился отец польского литературного языка — Миколай Рей. Он укоренил в литературе понятие «почтенного человека», и мы помним его по громкой максиме: «И пусть всегда народы другие разумеют, что поляки не гуси, что свой язык имеют»[181]. От него начинается развитие польской поэзии и, шире, литературы. Творчески развил литературную мысль Рея и поднял ее до художественных высот Ян Кохановский, который хоть в действительности и не родился на Кресах, но знакомился с местными обычаями во время путешествий по Речи Посполитой, служил у короля Сигизмунда II Августа и описывал такие важные события из жизни пограничья, как, например, унию Короны и Литвы. Большие заслуги перед культурой Кресов, а значит, и Польши, имеют Мико-лай Семп Шажиньский и Францишек Карпиньский, авторы многих духовных песен и молитв: «На заре встают поутру все дела дневные наши, бог родится, сила тлеет»[182].
Но это всего лишь начало развития великой культуры слова. Каждая эпоха приносит все новые фамилии и новые таланты. Перечисляя писателей тех времен, я в скобках отмечаю их связи с землями пограничья, место рождения, обучения, или мотивы, которые они использовали в своем творчестве. Назовем только самые важные персоналии из числа литературных знаменитостей: Юлиан Урсын Немцевич (родился в Скоках на Подлясье), автор стихов, романов и драм, позже секретарь Тадеуша Костюшко; Юзеф Игнацы Крашевс-кий (учился в Вильне); Александр Фредро (жил в имении во Львове, там же умер); Антоний Мальчевский (родился в Княгинине на Волыни, учился в Кременце); Северын Гощиньский (родился в Ильин-цах под Уманью, умер во Львове); Юзеф Богдан Залесский (родился в Богатырке под Уманью); Корнель Уейский (родился в Беремянах под Язловцом); Винцентий Поль (учился во Львове); Генрик Сенкевич (бывал во Львове, широко использовал мотивы Кресов); Мария Конопницкая (умерла во Львове); Элиза Ожешко (родилась на Милковщине около Гродно); Софья Налковская (жила в том числе в Гродно и недалеко от Вильно); Ян Каспрович (ректор Львовского университета); Болеслав Лесьмян (провел молодость в Киеве, работал в том числе в Хрубешове и в Замостье); Казимира Иллако-вич (родилась в Вильне); Леопольд Стафф (родился во Львове); Ян Бжехва (родился в Жмеринке на Подолье); Мария Родзиевич (родилась в деревне Пенюха около Гродно); Юзеф Конрад Коженевский (родился в Бердичеве); Тадеуш Бреза (родился и вырос в Секежин-цах под Остробом); Ян Парандовский (родился во Львове); Марыля Вольская (родилась во Львове); Леопольд Бучковский (родился в Накваше на Подолье); Мельхиор Ванькович (родился в Калужи-цах под Минском, участвовал в товариществе «Стража Кресов»); Теодор Парницкий (учился во Львове); Станислав Винценз (окончил школу в Коломые, учился в Стрые, знаток гуцульского края и Покутья); Бруно Шульц (родился в Дрогобыче); Артур Зандауэр (родился в Самборе, учился во Львове); Мариан Хемар (родился во Львове); Корнель Макушиньский (родился в Стрые); Анна Ковальская (родилась во Львове); Тадеуш Бой-Желеньский (работал во Львовском университете); Кароль Ижиковский (окончил школу в Бжежанах и Злочеве); Анджей Кусьневич (родился в Ковеницах около Самбора); Станислав Лем (родился во Львове); Юзеф Мацкевич (учился и работал в Вильне); Мечислав Яструн (работал в Бресте и во Львове); Ярослав Ивашкевич (жил и учился в Киеве); Владислав Бэлза (работал во Львове); Юлиан Стрыйковский (родился в Стрые, работал во Львове); Адам Загаевский (родился во Львове), и многие-многие другие. Как выглядела бы польская литература без этих фамилий? Конечно, сейчас мы знаем эти фамилии, хотя бы отчасти. Многое знаем об этих авторах. Их произведения читают и издают, но способны ли мы представить себе в полном объеме, какую литературную, интеллектуальную и духовную мощь представляли собой Кресы? Все богатство, величие и разнообразия этого края, неисчерпаемые культурные ресурсы части Речи Посполитой, которую мы потеряли, можно будет понять только если собрать всех этих великих творцов культуры вместе и поставить одну фамилию рядом с другой, взглянув на эти явления как на единое целое.
