Неизвестный геноцид: Преступления украинских националистов на юго-восточном пограничье Польши 1939-1946

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Предисловие к российскому изданию я хотел бы начать с одного мудрого высказывания: «Тот, кто не знает свою историю, обречен на ее повторение». Необходимость изучения прошлого подтверждают хотя бы последние сообщения с Донбасса, где с местными русскоязычными жителями зверски воюют не только войска регулярной украинской армии, уже впитавшей идеалы украинского национализма Степана Бандеры, но также спонсируемые олигархами фашистские отряды «Правого Сектора» и других радикально-националистических организаций. Это напоминает нам забытые, осуществляемые с варварской жестокостью преступления (genocidium atrox) против почти двухсот тысяч поляков и десяти тысяч евреев, армян, венгров, чехов, русских и самих украинцев, живших до Второй мировой войны на юго-восточных окраинах (Кресах) Польши. Виновными в совершении убийств были украинские националисты из ОУН-УПА и добровольческой дивизии войск СС «Галиция». Именно о них пойдет речь в настоящем издании.

Эти преступления, их огромные масштабы и особая жестокость, заставляют нас задать вопрос: почему они совершались, причем столь безжалостно? Складывается впечатление, что ответы на эти вопросы можно найти с помощью вдумчивого изучения двух явлений, возникших в конце XIX века. К ним относятся национализм и нигилизм. Если речь вести о нигилизме, то следует вспомнить, что его главные предпосылки были выражены в туманной, но афористичной форме немецким эссеистом, исследователем классической древности Фридрихом Ницше, который во второй половине своей жизни боролся с психическими заболеваниями. Кроме радикального атеизма, Ницше постулировал аморализм, т. е. ниспровержение всех традиционных ценностей, в частности — добра и истины, и замену их витальными ценностями, такими как физическая сила, хитрость и власть. Это ниспровержение ценностей с помощью насилия (нем. Umsturz der Werte) должно осуществляться выдающимися единицами, т. е. сверхлюдьми (Ubermenschen). Их привилегия состояла в установлении новых правил и ценностей, в соответствии с собственными взглядами. Такие единицы, в концепции Ницше, с помощью власти и насилия могли навязать свою волю остальной части общества, называемой «недолюдьми» (Untermenschen).

Что же касается национализма, то не случайно именно это слово стало названием работы главного идеолога украинского интегрального национализма Дмитро Донцова. Интересно, что этот труд был опубликован в том же году, что и Mein Kampf Адольфа Гитлера, в типографии украинского греко-католического монастыря отцов Василиан в Жолкве.

Необходимо отметить, что украинский создатель идеологии ОУН-УПА был некритичным поклонником Гитлера, а также автором первого перевода на украинский язык книги Mein Kampf. В соответствии с материалистическими взглядами ХХ века, он был убежден, что человек — это существо исключительно материальное, которое полностью подчиняется законам природы и полностью ею определяется. Главным способом человеческого бытия в мире в буквальном понимании была ожесточенная борьба за существование, которая — как и в природе — ведется не на жизнь, а на смерть. Набирающий очертаний образ мира, содержащийся в этой концепции, однозначно оправдывает применение любого вида насилия, поскольку оно якобы заключается в самой сущности развития. В этом контексте понимание человека и мира не только оправдывает применение насилия, но само насилие становится нормой, безоговорочным императивом новой материалистической этики. В основе украинского интегрального национализма лежит именно такое понимание мира, а его преступления во время Второй мировой войны были ответом на этот императив. Стоит рассмотреть основания идеологии национализма Донцова, поскольку они позволяют не только объяснить причины геноцида, совершенного украинскими националистами во время Второй мировой войны, но и понять процессы, происходящие в современной Украине, символом которых является бандеровский Майдан.

Подобно Ницше, который писал о двух формах нигилизма: (1) пассивного, являющегося результатом своего рода истощения силы традиционных ценностей, и (2) активного, как следствия наступательной творческой позиции, в которой с помощью силы и насилия провозглашаются новые ценности. Также и Донцов в Национализме различил (1) пассивную («декадентскую») и (2) активную форму национализма. Если к первой форме он относился с презрением, то вторую, активную, он считал главным средством для создания «Великой Украины». Значение идеи активного национализма сводилось к следующим семи категориям.

