Непослушная, милый и няня

Глава 7

Натали

— Привет. Как прошли танцы? — Я улыбнулась Вайолет, ожидая ответной улыбки. Вместо этого я получила убийственный взгляд. Тот самый, который она послала мне, когда я выжимала свой мокрый свитер на ее голову в наш первый день вместе.

— Что не так? — Мэддокс соскользнул со своего места и шагнул к ней.

Вайолет бросила на него свирепый взгляд, затем развернулась в своих золотых туфельках и убежала.

Какого черта? Я стояла, раскрыв рот.

— Вайолет! — позвал Мэддокс, но она уже убежала. — Черт.

Он побежал трусцой в том направлении, куда и она, к одному из ресторанов, и, хотя толпа поредела по сравнению с тем, как было ранее, там все еще было достаточно людей, чтобы они поглотили ее.

Я помчалась на каблуках, чтобы помочь Мэддоксу, которому преградила путь семья, выходившая из ресторана.

— Что происходит? — спросила я, подойдя к нему. Я прижалась к его руке, не отставая, пока он протискивался мимо людей и продолжал проталкиваться вперед.

— Не знаю. Я думал, ей весело. — Его голова заметалась взад-вперед в поисках дочери. — Вайолет!

Я осмотрела каждый кусочек красного, который заметила, надеясь, что это было ее платье, но куда бы она ни пошла, она сделала это с намерением исчезнуть. Почему? Что было не так?

Мэддокс продолжал идти по коридору, который вел к входной двери. Он проверил ручку. Заперто.

— Черт возьми.

— Она, должно быть, зашла в ресторан, и мы прошли мимо нее. — Я повернулась и поспешила в том направлении, обходя официантку, пока искала между столиками. Протиснувшись между ними, я увидела Мэддокса, который в следующем ряду делал то же самое.

Когда мы добрались до стены с окнами, выходящими на Мэйн-стрит, я обнаружила, что Мэддокс уже отступает.

Куда она пошла? Почему убежала от нас? Случилось ли что-то плохое на вечеринке? Или она сделала это потому, что я сидела с ее отцом?

Он не стал дожидаться меня, выбежав из ресторана, направившись в другой через вестибюль. Я еще раз осмотрела место официантки, заглянула под стойку, затем выбежала, встретив Мэддокса у подножия лестницы.

— Что-нибудь есть? — спросил он.

— Нет. Что происходит?

Он провел рукой по волосам.

— Она часто так делает.

— Делает что? Убегает?

Он вздохнул и кивнул.

— Когда она злится на меня или, когда что-то задевает ее чувства, она убегает и прячется. Но это всегда происходит дома. Она никогда раньше не делала этого на публике.

— Почему? Это потому, что мы сидели вместе?

— Скорее всего. — Беспокойство на его лице разбивало мне сердце. — Черт.

— Мы найдем ее. Где она обычно прячется дома?

— Я не знаю. Я никогда не находил ее. Она прячется и выходит, когда будет готова. Однажды она пряталась шесть часов.

— О, черт, — пробормотала я и оглядела вестибюль. Нам не нужно было, чтобы Вайолет пряталась здесь шесть часов.

Если она улизнула от нас, она, вероятно, поднялась наверх. Она может быть сумасшедшей, но, скорее всего, будет держаться поближе к вечеринке, где знакомые лица смешиваются с незнакомцами.

— Мы найдем ее. — Если нам придется прервать вечеринку и заручиться помощью гостей, то так тому и быть. — Нам лучше разделиться.

Мэддокс кивнул.

— Ты поднимись наверх и начни поиски там. Я поговорю с менеджерами ресторанов и посмотрю, пустят ли они меня на кухню. Я не буду шокирован, если она пробралась туда с обслуживающим персоналом.

— Хорошая идея. — Я развернулась и поспешила вверх по лестнице в сторону вечеринки.

В бальном зале было так много людей, что было почти невозможно разглядеть, там ли она, но я обошла вокруг внешнего края помещения, заглядывая между ножек и под столы. Когда я не увидела ни ее, ни красного платья, я подошла к десертному столу и положила на тарелку самый большой кусок шоколадного торта, который смогла найти.

