— А второй номер она отколола такой — сделала попытку к бегству.
Она дала нам честное слово, что не будет делать никаких подобных штучек, но, если кто-нибудь подвёл вас однажды, безусловно, он подведёт вас и дважды. Я, кстати, всегда считал (и сейчас считаю), что не может быть, чтобы кому-то верили наполовину или на три четверти, или пусть даже на девяносто девять и одну сотую процента. Или вы доверяете человеку полностью или вы не доверяете ему совсем. Именно поэтому во всех наших переговорах о мире я всегда настаивал, что всё должно быть записано подробно до тютельки. В противном случае придётся полагаться на доверие, вы понимаете, а я не доверяю ни «Маскам», ни «Алым». Дом тётки нашего Биг Энтони, на самом деле, скорее коттедж. В нём только одна спальня, и Биг Энтони и Джо-Джо, кого он взял с собой, отдали спальню Мидж, а сами устроились в гостиной. Биг Энтони — на кушетке, а Джо-Джо — в спальнике на полу. Никаких попыток тронуть её не было, потому что они знали, что она девушка Джонни, и потому что мы все в клике высоко ставим честь. Они раздевали её до пояса каждое утро и вечер и давали назначенные двадцать ударов по спине, и это не имело никакого отношения к сексу. Это было просто исполнение приговора. Наверное, это было неприятно для Биг Энтони — исполнять такой приговор по отношению к девушке, потому что в нашей клике очень уважают наших женщин. В наших глазах они такие же, как и мы, и имеют равные права. Это ничего не значит, что у меня среди советников нет ни одной женщины. До того, как Мидж выкинула этот номер, я, собственно, даже планировал назначить одну из девушек секретарём. Уже был готов вынести этот вопрос на совет. Но тут Мидж возьми да и сумничай. Хотя, точнее сказать, сглупи.
Это было так: они только что дали ей вечернюю порцию — двадцать ударов. Рубцы кровоточили, но не сильно. Она надела блузку и ушла в спальню. Биг Энтони сказал, что она урок хорошо усвоила. Он считал, что она прочувствовала свою вину, как я и сам был уверен. И мы оба тут не ошибались: просто дело было в том, что Мидж была совершенно непредсказуемой личностью. Примерно в полдесятого, когда Биг и Джо-Джо смотрели телевизор в соседней комнате, приглушив звук, чтобы ей не мешать, если она хочет уснуть, они вдруг услышали какой-то звук — вроде кто-то пытается пробраться в дом, и оказалось, что никто не пытается пробраться в дом, а кто-то пытается выбраться из него. Это была Мидж, и она не только пыталась, но уже и выбралась, когда они подбежали и схватили её. Она выпрыгнула из окна (этот шум они и услышали) и побежала к лесу, когда они бросились за ней. У неё был нож, который она ухитрилась днём украсть из кухни.
Ни Биг, ни Джо-Джо не собирались делать ей ничего плохого. Им нужно было только вернуть её на место. А она кинулась на них с ножом, пырнула Джо-Джо в руку (у него до сих пор рука перевязана), а потом бросилась на Бига, которого не зря зовут Бигом и который поднаторел в драках, знает как обезоружить противника. Но она всё кидалась и кидалась на него, когда он, наконец, отобрал у неё нож, он тоже разозлился. Он её обхватил сзади одной рукой, а нож приставил ей к горлу и предупредил, что если она ещё раз рыпнется — он её убьёт. А она перекрутилась, да как даст ему ногой в пах — ну, и всё. Биг убил её в следующий же момент. Его можно понять.
Я сказал ему, что он сделал правильно.
Рэндола Нэзбита нашли утром в субботу, 12 января, в кафе-мороженое на углу Хичкок и Дули в Риверхеде. Он кушал банановый сплит (сладкое блюдо из полуразрезанного плода — примечание редактора). Худенькая голубоглазая блондинка сидела рядом с ним, попивая газировку с шоколадным мороженым. Она выглядела анемичной и застенчивой — прямо робкая школьница из фильмов о школьных проказах 40х годов. Нэзбит был темноволос и темноглаз; длинный утиный нос, тяжёлые челюсти и тяжёлый взгляд довершали портрет. Он был выбрит, но сквозь кожу уже проступал неистребимый тёмный оттенок густой растительности. Он даже не поднял глаз, когда детективы подошли к их отдельному кабинетику. Нет сомнения, что он ждал их прихода, так как они увидели гонца в синей джинсовой куртке с конфедератским флагом на спине, вбегающего в кафе, когда они только повернули к нему из-за угла. Гонец уже сидел у стойки и наблюдал за ними, когда они подошли к столику Рэнди.
— Рэндол Нэзбит? — спросил Карелла.
— А? — отозвался тот, поднимая на них глаза. Широкая благосклонная улыбка телевизионной знаменитости расползлась по его лицу. Карелле сразу не понравилась эта улыбочка.
— Полицейские офицеры, — сказал он, сунув вперёд свой значок.
Нэзбит заинтересованно рассматривал сине-золотой щит, потом поднял глаза и снова улыбнулся.
— Слушаю вас, офицер, — сказал он. — Чем я могу вам помочь?
— А вас как зовут, юная леди? — спросил Клинг.
— Той, — ответила девушка.
— Той?
— Той Уилки.
— Хотим задать вам несколько вопросов, —сказал Карелла Нэзбиту. — Не возражаете, если мы присядем?
