Нерушимый-9

Глава 3 Лучший из худших

На улице меня поджидал Микроб, и мы молча направились к стоянке — я к своему «Запорожцу» из прекрасного далека, он — к «Уралу», что вполне мог конкурировать с «Харлеем». Рина сегодня взяла отгул и уехала к матери, так что до завтрашнего вечера я был один.

С полминуты мы шли молча, наконец Микроб заговорил:

— Саныч Сэма хотел выпускать против «Спартака» — это ж очевидно! А теперь что? Раскатают в тонкий блин! — Он шумно выдохнул. — Выгнал бы прибалта, без него проще обойтись.

Я попытался объяснить позицию Димидко:

— Как ты не понимаешь. Сэм поставил тренера перед выбором: или он, ли я. Тренера, который главный. Это шантаж, Федор. А с шантажистами не договариваются. Ты бы что сделал?

— Выгнал бы прибалта.

— Ага. А потом кто-то пришел бы и сказал: «Клыков меня оскорбил. Или он, или я». Улавливаешь? Все поймут, что так можно, и будут ставить условия. К тому же игрой Сэма были недовольны все, в том числе ты.

— Ну а так нам теперь хана! — выпалил Микроб, остановился возле мотоцикла, воровато огляделся и продолжил шепотом: — Ну я… сделаю то, что могу. Ты тоже… Но со «Спартаком» этого может не хватить! С «Даугавой» хватило бы, а так… Надо поговорить с Сэмом. Вдруг получится его убедить.

— Это я и собираюсь сделать.

— А можно с тобой? Вообще бы всей командой его попросить…

— Уговаривать его в первую очередь должен Марк, и он вроде бы согласен.

Микроб усмехнулся:

— А он сможет? Ну, сможет нормально извиниться, чтобы не усугубить?

— Я провел с ним беседу. Со мной к Сэму — лучше не надо, уж очень дело деликатное.

— Ну ладно. — Микроб оседлал мотоцикл и прежде, чем надеть шлем, сказал: — Удачи.

К дому, где мы жили раньше, а теперь там обитал Сэм, можно было дойти и пешком, но я поехал на машине. Хотелось побыстрее все решить. Поднялся в квартиру, испытывая легкую ностальгию. Вспомнил, как радовался, что появился хоть такой угол. Следом пришли воспоминания о первых наших победах, первой статье в газете о нас, первом интервью и посещении «Че», когда к нам относились еще настороженно.

Промелькнуло и исчезло воспоминание о Лизе, не пробудив ни теплоты, ни обиды. Ничего. И хорошо.

Я нажал на кнопку звонка, что было непривычно, ведь раньше всегда открывал эту дверь ключом. Проскользнула мысль, что Сэм не откроет, но щелкнул замок, и распахнулась дверь.

— Не, брат, я не вернусь, — ответил он с порога.

Я молча прошел в квартиру, поглядывая по сторонам.

— Мы раньше жили тут всей толпой. Там, — я кивнул на дверь, — жили мы с Клыковым. Когда команда собралась практически с нуля, хату выделили от завода. Почти пустая была, вот тут вместо дивана — лежали просто матрасы. Мужики прямо под нами жили. Саныч так решил, боялся, что мы, молодняк, будем водить хороводы.

Сэм зыркнул исподлобья, а я продолжил:

— Тебе ж рассказывал историю команды?

— Что предыдущий тренер «Титана» был… — Он выругался. — Да, говорили.

— Как-то мы чуть с болелами не подрались… А теперь видишь как.

— Так чего ты пришел? — спросил Сэм.

— Просить тебя провести одну игру со «Спартаком». Без тебя реально никак. Со мной парни хотели идти, но я решил один. Будем тебе очень благодарны. А Круминьша Саныч на скамейку посадит.

Сэм прищурился, глаза его блеснули гневом.

— Да он достал! Только орет и опускает! Лучше, в натуре, в первую лигу, чем к такому тренеру.

Вот оно что! Бекханов не только на Марка зуб точит! Но Саныч точно извиняться не будет. И если он и перегибал палку, то несильно. Видимо, Сэм в «Кайрате» в зад зацелован, вот и привык, что с ним все носятся, и тут надо выбирать другую стратегию.