До сих пор я спокойно подкупала Вайолет сладким. Теперь не было смысла менять тактику.

Мой желудок скрутило, когда я вышла из бального зала, бросив взгляд вниз по лестнице. Мэддокс стоял у последней ступеньки, разговаривая с женщиной в брючном костюме. На его лице было написано столько страха и тревоги, что было больно смотреть на него, когда он говорил.

— Вайолет, где ты? — Я направилась в коридор напротив бального зала. К счастью, «Бакстер» не был огромным отелем. На верхние этажи можно было попасть только с помощью карточки-ключа от лифта, что означало, что она не могла уйти слишком далеко.

Если только она не пробралась туда с кем-то, у кого была карточка.

— Она бы этого не сделала. — Не так ли?

У нас с Вайолет все было так хорошо. Потом я облажалась, флиртуя с Мэддоксом. А я ведь знала, черт возьми.

Знала.

Скольких женщин Кэти уволила за эти годы именно за это? Трех или четырех? Существовала профессиональная грань, которую я никогда не должна была переступать, кем бы ни был этот мужчина.

Первая дверь по коридору вела в гостиную. Когда мы с Вайолет осматривали ее ранее, она заглянула внутрь. Возможно, она забралась под один из диванов. Я толкнула дверь, заглядывая внутрь, но вместо Вайолет увидела Стеллу.

И ее обнаженную грудь.

— О боже мой. — Я отвела глаза. — Прости.

Стелла ахнула и оттолкнула широкоплечего мужчину, чей рот был прижат к ее соску. Затем она попыталась поправить платье, когда мужчина оглянулся через плечо.

— Натали?

— Хит?

Я переводила взгляд с нее на него, у меня отвисла челюсть.

— Меня здесь не было. Я ничего не видела. Вы двое, эм… веселитесь.

Мое лицо пылало, когда я закрывала дверь. Хорошо, что к ним зашла я, а не Вайолет.

Я перешла в соседнюю комнату — мужской туалет. Я приоткрыла дверь и осторожно заглянула внутрь. Писсуары были пусты, но я проверила и туалетные кабинки.

Дверь туалета распахнулась, когда я проверяла последнюю кабинку, и я резко обернулась, чуть не уронив торт, который держала в руке.

— Э-э… — Вошедший мужчина уже расстегнул молнию. Все его тело застыло, когда он заметил меня.

— Простите. — Я избегала любого зрительного контакта, проходя мимо него, устремив взгляд в пол, а не на орган, выглядывающий из пары зеленых шелковых боксеров. — Ошиблась туалетом.

Моей следующей остановкой был женский туалет. У раковины не было дам, и первые три кабинки были пусты, но дверь последней была закрыта.

Я присела на корточки, ища пару туфель. С унитаза не свисали ноги, поэтому я подвинулась, заглядывая в маленькую щель у дверного замка.

И так оно и было.

Красный.

Слава Богу.

Я вздохнула и подошла к стойке, запрыгнув на ее край. Если потребуется больше двух минут, чтобы вывести Вайолет, я вытащу ее отсюда, если это будет необходимо. Где-то в отеле беспокоиться Мэддокс. Но я бы предпочла избежать сцены и возможности полностью оттолкнуть эту маленькую девочку.

Поэтому я взяла вилку, которую положила на тарелку с тортом, и нырнула в нее, отказываясь думать о том, что ем в общественном туалете. По крайней мере, здесь было чисто.

— Мммм, — простонала я и принялась жевать. — Это лучший торт, который я когда-либо пробовала в своей жизни. Он новый. Его только что поставили на десертный стол. Хочешь выйти и попробовать?

Тишина.

— Как хочешь. Мне больше достанется. Он такой вкусный, что сомневаюсь, что там что-нибудь останется, когда мы вернемся на вечеринку. На нем глазурь из сливочной помадки.

Тишина.

Ничего себе, эта девочка была упрямой.

Я положила в рот еще один огромный кусок и издала еще один стон.

— Так… так… вкусно.

Я услышала шорох юбки и стук туфель по плиткам пола, прежде чем дверь со скрипом открылась.