— О, пожалуйста, присоединяйтесь, — сказал Нэзбит. — Может быть, мороженого? Или кофе, или чего-нибудь ещё?
— Нет, спасибо, — ответил Карелла, садясь рядом с Той. Клинг сел рядом с Нэзбитом.
— Вы президент группы, называющейся «Мятежные янки»? — спросил Карелла у Нэзбита.
— Так называется наша клика, совершенно верно.
— Мы разыскиваем человека по имени Мидж. — сказал Карелла. — Не приходилось ли слышать такое имя?
Той было открыла рот, чтобы что-то сказать, но косвенный взгляд Нэзбита заставил ее промолчать.
— Мидж... — задумчиво произнес Нэзбит, пробуя звучание имени, как если бы ему было поручено окрестить новый военный корабль во время спуска на воду. — Мидж... Мидж... Нет, не могу припомнить, офицер.
— У нас есть данные о том, что Мидж является членом вашей группировки.
— Вот как? — удивился Нэзбит. — Той, ты знаешь кого-нибудь из наших по имени Мидж?
— Нет, — ответила Той, нагнувшись над стаканом с соломинкой в губах.
— К сожалению, не можем помочь вам, — сказал Нэзбит. Как бы подчёркивая, что он считает разговор оконченным, он взялся за ложку, вонзил её в банан, сгрёб шоколад с вишнёвым сиропом и понёс капающую смесь в рот.
— Мы не кончили, — произнес Карелла.
— О, извиняюсь, — Нэзбит проглотил шоколад. Он положил ложку и снова приятно, благосклонно и благожелательно заулыбался. — Да?
— Кто-нибудь есть в группе под именем Биг Энтони?
— Это да, — ответил Нэзбит.
— Известно, где его можно найти?
— Дома у него были?
— Если вы говорите о квартире, где он живёт с матерью на 38-й Северной, дом 334, — да, были.
— Думаю, что его там нет.
— Правильно.
— Я не знаю, где он, — сказал Нэзбит и снова взялся за ложку. Он уже разгребал ею земляничное мороженое, когда Карелла спросил: — У него есть водительские права?
— У кого? У Бига? Конечно, есть.
— На какой машине он ездит?
— У него нет машины.
— Но в группе есть машина.
— Нет, у нас нет машины.
— У вас есть пикап?
— Да, пикап у нас есть, — ответил Нэзбит. — Вы, конечно, меня извините, офицер, но я не думаю, что понимаю, к чему этот ваш допрос.
— Никуда не уезжать! — сказал Клинг.
Нэзбит улыбнулся:
— Я никуда не намеревался ехать, офицер.
— Правильно. И не надо, — отпарировал Клинг, — Пока с вами не будет ясно.
— Я прекрасно знаю свои права... — начал Нэзбит.
— Вот этого не надо, — отрезал Клинг.
— Я хочу сказать, что, может быть, вам нужно сначала ознакомить меня с ними. То есть, если вы собираетесь устроить здесь большой допрос, то не нужно ли...
— Это рутинный опрос, и вашим правам ничего не угрожает, — сказал Клинг. — Какой тип вашего пикапа?
— Шеви.
— Год?
— Шестьдесят четвёртый.
— Где сейчас находится?
— Я не знаю, кто именно из членов клики пользуется им в данный момент, — сказал Нэзбит и улыбнулся. — Мы все имеем право ездить на нём, когда кому нужно. Естественно, все, кто имеет водительские права. Мы законопослушные граждане.
— У кого была машина, когда вы её видели в последний раз? — спросил Карелла.
— Я забыл.
— Постарайтесь вспомнить.
— Какое это имеет значение?
— Возможно, она участвовала в вооружённном грабеже, — солгал Клинг.
— Неужели? — спросил Нэзбит. Он сокрушённо покачал головой. — Я думаю, тут какая-то ошибка, офицер.
— Сине-зелёный шевроле 64 года, с конфедератским флагом на дверце водителя.
— На обеих дверцах, — сказал Нэзбит.
— Гаражный механик видел только со стороны водителя, — сказал Карелла, подхватывая ложь Клинга.
— Ух ты, — сказал Нэзбит, — а вдруг и правда, украли наш пикап, а, Той?
— Может быть, — сказала Той, громко высасывая остатки сиропа из стакана.
— Потому что ни один из наших парней не мог бы сделать налёт на бензоколонку, мы не такие.
— Но, судя по описанию, это ваш пикап, а?
— Ну, по описанию, похоже. Но поймите, этого нe может быть. Если только, как я сказал, его не украли. Он обычно стоит у нас на пустыре на Дилл-стрит, около клуба. Может, кто-нибудь и украл его, а потом и сделал налёт на бензоколонку.
— Вообще-то, это возможно, Стив, — сказал Клинг.
— Да, пожалуй, — заключил Карелла.
— Конечно, наверное, так всё и было, — сказал Нэзбит. — Пожалуй, я пойду в клуб, да и проверю. Наши люди должны его охранять круглосуточно.
— Мать Биг Энтони сказала, что его нет в городе, — внезапно сказал Карелла.
— А... ну, она вообще едва ли бывает в курсе, где он, — ответил Нэзбит с улыбкой.
— Она была совершенно уверена в этом.
— Ну... — произнёс Нэзбит, разведя руки жестом, говорящим о том, что мать Биг Энтони отнюдь не является компетентным или надёжным свидетелем.
