Неожиданный наследник-2

Глава 14

Ноябрь 1765 года, Санкт-Петербург, Российская империя.

— Решили? — спрашиваю рассевшихся вельмож.

Откуда у них столько сил? Я уже валюсь с ног, которые гудят, будто мне пришлось бежать несколько часов подряд. Однажды дон Алонсо устроил своему ученику подобное развлечение, о чём я до сих пор вспоминаю с содроганием. А здесь люди в возрасте, которые весь день носились по столице, и провели его в бесконечных переговорах с увещеваниями, бодры до тошноты. Они ещё и одеты в неудобные камзолы с париками, предназначенные исключительно для мучений. В комнате достаточно тепло, так как истопники знают своё дело. Поэтому собравшиеся потеют и запашок от них идёт неслабый. Не помогают даже духи, коими они обильно полили свои наряды. Это бывший узник Ваня, годами не видевший воды, предпочитает мыться и менять одежду при первой возможности. Вот и сегодня, как появилась возможность, я приказал принести воду и быстро ополоснулся, обтеревшись влажным полотенцем. А вельможи решили оставить телесную чистоту на потом. Но бог с ним. Главное — мои соратнички определились и готовы порадовать будущего государя.

— Так точно, Ваше Величество, — по-военному ответил Шувалов, в отличие от своего покойного кузена, в армии не служивший.

— Обер-камергером становитесь вы, Иван Иванович. Обер-гофмейстером и главой Эконом коллегии будет князь Гагарин. Новый обер-гофмаршал теперь князь Трубецкой. Александр Нарышкин остаётся обер-шенком и начнёт заведовать Вотчиной-коллегией. Фельдмаршал Салтыков возглавит Военную коллегию, а Пётр Голицын получит подполковника гвардии и возглавит Измайловский полк. Я ничего не перепутал?

— Всё верно Ваше Величество, — кивнул Шувалов, отчего его жирные щёки забавно дёрнулись, — Надо только определиться с Иностранной коллегией.

— Не переживайте. Я уже нашёл достойную кандидатуру, — после моих слов присутствующие сразу подобрались и насторожились, — Главой коллегии станет Дмитрий Голицын[1], хорошо зарекомендовавший себя на дипломатическом поприще. Человек он толковый, не связан с придворными делами и иностранными послами. Дипломатом и должна быть такая персона.

Двое из вельмож громко выдохнули, с трудом сдержав недовольство. Решаю добить их, назвав кандидата на вторую важнейшую должность.

— Генерал-прокурором я вижу князя Александра Голицына[2]. Остальные оговорённые коллегии на ваше усмотрение. Естественно, что я проверю кандидатов перед назначением.

Забавно, что третий Голицын не вызвал у «шестёрки» особого неприятия. Человек он необычный, далёкий от интриг и достаточно дипломатичен. Здесь Шешковский угадал, князь лучше всех подходит на должность третейского судьи, следящего за тем, чтобы не нарушались законы. Именно этим и занимается генерал-прокурор. Вернее, занимался. У меня он будет выполнять и иные обязанности. Но удалённость от интриг каких-либо придворных групп стали главной причиной моего выбора.

А вот будущего главу Иностранной коллегии не любили. Уж больно он резок и независим. И Петр Голицын здесь не исключение, являясь противником дальнего родственника. Ведь старинная фамилия делится на три ветви, которые если не враждуют, то соперничают друг с другом.

Пока «шестёрка» не опомнилась, решаю увести их внимание от выбранных мной людей. Этот вопрос достаточно важен. А вообще, вельможи думают, что обложили меня со всех сторон. Но они ошибаются.

— Кто будет руководить похоронами?

— Я и князь Трубецкой, Ваше Величество, — ответил Шувалов, — Также мы займёмся коронацией.

Решение верное, так как именно обер-камергер и обер-гофмаршал отвечают за подобные дела. А ещё оно показывает, что «шестёрка» пока едина. Шувалов мог отстранить князя и взять руководство на себя, оттеснив соперника.

Нельзя недооценивать придворные чины. По своему влиянию и финансам, сосредоточенных в руках отдельных персон, они превосходят большинство коллегий. Например, обер-камергер заведует всеми аудиенциями, придворными церемониями и хозяйствами императорских резиденций. В его подчинении должно находиться девяносто шесть помощников. И это не слуги, а дворяне. Обычные лакеи и прочие кухарки подчиняются мажордому. А ещё обер-камергер должен жить во дворце, выполнять мои поручения и хранить ключи от личных помещений правящей фамилии. Получается, что Шувалов теперь чуть ли не самый приближённый ко мне человек. Подобное звание носили Меншиков, Иван Долгоруков, Бирон и Пётр Шереметев. А это были самые влиятельные люди своего времени.