Не раз в мировой истории случается так, что дух творчества выбирает для себя какую-либо эпоху или землю. Тогда мы говорим: genius saeculi, т. е. «дух времени», или же genius loci — «дух места». Принимая эту категорию мышления, мы можем задуматься над тем, как в V в. до Рождества Христова (и в сопредельные ему времена) в Греции соединились оба этих «духа». Тогда греческая земля произвела на свет величайших философов, драматургов, писателей и художников. Например, таких как: Сократ, Платон, Аристотель, Софокл, Эсхил, Еврипид, Аристофан, Сафо или Фидий. В случае Польши мы можем именно так говорить о Кресах, месте, где аккумулировалась творческая энергия.
Вспомним, что как раз в научных и литературных произведениях мы находим самые важные идеи и отражения общественно-политических и творческих течений социальной жизни. Культура — это дорога, которая неустанно открывает для нас нашу жизнь, а память, в которой содержится история, — это большое зеркало, в котором истина ищет сама себя. Вспомним также, что то, что более шести веков формировалось на землях польского пограничья, в глобальном масштабе было большим историческим экспериментом.
Но не только литература формирует чувства, восприимчивость и новые понятия. Это делают также люди искусства, а среди них — художники, например, такие как: Артур Гротгер, Леон Хвистек, Ян Матейко, Юлиан Коссак, Войцех Коссак, Генрик Родаковский, Эуге-ниуш Гепперт, Мария Давская[183]. Немало в творчестве каждого из них мотивов польского пограничья.
Отдельную категорию составляют актеры, режиссеры, певцы и постановщики. Перечислим самых известных: Войцех Богуславский (актер, режиссер, писатель, связанный с Львовским театром); Людвиг Сольский (актер, выступавший во Львове); Леон Шиллер (режиссер, ставил спектакли в Вильне и Львове); Хелена Моджеевская (выступала во Львове и Бжежанах); Эрвин Аксер (театральный режиссер, детство и юность провел во Львове); Анджей Хиольский (певец, баритон, родившийся во Львове); Адам Ханушкевич (режиссер, родившийся во Львове); Рышарда Ханин (актриса, родившаяся во Львове); Анджей Тшос-Раставецкий (режиссер, родившийся во Львове); Анджей Жулавский (режиссер, писатель, родился во Львове); Барбара Биттнер (танцовщица, прима-балерина, родилась во Львове); Ры-шард Петруский (актер, детство и юность провел во Львове); Игор Пшегродский (актер, чье творчество связано с Вильно); Артур Млод-ницкий (актер, театральный режиссер, Львов); Эдвард Любашенко (актер, Белосток); Войцех Пшоняк (актер, родился во Львове); Анджей Щепковский (актер, работал во Львове); Чеслав Немен (Юлиуш Выджицкий, родился под Новогрудком, автор-исполнитель); Станислав Скровачевский (композитор, дирижер, родился во Львове).
Этот богатый литературный и художественный пейзаж веками формировал польское самосознание и создавал образ Польши в мире. Ничего удивительного, что во времена всех военных бурь и невзгод агрессоры, в первую очередь, ликвидировали польскую интеллигенцию, в особенности ученых и людей творчества. То же самое произошло и на польском пограничье. Немцы уничтожили многих польских писателей и профессоров. Советские власти убивали их и ссылали в Сибирь. А дело их завершили убийцы из УПА. Они хотели стереть любые следы польской культуры на Кресах.