— Сказала, что ушёл из дома вечером в среду. Сказал, что раньше недели не вернётся.
— Ну, это для меня новость, — сказал Нэзбит. — Офицеры, я должен вам сказать, что это для меня новость. Я президент этой клики, большинство её членов обычно ставят меня в известность, если куда-то уезжают. Конечно, это не правило, поймите правильно, от них никто этого не требует. А Биг ни звука мне не говорил, что уезжает куда-то.
— Его мать сказала, что он поехал в Турман.
— Вот как? Это за реку? Ну, для меня это новость.
— Почему этот Биг Энтони так нас интересует? Потому, что бензоколонка эта как раз находится в Турмане.
— Офицеры, — вдруг заговорил Нэзбит, — я думаю, вы лжёте. Я не знаю, почему, но думаю, что да.
— Значит, мы квиты, — сказал Клинг.
— Я? Вы про меня говорите? — изумился Нэзбит. — Я никогда не лгу. У меня правило всегда говорить правду.
— Отлично, начинайте, — сказал Карелла.
— Я всё время это и делал.
— Где Мидж?
— Я не знаю никого с таким именем.
— Где Биг Энтони?
— Я не знаю. Если его мать сказала, что он в Турмане, то, может быть, он там и есть, хотя его мать немного не в себе, и я, честно говоря, не стал бы доверять её словам. Но раз она сказала, что он в Турмане, то кто знает? Может, раз в своей жизни она и сказала правду, кто знает?
— Где именно в Турмане?
— Он мне даже не сказал, что едет в Турман, как же я могу знать, где именно?
— Что-нибудь было слышно от него со среды?
— Нет.
— Немножко странно?
— Я не требую, чтобы мне докладывали каждый раз, когда кому приспичит идти в туалет, — сказал Нэзбит. — У меня хорошие люди, и они свободные люди. Они знают, что я президент, и что будет так, как я скажу, но они не должны докладываться мне каждые десять минут.
— Мы говорим не о десяти минутах. Мы говорим о трёх днях. Вы пытаетесь убедить нас, что один из членов вашей клики куда-то исчез на три дня, и вы ничего не знаете об этом?
— Я не только пытаюсь, но всё время говорю об этом.
— Мы думаем, что Биг Энтони и Мидж находятся вместе.
— Невозможно.
— Почему?
— Прежде всего, кто эта — Мидж? Уж если я не знаю её, то как может знать Биг Энтони? И вроде, у Бига есть своя девушка, и ей очень бы не понравилось, если бы он стал канителиться с чьей-то чужой цыпочкой. Разве это не так. Той? Разве ей понравилось бы это?
— Ага, — ответила Той, — ей бы это не понравилось.
Оба детектива пристально смотрели на Нэзбита. Они дали ему заглотать приманку, и он её проглотил, а теперь они молча наблюдали, ожидая, когда он поймёт, что он уже на крючке, что уже и петля захлестнулась вокруг его шеи и что он уже болтается в воздухе над эшафотом.
— В чем дело? — спросил Нэзбит. — Что так смотрите?
Оба детектива ничего не отвечали.
— Игра «кто кого переглядит»? — Нэзбит взялся за ложку. — Всё уже растаяло, — объявил он Той, не обращая внимания на детективов.
— Откуда вы знаете, что это девушка? — спросил Карелла.
— Кто? Это теперь вы о ком? — сказал Нэзбит,
— Да всё о том же. О Мидж. Откуда вы знаете, что это девушка?
— Вы сказали, что это девушка. Вы сами сказали что ищете девушку по имени Мидж.
— Мы сказали, что пытаемся найти человека по имени Мидж. Мы не говорили, что она девушка.
— Я понял почему-то, что она девушка, — сказал Нэзбит, пожав плечами.
— Ну, а Чинго кто может быть?
— Парень.
— А Мидж показалось — девушка?
— Да.
— Прямо-таки, так? Мидж автоматически — девушка?
— Автоматически.
— Ладно, — проговорил Карелла, — мы не будем темнить с тобой, Рэнди, — и тут же выдал ему другую ложь, — мы разыскиваем Мидж, потому что предполагаем её соучастие в преступлении, которое мы расследуем.
— Какое преступление?
— Да обычное уличное нападение с грабежом. Мы думаем, что Мидж и двое ребят ограбили старую даму на Петерсон-авеню.
— Хотелось бы мне помочь вам, — сказал Нэзбит, — но я её не знаю.
Они наблюдали за ним. Ни малейшей неуверенности не промелькнуло у него на лице. Если он уже знал, что девушка мертва, если бы у него был телефонный разговор с Биг Энтони в Турмане — ничего не мелькнуло в его тёмных мрачных глазах.
— Мы не считаем, что тут замешан Биг Энтони, — продолжал Клинг, дальше расцвечивая свою ложь. — Но нам сказали, что Мидж — его девушка. Теперь вижу, что тут нам что-то напутали — а, Стив? — обратился он к Карелле.
— Похоже на то, Рэнди говорит, что у Биг Энтони есть девушка. Это, верно, Рэнди?
— Это верно.
— Как её звать?
— Элли Нельсон.
— Где она живёт, знаешь?
— Конечно. На Дули, в двух кварталах от нашего клуба.
— Какой же адрес?
— Дули-стрит, дом 1894.
— А номер квартиры?