— Слышал бы ты, как Карпин своих костерит! И другие тренеры. Если накосячил — отвечай. Иногда просто так прилетает, я ж в сборной играл, насмотрелся. Значит, ты просто не тянешь… — Я развел руками. — И твое место — быть лучшим среди худших.

— «Кайрат» — не худшие!

— Прости. Лучшим среди средних. Место в вышке надо завоевывать. Жаль, конечно, у тебя все шансы были в сборную попасть. Осталось научиться играть чуточку чище, чего от тебя и добивался тренер. Что ж, извини, что побеспокоил.

— Эй! — возмутился Сэм. — Братан, ну реально же достали! Ни слова доброго! — Он поджал губы, как обиженный ребенок. — И Круминьш этот…

Господи, неужели доброе слово — все, что нужно этому большому ребенку? Я сосредоточился на его желаниях. Ему хотелось, чтобы им восхищались и его любили.

— Ты очень талантлив. От природы одарен, — почесал его тщеславие я, — и в команде нет того, кто бы тебя достойно заменил. Мы все очень огорчились, что ты уходишь. Даже Саныч. Он — больше всех.

— А чего он сам не пришел? — вскинулся Сэм. — Почему тут ты?

Блин, детский сад, штаны на лямках.

— Потому что ты поставил ему условие при всех. Тренер не мог поступить иначе. Тем более ты кинулся на Марка. А кулаки против слов — это неправильно, пусть слова и обидные.

Сэм засопел, заскрипели шестеренки в его голове, я продолжил:

— У «Титана» есть все шансы стать чемпионом, у тебя — попасть в сборную. Круминьш публично оскорбил, сейчас это кажется важным. Но разве ты позволишь ему сломать себе карьеру? Пройдет время, обида утихнет, но пути назад не будет. Подумай.

Я уселся на диван рядом с ним, сцепившим пальцы так, что побелели костяшки. Скорее всего, его сразу же переманят в другую команду вышки, может, он там и приживется, но, скорее всего нет, ведь до лета придется посидеть на скамейке, а в двусторонках он ужасен.

— Посмотри на Погосяна, на место которого взяли тебя. Он, наверное, уже сам не рад, что ушел. В общем, Сэм, Круминьш готов извиниться. Подумай. Мы все ждем тебя завтра.

В желаниях его была путаница: доказать, наказать, вернуться, уехать туда, где ценят…

— До завтра, Сэм!

Он проводил меня до двери и уронил:

— Пока. Спасибо, братан! Я подумаю.

В машине я набрал Саныча и все ему рассказал, попросил не дергать Сэма, потому что, скорее всего, он завтра придет, а Круминьш перед ним извинится. Потом я поехал домой изучать технику предстоящего противника по телеку.

В четверг на тренировку я заявился в числе первых. В раздевалке были только Микроб и Цыба, Федор подошел ко мне и протянул смартфон.

— Глянь, что про нас пишут.

И на весь экран — перекошенное яростью лицо Сэма. Суть статьи сводилась к тому, что наглые деревенщины, понаехавшие в столицу, которых протаскивает кто-то влиятельный, локтями распихали настоящих чемпионов.

— Ну не суки? — возмутился Микроб.

— Ты ожидал другого? — спокойно спросил я, меня больше волновало, сможет ли Круминьш извиниться перед Сэмом и не начнет ли огрызаться, если Бекханов станет на него наезжать.

Вошли Левашов с Гусаком — оба утомленные, аж зеленые. И лишь потом — по обыкновению невозмутимый франт Марк Круминьш. Встретившись со мной взглядом, он кивнул — дескать я готов извиняться. Вошли Жека с Игнатов, белорусы, одни за другим — ветераны «Динамо» и «Титана», последними влетели Видманюк и Борода, бросились к своим шкафам и начали лихорадочно переодеваться. Без двух минут девять в раздевалку ворвался Сан Саныч, с надеждой нас оглядел — видимо, рассчитывал увидеть Сэма, не нашел его и удалился.

До последнего я надеялся, что Сэм опоздает или придет позже, но ошибся, и сегодняшний день заслужил называться днем напрасных ожиданий. Ни на физуху, ни на двусторонки Бекханов не пришел.