Кстати, я не понял, куда делся граф Шереметев. Он ещё не стар и после возвращения из отпуска возглавил четвёртый департамент Сената. Может, «шестёрка» пытается отодвинуть от трона подобных персон? Ведь Пётр Борисович не только достаточно талантлив, но безумно богат и влиятелен. Надо будет уточнить его нынешние намерения. Мне нужны противовесы в Особой комиссии и будущем государственном органе, который придёт ей на замену. Да и Сенат пора распускать, уж больно много там паразитов. Вообще, придётся реформировать саму структуру управления империей, чего я откровенно опасаюсь. Нет у меня нужных знаний, чтобы вытянуть подобную затею. Только делать это придётся.

Возвращаясь к придворным чинам. Тот же обер-шенк Нарышкин теперь ведает моим столом и обеспечением продуктами всех приёмов с балами. А обер-егермейстер, кроме почётной обязанности проводить царскую охоту, является моим личным оруженосцем. А обер-гофмейстер выполняет обязанности ревизора, следя за тратами на императорскую фамилию.

Я пока не разобрался в хитросплетениях придворной жизни и хозяйства. Но чую, что увязну в этой трясине. Ведь тот же обер-камергер решает, какие персоны достойны моей аудиенции. Не надо было поддаваться порыву и отдавать «шестёрке» более половины важных должностей. Придётся более жёстко влиять на будущие назначения. Ведь заместители вышеперечисленных чинов не менее важны. Вот там и можно попробовать назначить людей из противоположных лагерей. Для того мне и необходим Шереметев со Щербатовым, дабы хоть советом помогли.

— Прошу ознакомиться со списком наших кандидатов в главы коллегий и другие должности, — между тем Шувалов протянул кожаную папку, — Мы будем смиренно ждать вашего решения.

Угу. Нашлись тут смирные овечки на мою голову. У этих травоядных такие зубы с когтями, что иной лев позавидует.

Быстро пробегаюсь по длинному списку под внимательными взглядами вельмож. Хмыкнул, увидев несколько спорных кандидатов. Далее достаю золотое перо, макаю его в чернильницу и вычёркиваю две фамилии. Немного помолчав, наслаждаюсь удивлением «шестёрки».

— С главой Иностранной коллегии и генерал-прокурором мы определились? — строго осматриваю сидящих напротив аристократов, — Возражений вроде нет?

Судя по дёрнувшемуся Шувалову и Трубецкому, они имеют своё мнение, но благоразумно промолчали. Я же продолжаю.

— Касаемо остального списка не буду с вами спорить, — внутренне смеюсь от явно растерявшихся интриганов, — Но будет одно небольшое условие.

Возвращаю папку ничего не понимающему обер-камергеру. Решаю начать немного издалека и заодно немного запутать присутствующих.

— В прошлую нашу встречу, вы говорили, что недовольны сложившимся положением дел. Назрели перемены, необходимые России, а бывшая императрица не может решиться на реформы. Поэтому многие влиятельные семейства встали на мою сторону. Или я не прав?

Оглядываю каждого аристократа и добиваюсь кивка, пусть кто-то немного замялся. Не любят дяденьки, когда с ними разговаривают подобным образом. Ведь одно дело плести словесные кружева, и совсем другое — отвечать за свои слова.

— Хочу признаться, что полностью поддерживаю ваш благородный порыв, — с трудом сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, — Поэтому мы будем работать вместе и приведём необходимые преобразования. Только для начала начнём с людей, которые будут помогать нам, выполнять столь грандиозные замыслы.

Делаю перерыв и тянусь к стакану с водой. Давненько я столько не говорил. Ещё и потряхивает меня, но пока удаётся скрывать свою неуверенность.

— Напротив каждого кандидата вы добавите фамилию человека, который берёт за него ответственность. То есть, если камергер Долгоруков является креатурой графа Шувалова, то именно он несёт ответственность за все ошибки и просчёты своего протеже, — вельможи сразу задумались, и мои слова им явно не понравились.

Ничего. Это только начало.