— 5А. Но она тоже не знает, где Биг Энтони.
— Как ты можешь знать это заранее?
Нэзбит снова сделал телевизионную благосклонно величественную улыбку.
— Я могу знать заранее.
Поднимаясь на шестой этаж дома № 1894 по Дули стрит, Клинг вдруг сказал:
— Знаешь, я догадался.
— О чём на этот раз?
— Что он хотел сказать.
— Кто? Нэзбит?
— Да нет. Сак. Старикан в Турмане.
— Сак? — удивился Карелла. — Да бог с тобой, это вчера было.
— Так-то так, но меня это грызло. Помнишь, мы с ним прощались?
— Да?
— И ты его поблагодарил, а потом извинился, что мы прервали его завтрак?
— Угу...
— А я ещё сказал: «Такая уж служба наша». Помнишь? А он и говорит: «Разогрею и съем. Люблю овсянку». Теперь я понял, что он имел в виду.
— И что же он имел в виду?
— Ну, что он делал, когда мы вошли, Стив?
— Сел завтракать.
— Верно. А что едят за завтраком? .
— Господи, Берт, да чего только не едят?
— Нет, ну, с чего начинают? Вот ты, например?
— Сок.
— Да, но не все начинают с сока. Некоторые начинают с каши.
— И..?
— И Сак подумал, что я сказал про кашу. Он ослышался. Он подумал «наша» — это «каша». Вот поэтому и ответил: «Разогрею овсянку». — Клинг улыбнулся. Понял, Стив?
— Ерунда какая-то, — ответил Карелла.
— А я ручаюсь, что он именно так подумал.
— Ну, и ладно. Пусть будет так.
— Главное, засело это у меня в голове и никак. А теперь стало ясно.
— Хорошо, но мы уже пришли, — сказал Карелла, остановился перед дверью квартиры 5А и постучал. Дверь открыла Элли Нельсон. Тёмно-синяя футболка, джинсовый комбинезон, вздёрнутый носик и живые голубые глаза. Наверное, ей было семнадцать лет. У неё была хорошая фигура, и она это знала. Она улыбнулась детективам, как долгожданным гостям. Видно, Нэзбит предупредил ее, позвонив по телефону из кафе.
— Привет, — сказала она.
— Полиция, — сказал Карелла, показывая свой жетон. Девушка почти и не взглянула на него. — Можно войти?
— Ну, а как же? — ответила она, отступая и пропуская их вперёд. Седая женщина в ажурной шали на плечах сидела у кухонного окна, покачиваясь в зелёной качалке, вся залитая солнцем, и вязала. Девушка перехватила мгновенный взгляд Клинга и произнесла: «Моя бабушка. Она не помешает. Проходите, проходите».
— Кто-нибудь ещё живет в этой квартире? — спросил Клинг.
— Мама, бабушка и я, — сказала Элли, закрывая за собой дверь. — Проходите в комнату. Что вы хотите узнать?
В гостиной была мягкая мебель с красной бархатной обивкой. Телевизор стоял на столике с колёсиками. Ни картин, ни фото на стенах не было. Занавески были только на окне, выходящем на улицу. Вентиляционное окно оставалось голым и выходило на закопченную кирпичную стену. Элли села в кресло и показала им на диван. Детективы сели напротив неё.
— Так что вам нужно знать? — снова спросила она.
— Мы так поняли, что вы подруга Биг Энтони, — сказал Карелла.
— Да, — сказала Элли, улыбнувшись.
— Полное имя — Энтони Сазерленд, правильно?
— Да, Биг Энтони. Мы его так зовём, потому что у него рост — шесть футов четыре дюйма (194 сантиметра), и плечищи вот такие, — сказала Элли.
— Он член клуба «Мятежные янки», это тоже верно?
— Да. Я тоже. Я в женском вспомогательном отряде. У нас замечательная клика! Я вступила сперва потому, что дружу с Биг Энтони, а он у нас казначей. Ух, как я теперь рада, что вступила! Такая была скучища раньше, до «Мятежных». С ума сойдёшь — школа и дома сидишь у телевизора. И так каждый день. А теперь, у «Мятежных», всё переменилось! Ну, конечно, и Биг Энтони... Но клуб — это всё! У нас такие чудные ребята и девочки. У меня лучше друзей никогда ещё не было.
— И Мидж с ними? — внезапно спросил Карелла. Выражение лица Элли стало застывшим.
— Мидж? — переспросила она.
— Мидж. Рыжеволосая девушка, рост пять футов и два дюйма, вес около 97 фунтов, веснушки на переносице, на руке маленький золотой брелок в виде сердечка, и на нём имя «Мидж».
— Я её не знаю, — сказала Элли, пожав плечами.
— Мы думали, что она член вашей клики, — сказал Карелла.
— Я никогда не слышала о ней, — ответила Элли.
— Ну, хорошо. А когда последний раз виделись с вашим приятелем?
— В среду, днём, — сказала Элли.
— Где?
— Он сюда приходил.
— И с тех пор его не видели?
— Нет.
— А знаете, где он находится?
— Нет.
— Когда он был здесь у вас, он не сказал, что может уехать из города?
— Нет.
— А сколько времени вы с ним дружите?
— Почти год.
— После среды он вам звонил?
— Нет.
— Дружите с ним год, и он не говорит вам, что, должен уехать, и ни разу не позвонил вам с тех пор, как уехал? И вы хотите, чтобы мы вам поверили, Элли?