— Ты отвратительна. — Она хмыкнула и скрестила руки на груди.

— Отвратительна? Почему я отвратительна?

Во время побега ее диадема съехала набок. Она никогда не выглядела более очаровательной. И грустной. Мое сердце болело от того, что она была такой грустной.

— Ты такая же, как все остальные няни. Все, чего ты хочешь, это поцеловать моего папу. Это отвратительно.

Значит, она убежала, потому что я разговаривала с Мэддоксом. И потому что я правда хотела, чтобы он поцеловал меня. Дерьмо.

Я отставила тарелку в сторону и спрыгнула со стойки.

— Много ли нянь были влюблены в твоего папу?

— Все, — пробормотала она.

— Хочешь узнать секрет?

Она не ответила, но в выражении ее лица промелькнул интерес.

Я помахала ей рукой, а затем отдала торт в знак примирения.

Она взяла его и направилась к стойке, пытаясь залезть между раковинами, чтобы сесть, как я. Но из-за своего роста и платья она не могла приподняться.

— Позволь мне помочь. — Я подняла ее, и когда усадила с тортом на коленях и кусочком во рту, я вернулась на свое место, сцепив лодыжки вместе и покачивая ступнями.

Комната была спроектирована таким образом, что, когда дверь открывалась, любой, проходящий по коридору, не мог заглянуть внутрь и увидеть ничего, кроме выложенной плиткой перегородки. Это было не самое элегантное место для разговоров, но, мы были тут вдвоем, так что это было, по крайней мере, уединенно и тихо, в отличие от бального зала.

— Так что за секрет? — спросила она, ее щеки надулись, а на губе осталась шоколадная крошка.

— Я была по уши влюблена в твоего отца, когда он был еще ребенком. Все девочки были влюблены.

— Ты знала папу в детстве?

— В старшей школе. Когда мы были подростками. Я ходила в школу с ним и твоими дядями. Ты знала об этом?

Она покачала головой.

— Твой папа был хорошим мальчиком. А теперь он хороший мужчина. Девочки обычно влюбляются в хороших мальчиков.

— Мальчики странные.

— Да, они могут быть странными. — Я рассмеялась. — Но когда-нибудь ты встретишь хорошего парня и, возможно, влюбишься в него.

Ее лицо исказилось, и она посмотрела на меня так, словно я сошла с ума.

— Я правда влюблена в твоего папу, Вайолет. Это не обязательно должно быть плохо. И это не обязательно должно что-то значить. Я все еще твоя няня и твой друг.

— Он любит мою маму. — В ее голосе не было уверенности, когда она произносила эти слова, только душевная боль девочки, которая не совсем смирилась с расставанием своих родителей.

У меня защемило в груди, потому что когда-то давным-давно я тоже была такой маленькой девочкой.

— Я не знаю, как твой папа относится к твоей маме, милая. Ты спрашивала его?

Она покачала головой, ковыряя вилкой в торте.

— Она не прислала мне рождественский подарка. Я заглянула под елку, и все мои подарки были от папы, бабушки, дедушки и дядь-близнецов.

Ой. Да, Сиси была стервой. Неудивительно, что Мэддокс был так расстроен из-за нее.

— Ты скучаешь по ней?

Вайолет пожала плечами.

— Она не приезжала навестить меня на Рождество в прошлом году. Она обещала сводить меня покататься на коньках и солгала.

Я достаточно много общалась с семилетними детьми, чтобы знать, что нарушенное обещание равносильно лжи. И, что это причиняло самую большую боль.

— Она часто лжет?

— Все время. — Ее подбородок начал дрожать. — Теперь мы переезжаем сюда, и она никогда меня больше не увидит.

Я спрыгнула со стойки и оказалась перед ней прежде, чем упала ее первая слеза. Взяв тарелку и отставив ее в сторону, я обняла ее и притянула к себе, пока она плакала.

— Мне жаль, — прошептала я, когда ее дыхание выровнялось, если не считать периодической икоты. — Можно я открою тебе еще один секрет?

— Да. — Она отстранилась, и печаль на ее лице была знакомой агонией. Эта девочка разбивала мне сердце.

— У меня тоже был только отец, когда я была в твоем возрасте.