Саныч, конечно, поник. Но больше него расстроился Круминьш, когда после обеда Саныч ему сказал:

— Марк, если ты думаешь, что я забуду о том, что сказал, ты очень ошибаешься. Завтра ты с нами последний день.

— Я так не думаю. Ну, что вы забыли. Мало того, полностью осознал свою вину, — вскинув голову, ответил прибалт. — Если вам так угодно, я покину команду. Но, думаю, мое отсутствие на поле во время игры со «Спартаком» не пойдет на пользу. Мне интересно испытать себя, я даже гонорар не возьму. Отыграю — и уеду.

Мне думалось, Саныч пойдет на принцип. Он поджал губы, подумал немного и вынес вердикт:

— Думаю, ты прав. Спасибо за понимание. Как бы ты себя ни проявил, на окончательное мое решение это не повлияет.

На двусторонках Димидко поставил в нападение Колесо и смотрел, какая пара какую игру показывает: высокий Рябов и Видманюк, который среднего оста, Рябов и мелкий Цыба, Цыба и относительно высокий Ведьмак. У нас был единственный козырь: спартачи не знали, что Бекханов ушел, и будут строить первый тайм, рассчитывая на «столба» и танка.

Как и в пошлый раз, уходил я последним — хотелось понаблюдать за Марком. Он был в отчаянье, потому что отлично понимал: Самата заберут в вышку, а его — точно нет, он прослыл скандалистом и интриганом. Если его и отсюда выгонят, это не просто минус к репутации, это гвоздь в крышку гроба его карьеры. Потому он больше всего на свете хотел, чтобы Сэм вернулся.

А мне было непонятно, почему бы не подумать наперед и, зная о своей злопастности, держать язык за зубами? Поначалу ж нормально себя вел, а в последнюю неделю как с цепи сорвался.

Сегодня домой я ехал вместе с Риной, делился новостями, а она лишь одну реплику вставила:

— Марк, может, и хороший футболист, но как человек — дерьмо. Слишком высокомерный и самоуверенный. Вообще не стоило его брать в команду, чутье подвело Витаутыча.

— Саныч, похоже, сам не верит, что мы способны сыграть хотя бы вничью, — сказа я, заводя мотор. — Но самое плохое, что его неверие передается остальным.

Придется мне включать «лучшего» и показывать чудеса, так хоть есть шанс сыграть вничью. Благо Дарина есть, которая за мной присмотрит, если вдруг жестко накроет откатом, как в прошлый раз.

Всю ночь моросил дождь, а к утру тучи разошлись, и подморозило, причем очень вероломно, когда люди, расслабленные пятницей и предчувствием выходных, выехали на дорогу И ладно бы она все оледенела! Так нет же, лед лежал на поворотах и на подъемах.

На перекрестке перевернулся грузовик, рассыпав коробки и куриные тушки по дороге и перегородив проезд, и минут десять мы с Риной наблюдали, как собаки, коты и студенты тащат бесплатные куриные тушки, а водитель пытается мародеров разогнать — я даже пару фоток сделал, надо ж Санычу показать, что я не по своей вине опоздал. Потом грузовик оттащили, освободив одну полосу, и я медленно покатил к стадиону, на поворотах снижая скорость.

А когда ворвался в раздевалку, то сперва не понял, что за праздник, день рождения у кого-то из новеньких? Числа, когда именины отмечают старенькие, не позволяла забыть абсолютная память.

Взгляд скользнул сперва по макушке Сан Саныча, потом выхватил взлохмаченную башку Сэма. Здоровяк улыбался, как ребенок, получивший игрушку, а вокруг него роились наши, радовались, жали его лапищу.

Только Круминьш стоял поодаль, повернувшись ко всем спиной. А когда он глянул на входную дверь, я увидел, что у него посинела щека и глаз заплыл, и травма точно была свежей. Получается, он наступил на горло самомнению и пошел к Сэму извиняться. Ну и огреб.

Пока все радовались, что Сэм вернулся, я подошел к Марку, протянул руку:

— Спасибо от всех нас. Это поступок, достойный мужчины.

