Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах

LI

Хоть позорное это судилище и проходило так далеко от Корпуса, сколько бурь и бед повлекло оно, следуя маршрутами путеводителя и курсом доллара! Только в первые десять дней после открытия судебного заседания десять неизлечимых (четыре пациентки и шесть пациентов), любивших Тео до безумия, отправились ad patres et cum spiritu tuo.{37} Тео, без чьей-либо помощи и не предохраняясь, обеспечивал обреченным любовную агонию на одре и без отпущения, столь же трепетную, сколь и горизонтальную.

Расточая поцелуи и ласки, он был с умирающими до последнего вздоха в прямом и переносном смысле и врасплох. Он дарил им самый трогательный и воодушевляющий happy end – смерть в любви. А что ему ради этого счастливого конца приходилось сознательно сокращать жизнь пребывающих в агонии – кто посмеет его за это винить в нашем бренном мире, где торговец оружием присуждает Нобелевскую премию мира, отнюдь не выдумав пороха?

Тео, ложившийся обнаженным в постель неизлечимого при смерти, – то было зрелище, пробуждавшее любовь и заставлявшее меня плакать от умиления крокодиловыми слезами и лезть вон из крокодиловой кожи. Дозы цианистого калия, которые он давал в те незабываемые ночи своим транзитным gloria mundi возлюбленным в смеси с другими, менее действенными лекарствами и кальвадосом, открывали перед ними врата вечности, это знают все, а я и в мыслях не держал.

Тео находил именно те слова, самые отборные и сдобренные шоколадным соусом, что каждый умирающий мечтает услышать, стоя одной ногой в могиле, а другой в стремени, даже если он уже не способен отличить автоматический карабин от Энгровой скрипки! Какой непревзойденный драматург!

То, что какой-то присяжный заседатель, не обладающий популярностью утенка Дональда и Пифа, вместе взятых, имел наглость осудить Тео, называя его вдобавок кулинаром, приводило меня в такую ярость, что я готов был съесть собственную шляпу, хотя обычно ношу охотничий берет.

Когда адвокат позвонил с просьбой зачитать свидетельство о рождении Тео, я предъявил ему мою чековую книжку на предъявителя. Таким образом я смог убедиться, что адвокаты ничегошеньки не видят по телефону. Подслеповатая команда!

Выйдя из себя – хоть я и замкнут по натуре, – я потребовал, чтобы он прекратил донимать меня звонками, если все, что ему надо, – просто поболтать. В противном случае я передам трубку мой лошади, которая, кстати, жаждет справиться о здоровье его конька.