Во-первых, радикальный волюнтаризм. Очень характерным элементом в доктрине этого и других украинских националистов является именно обращение к понятию волюнтаризм, предусматривающему превосходство воли над разумом: «На воле (не разуме), на догме (не доказанной истине), […] должна строиться наша национальная идея»[1]. Волюнтаризм сводился к отрицанию всех форм рационализма, который Донцов считал пагубным для идеи украинского народа. В концепции Донцова воля должна иметь абсолютное первенство над разумом[2], для того чтобы превратиться в принцип властвования[3].

Во-вторых, коллективизм и догматизм. Донцов постулировал форму коллективизма, которая предусматривала первенство общества (народа) над личностью и примат общей воли над волей личности. Согласно украинскому идеологу, толпе не нужно ничего понимать, чтобы быть «убежденной» властью украинских националистических «проводников» (укр. «провщник» — «вождь»). Напротив: понимание может быть опасным для народа и поставленным властью целям[4].

В-третьих, крайний иррационализм, который на практике означал постулат отказа от контрольной функции разума и предпочтение различных эмоциональных аффектов, генерируемых, например, музыкой и светом факелов во время ночных маршей националистических активистов. По Донцову, «любые идеи, которые должны быть навязаны миру, без сопутствующих им аффектов, никогда не обладают силой притяжения»[5].

В-четвертых, фанатизм. «Национальный фанатизм является оружием сильных народов, с помощью которого совершаются великие подвиги», — писал Донцов. Проявляющийся в агрессии фанатизм, должен составлять основу «жизни идеи» народа. Фанатизм не был каким-то патологическим и непреднамеренным эффектом национализма Донцова, но выступал в качестве главного средства, способа достижения цели[6]. Фанатизм «является обязательным состоянием души всех активистов», которые «отдались во власть какой-либо идеи»[7]. Чтобы вызвать в бессмысленных массах фанатизм, необходимо заранее воздействовать на их аффекты. При этом немалую роль играла мифология, в частности, совершенно иррационально понятая «религия» как сфера абсолютного догматизма.

В-пятых, чтобы придать волюнтаризму и фанатизму абсолютное значение, ничем не обусловленное и не ограниченное, Донцов выдвинул постулат аморализма: «С точки зрения этой моральности, необходимо испытывать ненависть к врагу, даже если он еще не сделал вам ничего плохого»[8]. Единственная сохранившаяся в этой концепции мораль — это сфера слепых аффектов, которые должны мотивировать онемевшую толпу к фанатической ненависти и агрессии по отношению к врагу, указанному лидером.

В-шестых, идеология Дмитро Донцова достигает высшей кульминации, своего специфического практического воплощения в идее «творческого насилия» (определение самого Донцова). Как бывшему марксисту, ему были известны правила революционного социализма; он также разделял марксистские убеждения о том, что реальные изменения в социальных отношениях требуют использования физического насилия и террора во имя «высокой цели и соображений». Не случайно затем свои размышления о творческом насилии он начал со слов: «Без насилия и без железной беспощадности ничего не было создано в истории»[9]. Примененный к идее «творческого террора» иррационализм был направлен на достижение своего рода автоматизма в действии так называемой «массы», из которой заранее должна была выйти инициирующая группа с властвующим над ней одним вождем[10].

Украинский национализм в течение короткого времени прошел от стадии робких теоретических «проб пера» и подражаний до разработанной идеологии интегрального национализма Донцова, от первых попыток в организационном плане применить эту идеологию на практике к фазе собственно террора, применявшегося к гражданам польского государства до Второй мировой войны. Это прекрасно излагается в монографии Люцины Кулиньской «Террористическая и диверсионная деятельность украинских националистических организаций в Польше в 1922–1939 гг.»[11]. Тем не менее, кульминацией террора и насилия, применявшихся украинскими фашистами, называемыми «бандеровцами» по имени их предводителя — Степана Бандеры (1909–1959), было «Кровавое Воскресенье» в июле 1943 года на Волыни. Именно в этой части Украины наступил апогей насилия, поскольку этот регион был одним из малонаселенных регионов довоенной Польши, с относительно низкой долей жителей польской национальности (17 %), которые проживали в разных местностях, что облегчало их уничтожение. Это население более пяти столетий проживало с украинским населением в большой гармонии, поэтому на момент нападения они были совершенно не готовы противостоять вооруженным бандам УПА, часто их соседям, нападавшим на польские дома около двух часов ночи. С Волыни геноцидарные акты террора распространились также в юго-восточных регионах Польши до западных Бещад.