— Это правда, — сказала Элли, снова пожав плечами. — А зачем он вам нужен?
— Мы предполагаем, что он где-то с этой девушкой Мидж, — сказал Клинг, внимательно смотря на неё.
— Биг? — переспросила она, — Он с... этой девушкой, как её?
— Мы так думаем.
— Нет, — Элли затрясла головой. — Вы ошибаетесь. Я девушка Бига, понимаете? Мы почти как помолвлены. Я хочу сказать, мы с ним собираемся пожениться, понимаете? Что он будет делать с... ней?
— С Мидж.
— Да, как бы её ни звали.
— Мидж. Её так зовут, очень хорошая девочка, насколько мы знаем.
— Но Биг Энтони никогда не... То есть, он просто не будет гулять ни с какой другой девушкой. То есть, куда же он поедет?.. И вообще, он не будет.
— В Турман. Вот куда он поехал.
— Турман?
— Да. Там за рекой.
— Ну... Почему же вы думаете, что он уехал в Турман?
— Его мать так сказала. Он уехал в среду вечером.
— Это миссис Сазерленд так сказала?
— Именно это она сказала.
— Что Биг Энтони уехал в Турман?
— Да.
Девушка замолчала. Было очевидно (если принять, что Рэнди действительно предупредил её по телефону), что он ничего не сказал ей о том, что детективы могут брать её на пушку, как это было с ним. Элли кусала нижнюю губку, вся уйдя в страшную картину, о чём слегка намекнули детективы, — что её парень уехал в среду вечером куда-то за реку, взяв с собой девушку, тоже члена вспомогательного женского отряда, она это знала. Теперь детективы знали, на какой струне им играть и были готовы делать это снова и снова, пока не добьются своей цели. Не было сомнений, что Биг Энтони уехал в Турман вечером в среду, скорее всего, взяв с собой Мидж в общую клубную машину и ещё какого то гопника-соратника. Сейчас им надо было узнать только одно — где именно они могли быть в Турмане.
— Эта девушка, Мидж... — начал Карелла, ведя второй хор все той же оперы... и вдруг женщина из кухни позвала:
— Элинор?
— Что, бабуля?
— Завари-ка мне чаю, Элинор.
— Хорошо, бабуля, — ответила она, быстро поднялась и вышла на кухню.
Карелла взглянул на Клинга и вздохнул. Клинг с досадой покачал годовой, потому что он точно знал, что сейчас думает Карелла. Почти прижали её и вдруг... сейчас все пропало.
Девушка была в кухне около пяти минут. Когда она вернулась, она снова села в кресло, сложила руки на коленях и сказала:
— Мне очень жаль, что я не могу помочь вам, но я не знаю, где сейчас Биг, и я не знаю никого, кого зовут Мидж.
Итак, она начала заученно повторять свою пластинку, выполняя приказ Рэнди по телефону.
— Когда-нибудь бывали в Турмане? — спросил Клинг. Они не собирались дать ей выскользнуть. Если придётся, они были даже готовы брякнуть ей, что её друг-возлюбленный застигнут с Мидж in flagrante delicto (в момент совершения преступления — латынь) посреди главной улицы Турмана в самое людное время.
— Турман?
— Турман, Турман, — резко повторил Карелла. — Сразу как переехать Гамильтон-бридж. Только не надо нам рассказывать, что вы не знаете, где Турман.
Элли сжалась от его тона.
— Я знаю, где это — Турман.
— Вы там бывали?
— Я... не помню.
Значит, она там бывала! Теперь всё должно пойти гладко. Но вместо того, чтобы расслабиться, их манеры становились всё жестче, голоса — всё резче, даже осанка — всё несгибаемей и безжалостней.
— Вам лучше припомнить, — наступал Клинг.
— И побыстрее, — нажимал Карелла.
— Раз я не помню, значит, не помню, — сказала Элли. Её голубые глаз уже были полны слёз.
— Были ли вы когда-нибудь в Турмане — да или нет? — загремел Карелла.
— Я была, ладно, была там. Но только раз.
— Когда?
— Я не помню.
— Послушайте меня, Элли, — сказал Карелла, наставив на неё палец — Если не начнёте сейчас же говорить нам правду, вам придётся очень плохо.
— Нечего тратить время, — злобно сказал Клинг, — забираем её прямо в участок.
— Ну, погодите, объясните, почему? — умоляла Элли. Её глаза были полны слёз и испуга.
— Когда вы ездили в Турман?
— Как раз перед Рождеством.
— Где?
— Я не по...
— Где, чёрт возьми? — загремел Карелла.
— Это большой город, я не помню.
— Это маленький город, и вы помните...
— В чём дело, Элинор? — окликнула её старушка из кухни.
— Где?! — Карелла был неумолим.
— Что случилось, Элинор? — добивалась старуха. — Что у вас за крик?
Клинг резко поднялся с дивана.
— Вашей бабушке придётся внести залог за вас, — повелительно сказал он. — Вставайте, одевайтесь.
— Да, погодите, я...
— Да? — сказал Карелла.
— Что я сделала? — плаксиво спросила Элли. — В самом деле, чего?
— Вы скрываете факты, — жёстко вёл Клинг. — Поехали!
Он отцепил наручники с пояса. Это решило дело. Он навсегда запомнил, что это движение к наручникам заставило девушку расколоться. В будущем он не раз и не два успешно повторял его.