— Придворные должности не могут нанести серьёзного вреда державе. Урон для себя и императорского семейства я переживу. Любой человек имеет право на ошибку, даже на две или три. То дело житейское и понятное. Откровенный глупец или неумеха проявит себя сразу. Думаю, здесь вы справитесь сами и быстро замените вредного человека. Но это касается персон, от которых мало что зависит. А как быть с главами коллегий или важными лицами вроде камергера, гофмейстера или камер-юнкера? — перевожу взгляд на Трубецкого, — Скажи, Пётр Никитич. Коли твой кандидат в гофмейстеры проворуется или будет пойман на ином неблаговидном деле. Что мне делать в этом случае?

Князь явно смутился, что спросили именно его. Быстро посмотрев на соратников, сохраняющих спокойствие, он немного подумал и ответил.

— Любого мздоимца надо наказывать. А вот ошибки бывают разные. Каждую из них необходимо рассматривать отдельно.

Ну, хоть князь согласен с тем, что воровство должно караться.

— Это понятно. Только я придумал, как уменьшить количество воров и неумех. Предлагаю назвать мою затею — персональная ответственность.

На самом деле это идея Майора. Только вельможам об этом знать не нужно. А вот мои слова заставили их призадуматься и обеспокоится. Подобного нововведения от меня точно никто не ожидал. Екатерина, а до неё Елизавета, приучили аристократию, что за самые чудовищные просчёты и воровство редко следует соответствующее наказание. Со мной такое не пройдёт.

— Так вот. В случае неудач или откровенно безобразных проступков спрашивать я буду с патронов. Надеюсь, сие римское значение вам известно? — решаю немного похвастать своим знаниями, — Если речь пойдёт о простой ошибке, то я просто сделаю предупреждение. Далее придётся полагаться на ваш опыт и навыки наставника. Коли они не помогут, то должность, занимаемая неумехой, перейдёт человеку, которого назначу я сам. Только в случае воровства или иного недостойного поведения, отвечать будет провинившийся и его покровитель. И обычным порицанием вы не отделаетесь. Сразу готовьтесь к отставке и ссылке в имение. Но, не дай бог, вскроется предательство или заигрывания с иностранными послами и зарубежными силами. Здесь патрон понесёт наказание вместе с протеже. И обычной ссылкой не отделается. Подобные преступления я не прощу никому.

Воцарившаяся тишина стала ответом на мои слова. Слышны были только треск поленьев в печке и дыхание излишне тучных вельмож. Даже весьма спокойный Нарышкин, относившийся к совещанию с толикой пренебрежения, изменился в лице. И оно точно не выражало ничего приятного. Нет, на меня не смотрели с ненавистью. Но было во взглядах вельмож что-то непонятное. Будто они только сейчас осознали, что перед ними сидит незнакомец. Это не порывистый незнайка, коим они меня считали, а будущий правитель, умеющий думать. А ещё он опасен, если предложил самым влиятельным людям державы подобный прожект.

— Но как же так? Ведь человек слаб и может ошибиться, — нарушил молчание Трубецкой, — Понятно, что мы будем помогать родне и знакомым. Ведь нам потом с ними и служить во благо России. Только как можно из-за проступка молодого и неопытного балбеса отвечать своим положением? Не слишком ли жестоко?

— Тоже верно. На первый случай при растратах или воровстве пропишем денежную компенсацию. Пусть будет в тройном размере. Здесь и вам наука, дабы быть более разборчивыми. А казне польза немалая. Чего делать с балбесом решать вам. В следующий раз — отставка проштрафившегося чиновника и замена его на моего человека. Насчёт ссылки я поспешил, но воры поедут на каторгу, что не обсуждается. Только вельможа, чей протеже совершил тяжёлый проступок, всё равно лишается чинов и удаляется в имение, — решаю немного снизить требования, — Со своей стороны, я также буду нести ответственность за назначенных людей. Соверши они недостойное деяние, и право назначения на освободившуюся должность переходит к вам. Думаю, это справедливо. Касаемо надзора и дабы не было ложных обвинений, все значимые проступки мы будем рассматривать после тщательного сыска.

