Неожиданный наследник-2

Глава 15

Декабрь 1765 года, Санкт-Петербург, Российская империя.

Никто не собирался давать мне время на передышку. Проснувшись в Аничковом дворце, я некоторое время не мог понять, что вообще происходит. Затем дёрнул колокольчик, на звук которого тут же вбежал Анисим.

— Чего случилось? Я вроде слышал какие-то звуки? Или мне приснилось?

Испещрённое шрамами и оспинами лицо слуги скривилось, будто от зубной боли. Хорошо, что я привык к его злобному лику, а то можно перепугаться с непривычки.

— Это ваши родственники приехали с самого утра. А вы вчера так умаялись, что спали беспробудно. Оно и хорошо! Вот только мальцы, в отличие от старших, без понимания. Носятся по дворцу и вас ждут. Игнат Спиридонович их и чаем напоил, заодно в комнату с игрушками отвёл. Но всё равно бузят и шумят, даже отца родного не слушают.

То-то я думаю, что мне померещились шебуршание и детские возгласы, которых здесь быть не должно. Это с какой же скоростью Антон Ульрих привёз всё семейство? Гляжу в окно и понимаю, что на улице достаточно светло. Значит, это я спал слишком долго.

— Давай умываться и одеваться, — приказываю кивнувшему слуге и принимаю сидячее положение.

Нахожу шерстяные тапочки и встаю с кровати. Начинаю делать гимнастику, а к её окончанию прибегают слуги с тёплой водой и полотенцем. Провожу рукой по щеке и понимаю, что не мешает побриться.

— Через полчаса собери всех в столовой. Отзавтракаем, заодно и поговорю с роднёй, — сообщаю Анисиму и направляюсь в уборную, — А то устроили здесь игрища. Хотя у нас, вообще-то, горе.

— Что прикажете сказать обер-камергеру Шувалову и прибывшим вельможам?

И они здесь! Даже пописать и умыться по-человечески не дадут.

— Что, вся шестёрка в сборе?

— Так точно! Только там ещё народу ожидает немало. Пока в каретах сидят, но желают лицезреть Ваше Величество.

Вот гад! Он же надо мной подтрунивает.

— Прикажи, чтобы добавили приборы ещё для шести персон. Остальные подождут. И дайте мне спокойно умыться!

Вздрогнувший от неожиданности лакей чуть не уронил бадью с тёплой водой. А второй, принёсший полотенца, стал бледен, будто покойник. Кстати, о мёртвых. Ведь Каролина до сих пор лежит в нашей спальне. Надо будет приказать перенести её в часовню и положить в гроб. Но скорее всего, мажордом сделает это без моих подсказок.

— Когда прибудут ваши наставники? Надо бы подготовить комнаты для занятий, — поворачиваюсь к отцу, поставив чашку с кофием на стол, — Думаю, что пора расширить штат и добавить учителя манер и этикета.

— Ууууу, — раздался гул несогласных детей.

Перед завтраком я решил провести короткую беседу с родственниками и собрал всех в малой зале. А то затем навалятся дела, и времени не будет.

— Ванечка, мы не хотим учиться этикету. Немка и так замучила Лизу с Петей. Туда не смотри, сюда не ходи. Но ведь они ещё маленькие и хотят играть!

Это одиннадцатилетняя Василиса встала на защиту младшей части нашего семейства. Судя по новым возгласам, малышня полностью поддерживает слова сестры. Старшие, молча наслаждались моментом, лукаво глядя в мою сторону. Избаловал я их. Только ничего не могу с собой поделать, ведь дети хлебнули немало испытаний.

Но надо было видеть лицо впавших в оторопь Шувалова и остальных вельмож. Они присутствовали при беседе. Не гнать же столь уважаемых людей в предбанник? Мне теперь без них никуда. Обер-камергер вообще обязан присутствовать при каждом моём принятии пищи. Чую, что остальные вельможи, за исключением Шешковского и Голицына, решили не отставать. Потому они стоят сейчас у стены, наблюдая, как я общаюсь с братьями и сёстрами.

Иван Иванович чуть не начал жевать свой парик, когда дочь крестьянки назвала будущего императора — Ванечкой. Ничего плохого я в этом не вижу. Всё равно слухи об отношениях внутри нашего семейства дойдут до придворных. Но это может стать опасным, когда окружающие поймут, что я не делю родных братьев и сестёр со сводными.