Стоит ли говорить о Кресах и геноциде, который учинили формирования ОУН-УПА в отношении польского, еврейского, чешского, русского населения и самих украинцев? Вопрос просто абсурдный, но я задаю его, поскольку он появляется в публичных дебатах. Можно задать и вспомогательные вопросы. Стоит ли говорить правду? Стоит ли эту правду выражать? Вот в чем у меня нет сомнений. Правда — это фундамент развития человека и мира. Если кто-то уговаривает меня не говорить правду о геноциде, он тем самым уговаривает меня лгать, поскольку умолчание — это форма лжи, и уговаривает меня делать гораздо худшее — встать на пути развития человека и мира.
Истоки геноцида, совершенного Организацией Украинских Националистов и Украинской Повстанческой Армией в отношении поляков, следует искать в сильно развитых в Европе в межвоенный период общественных движениях и партиях крайне националистического и фашистского толка. Фашистские идеи, буйным цветом распустившиеся в Италии и Германии, дошли также и до украинских националистов, ищущих возможности создания собственного государства и населяющих земли Второй Речи Посполитой, а прежде всего ее Юго-Восточное пограничье.
Главный идеолог украинских фашистов Дмитро Донцов в своей книге под названием «Национализм», ссылаясь на Вольтера, Дарвина, классиков революционного социализма, а также любителя большевиков Густава Сореля, писал в том числе: «Творческое насилие […], вот основа почти каждого общественного процесса, путь, которым побеждает идея»[184].
Украинские фашисты из формирований ОУН-УПА извлекли из этих идей выводы, которые привели их к геноциду поляков, евреев, армян, русских, чехов и самих украинцев, которые сопротивлялись так понимаемому «прогрессу».
Фанатизм и принуждение, в свою очередь, «выполняют неотъемлемую функцию в общественной жизни»[185].
Из этих идей лидеры партии конструируют конкретные программы, политические и военные планы. Они весьма подробно воплощают в жизнь «творческое насилие». Донцов ссылается на творцов революционного социализма: «Без насилия и железной беспощадности ничего не создано в истории»[186].
«Сочинение» Донцова было изданов во Львове в 1926 году, а тремя годами позже, в 1929 была создана Организация Украинских Националистов. В предисловии к польскому изданию «Национализма» Богумил Гротт, ссылаясь на Виктора Полищука, пишет:
«Устранение поляков было записано в качестве цели в программе ОУН уже в 1929 году. В годы Второй мировой войны и в первые годы после нее украинские националисты реализовали данную цель с величайшей жестокостью»[187].
В конце 1942 года возникает вооруженное крыло Организации Украинских Националистов — Украинская Повстанческая Армия. Внутри националистического лагеря, в ожесточенной борьбе, побеждает фракция Степана Бандеры. В начале 1944 года Шухевич, один из руководителей ОУН-УПА на Волыни, издал приказ: «В связи с успехами большевиков надлежит ускорить ликвидацию поляков, истреблять их поголовно, сжигать польские деревни»[188]. На самом деле, истребление людей в массовом порядке началось уже в 1943 году, и этот приказ лишь подтверждает решение по уничтожению поляков.
Самым черным днем террора стало 11 июля 1943 года, когда банды УПА одновременно напали почти на 100 населенных пунктов на Волыни и поголовно вырезали их польское население, не щадя женщин, стариков и детей. Жертвами стали также священники, совершавшие богослужения у алтарей, а также монахи и монахини. В течение нескольких последующих дней и недель уничтожение польских деревень на Волыни продолжилось. Всего во время этой резни погибло около 60 000 поляков.