— Забыл вас предупредить, — усмехнувшись, нарушаю вновь повисшую тишину, — Ваши новые должности не синекура. Я собираюсь усердно работать во благо России и других заставлять буду. Коли вы не солгали, что жаждете изменить положение дел в державе, то готовьтесь к тяжёлому труду. Отпусков длиною в год, когда чиновник может поехать в Европу, более не будет. Хочешь отдыхать — сдавай дела и выходи в отставку. То же самое касается больных. Не имеешь здоровья служить отчизне, значит, воспитываешь преемника и на покой. Думаю, это справедливо. В ближайшие годы империю ждёт немало испытаний. Вы люди опытные и прекрасно понимаете, что вскоре полыхнёт Польша, а война с Портой — дело времени. И не дай бог, эти события совпадут. Поэтому мы должны быть к ним готовы. А ещё у нас не задавленный мятеж, отбившаяся от рук гвардия, и множество трудностей, которые надо начинать решать уже сегодня. Вот и подумайте, сможете ли вы выдюжить столь сложную задачу. Может, лучше отойти в сторонку и дать дорогу другим достойным людям? Россия велика, и талантливого народа у нас хватает. Это же касается людей, коих вы рекомендуете на важные должности. Вытянут ли они столь тяжёлую ношу. Повторюсь — щадить не буду ни себя, ни окружающих.

А вот здесь дяди из «шестёрки» сразу подобрались, и в их глазах появилось что-то хищное. Будто голодные волки, приготовившиеся драться за добычу, которую у них хочет отбить медведь.

— Нам хватит сил и терпения помогать Вашему Величеству, — начал успокоившийся Шувалов, — Касаемо протеже, то идея неплохая, но требующая доработки. Например, завтра какой-нибудь камер-паж воспылает любовью к девице и совершенно лишится рассудка. Он ведь может убить соперника или согласиться на посулы врагов. Поэтому здесь спешить нельзя. Но некоторых кандидатов лучше обсудить ещё раз и заменить от греха подальше.

Думаю, вельможи попытаются похоронить мои начинания в болтовне. Но ключевые должности займут люди действительно знающие. Например, его кузена Ивана Ивановича — Александра Шувалова, весьма унылую и посредственную личность, более не будут прочить в Камер-коллегию. Хватит ему должности камергера под крылышком более умного и деятельного родича. То же самое касается и остальных вельмож. Пусть немного подумают и найдут более толковых людей. Чую, что меня ждут самые настоящие шахматы с назначением глав коллегий и ведущих сановников.

— Ваше Величество, прошу прощения за нарушение этикета, — вдруг произнёс доселе молчавший Пётр Голицын, — Раз речь пошла о мятежниках, то хочу попросить за одного из них. Не буду скрывать, что мой дядюшка — фельдмаршал Александр Михайлович, беспокоится о судьбе генерала Бутурлина, который был женат на его сестре. Нельзя ли помиловать старика, совершившего глупость? Пусть сдаёт Преображенский полк и едет доживать в имение. Его сын тоже ошибся, наслушавшись посулов заговорщиков.

А глазки у князя прямо такие честные. Будто мятеж и покушение на жизнь законного наследника — это обычный проступок, вроде пьянства или недостойного поведения. Только новый командующий Измайловским полком не знает, что у меня уже готовы ответы для подобных просителей. А фельдмаршала Голицына я на пушечный выстрел не подпущу к любой должности. Как и его отпрысков, которые начнут доказывать свою состоятельность с самых низких должностей.

— Пятьдесят тысяч за графа и тридцать за его сына Петра. Мы только что обсудили персональную ответственность. Вот и предлагаю начать вводить сие полезное нововведение. Здесь и казне прибыток, а освобождённым — наука. Как и другим персонам, задумавшимся о заговоре.

— Но позвольте! Это огромная сумма, которую Александр Михайлович не найдёт. А у семейства Бутурлиных нет таких денег, — судя по злорадству, мелькнувшему в глазах парочки вельмож, растерянность Голицына пришлась им по душе.

— Пусть фельдмаршал попросит помощи у графа Воронцова. Чья дочь является женой Петра Бутурлина и его сноха. Уж два столь уважаемых вельможи просто обязаны помочь родственнику. А если нет, то Бутурлиных ждёт суд, конфискация имущества и каторга.

— Это чрезмерно жестоко! — продолжил настаивать подполковник.

А вот здесь остальные соратники посмотрели на него недоумённо и даже презрительно. Не за ту персону начал заступаться князь. К тому же Голицын проявил излишнюю несдержанность и прямоту, которая может подвести его в будущем. Ведь судьбы мятежников будет решать Особая комиссия, и всегда есть возможность договориться. Я вообще рассчитываю подороже выкупить жизни участников мятежа, кроме Орловых и ещё некоторых непримиримых. Пусть платят, коли не хотят лишиться всего имуществ и титулов. Значит, мятежники будут занимать деньги и попадут в зависимость от «шестёрки» с ещё несколькими влиятельными вельможами. Мне всё равно, как они станут договариваться. Главное — получить как можно больше денег и имущества в казну. Ведь надо достойно наградить соратников. Вот конфискованная собственность и пойдёт на эти цели. Такие у меня нехорошие и циничные мысли.