Он криво усмехнулся. Нет, им двигали не благородство и не ответственность перед командой, а желание сохранить за собой теплое место. Он отлично понимал, что закопал себя собственным языком. Вот только как долго Круминьш сможет сдерживать свою суть? Время покажет.

Вот теперь мы точно готовы встречать «Спартак». Я оглядел нашу раздевалку и вспомнил, в какой нас размещали в Москве во время товарищеского матча. Ну и плевать, что скромно!

Вспомнилось, как еще в юности мы с приятелями поехали в Крым по форель на речку Черную. У меня был спиннинг лохматых годов, весь ржавый, с трескучей катушкой. А один товарищ щеголял с дорогущим набором, где чего только не было: спиннинг одной длины, другой длины, третьей толщины, воблер, шмоблер, крючок золотой, крючок серебряный с инкрустированными кристаллами Саворвски. В итоге я поймал шесть форелей из семи, а тот парень — маленькую красноперку. Так что дело не в обертке, а в мастерстве.

«Спартак», мы ждем тебя!

20 апреля 2025 г., воскресенье

Вчера, в субботу, нас возили смотреть, как строят новый спорткомплекс «Титан». Помимо стадиона и манежа, тут предусматривалось все практически для всех спортивных направлений, имелись бассейн и залы для единоборств, кафе, магазин спортивного питания, ледовый каток. Когда разрабатывали проект, каждый футболист высказал свои пожелания, и толковые были учтены. Но готов стадион будет только через два года. Пока мы увидели лишь исполинский котлован и кучу техники, даже фундамент еще не закладывали.

Зато шума было! Фотографировали нас минут двадцать, потом начали терзать вопросами о предстоящем матче со «Спартаком», причем вопросы меня разозлили. Особенно: «Какой счет бы вас устроил?» и «Будете ли рассматривать ничью как победу». На самом деле за этими словами пряталось завуалированное: «Да вам, выскочкам, и не тотальный разгром со счетом 1:3 должен быть в радость, а ничья — так вообще чудо».

Да, у нас команда сильная, можно сказать звездная, но этим звездам только предстоит зажечься, а «Спартак» — это легенда, сильнейшая команда СССР, и мы невольно испытывали трепет. Потому каждое утро Димидко начинал с того, что напоминал: мы не с богами будем играть. Спартаковцы из плоти и крови, они тоже ошибаются.

Наши болелы, читая, какие мы провинциальные выскочки, конечно, злились и, чтобы не было побоища, утром мы сделали открытую встречу, где Саныч призвал фанатов вести себя спокойно, что бы ни случилось. Иначе их накажут, и нам придется играть при пустом стадионе.

Но все понимали, кто такие футбольные фанаты, и возле стадиона было оцепление из ментов. Не хватало еще, чтобы разъяренная толпа перевернула автобус со «Спартаком», так мы навсегда приобретем репутацию одичалых.

Что касается простого народа, у них был праздник, мало того, что воскресенье, так им еще и должны были показать шоу. Понятное дело, все билеты раскупили, причем где-то треть мест планировали занять спартачи. Они ехали на машинах, забивали поезда и электрички, некоторые нагрянули в Михайловск вечером пятницы, и гостиницы были заполнены.

Вчера две компании устроили массовую драку в пивной — спартачи спровоцировали. В субботу махались стенка на стенку — и снова гости спровоцировали своим презрением.

— Пусть «титаны» и хотят,

Запинаем, как котят!

— Четко знаем мы одно —

Путь «Титаника» — на дно!/ «Титан» — жидкое говно!

Наши болелы уважали соперников и не позволяли себе таких выпадов в их сторону, ведь многие в вышке именно за «Спартак» и болели. Но если долго махать тряпкой под носом у мирно пасущегося бычка, рано или поздно он взбеленится. Так и михайловские болелы воспылали гневом праведным и желанием поднять обидчика на рога.

Потому для поддержания порядка приехали наряды из Лиловска, и у ментов выдались две беспокойные ночки.

Сегодня с самого утра воздух звенел от напряжения, мы мало того, что волновались из-за результата, так еще и болелы могли чего учудить, а при пустом стадионе, без поддержки, играть сложнее.

