Несколько дней спустя после жестоких распрей в юротделе, Тони пришел к ней домой. Он хотел узнать, как дети, увидеть, какова подоплека стройки, и забрать, пользуясь случаем, свои удочки из гаража в саду. Ворота были заперты. Он знал, как их открыть, поэтому просунул руку между решетками и поддел щеколду. Оказавшись у входной двери, он обнаружил, что и она заперта. Звонка не нашлось, он начал стучать. Ответа ноль. Принялся колотить ногами. Ответа ноль.
Кэти все-таки открыла некоторое время спустя, но ожидание затянулось. Она застыла в проеме двери, загородив ему путь. Он, вероятно, с кем-то поделился, Малу об этом также упоминала, что впечатлился внешним видом Кэти. С ней явно что-то было не в порядке. Насколько он мог судить при рассеивающем свете угасающего дня, она была очень бледная, отрешенная, будто в прострации. Сказала ему, что не хочет, чтобы он входил. Что она у себя дома, и чтобы он катился отсюда.
Он сразу понял, что не стоит говорить с ней, как с нормальной, нужно попытаться ее усмирить, успокоить. Вещать перед дверью ему пришлось долго, на улице окончательно потемнело. Он поклялся, что не желает ей зла. Она яростно защищалась, как от врага, который ей угрожал физической расправой. Говорила громко, фальцетом, как будто не к нему обращалась, а к большой аудитории — он-то стоял прямо напротив — и даже подумал, что так она хочет привлечь внимание соседей, позвать на помощь их и еще кое-кого, но об этом станет ясно позже, кто находился внутри дома.
Вся ее речь была бессвязна. Она не могла ответить на его вопросы, а просто кричала, заладив: «Убирайся отсюда! Тебе не видать моих детей. Если ты их заберешь, я убью тебя, убью Малу, убью твоего сына». Она билась в истерике. Тони попросил ее успокоиться. Он здесь не для того, чтобы забрать детей, он их никогда не заберет, ему не в чем ее упрекнуть, она — хорошая мать. Он просто подумал, что у нее временные сложности, и хотел помочь. От такой заботы нервоз Кэти все нарастал.
— Помочь? Ты хочешь помочь после того, как разрушил мою жизнь! Помочь, забрав у меня детей, или, может, отдав их на воспитание Малу…
Входную дверь пришлось брать штурмом, оттолкнув ее — размах разрушений сразу бросился в глаза — выщербленные стены, снятые с петель двери, оторванные розетки, скрученные лампочки, и это он еще самого главного не видел — полумрак скрывал вид на лестницу. И вдруг он заметил колыбельку посреди груды электрических проводов. Он подбежал к ней и достал ребенка. Живой. Кэти вырвала его из рук. Они оба вошли в кухню. Там Оливье делал уроки при свете керосинки с плеером в ушах. Все шло своим чередом. Оливье в норме, малыш — в порядке. Охватившая его минутная паника при мысли, что ребенок — мертв, и Кэти пытается скрыть труп, рассеялась. Еще больше он успокоился, когда Кэти сообщила, что ремонт завершится в ближайшие две недели. Он отчетливо почувствовал, что Кэти нервничала как раз из-за этого временного бардака. Как только починят электричество, все вернется в привычное русло.
Он пошел с Оливье в гараж забрать рыболовные снасти. Это был деревянный домик, который называли то «ларьком», то «избушкой». Они отнесли добро в джип. Оба в хорошем настроении — счастливые отец и сын. Приятели. Оказавшись с Кэти снова на пороге дома, на сей раз, чтобы попрощаться, он посоветовал ей отдохнуть и отвезти детей, например, к матери, или даже переехать к ней, пока ремонт не закончится. Чем вызвал шквал криков и оскорблений, который обрушился на него таким высоченным голосом, что он даже его не узнавал, как будто это не Кэти, а какая-то сумасшедшая, «завороженная», — уточнила Малу. Она опять ему угрожала смертью, кричала, что не вынесет, если детей заберут, а он радовался, хотя бы тому, что Оливье снова ушел в кухню и надел наушники, а значит не слышит всего того, о чем горланит его мать.
Джефф согласился с описанием произошедшего. Он рассказал судье, что все слышал, он притаился на лестнице, когда Тони стал барабанить в дверь, явно собираясь ее вынести. Он не видел его, он не знал его, но слышал его угрожающий тон, и понял, что Кэти его боится. Она не врала, когда говорила, что этот тип приводит ее в ужас. Он едва сдержался, чтобы не вмешаться. Но как только тот ушел, он сбежал с лестницы и обнял Кэти, такую крохотную, как птичка. Он не знал, как заключить ее в свои объятья. Ее трясло. Он шепнул ей на ухо, что она не одна, что он ее защитит, ее и детей. Никто их не разлучит, никто не причинит им зла. Ее все еще трясло, и он предложил остаться у нее на ночь. Она вдруг оттолкнула его с такой силой, которой он даже не ожидал от этой хрупкой женщины. И ответила ему, что это ни к чему.
Он обязательно придумает устройство, благодаря которому Тони не сможет проникнуть в дом. Она сказала ему тогда, что этого мало, что надо сделать так, чтобы он раз и навсегда не смог больше обидеть ее.