За всеми ведь не уследишь. Думаю, уже скоро интриганы начнут искать подступы к младшим. Может, через учителей или иных наставников. Значит, надо ограничить их общение с окружающим миром и очень медленно вводить их в большой мир.

А вот с нарядом обер-камергера и остальных придворных надо чего-то делать. Даже Антон Ульрих отказался от нелепого парика и кюлотов. Оказывается, отец сохранил достаточно густые волосы, которые сейчас изрядно посеребрены сединой. И в русском кафтане с сафьяновыми сапогами, похож на боярина допетровских времён. Трубецкой и последовавший за ним Нарышкин, тоже перешли на новую одежду, которую задумчиво рассматривали их соратники по «шестёрке».

Кстати, надо сразу решить вопрос с цветом. Майор поведал мне немало сказок, в том числе про одного принца-волшебника по имени Корвин. Тот предпочитал в одеждах чёрное и серебро. Меня такой выбор вполне устраивает. Надо только добавить к повседневной одежде праздничную. Пусть будет пурпурная с золотой вышивкой. Заодно можно одеть в чёрные мундиры часть воинов из моих личных войск. Но это будет позже.

Пока приходится убеждать домашних, что им необходимо учиться. Правда, делаю себе пометку в блокноте, что надо посетить все уроки. А то вдруг учителя преподают им всякую муть.

После завтрака я заставил себя сходить в часовню и посмотреть на мёртвую Каролину. Заодно пришлось уделить внимание молитве, подтверждая образ искренне верующего человека. Родственник и вельможи составили мне компанию.

Трудно было смотреть на заострившиеся черты лица и серо-жёлтую кожу покойницы. Лиза и старшие девочки стояли с глазами, полными слёз. Хотя они всего два раза видели мою жену, и та проявила к ним откровенное пренебрежение. Всё-таки мы семья. А для детей Антона Ульриха это очень важно.

С трудом избавившись от вельмож, начавших изрядно досаждать, я приступил к работе. Думаю, моя спокойная жизнь закончилась. Надо как-то составить распорядок дня, дабы оставалось время на общение с семьёй и отдых. Я же ещё занимаюсь фехтованием и много читаю. А тут уже набежали придворные, от которых пришлось отбиваться при помощи Шувалова. В Зимнем такого не получится, ведь там всё выстраивалось годами, если не десятилетиями. Не удивлюсь, если никто не обратит внимания на мой запрет посещать дворец. И у меня нет никакого желания вмешиваться в тамошние дела. Но Аничков, где будет жить моё семейство, никому лишнему доступу не будет.

— Передайте господам Бецкому, Козмину и Олсуфьеву, что у них есть два выхода. Либо они продолжают работать и перестанут прятаться, либо едут на каторгу, — сообщаю стоящему напротив Теплову, — Никакие отговорки про нездоровье или решение уйти в отставку, я не приму. То же самое касается многих вельмож и военных, но то другая история.

— А как же Иван Перфильевич? — удивлённо произнёс статс-секретарь.

Удивительный вопрос, если учитывать нынешнее положение самого Григория Николаевича. При этом он сразу уловил, что я не упомянул о Елагине. С этим господином придётся беседовать в другом месте. И это будет не тёплый и уютный кабинет, а холодный каземат. Уж больно необычный человек, несущий непонятные и чужеродные для России идеи. Про масонов Майор отзывался однозначно, поэтому в России их не будет. Тем более это касается одного из главных последователей этого богомерзкого явления. Поэтому судьба Елагина уже решена, надо только его хорошенько допросить.

Теплов же предан империи, что подтверждал не раз. Он даже рассорился со своим свояком и близким другом Разумовским. Именно статс-секретарь Екатерины стал причиной роспуска Гетманщины, чью канцелярию он возглавлял. Его доклад привёл к переменам в Малороссии, отстранению излишне самостоятельного Разумовского и назначение генерал-губернатором края Румянцева.

