Нерушимый-9

Глава 5 Вторая попытка

Матч начался как будто с самого начала. Наши понеслись, понеслись, сосредоточенные и злые. Это была не атака, продиктованная отчаяньем, а продуманная и грамотная работа.

В свою очередь я разжег огонь за грудиной, но не дал ему разгореться, чуть пригасил, чтобы не захлестнуло, как в прошлый раз. Затем направил жидкий огонь по телу, равномерно распределил и ощутил подъем. Не воспарил, а сосредоточился.

Пас вперед. Пас на бровку к Бураку. Пас от бровки к бровке. Микроб блинканул вперед, обойдя двоих защей, как стоячих, и передал мяч открывшемуся Сэму. На Бекханова спикировал центральный защитник, сам о него ударился и покатился, надеясь симуляцией остановить атаку.

Я встал на цыпочки. Ну, что там? Старая практика «убейся о Бекханова»!

Типа пострадавший покосился на судью, но тот все видел и свистеть не стал. Однако маневр на секунду замедлил Сэма, сбил с цели, и, пока его не блокировали, он ударил по воротам.

Наши защи сдвинулись, закрывая обзор. Ахнули трибуны, кто-то замахал флагом, но тут же его опустил. Мимо?

— Что там? — крикнул я, косясь на арбитра, который…

— Штанга! — обернувшись, крикнул Егор Борода.

— Твою мать!

Я рукой привычно кинул налево, на Микроба. Тот, будто паровозик по рельсам, понесся по своему левому краю, и четко уткнувшись лбом в грудь защитника, отправил мяч правее. А туда налетел Самат! Принял, сделал красивую вертушку, крутнувшись вокруг своей оси. Выкатился на ворота… И опять не ударил! Катнул чуть правее, дальше, а там — неторопливо бегущий, да почти идущий пешком Рябов!

Я сместился к штанге, силясь разглядеть ситуацию на поле. Как же хотелось взлететь туда, к дронам, которые видят все сверху!

Антон просто ткнул пыром перед собой. И попал в мяч, направив его в ворота. А вратарь опять сосредоточился на том, кто угрожает, и сдвинулся левее. Там же опасные Сэм с Микробом! И — гол! Сравняли — 2:2!

Такой простой, бесхитростный и милый сердцу гол!

Заорали, запрыгали трибуны, начали обниматься-целоваться. Спартаковские болелы, выкрикивавшие оскорбительные речевки, притихли, лишь некоторые посвистывали и дудели, и даже в, казалось бы, стандартных звуках слышалась крайняя степень возмущения.

Но тут остается только принять факт. И этот гол точно на удачу не спишешь. Это — мастерство!

Свинов упал на колени, закрыв лицо руками. Наши замельтешили в центре поля, обнимаясь, братаясь и посылая воздушные поцелуи ликующим болелам.

Огромным усилием воли я заставил себя остаться на месте, но Рябов подбежал и ко мне, пожал руку.

— Ну красавец! — воскликнул я, сложил руки тоннелем, поднес ко рту и проорал: — Бекханов, браво! Микроб, ты — демон! Демонический микроб, епта!

Теперь — как с самого начала! Теперь, типа, ничья!

И началось бодание в середине поля. Вязкая осторожная игра. Если сравнивать с боксом, это напоминало клинч. Спартаковцы почувствовали, что можно вернуться вообще без единого очка, и начали осторожничать. Наши тоже осторожничали, Клыков, Жека и Игнат стойко держали оборону, к ним сместился Лабич и немного — Рябов. Не удержавшись, туда рванул Думченко, но мы с Санычем одновременно рявкнули:

— Стоять!

Выступив единым фронтом, наши в центре поля не допускали прорывов…

Черт, допустили! Я напрягся, превратившись в зрение, ощутив каждую клеточку своего тела. Включать «лучшего»? Все-таки наиответственнейший момент. Или обойдусь своими силами, я вроде в норме.

Двое красно-белых вывалились на одного Лабича. И пока они его красиво в стеночку обыгрывали, из-за спин вдруг выскочил Джикия. И получил мяч. И с линии штрафной приложился…

Сильный удар. Меткий удар. Я прыгнул, вытянул руки, понимая, что мяч летит быстрее. Со скоростью света пронеслись мысли, что я идиот, потому что, имея козырь, не использовал… А потом понял, что опасности нет.

Сперва сообразил, и лишь потом мяч, направленный в дальнюю девятку, гулко врезался в перекладину, отлетая в поле.