Но здесь важно не только убийство, а также то, как они совершались, и мученическая смерть, которую приняли десятки тысяч невинных людей. Убийцы издевались над жертвами при помощи таких орудий как: ножи, штыки, секиры, вилы, пилы, серпы, гвозди и молотки. Женщинам отрезали груди и вырывали из их лона нерожденных детей, а на это место зашивали котов или крыс. Выкалывали глаза, ремнями сдирали кожу, отрезали языки и гениталии. Делали это, как правило, ночью, но убийства бывали и днем. Их совершали сотни УПА. В убийствах также принимали участие части СС. Об этом пишут как свидетели геноцида, так и историки-исследователи.
Одно из самых жестоких массовых убийств было совершено в Гуте Пеняцкой [Гута Пеняцька], в Тарнопольском воеводстве. Генрик Команьский и Штепан Секерка в своей книге “Ludobójstwo dokonane przez ukraińskich nacjonalistów na Polakach w województwie Tarnopolskim 1939–1946”, пишут:
«28 февраля 1944 года около 6 часов утра солдаты дивизии СС “Галичина” силой до 3 батальонов (около 1500 человек), вооруженные стрелковым оружием, минометами и артиллерией, окружили плотным кордоном Гуту Пеняц-кую. После сигналов ракетами: зеленая со стороны Майдана Пеняцкого, желтая от Пенек и красная от Жаркова, началось наступление. От огня минометов и тяжелых пулеметов загорелись постройки на окраине деревни. Кольцо быстро замкнулось, тем более что со стороны местной самообороны не было оказано никакого сопротивления.
Ночью, получив известие о приближении к Гуте Пеняцкой воинских частей, в лес были выведены польские партизаны и мужчины из самообороны. Деревня осталась практически без защиты. За украинскими эсэсовцами к деревне подъехали боевые группы ОУН-УПА и занялись грабежом и уничтожением укрывавшихся в постройках и подвалах поляков. По приказу немецкого командира и его заместителя — украинского офицера, большинство оставшихся жителей согнали в костел, школу и стоявший неподалеку большой хлев. Украинские эсэсовцы обыскали постройки, извлекая из них в основном стариков, женщин и детей. Их спрашивали о советских партизанах, а женщин также об их мужьях. Ограбленные постройки затем подожгли. Без перерыва были слышны выстрелы, взрывы гранат и треск пламени. Это продолжалось до 17 часов, после чего нападавшие уехали»[189].
Согласно описанию Команьского и Секерки, в Гуте Пеняцкой было уничтожено около 1100 человек. В работе кс. Юзефа Волчаньского “Eksterminacja narodu polskiego I Kosćioła rzimskokatolickego przez ukraińskich nacjonalistów w Małopolsce Wschodniej w latach 1939–1945”[190] содержатся шокирующие свидетельства католических священников, которые говорят о терроре против католической церкви, ужасающих убийствах священников и монахов, сожженных костелах, украденных литургических облачениях, а также об актах святотатства, изнасилованиях и пытках.
Данный масштабный геноцид был попыткой ликвидировать латинскую цивилизацию на землях Восточного пограничья. Всего, согласно исследованиям, было убито около 200 000 поляков, в том числе около 200 священников, а также множество монахов и монахинь.
Жертвами ОУН-УПА стали также десятки тысяч украинцев. Тысячи порядочных украинцев укрывали и прятали своих соседей-поляков от убийц, за что им глубокая благодарность.
Информация о геноциде позволяют лучше понять не только времена трагедии, но и современную действительность, в которой, как в зеркале, отражаются незалеченные раны. Узнавая о событиях еще недавней истории, мы лучше поймем и с большей долей критики проанализируем те процессы, которые идут сейчас на Украине, где уже возрождается крайний национализм фашиствующего оттенка, который опирается на идеи Донцова и ОУН-УПА, являясь угрозой для Европы. Изучение истории польского пограничья, в особенности периода геноцида, позволит пристальней взглянуть на проблематику межнациональных отношений в Европе. Поиски правды всегда служат укреплению морального состояния человека и целых народов, а не его ослаблению и расшатыванию. Они служат также взаимной открытости и искренности в отношениях личностей и народов[191].