А графа Романа Воронцова, как и Александра Голицына, я тоже буду держать подальше от государственных должностей. Люди они не бедные, вот пусть ищут приложение своих сил в частном порядке.

— А посылать солдат на захват моей супруги не жестоко? Ведь Бутурлин стал убийцей. Пусть всё получилось случайно, — тихо отвечаю подполковнику.

Под моим злым взглядом тот сразу стушевался. Видно, что он неплохой человек, и надо в будущем наладить с ним отношения. Сейчас его одолевает чувство несправедливости в отношении Бутурлиных, которые якобы не заслуживают столь сурового наказания. Но уже сейчас Голицын понимает, что защищает подлецов, за которых попросил вступиться его старший родич. При этом подполковника выставили в нехорошем свете. Ведь сам фельдмаршал не пришёл просить за старого друга. Вот что значит — опыт и умение правильно выстроить интригу!

— Похороны назначены через три дня? — решаю снова сбить собравшихся с толку.

— Так точно. Её Величество похоронят в Петропавловской крепости. А Наталья Алексеевна будет погребена в Александро-Невской Лавре, — быстро ответил Шувалов, — Может, лучше провести обряды в разные дни?

Немного подумав, решаю согласиться с графом.

— Так и сделаем. Не нужно особых церемоний. Пусть похороны моей жены станут семейным делом и пройдут послезавтра. А императрицу мы похороним со всеми положенными почестями через три дня. Поэтому если у вас нет более важных вопросов, то давайте расходиться. Мне надо известить родственников и попрощаться с убитой супругой. Иван Иванович, — обращаюсь к обер-камергеру, — Жду вас и князя Трубецкого завтра в Аничковом дворце. Я пока не намерен перебираться в Зимний. Обсудим вопросы, связанные с похоронами и предстоящей коронацией. Мне действительно нужен один день, и я не готов более обсуждать иных дел. И постарайтесь не устраивать из церемонии погребения Натальи Алексеевны представления для высшего света. Это моя жена и моя боль. Не хочу видеть на похоронах лишних людей.

Думаю, придворных на похоронах Каролины будет немало. Но завтра обговорю с Шуваловым, кого мы допустим до церемонии. Мерзко, но даже здесь невозможно обойтись без интриг и политических игрищ.

На этом мой день не закончился. За окном уже было совсем темно, и расторопный слуга принёс ещё один подсвечник. Благодаря этому мне стало лучше видно лицо посетителя.

Василий Суворов был мрачен и немногословен. Он вошёл в кабинет, быстро осмотрелся, поздоровался и сел на предложенное кресло.

А мне и говорить с ним особо не о чем. Да, сенатор помог, удержав от участия в мятеже измайловцев и конную гвардию. Но это его прямые обязанности, а не личное одолжение моей персоне.

И вообще, он мне не нравится. Впрочем, как и большая часть вельмож, готовая предать любого следующего самодержца. Я ещё могу понять мотивы мятежников, свергнувших Петра III. Тот действительно был чужеродным явлением для России, наделавшим массу глупостей. Но почему свергли меня? Ведь моя мать — Анна Леопольдовна, будучи регентом, не внесла особых изменений в политику. С Данией воевать не собиралась и союзников не предавала.

Только предали её ближайшие соратники и далее обошлись весьма жестоко. Особенно со мной. Думаю, вельможи это понимают, потому и надо быть с ними особо внимательным. А то со страху устроят новый заговор. Нет, я всем отомщу. Но позже, постаравшись не навредить державе.

— Помнится, Пётр Фёдорович назначил вас губернатором Сибирской губернии? — решаю сразу приступить к делу, — У меня такое же предложение. Поезжайте в Тобольск, принимайте дела и наводите там порядок. Уж больно нехорошие слухи идут с тех мест.

Испещрённое морщинами лицо сенатора некрасиво сморщилось. Я сразу и не понял, что он так ухмыляется. Жуткое зрелище!

— А что, если я откажусь? Поймите правильно, мне в силу возраста пристало уйти в отставку и отправиться в имение.

Слова Суворова разумны. Лет ему немало, а может, он болен. Нельзя же неволить заслуженного человека. Только здесь не тот случай.