Меня бросило в жар, казалось, на мгновение конечности отнялись. Нахрен так рисковать! Хочу быть лучшим в мире вратарем! Ну теперь точно нам больше не забьют!

Наши со спартаковцами опять вязко и туго играли в центре поля. Все же — какие же крутые у них полузащитники! Но и наши не хуже. Вернее, наших просто больше!

Отбор — потеря, отбор — потеря… Пошла игра без ворот. Тут — кто лучше в обводку, кто лучше в прессинг, у кого еще сил хватает.

И вдруг откуда ни возьмись вывалился маленький Пруцев — один! Никто его не держал!

— Чей? — заорал я, сосредоточившись на опасности.

Давай, ну, я готов!

Дойдя чуть не до линии штрафной, Пруцев с левой ноги вырезал. Бух!

Траектория полета сама собой сложилась в голове, и я просто знал ее. В длинном красивом прыжке забрал мяч, но не упал, прижимая его к груди, а, прыгнув с ноги на ногу, послал круглого вперед и налево, привычно Микробу! Он в ресурсе, его обычно хватает минут на двадцать, вот пусть покажет чудеса мастерства!

Федор принял мяч на грудь и ринулся вперед! Кинулся с такой скоростью, с таким движением, что все красно-белые чисто машинально среагировали и чуть не толпой бросились на его фланг. Да это же, как в учебнике, выходит! И он, Микроб, не дожидаясь, пока его снесут с ног или пока перед ним не встанут стеной — бух!

Мяч перелетел защитников и должен был приземлиться на дальнем углу штрафной площади.

Должен бы, но не долетел. Практически посередине линии штрафной набежал огромный и злой Сэм. Он принял мяч на голову, сбросил сам себе вперед и на втором шаге врезал со всей силы. Вратарь был готов. Свинов — сильный вратарь. Но мяч ядром из пушки пробил руки, и от рук — в дальний угол ворот. Гол! 3:2!

От воплей трибун я чуть не оглох. Казалось, их восторг сформировал огромную невидимую волну, прокатившуюся по полю, зарядив энергией наших и демотивировав противника. Вон как бредут, головы повесив, а Свинов стоит в воротах, разведя руки, и его поза говорит: «Как же так? Так быть не должно». Очень хорошо его понимаю, но, уж простите, тут либо мы, либо вы.

И снова честный гол, который на везение не спишешь. Так и хотелось заглянуть в лица экспертов и спросить: «Ну? Аналитики хреновы, что вы теперь скажете? Сожрете свои газеты?»

Успех вскружил голову. Это же уму непостижимо: мы! Хоть и на своем поле! Но чисто и красиво обыгрываем «Спартак»!!! Мечтал ли я когда-нибудь о таком? Мечтал ли ездить за границу в составе сборной?

А-а-а!

Трибуны орали. Все орали. Димидко, с трудом делая суровое лицо, махал руками с бровки, подгоняя, разевал рот. Его не было слышно, но не надо уметь читать по губам, чтобы понять его призыв:

— Вперед, вперед!

Ну, правда же, кто обороняется — тот не выигрывает!

И сил не должно остаться — а они есть! Силами в основном Микроба наши прорвали оборону москвичей, перепасовались, зажали спартаковцев. У них есть такая фобия — они очень боятся гола в последние минуты. Готовы все встать в штрафной. Ошибаются, суетятся, нервничают, кричат…

А «Титан», выстроившись у линии штрафной площади, красиво и четко держал мяч под радостное скандирование трибун.

Свисток судьи прозвучал в нашей атаке. Это значит, что мы играли все девяносто минут!

О, как кричали болельщики!

Наши — раскрасневшиеся, запыхавшиеся — вышли в поле, я, конечно, с ними. Воздух вибрировал от криков болельщиков, получивших зрелище и праздник, пробирало до костей, и губы невольно растягивались в улыбке, как у ребенка. Вот он — чистый восторг!

Спартачи мрачно молчали, от досады готовые крушить все вокруг. Свинов пнул штангу так, что она покосилась. Но после этого успокоился, и, как полагается игроку великого клуба, достойно принял поражение — человек-гора Свинов подошел ко мне, пожал руку, похлопал по плечу. Ну, повезло, да. Штанга, перекладина… Не пошел мяч в ворота. Так это — футбол!

Да и другие игроки «Спартака» отреагировали достойно, как и подобает профессионалам.

Хоть и недовольные, они все пожали руки, в том числе — тренер тренеру. Первыми поле покинули спартаковцы, нам же, купающимся в лучах славы, уходить не хотелось.