Мне самому передавалась нервозность, и возникало желание использовать «лучшего» — завтра Саныч объявил выходной, Рина знает об откатах и подстрахует если что. Может, повезет, и стану я худшим танцором или бухгалтером. Скорее всего, так и будет. А если нет? Стоило вспомнить, как меня накрыло в прошлый раз, и кровь в жилах превращалась в лед.

И вот мы собрались в раздевалке. Саныч ходил из угла в угол, всем своим видом источал уверенность, а каждым шагом будто гвоздь забивал.

— Ну что, поджали хвосты? — презрительно спросил он. — Трясетесь? Молитесь? Ну?

Он медленно повернул голову, так, прицеливаясь, танк поворачивает башню, просканировал взглядом каждого.

— Как настроение, бойцы?

Будь он Микробом, пропел бы: «Белый флаг, кровь ушла из вен. Липкий страх холоднее льда» — но Димидко не был столь изобретательным и спросил:

— Лабич? Что нос повесил? Поделись мыслями.

— Сильная команда, — буркнул он и отвел взгляд.

— И? Ну? — Саныч всплеснул руками. — Правильно — сильная команда, такая же, как мы. Игроки из плоти и крови, с некоторыми Саня играл. Не боги спустились покарать недостойных. Так что, если кто на поле начнет ссать, того вот. — Он взял поставленную в угол хворостину и взмахнул ею. — Холопы достойны порки!

— Перегибаешь, Саныч, — скривился Микроб.

— Да? Ну, подбодри нас чем-нибудь…

И Федор запел, копируя голос Кипелова:

— Сорванный флаг — знак сдачи врагам, нас не возьмешь, врешь, мы живы пока!

— Вот! Такой настрой мне нравится.

— Мы знаем их от и до, а они не успели нас изучить, потому что мы еще не раскрылись. Так вот он, шанс раскрыться! Заткнуть пасти журналюгам, которые нас полощут, экспертам…

Его перебил Микроб:

— Кстати! Это знак: как только эксперты начинают нас полоскать, мы выигрываем.

— Ага, наверно, поэтому мама меня ругала перед экзаменами. Не взаправду, а так, — поделился Цыба.

— И меня! — белозубо улыбнулся Сэм.

Только ему было все нипочем. «Даугава»? Затопчем! «Спартак»? Фигня вопрос, тоже затопчем!

— Падлы вы охреневшие! — гаркнул Димидко. — Тупые деревенщины, правильно пишут! Сукины дети!

Он не стал сдерживаться и матерился так виртуозно, что мы слушали с открытыми ртами, и до меня дошло, что он делает.

— Ну, че языки в жопы затянули? Говорите мне и друг другу все, что вы думаете!

Микроб на меня обрушил словесную конструкцию, причем он шипел и брызгал слюной вполне искренне. Я блеснул изобретательностью и выдал неологизм, от которого заржали Гусак и Левашов. Больше никто его не услышал, потому что в раздевалке поднялся гвалт, и отдельных слов было не разобрать.

Сэм поднялся, пересек раздевалку, навис над Круминьшем и заорал так, что аж покраснел. Прибалт поднялся и тоже ответил — матом. Они стояли друг напротив друга и орали, аж жилы на шеях вздулись. Потом Бекханов рассмеялся, хлопнул прибалта по спине и ушел.

Марк так и остался стоять, растерянно хлопая глазами. Такое для него было впервые. Синяк на скуле куда-то исчез, я предположил, что наш пригламуренный Круминьш решил посетить визажиста, чтобы не предстать пред камерами в столь неприглядном виде.

Дольше всех матерились Гусак с Левашовым, причем они играли в ругательства, как в города, и покатывались со смеху.

Димидко пресек веселье свистком.

— Так, вижу, пришли в норму. Теперь давайте дружно скажем, что мы думаем о футбольных экспертах.

Грянули голоса, и стало ясно, что мнения разделились.

— И куда мы их пошлем?

И тут я заменил Микроба и пропел песенку из прошлой жизни:

— Как сказал Омар Хайям, катись оно к…

Димидко воздел перст.

— Вот! А мяч — катись в ворота «Спартака»!

— Не устанет бить нога мяч в ворота «Спартака»! — проорал Микроб и сразу же родил второй экспромт: — И нога и голова не устанет забивать!

— Время, мужики! На поле, живо!