— Ну, ладно, я туда ездила в один дом, — тихо сказала Элли, опустив голову и упорно глядя на свои ноги.
— Какой дом? — быстро спросил Карелла
— У тётки Бига есть дом в Турмане.
— Где? Улица?
— Я не знаю.
— Да чёрт возьми... — сорвался Клинг.
— Я, правда, не знаю! Клянусь вам! Это жёлтый дом с белыми ставнями и впереди на газоне фиговое дерево. Оно было укутано, когда мы там были в декабре. Я не знаю улицы. Я там была только один раз! Клянусь вам богом, я не знаю, какая это улица.
— Как зовут его тётку?
— Марта Уолш.
— Где она живет?
— За углом. На Филлипс-авеню...
— Спасибо, — сказал Карелла.
— Элинор? — донеслось из кухни. — С тобой всё в порядке?
— У меня всё в порядке, — ответила Элинор упавшим голосом.
Детектив Майер Майер погряз в «связях с общественностью». Монтгомери Пиэрс-Хойт снова оседлал его телефон и желал узнать, дал или нет лейтенант разрешение Майеру обсуждать проблемы связи телевидения с актами насилия.
— Да, он дал мне такое разрешение, — сказал Майер. — Разумеется, при том условии, что существует полное понимание, что моё любое заявление является лишь моим личным мнением и никоим образом не может преподноситься в прессе как официальная точка зрения Главного управления полиции.
— О, конечно, конечно, — сказал Пиэрс-Хойт. — Когда я могу приехать к вам?
— Я как раз уезжаю с работы, — ответил Майер,
— Когда вы вернётесь?
— У меня выступление, а потом я еду прямо домой.
— Выступление? — спросил Пиэрс-Хойт. — Какое же?
— В женском колледже.
— На какую тему?
— Изнасилование. Как предотвратить его.
— О, звучит так интригующе! — воскликнул Пиэрс-Хойт.
— Да, это интригующее дело, — сухо заметил Майер.;
— Можно мне тоже присутствовать?
— Я уже выезжаю.
— А я вас встречу на месте. Мне бы очень хотелось послушать вашу беседу. Это в каком колледже?
— Амберсон.
— В какое время начало?
— В три часа, — сказал Майер и не удержался, чтобы добавить: если меня отпустить от телефона.
— Буду на месте. А как я вас узнаю?
— Я один буду стоять на сцене за кафедрой и говорить об изнасиловании.
— Пока! — жизнерадостно прощебетал Пиэрс-Хойт и повесил трубку.
Майеру не нравился Пиэрс-Хойт. Он его ещё даже не видел воочию, но уже не любил его. Ему не нравилось, что надо ехать в центр и даже дальше, да ещё в субботу, и проводить беседу о предотвращении изнасилования полному залу девиц, которое, вероятно, живут в общежитии со студентами из соседних колледжей, выматывая их до бесчувствия. Когда его собственная дочка Сюзи поступила в колледж, он сказал: «Нет! Нет, жить в общежитии в одной комнате со студентом я не позволю. Нет! Нет, я не позволю тебе приводить парня к нам в гости и оставлять его ночевать у себя в комнате. Да, я старомодный человек, это верно. Будь мы в Польше, откуда приехал мой дедушка, мы бы пошли к деревенскому раввину и спросили его: «Рав, приличествует ли моей единственной дочери спать с мужчиной до бракосочетания?». И раввин покачал бы головой, погладил бы бороду и сказал: «Нет таких книг, где было бы написано, что такое должно разрешаться». И мой ответ будет: «Нет, Сюзи. Нет и нет».
Он подошёл к вешалке и уже надевал пальто, когда зазвонил телефон. Коттон Хоуз и Хэл Уиллис должны бы работать в одной смене с ним, но их и след простыл ещё с обеденного перерыва. Бормоча, он снял трубку:
— 87-е отделение, детектив Майер, — сказал он.
— Майер, это Гранди, из Турмана. Карелла рядом?
— Гранди? — переспросил Майер. — Это кто — Гранди?
— Детектив Гранди из полиции Турмана.
— Привет, Гранди, как дела?
— Прекрасно. Карелла там?
— Сейчас нет. Чем помочь?
— Ага... Так. Передай ему, что мы нашли грузовик. Зелёный, 64-го года, Шеви, номер Изолы — 74J-8309, зарегистрирован на имя некоего Рэндола М. Нэзбита, проживающего по адресу: Риверхед, Дули-стрит, 1104. Кузов начисто выскоблен, никаких пятен. Мы проверяем рулевое колесо, ручку переключения скоростей, да всё вообще внутри на скрытые отпечатки, но думаем, что ничего там не найдём.
— А где вы?
— Вот как раз хотел сказать, — продолжал Гранди. — В шести милях от места, где нашли тело девушки, есть пруд. Грузовик был наполовину затоплен. Наверное, они думали, что там гораздо глубже.
— В какое время?..
— Нашли вскоре после полудня. Почтальон ехал мимо и увидел заднюю часть кузова, торчащую из воды.
— Ещё что-нибудь?
— Это всё. Передадите Карелле?
— Обязательно.
— Если ему что надо, я тут буду сегодня до шести.
— Я ему оставлю записку.
— Спасибо, — сказал Гранди и повесил трубку.