— Что случилось с твоей мамой?

Я провела большим пальцем по ее щеке.

— Я думаю, может быть, она была похожа на твою маму.

— О. — Ее подбородок опустился.

Моя мать уехала из Бозмена, когда мне было пять, переехав в Северную Каролину с мужчиной, с которым она спала за спиной моего отца. Конечно, в то время я этого не осознавала. До тех пор, пока папа не сказал мне правду на мой пятнадцатый день рождения.

Когда мама уезжала из Монтаны, она забрала с собой все самое важное, кроме маленькой девочки.

И старого автобуса «Фольксваген» мятно-зеленого цвета 1969 года выпуска.

Магдалена.

Этот автобус был всем, что у меня осталось от мамы. Может быть, было глупо лелеять его так, как лелеяла я, но теперь он был моим больше, чем ее.

— В мире есть такие мамы, как наши, — сказала я Вайолет. — Мне жаль, что тебе досталась такая. Но таким девочкам, как мы, очень даже повезло.

— Почему?

— Потому что, хотя у нас и не самые лучшие мамы, у нас лучшие из лучших пап. Тебе так не кажется?

— Наверное, — пробормотала она.

Она поймет это позже. Поймет, что Мэддокс обожает ее и сделает все, чтобы хоть немного облегчить боль.

— Хочешь узнать еще кое-что классное? — спросила я, заслужив кивок. — У меня теперь есть мама. И она лучшая из лучших из лучших. Ее зовут Джуди. Она стала моей мамой, когда мне было двадцать.

— Двадцать? — Да, я древняя для маленькой девочки.

— Да. Мне было двадцать. Она познакомилась с моим отцом в ресторане в городе. Папа и Джуди разговорились, а потом начали встречаться. И целоваться.

— Целоваться отвратительно.

Я хихикнула.

— Джуди и мой папа целуются все время.

— Фу.

Я убрала прядь волос с ее лба.

— Я не против поцелуев, потому что она вышла замуж за папу и спросила, может ли она быть моей мамой. Я ее очень люблю. Ты знаешь, почему я ее так сильно люблю?

— Почему?

— Она готовит самый потрясающий шоколадный торт. Лучше, чем этот. — Я постучала по ее тарелке. — Она всегда помнит о рождественских подарках. И потому что она любит моего папу всем сердцем.

Джуди никогда не была замужем и не заводила детей до того, как встретила папу. Однажды она сказала мне, что смирилась со своей жизнью старой девы — Джуди любила романы времен регентства. И говорила, что просто не пришло ее время. Она ждала, когда папа найдет ее. Она была моложе его на десять лет, но из-за их любви я поверила в родственные души.

— Джуди делает моего отца счастливым, и поскольку все, чего он когда-либо хотел, — это чтобы я была счастлива, я тоже хочу, чтобы он был счастлив. Замкнутый круг. Мы хотим добра друг другу. В этом есть смысл?

— Да. — Вайолет кивнула.

— Я думаю, это все, чего хочет для тебя твой папа. Просто, что ты была счастлива. Может быть, когда у тебя все будет хорошо, он найдет свою собственную Джуди.

Она задумалась на долгую минуту, наморщив лоб.

— Ты Джуди?

— Нет, я Натали. И хотя твой папа хороший, и я все еще немного, совсем чуть-чуть влюблена в него, прямо сейчас я думаю, что нам не стоит беспокоиться о Джуди и пойти найти его. Он был в шоке, когда ты сбежала.

— Очень напуган, — из дверного проема донесся глубокий, мягкий голос. Мэддокс вошел внутрь, и страх, который он испытывал в вестибюле, почти прошел, вероятно, потому, что он некоторое время подслушивал у двери.

— Прости, папочка. — Вайолет пролетела красной полосой через туалет, бросаясь в объятия отца.

Он поднял ее и крепко прижал к себе, глубоко вздохнув и закрыв глаза.

— Никогда больше, Вайолет. Никогда больше не убегай от меня. Ты напугала меня. Если с тобой что-то случится… никогда больше. Пообещай.

— Я обещаю. — Она кивнула и уткнулась лицом в его плечо. — Прости.

