Неласковый дождь в вельде при 45.1 по Фаренгейту.

12. Популярный обзор постапокалипсиса.

…Он никак не ожидал, что Шнукки пригласит их на борт, и что катер, развернувшись, покатится обратно на юг.

— Удачно, что я сразу поймала вас, — сообщила участница болотного триумвирата таким тоном, будто ничего особенного в мире не случилось.

— Мы для чего-то нужны? – рефлекторно спросил Икар, окинув взглядом трех парней в камуфляже и при оружии. Они выглядели дружелюбными, но неразговорчивыми.

— Верно! — Шнукки утвердительно кивнула, — Ты нужен, как экспедиционный менеджер-синхронизатор, а Мими, как референт, полевой медик и, возможно, как переводчик. Мы едем общаться с аринйапи и гулу, а я не очень понимаю их диалект. Там нечто среднее между оропома и лусога.

— Я знаю, ничего сложного, — сказала Мими.

— Чудненько! — Шнукки энергично потерла ладони, — Хотите кофе и сэндвичи? Ехать до пограничных водопадов Нимуле примерно два часа, так что завтрак не помешает.

— Подожди! — возразил Икар, — Это ведь придется ехать через Джубу, а у вас натянутые отношения с лидерами фактической южно-суданской столицы.

— Уже нет.

— Э-э… Вы смогли договориться с ними?

— Можно и так сказать. Хотя, точнее: там практически нет никого. Знаешь, Икар, в этом странном мире иногда случаются плохие вещи. Иногда они случаются вовремя. Теперь актуальны отношения с более дальними южными соседями в бывшей Уганде и бывшей Конго. Вот почему мы встречаемся в Нимуле.

— Бывшей? – переспросил он.

— Да. Ты ведь знаешь субэкваториальную Африку. Когда пропадает еда, медикаменты и топливо, правительства сматываются и дела переходят к авторитетам местных племен.

Икар знал это, однако, невозможно было объяснить лишь этим фактором исчезновение полумиллионной агломерации Джуба. И намек Шнукки указывал еще на некие «плохие вещи», которые случаются вовремя. Ему вовсе не хотелось переспрашивать и уточнять техническую роль триумвирата в «плохих вещах», тем более, что он уже догадывался о принципе. Ранее триумвират «расчистил» себе полосу безопасности к югу от Великого болота, а теперь, видимо, расширил эту полосу до границ с Угандой и Конго. И можно списать все на случайную эпидемию в условиях полной антисанитарии, полуголодного рациона и нулевой медицины. Обычное объяснение: тут Черная Африка.

…Эти мысли Икар додумывал уже за завтраком. Столик типа металлической полки на квартердеке катера. Утреннее небо над головой. Теплый свежий ветер. Чудесные виды зеленых берегов Нила по обе стороны от курса. Весьма романтично, в стиле фильмов о приключениях Индианы Джонса.

— Мы успеем пришвартоваться в Нимуле до похолодания, — как бы невзначай сообщила Шнукки между двумя глотками кофе.

— Какого похолодания? – удивилась Мими.

— Резкого, — уточнила Шнукки, — видишь ли, тот большой взрыв в Красном море и плюс нефтегазовый пожар. Перемешивание атмосферных слоев от уровня океана до верхней стратосферы. Метеорология обещает нам во второй половине дня дождь со снегом. Ты когда-нибудь видела снег?

— Только в кино и в морозильнике, — призналась африканка.

— Значит, если метеорология не ошиблась, то тебя ждут новые впечатления.

…

Через час береговой ландшафт слева по курсу стал меняться: тростниковые болотистые заросли все чаще прорезались глинистыми полосами, поросшими кустарником. Сырые джунгли и луга тут переходили в саванну или вельд на высоте от 600 до 700 метров над уровнем моря. Солнце светило почти из зенита на ясном небе, по которому необычайно быстрый высотный ветер тащил перистые облака на юго-запад. Пока ничего кроме этой аномальной скорости не предвещало смены погоды.

Катер повернул налево и скользнул в чуть заметный среди зарослей канал или широкий ручей, ведущий к востоку от Нила. Через километр, канал завершился тупиком-заводью около группы довольно неприметных бунгало вполне цивилизованного вида. Тут были удобные причалы для маломерных судов, и даже ангары, видимо для мелкого ремонта и хранения грузов.

— Нимуле-Эден, — сообщила Шнукки, — кемпинг туристов-каякеров и перевалочная база контрабандистов.