Майер написал записку Карелле, взглянул на стенные часы и задумался, почему лейтенант назначил именно его проводить эту беседу — может быть, потому что он лыс и, вероятно, поэтому его беседа должна будет звучать по-отечески, вызывая ответное доверие у юных ухоженных студенточек. Майер совсем не считал, что он выглядит как добрый папаша. Он считал, что он выглядит интересным и энергичным мужчиной. И энергичным он просто обязан быть, если учесть, что ему нужно быть в Амберсоне к трём ноль-ноль.
Он миновал выход в барьере, застёгивая на ходу пальто, когда услышал, что Клинг и Карелла поднимаются по чугунным ступенькам в отдел. Они встретились как раз у выхода на лестницу.
— Звонили из Турмана, нашли грузовик, записка у тебя на столе, — одним махом выпалил он, уже сбегая по лестнице, и крикнул им вдогонку, — я прямо домой поеду из колледжа. До понедельника!
— Какого колледжа? — спросил Карелла тотчас. — Ты о чём говоришь?
Но Майер уже ушёл.
Карелла прочитал записку на столе и тут же позвонил Гранди. Было почти полтретьего, и нельзя было терять ни минуты.
Ему ответили из моторизованного батальона и тут же переключили его на отдел Гранди.
— Да? — ответил Гранди.
— Я получил ваше сообщение. Мы тут разрабатываем эту линию — беседовали с девушкой подозреваемого и потом с его тёткой. Вам надо проверить один дом, мы адрес получили.
— У нас в Турмане?
— Да. Диктую, берите карандаш.
— Пишу, — отозвался Гранди.
— Уэст-Сковил-лейн, дом 304. Знакомое место?
— Район этот знаю. А этот дом чей?
— Принадлежит тётке обвиняемого, по имени Марта Уолш. Она сказала, что зимой в нём не живет, но у подозреваемого есть ключи от этого дома.
— А его-то как зовут? Вы ещё не сказали? — спросил Гранди.
— Биг Энтони Сазерленд.
— Так он-то и есть Пиг, верно? А второго?
— Тут пока ничего.
— Выезжаю по адресу, — сказал Гранди.
Пока Майер Майер докладывал пёстрому сборищу не столь девственных девиц в колледже о том, что насильник — это личность с серьёзными психологическими осложнениями, это человек, который не способен наслаждаться нормальными половыми отношениями с женщиной, детектив Ал Гранди ехал по тенистой Сковил-лейн, пока не увидел жёлтый дом с белыми ставнями под номером 304 на почтовом ящике у ограды. И пока Майер говорил аудитории, что насильник ожидает, что его жертва будет перепугана, и что эта реакция страха усиливает его собственное возбуждение, Гранди подошёл по парадной дорожке к дому, миновал закутанное на зиму фиговое дерево, постучался и, не получив ответа, взломал замок.
«Возможно, некоторые из вас думают, что изнасилование не такая уж страшная вещь. Это проникновение силой, да, это насилие над вашим телом, да, но что, может быть, если вы просто подчинитесь насилию, возможно, ничего ужасного и не будет. Возможно. Но нужно помнить, что частью этой психологической ситуации, делающей насилие столь заманчивым и возбуждающим для насильника, как раз является этот силовой аспект, это взятие силой. А там, где речь идёт о проявлении силы, там есть и сопутствующая опасность избиения и даже убийства».
На полу в гостиной лежал спальный мешок, постель на кушетке была не застелена. На полу стояли пустая коробка от пиццы и две пустых пивных банки. На столике в изголовье кушетки была пепельница, доверху заваленная окурками. Гранди понюхал окурки, чтобы проверить, что это не марихуана. Нет, ей не пахло. Он пошёл в кухню.
«Не хочу вызвать у вас психоза. Я совсем не хочу, чтобы вы начинали в ужасе визжать, если попрошайка похлопает вас по плечу. Может быть, ему просто нужен четвертак для выпивки, а вы поднимете крик, он попытается заткнуть вам рот и в результате у вас может быть сломана шея. Это так же плохо, как и нападение настоящего насильника. И всё же я хочу немного попугать вас. И прежде всего, в отношении поездок в попутных автомобилях. Если вам уж очень хочется быть изнасилованной, то наилучший способ добиться этого — выйти на дорогу и ждать попуток. Я отнюдь не гарантирую вам, что, если сегодня вы сядете в попутную машину, вас непременно изнасилуют. Но я точно гарантирую, что, если вы ждёте попуток на одном и том же месте, в одно и то же время каждый вечер, кто-нибудь попытается изнасиловать вас. Может, это будет через неделю, может быть, дольше. Но кто-нибудь обязательно попытается. И это совершенно не будет зависеть от того, как вы выглядите. Можешь встать на своём углу, облачившись хоть в картофельный мешок, с бигуди на голове, с лихорадкой на губе. Насильника это не остановит. Он больной человек, вы же, предполагается, здоровые люди. Поэтому, ради бога, не ставьте себя по собственной глупости в опасное или рискованное положение».
В холодильнике были две упаковки по шесть банок пива, пакет молока, холодное мясо и хлеб. Половины каравая уже не было. На кухонном столе брошены картонные тарелочки, мусорное ведро полно с краями — консервные банки из-под фасоли, супов, овощей, колбасного фарша. В раковине громоздились немытые чашки, ножи, вилки, тарелки. Гранди пошёл в спальню.