Мы с Санычем остались ответить на вопросы журналистов — коротко и галопом по Европам.

И только в раздевалке накатила усталость, словно мы лишились сил без подпитки болел, все упали на скамейку, присосались к бутылкам. Микроб так вообще лужицей растекся, закрыл глаза и сжевал шоколадный батончик. Потом он еще втайне от Саныча выпьет энергетик — чтобы дотянуть домой. Он исчерпал ресурс, и теперь за ним надо приглядывать, может вырубиться.

Раздевалка полнилась запахом разгоряченных тел. Круминьш подошел к Сэму, стянувшему футболку, и сказал:

— Я был неправ. Ты круто играл, изобретательно.

Бекханов напрягся, в упор посмотрел на прибалта и отчеканил:

— А ты думал, я дебил, да? Ну че, выкусил?

Круминьш почернел лицом, сжал челюсти, но ничего не сказал. Отвернулся и зашагал прочь. Похоже, Сэм обиду все-таки затаил, ведь подтрунивал Марк над ним долго, а извинился один раз. И рано или поздно будет взрыв.

В отличие от остальных, Димидко видел назревающий конфликт, и как Круминьш его погасил, остановил его, положив руку на плечо, и сказал:

— Спасибо.

— Ради общего блага, — сквозь зубы процедил Марк. — Ради команды.

Происшедшие меня чуть заземлило. Остальные же ничего не заметили, перешучивались, радовались.

— Только не зазнаваться! — скомандовал Сан Саныч. — Считайте, что просто так повезло. На самом деле игра была равна.

Никто и не зазнавался. Была простая и чистая радость. Мы смогли! И в собственных глазах, и в глазах всех, кто за нами следит, поднялись на ступеньку и закрепились на высоте рядом с легендами. Конечно, многих такой расклад будет раздражать, я на себе это ощутил, когда в сборную попал — поналезли тут, пошатнули основы основ! Но нам нет дел до других, пусть другие идут…

— Но счет — на табло, — улыбнулся я. — И он в нашу пользу.

— В самом деле, Саныч, ну дай порадоваться! — возмущенным тоном воскликнул Микроб, открывший один глаз.

Димидко махнул рукой с таким видом, словно в первый раз отпускал дочь-первокурсницу с ночевкой к парню.

— Хрен с вами! Радуйтесь. Но — не нажираться! У нас впереди «Динамо». Так что смотрите у меня!..

И тут дверь распахнулась, и в раздевалку, чуть прихрамывая, ввалился Матвеич, обнялся с бывшими динамовцами, пожал руки нам и прохрипел, сжимая кулак:

— Мужики, ну прям до слез! Порадовали так порадовали! — Он потер горло. — Охрип, вот.

Считав его желание, я отвернулся, поняв, что блеск в глазах Матвеича — не азарт, а с трудом сдерживаемые слезы. Сложно смотреть на матерого здорового мужика, готового расплакаться. Больше всего на свете ему хотелось на поле, к своей команде, чтобы хоть на минутку хлебнуть вкус победы, окунуться в превознесение фанатов и плыть на волнах их восторга. Он ощущал себя подстреленной птицей, тщетно бьющей крыльями при виде улетающей стаи.

Отметить фантастическую победу мы решили, как всегда, в «Чемпионе», вместе с Матвеичем. Левашов позвонил бармену, выслушал поздравления и зарезервировал бар на спецобслуживание на шесть вечера. Девушек решили не брать, из не членов команды пригласили только фотографа Романа и Рину.

Она была на стадионе и болела за нас, но, когда я позвонил, отказалась от приглашения, посчитав, что нам нужно оттянуться мужской компанией.

— Ну че — по домам, переодеваемся, и — в «Че»? — спросил Колесо.

Гусак зевнул так, что чуть кроссовки не затянуло. Опять не выспался, его мучили видения. Вот и что с ним делать? Он же в таком состоянии не помощник, а вредитель. Интересно, если он сдастся в универ для одаренных, там его научат управляться с собственной силой? Если так пойдет и дальше, у Витька все шансы повредиться рассудком.

Я покосился на Клыкова, который сосредоточенно пялился в экран смартфона.

— Что там пишут? — спросил Лабич, проследив направление моего взгляда.

— Молчат, суки, — буркнул он. — Как дерьмом швыряться, так сразу. А признать, что облажались, мочи не хватает. Пишут, не повезло спартачам, хотя они, типа, доминировали. Ага, доминировали!