— Никто не мешал вам уйти в отставку ранее. Но ведь власть манит и обволакивает? Правда, Василий Иванович? — наклоняюсь вперёд и со злой усмешкой отвечаю собеседнику, — За это сладкое ощущение можно предавать государей, которым ты давал присягу, причём дважды. Даже можно пытать собрата дворянина по надуманному обвинению[3]. Но ведь то было «слово и дело государево». Значит, позволено творить любой произвол. Верно я говорю?

А вот такой разговор главе политического сыска не понравился. Суворов быстро оглянулся и увидел фигуру Пафнутия, стоявшего за его спиной. Мои люди теперь всегда рядом. И в их решимости защищать своего государя не было никакого сомнения. Душегуб и предатель Суворов, это прекрасно понимает.

— Ты жив только из-за сына. Уж больно хорошо о нём отзываются некоторые военные чины. Нельзя обидеть и отвратить от служения трону столь многообещающего воина. В будущем он должен принести России много пользы. И Александр Васильевич не виноват, что его отец клятвопреступник, замаравший себя убийствами. Поэтому придётся тебя помиловать, хотя очень хочется казнить.

Не говорить же сидящему передо мной интригану и палачу, что Майор приказал холить и лелеять его сына. Мол, наряду с Румянцевым — это наиболее успешный русский полководец. Потому и приходится прощать его отца, заслуживающего плахи.

— Мне нужно, чтобы в Сибири был порядок. Надо решить вопрос с мздоимством на таможне и воровством ясака. И пора заняться этим краем, который находится, будто в отрыве от остальной России, — начинаю доводить до сенатора свои мысли и передаю ему несколько листов бумаги, — Здесь основные требования, кои вы должны осуществить. Если будет какое-то сопротивление, то давите его нещадно, невзирая на чины и имена. Вам это не впервой. Заодно займитесь поиском земель, пригодных для земледелия. Я слышал, что ближе к реке Иртыш их достаточно. Есть у меня мысли по заселению этого малолюдного края. Ещё надо определиться, нужны ли нам дикие племена киргис-кайсаков, просящихся в русское подданство. Мы уже спасли их от джунгар и богдыхана. Но зачем России эти дикари? Может, лучше вытеснить их вглубь Азии, освободив земли для русских поселенцев? Но это на ваше усмотрение.

Суворов молча выслушал мои слова, а затем начал читать указания. Писал их не я, а человек, рекомендованный Щербатовым. Я их немного доработал. Мне вспомнились наставления Майора о народах, предавших Россию в будущем. Несмотря на то, что именно империя спасла их от полного уничтожения, неблагодарные только и ждали возможности ударить в спину. Мы не звери и целые племена уничтожать не будем. А просто выгоним их вглубь пустынь или гор. Далее же всё в руках божьих. Чуть позже придётся заняться малороссами и грузинами. Надо будет уточнить о последних у знающих людей.

— Я согласен, — тихо произнёс сенатор, дочитав пояснения.

Вот и ладушки!

— Василий Иванович, — обращаюсь к новому сибирскому губернатору, который быстро обернулся, уже дойдя до двери, — Перед отъездом жени сына. Это мой приказ. Но и подарок будет ему царский. Не сомневайся. А то не дело, что взрослый мужчина ходит в холостяках.

— Слушаюсь, Ваше Величество! — ответил Суворов и вышел из кабинета.

Я же громко выдохнул и развалился в кресле, вытянув уставшие ноги. Пора в Аничков, куда завтра приедет моя семья. Думаю отдать этот дворец Антону Ульриху с братьями и сёстрами, а сам после похорон перееду в Зимний.

Остался один вопрос. Что делать с Шешковским?

[1] Князь Дмитрий Алексеевич Голицын (1734 — 1803) — русский дипломат, тайный советник (1779), действительный камергер, посол, химик, минералог, вулканолог. Зять фельдмаршала Шметтау, отец католического миссионера Д. Д. Голицына, прозванного «апостолом Аллеган».

[2] Князь Александр Михайлович Голицын (1723—1807) — русский посланник в Великобритании, вице-канцлер, представитель младшей ветви рода Голицыных. Действительный тайный советник, сенатор, обер-камергер.

[3] При Анне Иоанновне состоял «в полевых войсках прокурором». В 1738 году вместе с Фёдором Ушаковым ездил в Тобольск вершить «слово и дело» над опальным князем Иваном Долгоруким. От пыток последний сошёл с ума.