Шешковский хвалил Григория Николаевича не только за преданность державе, но и за таланты секретаря и учёного. Именно такой человек мне и нужен. Порадовало, что он сразу прибыл по моему приказу, не став отсиживаться в кустах. Мне нужно срочно налаживать работу с чиновниками, придворными и просителями. Как это делать, я не знаю. Зато есть некоторые идеи, придуманные Майором. Забавно, но знания, полученные от наставника, потихоньку появляются в моей голове. Нужны только люди, способные их осуществить.

— Елагин продвигает в России непонятный прожект под названием масонство. При этом ниточки этого явления тянутся за границу. Сами подумайте, как можно подпускать к важнейшим государственным секретам человека, работающего на пруссаков или шведов?

Вижу, что подобное объяснение собеседнику понравилось. Он сразу успокоился и перестал смотреть на меня, будто ожидая удара. Поэтому решаю продолжить.

— Мне нужна работоспособная канцелярия. Не Кабинет[1], созданный Петром Великим, заведующий императорским имуществом. А служба, которая станет ведать моим делопроизводством и надзором за исполнением указов коллегиями. Потихоньку мы расширим канцелярию, добавив к ней новые департаменты. Мне вскоре понадобятся ревизоры, юристы и иные работники. Но пока надо навести порядок в перечисленных вещах, заодно взять свои руки все прошения.

— Но ведь это епархия обер-камергера? — возразил секретарь, — Не каждый чиновник сможет противиться воле Шувалова.

Это хорошо, что Теплов понимает, о чём речь, и не согласился сразу.

— Я разделю просителей на государственных и частных, если так можно выразиться. Вся деловая корреспонденция, жалобы, а также письма и прошения от служивых людей, будут находиться во введении Собственной Его Императорского Величества канцелярии, сокращённо Собственная Е. И. В. Канцелярия, — читаю по бумажке зубодробительное название, — Остальными просителями и людьми, которые должны быть представлены императору, займётся граф.

Теплов продолжал молчать, но явно обдумывал услышанное. Понятно, что главе канцелярии всё равно придётся вступать в противодействие с обер-камергером и другими важными придворными чинами. Вообще, сейчас система делопроизводства весьма запутана. Екатерина начала приводить её в порядок, но не успела. Придётся продолжить начинания этой великой женщины. Ха-ха!

Я хочу распустить Сенат и ещё несколько структур, вносящих неразбериху в управление страной. Будет Канцелярия, которая станет моими глазами, ушами и руками. Отдельно начнёт работать Правительство Российской империи во главе с канцлером, куда войдут старые и новые коллегии. Временно придётся создать Госсовет, который станет наследником Особой комиссии. Это будет больше совещательное учреждение, куда войдут главы важнейших коллегий и влиятельные придворные чины. Синекуры для престарелых чиновников я отменю. Ты либо работаешь, либо сидишь в имении.

Именно это я объяснил Григорию Николаевичу, который перестал относиться со скепсисом к моей задумке. Заодно передал ему бумаги с описанием работы Канцелярии, которые гость сразу начал просматривать.

— Главой Канцелярии я вижу именно вас. Давайте, не будем спорить, — поднимаю руку, не дав собеседнику возразить, — Начинайте работу прямо сейчас. Я не хочу работать в бывшем кабинете покойной императрицы, потому подобрал себе иное помещение. Там будет несколько комнат, где расположитесь вы с помощниками, место для ожидания и, конечно, мой кабинет. Поэтому езжайте в Зимний и начинайте готовить всё к работе, заодно займитесь переездом. На сегодня у меня все дела расписаны, а далее два дня будут посвящены похоронам. Думаю, времени вам хватит. Штат тоже на ваше усмотрение. Что касается упомянутых мною персон, то никто не заставляет их работать из-под палки. Пусть подготовят себе преемников и занимаются, чем душе угодно. Если управятся за год, то так тому и быть. Насильно держать никого не буду.

На том мы и разошлись с воодушевлённым Тепловым, ставшим главой моей канцелярии. Не успеваю передохнуть, как Пафнутий сообщил о новом госте.

Давненько мы не виделись. С тех пор граф особо не изменился

— Мне, право, неудобно, но придётся отказаться от столь почётного назначения. Здоровье подводит, и надо решить множество имущественных вопросов. Я уже подал прошение об отставке, — закончил свою речь Мусин-Пушкин.