Он крепко обнял ее, затем отпустил и поставил на пол.

— Хочешь потанцевать со мной? Ты еще не танцевала со мной сегодня вечером.

Она кивнула и взяла его за руку, позволяя ему вывести ее из ванной.

Я взяла тарелку с недоеденным тортом и последовала за ним, подмигнув Мэддоксу, когда он оглянулся через плечо.

— Спасибо, — одними губами произнес он.

— Пожалуйста, — одними губами произнесла я в ответ.

Гости вечеринки ничего не знали о нашей драме. Гремела музыка, и люди смеялись, наслаждаясь Сочельником.

Мэддокс повел Вайолет прямо на танцпол, дважды покружив ее, прежде чем поднять и прижаться своим носом к ее. Затем он танцевал с ней в толпе пар, ни разу не позволив ее ногам коснуться пола.

Он был хорошим отцом. Лучшим из лучших.

И он нуждался в ней больше, чем я хотела его.

Решение держаться подальше было правильным. Время было не на нашей стороне. Итак, с этим решением я отправилась в свое счастливое место.

К столу с десертами.

Съев последний кусочек шоколадного торта, я сделала сегодняшний вечер самым насыщенным сахаром в году — даже Хэллоуин, когда я съедала по одной конфете на каждые двадцать разданных, не мог превзойти его.

В данный момент Джуди проходила лечение, даже во время праздников, и предупредила меня, что завтра после нашего рождественского ужина шоколадного торта не будет. Поэтому, сегодня вечером я баловала себя сладостями и Мэддоксом, наблюдая со своего места у стены, как он танцует со своей дочерью.

Несколько часов спустя напольные часы в коридоре пробили полночь, и люди медленно начали покидать бальный зал.

Мэддокс не отпускал Вайолет всю оставшуюся ночь. Недавний испуг сделал меня бесполезной. Когда я предложила заменить его, он сказал мне, что хочет провести время с ней. Когда я сказала ему, что ухожу, он попросил меня оставаться рядом.

Вайолет, казалось, простила меня. Она даже держала меня за руку, когда люди приходили поговорить с ее отцом. Может быть, она и себя немного напугала этим трюком.

Около часа ночи она начала зевать. Мэддокс поднял ее, держа так, словно она ничего не весила, пока он продолжал говорить. И под его глубокий шепот она задремала у него на плече.

— Она уснула, — сказала я ему, тоже зевая. — Я ее не виню. Я жаворонок, а не сова. Думаю, я пойду, если только тебе не нужно, чтобы я осталась.

— Нет, мы тоже уже уходим отсюда.

Я последовала за ними из бального зала, улыбаясь Ханне и Киту, которые стояли на страже у дверей, прощаясь со своими друзьями.

Мэддокс поцеловал мать в щеку.

— Увидимся дома.

Я забрала свое пальто из гардероба, где оставила его ранее, и натянула его, достав из кармана ключи от машины.

— Брр, — сказал он, укутывая Вайолет своим пальто, когда мы вышли на улицу.

С темного неба падали свежие снежинки, усеивая тротуар.

Это было волшебно. Идеальная сцена для прощания.

— Спасибо, что пригласил меня сегодня вечером.

— Подвезти тебя до дома? — спросил он.

Я звякнула ключами.

— Со мной все будет в порядке.

Белые крупинки снега прилипли к его темным волосам. Слабый свет уличных фонарей делал черты его лица резче. Красивее. Его голубые глаза были похожи на сапфиры, ярко вспыхнувшие, когда он подошел ближе.

Как бы глупо это ни было, я надеялась на поцелуй. Всего один, прежде чем уйти.

Его дыхание смешалось с моим белыми струйками в морозном воздухе. Он наклонился, и мое сердце подпрыгнуло. Затем его губы оказались там — легчайшее прикосновение к моим — прежде чем он исчез.

— Счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества.

Я улыбнулась ему, затем посмотрела на Вайолет, счастливо спящую на руках у своего отца.

Я не влюблюсь в клиента. Только не снова.

И ради нее я уйду.

Поэтому, я сделала один шаг назад, затем другой и прошептала:

— Прощай, Мэддокс.