«Как в песне из «Фантастикс», видов насилия существует множество. Если вы встретились со знакомым и устроились с ним понежничать в его машине, вдруг он решает взять вас силой против вашего желания — это изнасилование. Пусть даже вы знакомы с шести лет. В подобной ситуации я могу посоветовать следующее: оторвитесь на секунду от его ласк и суньте палец поглубже себе в глотку, чтоб вас вырвало ему в колени.
Более серьёзное изнасилование, если их можно классифицировать по серьёзности, — это такое, которое приводит к травме или смерти. Мужчина наскакивает на вас, угрожая обнажённым ножом. Не начинайте говорить ему, какое он мерзкое животное, не поливайте его оскорблениями. В ответ получите то же самое и плюс удар ножа. Этот человек с нарушенным эмоциональным равновесием, его «эго» и так уже травмировано. Я знал жертв нападения, которые сами спасли себя от насилия, потому что отнеслись к этому человеку с добротой, пониманием, симпатией и мягкостью. Это не всегда срабатывает, но, по крайней мере, это поможет выиграть немного времени, а там или подоспеет помощь, или вы сможете убежать. Одна девушка так выиграла время, говоря насильнику, что она знала, что он преследует её, и всё думала, как ей невероятно повезло, что вот она такая невзрачная, неуклюжая, а он такой высокий и такой красавец. Она обняла его за шею и стала очень нежной, то есть поступила совершенно неожиданно для насильника — у него пропала эрекция, и он стал безоружен на какое-то время. А когда он опять приступил к делу, то есть взять девушку силой, не забудьте — на улице появились люди, и девушка была спасена.
Но предположим, мужчина начинает избивать вас, одновременно волоча вас в кусты. Ваша естественная реакция, даже если вы планируете не сопротивляться, даже если планируете демонстративно расслабиться, в надежде, что это же самое произойдет с ним, — заключается в том, что вы отвёртываетесь от ударов или закрываете лицо руками, или ещё каким-то образом проявляете сопротивление или страх — а это только ещё хуже провоцирует его. Предположим, что не подействовала ни одна ваша уловка, вы уже на земле — он вас бьёт и собирается изнасиловать. Теперь вопрос в том, хотите ли вы быть изнасилованной и, может быть, убитой, или же вы хотите защитить себя, причинив ему сильную боль. Если вы не хотите быть жертвой, я скажу вам, что сделать с ним, чтобы убежать».
Простыни были смяты и запачканы кровью. На полу около кровати лежал хлыст с узлами. Окно широко открыто. Гранди подошёл к окну и выглянул. До земли от подоконника было около четырёх футов. Он осторожно обернул хлыст в свой носовой платок и прицепил стандартную этикетку для того, чтобы надписать её и передать для изучения в полицейскую лабораторию в соседнем городе Алленби. На сиденье простого стула у кровати лежала сумочка. Гранди открыл сумочку.
«Помните, что неожиданность — это самое главное для вас. Вы лежите на спине, он собирается насиловать вас. Вместо того, чтобы выкручиваться из-под него, пытаться спихнуть его, начните его ласкать. Вот это самое важное. Ласкайте его, ласкайте его половые органы. А потом захватите мошонку и сдавите изо всех сил. Вы причините ему ужасную боль, но изнасилование на этом и оборвётся. Вы можете думать — а вдруг он потом опять побежит за вами, вдруг будет ещё сильнее избивать или даже убьёт. Я могу вам гарантировать, что вы успеете сбегать до Калифорнии и обратно, а он ещё не сможет подняться с земли. Таков один способ предотвратить насилие, если вы не желаете быть жертвой. Есть и другой способ, но подозреваю, что вы скажете: «И пусть уж лучше меня изнасилуют». Тут, бесспорно, решаете вы. Я могу только предложить вам выбор».
В сумочке девушки были три патрона губной помады, пачка туалетной бумаги, несколько жевательных резинок, четыре жетона подземки, три долларовые бумажки, сорок центов разными монетами и членский билет союза учеников Уитменской школы в Риверхеде. В билете стояло её имя — Маргарет Макналли. Ни в доме, ни в саду не было ничего, что могло бы подсказать имена обоих парней, которые, вероятно, убили её.
«Здесь опять главное — неожиданность, — продолжал Майер. — Ласково положите руки на его лицо, ладони к вискам, гладьте его нежно, шепчите ему ласковые слова, пусть он думает, что вы согласны. Ваши большие пальцы находятся у него около глаз. Если вы найдете в себе смелость вдавить большие пальцы в крутое яйцо, точно так же вы сможете сделать с его глазами. Вы выдавите его глаза, вы его ослепите. Но он вас не изнасилует. Ни при одном изнасиловании не может быть так, чтобы у вас не было возможности погладить его половые органы или положить ладони на лицо, я это гарантирую. Это — самые уязвимые места, и, если вы делаете это неожиданно, никогда не подавайте вида, что готовитесь к сопротивлению, он никогда не будет готов к этому, пока не будет поздно. Скручивание мошонки выведет его из строя, но не навсегда. Выдавливание глаз — крайняя мера, и у вас будут основания чувствовать — и справедливо, — что это действие ещё хуже, чем то, что он хотел сделать вам. То есть средства предотвращения изнасилования ещё хуже, чем само преступление. Выбор остаётся за вами».
Майер вытер лоб платком и спросил:
— Есть какие-нибудь вопросы?