Описания преступлений, совершаемых бандеровцами, которые предоставили нашему вниманию сами очевидцы, переполнены невообразимыми актами зверской жестокости. То, что до сей поры вызывает ужас при выслушивании последних свидетелей этих тяжких преступлений — мне самому приходилось слушать такие рассказы в детстве, поскольку семья матери родом из Кресов — это непостижимая для нормального человека жестокость, с которой причинялись страдания невинным людям, прежде чем их лишали жизни. Хотя более двадцати лет меня интересует рационализм в философской мысли (Декарт, Лейбниц, Вольф), для меня совершаемые бандеровцами варварства превышают возможность их понимания и объяснения. Тем не менее, я должен сказать, что явлению бандеровщины присуща некая пугающая логика. Благодаря постулируемой Донцовым иррациональности, украинские националисты как более семидесяти лет назад в польских Кресах, так и сегодня, сжигая заживо в Одессе десятки беззащитных людей, с самого начала были лишены разума и адекватного понимания реальности. Догматизм и националистический коллективизм полностью лишил их воли и личной автономии. Вытекающая из фанатизма беспощадность окончательно ослепила бандеровцев, а аморальность лишила их остатков совести. В завершение всего постулат «творческого террора» непосредственно толкал их на преступление. Не последнюю роль в этом деле сыграла активность украинских греко-католических архиепископов: Андрея Шептицко-го, Иосифа Слепого и Иосафата Коцидловского, которые не только сотрудничали с германскими нацистами, но и открыто сакрализиро-вали преступления, совершенные украинскими фашистами.

Польская исследовательница геноцида в Кресах Эва Семашко, которая совместно с отцом, Владиславом Семашко, издала монументальную монографию, посвященную явлению геноцида на Волыни[12], на открытых лекциях часто говорит о феномене одержимости среди членов УПА, а преступления определяет как «сатанизм». Характерным является тот факт, что апогей геноцида состоялся именно в воскресенье 11 июля 1943 года, а убийства совершались во время мессы. Нередки случаи, когда на глазах паствы во время мессы убивали священников, разрубая им голову топором, тогда как остальных участников жгли заживо. Эти преступления своей жестокостью далеко выходят за рамки обыденного разума и характеризуются не только уголовно-правовой и этической стороной, но имеют также и глубокое богословское измерение, которое ждет адекватного описания и объяснения.

Сегодня мы должны извлечь урок из истории, для того чтобы эта кровавая бойня не повторилась. Необходимо не только узнать факты, но и причины. История — это серия причин и следствий, поэтому именно такое изучение исторического прошлого разрешит понять и правильно интерпретировать последние события на Украине. Историческая правда о жертвах украинского фашизма, рыдания и крики наших близких, замученных ночью, приказывают нам применять все доступные действия, которые не позволят повториться прошлому в настоящем и в будущем. Никто и ничто не может освободить нас от исполнения этого приказа. Если мы допустим, что бандеров-щина снова станет причиной нового геноцида, ни перед Богом, ни перед историей нам не найти оправдания.

Передаю в руки русского читателя книгу, в которой он сможет найти разнообразный материал, написанный очевидцами преступлений, историками, политологами, прокурорами, а также теоретиком литературы, писателем и историком философии. Как редактор, я искренне радуюсь, что эта работа может стать интересной русским читателям и будет способствовать углублению понимания все еще малоизвестного факта из истории Второй мировой войны. Но я не хочу, чтобы часто пугающие происшествия той истории вызывали у читателей чувство пессимизма. Даже в те варварские времена были случаи подлинного героизма, которые были глубочайшим свидетельством евангельского учения и обычной человечности. Я сам совсем недавно узнал о том, что большая часть моей семьи выжила в Кресах благодаря тому, что в последний момент украинский сосед, рискуя своей жизнью и жизнью своей семьи, предупредил их о надвигающейся бойне со стороны местных бандеровцов. Я также не могу не согласиться с Аристотелем, который более двух тысяч лет назад писал, что «правда и справедливость изначально имеют в себе больше силы, чем их противоположности»[13].

22 ноября 2014 г., Вроцлав