— Журналюгам мочи́не хватает, ага, — сыронизировал Левашов. — Излили всю.

— Так чего вы хотите? Времени мало прошло, — урезонил нас тренер. — Через полчаса смотреть надо.

Как Димидко ни старался казаться строгим, его так и распирало от радости и, в отличие от Матвеича, на поле он не рвался, его устраивали лавры талантливого тренера, который сделал фантастическое — за пару лет вывел безвестную команду в вышку. Дня не проходило, чтобы о нем не написали. Журналисты преследовали его, он аж просил Оксану, которая переехала к нему, чтобы выходила на разведку и проверяла, чисто ли.

Когда мы уже переоделись, а кто-то и вышел из душа, в раздевалку широким шагом вошел Тирликас и громогласно объявил:

— Поздравляю с победой!

Все глянули на него, кто-то поблагодарил, кто-то промолчал, и Лев Витаутыч продолжил:

— Пока вы не разбежались. Журналисты просят отдельную пресс-конференцию, договорился на завтра на двенадцать дня здесь в конференц-зале.

— Так выходной же! — возмутился Игнат и, спохватившись, поджал губы.

— Такова плата за популярность, — не глядя на него, ответил Тирликас. — Присутствовать должны все.

Он осмотрел комнату и на Гусаке взгляд задержал чуть дольше, чем на остальных. Первая мысль была — знает⁈ Вторая — откуда? Он просто заметил, что Витьку плохо, и озадачился.

— В общем, до завтра, — сказал он.

— Приходи в «Чемпион» в шесть вечера, — пригласил его Димидко.

— К сожалению, дела. Не успею, — ответил Витаутыч, и мне показалось, остальные вздохнули с облегчением.

Все-таки, чувствуя в нем крупного хищника, начальника команды побаивались все, но он этим не злоупотреблял.

Только Тирликас нас покинул, как ворвался помощник тренера Древний, помолодевший лет на двадцать, и давай всех обнимать-лобызать, красный весь, возбужденный. Как бы кондратий его не взял. Мы совершили подвиг — так считали очень и очень многие.

На весь экран моего телефона выплыл красный мигающий конверт, потом еще один. Сообщений было больше сорока, потому что возможность звонить я оставил только близким, инче задергают, а вот сообщения могли отправить все, кто есть в телефонной книге. Написали все — Семерка, генерал Ахметзянов, Джабарова, комендант общаги Мищенко. Опа! Даже Кардинал отметился! Истеричка Настя, о которой я думать забыл…

И Лиза. Хотелось отметить все сообщения как прочитанные и рассылкой переслать «спасибо», но я решил ответить всем и поблагодарить лично каждого, добавив к стандартному «Спасибо большое!» — имя поздравлявшего.

На улице в кои то веки было светло, ведь игра закончилась в четыре вечера. Туча посветлела и передумала лить дождь, и фанаты разбушевались, разбредясь по городу. Казалось, отовсюду доносятся речевки, где-то пели наш гимн.

Обошлось ли без потасовок, вечером узнаем из газет. В окрестностях усилиями омоновцев все тихо, хотя город-то большой, и наши болелы могли пойти на вокзал ловить спартачей, которые нанесли оскорбление любимой команде, а значит, и им лично.

Возле стоянки с нашими автомобилями нас поджидала толпа болел, сдерживаемая ОМОНом, точно больше тридцати человек. Я глянул на свою машину, которую Рина ласково называла запельсинкой, помахал Дарине, которая ждала меня в салоне и сказал своим:

— Пойдем автографы раздадим. Им это нужно.

Сэм, улыбаясь во все тридцать два, с радостью ринулся вперед, остальные рвения не проявили. Шедший последним Круминьш юркнул к своей машине. От него так и фонило недовольством.

О, как радовалась толпа! Протягивали для росписи календари, мячи, блокноты. И какими счастливыми уходили, заполучив автограф! Ну вот как их лишить минуты радости, когда нам это не стоит ничего, десять минут времени не в счет?

Бекханов с радостью фотографировался, облепленный фанатами, сажал себе на шею детей, обнимал девушек с радостно коллекционировал номера телефонов фанаток. Не привык еще к славе наш казахский друг, в то время как мы от нее уже подустали.

Уделив внимание болельщикам, мы расселись по машинам. Рина сразу же меня обняла и пробормотала:

— Са-аш, ну что же ты делаешь! Я чуть разрыв сердца не получила!

И только сейчас я вспомнил, что зря активировал талант «лучший в мире вратарь», и завтра меня ждет откат.