После приветствия я дал гостю время оглядеть кабинет и разместиться в кресле. Времени на славословия сейчас нет, поэтому вельможе было предложено место в Е. И. В. К. Валентин Платонович решил, что ему предлагают должность секретаря, и сразу отказался. Хотя он изначально не собирался служить новому императору.

— Это не просьба, а приказ. Всех предателей я и так уволю из гвардии, — после подобных резкостей граф дёрнулся, будто от пощёчины, — Вы вообще дважды клятвопреступник, сначала предавший Петра Фёдоровича. Затем решивший отсидеться в сторонке, когда Орловы попытались захватить власть. И в обоих случаях вы были офицером гвардии.

— Я попросил бы вас выбирать выражения! — гордо вскинулся полковник, — Есть обстоятельства, когда даже офицер и дворянин должен делать сложный выбор!

Сколько пафоса, за которым скрывается обычное предательство. Впрочем, Пётр III умудрился настроить против себя даже самых честных служак, коим и является мой гость. Да и в нынешнем мятеже, Конная гвардия, где он был вторым лицом, ничем себя не запятнала. Но и мне особо не помогла.

— Я и предоставляю людям выбор. Либо вы поступаете в Канцелярию инспектором по особым поручениям. Или прямо отсюда под конвоем направляетесь в каземат. Вскоре будет суд, после которого особо отличившихся заговорщиков казнят. Гражданские чины, чья вина не столь сильна, поедут за Урал, предварительно лишившись состояний и всех наград. Они станут поднадзорными служащими. При этом большая часть получит важные посты. Вот только с испытательным сроком в десять лет. Только после этого чиновники, а также их семьи смогут вернуться в столицу и получить вознаграждение. Конечно, если они станут служить честно и принесут отчизне пользу. В противном случае им придётся ехать далее на восток, лишившись даже дворянского звания, — осознав услышанное, граф аж покраснел от негодования.

А чего он хотел? Чтобы я простил предателей и сомневающихся? Да ни за что на свете! Пока есть возможность, а большая часть аристократии растеряна, надо разобраться с, как можно большей частью ненадёжных людей. Думаю, даже «шестёрка» ещё не знает, что Шешковский уже начал аресты наиболее значимых фигур подавленного заговора. Пешек мы сметём позже. Но и лишать Россию грамотных чиновников с военными просто глупо. Вот и поедут они исправлять свои ошибки и замаливать грехи. Понятно, что самых знатных предателей придётся простить, и это меня несказанно раздражает. Только накажу я всех, пусть аристократы просто поедут в имения без права появляться в столице и крупных городах. Думаю, мне есть чем всех удивить. Или наложу на провинившихся такой штраф, что они останутся без портков. Однако, то дела будущего.

Плохо, что среди чиновников немало ворья и неумех. Потому многие из них так и останутся за Уралом. Не поверю, что мздоимцы и лентяи вдруг исправятся. Только их ждёт не самая лёгкая жизнь, и служить им придётся, отдавая все силы. Тот же Суворов, назначенный генерал-губернатором в Тобольск, не даст чиновникам почивать на лаврах. Это в столице его ограничивала Екатерина, не позволявшая наказывать обнаглевших казнокрадов. Немка всё пыталась договариваться с дворянством, не понимая, что ещё больше его развращает. Зато, услышав, что я даю ему особые полномочия, глаза Василия Ивановича хищно блеснули, а лицо разрезала улыбка, которая впору крокодилу. Мне даже стало страшно за особо нечистых на руку служащих. Надо только обеспечить вельможе силовую поддержку.

Поэтому я разговариваю с Мусиным-Пушкиным, ведь он отличается честностью и непримирим к казнокрадам. Не понимаю, как граф уживался в клубке змей, окружающих бывшую императрицу? Приближать его особо близко — затея глупая. А вот создать целый отряд инспекторов, выполняющих обязанности ревизоров и разведчиков — хорошая задумка Майора. И для этого нужны честные люди, которых мало.