— Контрабандисты это мы, — с ноткой юмора пояснил парень в камуфляже, дежуривший непосредственно у причалов. Камуфляж на нем был точно такой же, как на трех парнях, составлявших экипаж катера.

Шнукки чуть заметно улыбнулась.

— Хафф, у тебя есть потенциал тур-гида. Организуй нам размещение и что-нибудь вроде горячей закуски с выпивкой.

— Все готово, мэм, — ответил он, — вот в том бунгало. И еще: не ходите сегодня смотреть водопад. Погода скоро будет дерьмо-дерьмо. Я принес в бунгало очень теплые пледы и калорифер. А завтра утром будет снова хорошая погода, тогда гуляйте, смотрите.

— Икар, присмотрись к парню, у него точно потенциал, — отреагировала Шнукки.

— Непременно присмотрюсь, — сказал экспедиционный менеджер-синхронизатор, уже на причале пожимая руку Хаффу.

…

Предсказанная погодная аномалия проявилась через полтора часа. Небо стремительно почернело, и с него посыпались большие хлопья мокрого снега. Африканцы некоторое время наблюдали этот феномен, удивительный для субэкваториального пояса, и ловили тающие хлопья ладонями. Затем неприспособленность к холоду заставило всех, кроме двоих европеоидов, отступить сначала под навес открытой веранды, а затем — в теплую комнату. Хафф перед уходом бросил взгляд на цифровой термометр и сообщил:

— Это новый рекорд. Раньше тут не бывало ниже, чем 9.1 Цельсия или 48.4 Фаренгейта. Сейчас 7.3 Цельсия или 45.1 по Фаренгейту. Как в страшной книжке Брэдбери.

— У Брэдбери было 451 по Фаренгейту без точки, — заметил Икар.

— Верно, у него было без точки, — Хафф широко улыбнулся, и закрыл за собой дверь.

Шнукки хмыкнула, взяла из предусмотрительно поставленного на веранде буфета пару стаканов и бутылку бурбона, плеснула в стаканы по полста миллилитров и сообщила:

— Брэдбери постигла ошибка: он спутал шкалы в названии. Бумага загорается при 451 по Цельсию, а по Фаренгейту это будет 843. Замечено было слишком поздно, и его великая антиутопия вошла в историю с этой ошибкой. В этом есть символизм, как по-твоему?

— По-моему, мы в такой глубокой заднице, какой даже у Брэдбери нет! — произнес Икар и сделал глоток бурбона.

— Во-первых, у Брэдбери есть даже более глубокая задница, — поправила Шнукки, — это в Марсианских хрониках, называется: Будет ласковый дождь.

Икар покрутил стакан в руке и кивнул.

— Да, я припоминаю. Там атомная война убила всех. У нас в этом смысле версия лайт.

— У нас простая реальность, без алармистского пафоса… — Шнукки отпила из стакана и повторила, — …Простая реальность. Даже всей суммы ядерных арсеналов не хватит для истребления человечества. А в реалистичных сценариях войны никогда не получалось применения более 10% арсеналов.

— Допустим, что так, — сказал Икар, — но зачем вы все это спровоцировали?

— Мы — что? — Шнукки мимикой и взглядом театрально изобразила невинную девушку, арестованную по доносу якобы за совращение полка рейтаров.

— Да ладно, леди триумвир, мы не на светском рауте, и мы оба знаем, как было дело.

— Верно, — согласилась она, — что ж, отвечу прямо: у нас не было выбора. Мы могли бы продержаться на Великих болотах год, два, три, не более. И нас бы прихлопнули. Ведь глобальная система не терпит, если кто-то выскакивает из гребанного колеса Сансары. Даже такая мелочь, как наш триумвират, должна, по правилу системы, или вертеться в священном единообразии, или мучительно гибнуть для устрашения сомневающихся. Я повторю: у нас не было выбора. Мы использовали мизерный шанс убить систему, пока система не убила нас. После этой войны система не сможет восстановиться. Не в этом столетии, по крайней мере.

— А как насчет сотни миллионов погибших? — спросил Икар.

Шнукки выразительно пожала плечами.

— Когда-нибудь это колесо все равно лопнуло бы. Норны, или кто там есть, сплели нити судьбы так, что оно лопнуло, когда наехало на нас. Не мы создали это колесо, и не нам отвечать за финал его существования.

— Ладно, — произнес Икар, — что дальше?

— Колесо больше не вертится, — ответила Шнукки, — и лишь по этой причине вопрос «что дальше» теперь приобрел практический смысл.

…