Продолжаю разговор, предоставив гостю возможность обдумать услышанное,

— Военные подвергнутся похожему наказанию. Большая часть простых гвардейцев, запятнанных в мятеже, с тем же чином отправятся в обычные полки. Что является понижением в звании и позором. Это касается и тех, кто отсутствовал по месту службы. Я не посмотрю и на возраст офицеров. Коли человек приписан к какому-то полку, будь ему хоть пять или семь лет от роду, то он обязан служить. Приписанных детишек и юношей, придётся просто уволить без всяких взысканий. А вот больные и любители долгих отпусков будут служить как миленькие, — от моей улыбки, более похожей на оскал, граф уже побледнел, — Из офицеров, являвшихся наиболее верными сторонниками Орловых, будет сформирован штрафной батальон. Пока людей набирается на роту, но вскоре к ним присоединятся представители обычных полков, а также интенданты и прочие чины, опозорившие мундир воровством и недостойными делами. Поэтому новое войско мы назовём «штрафбат». Служить там придётся меньше, пять лет. Но зато арестантам придётся кровью заслуживать помилование. Вы уже поняли, что они также лишатся всего имущества. За проявленное геройство каждый из арестантов получит право продвинуться в чинах и вернуть себе прежний статус. Думаю, это справедливо.

Ещё немного помолчав, сделаю графу последнее предложение.

— Выбирайте. Я не просто так вызвал именно вас. Мне нужны люди, которые продолжат верно служить России. Моя персона здесь вторична. К сожалению, умных и честных гораздо меньше, чем глупых и вороватых. На Волге неспокойно, и в этом виновны тамошние власти. Если не предпринять никаких действий, то вскоре всё может закончиться очень плохо. А для того, чтобы принимать решение, мне необходимо знать, что на самом деле творится в некоторых губерниях. Именно поэтому сенатор Суворов вскоре отправляется генерал-губернатором в Сибирь. Но для иных мест мне пока понадобятся инспекторы. Ревизион-коллегии я не доверяю.

В общем, мы договорились. Правда, граф попытался получить от меня обязательство не трогать некоторых офицеров и чиновников. Я ответил, что подумаю. Если это достойные люди, то дел для них хватает.

Заходя в казематы Петропавловской крепости, мои губы невольно скривились в усмешке. Чуть более года назад я сам выбрался из похожего места. И вот теперь пришёл пообщаться с пленниками, арестованными по моему приказу. Сутки нахождения в подобном заведении должны настроить людей на верный лад.

Охрану каземата осуществляли люди Шешковского и пятёрка офицеров во главе со Столыпиным. Местному караулу мы не доверяли и приказали большей части гарнизона временно удалиться из крепости.

Чую, что сегодня у меня будет необычный десерт — мясной. Пытки любых сословий в России разрешены, а я ещё и издал указ о возврате смертной казни.

Впрочем, сейчас всё это неважно. На самом деле меня волнуют только два вопроса, на которые я должен получить правдивый ответ. И никаких душевных терзаний я не испытываю. Скорее наоборот, даже предвкушаю запоминающееся зрелище.

От обилия фонарей в длинном каземате было достаточно светло. Нужная дверь находилась в пятнадцати шагах от входа и была сразу распахнута передо мной.

В небольшой комнате было душновато и пахло потом. Вернее, было ещё много иных запахов, но я не обратил на них внимания. Слева располагался стол, за которым сидел Шешковский и писарь, вскочивший при моём появлении. Справа стоял невысокий мужик звероватого вида, согнувшийся в низком поклоне. Только главным героем сегодняшнего вечера являлся другой персонаж. Смотрю на привязного к креслу человека и не могу сдержать оскала. Выглядел он потрёпанным, но пытался сохранить надменный и независимый вид. Но, посмотрев в мои глаза, его щека предательски дёрнулась. Это хорошо! Значит, боится.

— Добрый вечер, Алексей Григорьевич, — произношу Орлову, — Вы даже не представляете, как я ждал этой встречи!

[1] При Петре I собственная канцелярия государя называлась Кабинетом. При Петре II этому учреждению была подчинена Собственная вотчинная канцелярия, учреждённая Екатериной I для заведования императорским имуществом и просуществовавшая до 1765 года, вследствие чего в деятельности Кабинета получили преобладание дела по заведованию императорскими вотчинами и особенно горными заводами. В царствование Екатерины II эти дела становятся единственным предметом в ведении Кабинета; последнее обстоятельство вызвало образование отдельной от Кабинета Собственной канцелярии.