Несчастье на поводке

5

Когда Кэти излагала адвокату распорядок своей жизни, говорила она в основном о юридическом отделе службы водоснабжения. Упоминала старинную бастиду городка Паланс, в каких-нибудь десяти минутах от ее дома, которую мэрия Марселя давно отвела под управления вспомогательных служб администрации: первый этаж с милейшей консьержкой, чья деятельность сводилась к расфасовке почты, которую она разносила в десять часов утра с усталой улыбкой, давая понять, что бесполезно ждать от нее каких бы то ни было дополнительных услуг; лестница из кованного железа и неровная терракотовая плитка на полу — основная причина травм на рабочем месте, каковых по статистике здесь было больше, чем в других зданиях администрации, массивная дверь, раскрашенная под «землю Прованса» — в любимых тонах дирекции — желто-розовых. В первом кабинете сидел начальник юридического отдела — гигантская бледно-коричневая жаба, которая охраняла вход, восседая за столом, где и задерживались посетители. В левом углу стоял стол постоянно меняющейся практикантки, а дальше, в смежной комнате, прямо напротив двери, на фоне монументального зеркала в желто-розовой раме под «землю Прованса» разложилась Малу.

В отличие от американских госслужащих, чья публичная жизнь и освоенное пространство умещается в картонной коробке, которую они забирают с собой, увольняясь, служащие юротдела распределились и пометили территорию впечатляющим образом. То, как Малу укоренилась в пространстве, обустроила свое рабочее место, захламила общественную площадь всякими украшениями, выставила на показ личное, превосходило все, что только можно было себе представить. Мало того, что она поставила свой стол прямо в центре кабинета, спиной к мраморному камину, рядом с большим окном, она еще и монументальное зеркало заняла: подсунула за раму открытки, а потом прилепила прямо на него рисунки своих детей (их у нее уже было двое) — плоды детского творчества, в которых отпрыски изливали любовь к мамочке и чего-нибудь желали по любому поводу. Посетители, которые садились напротив нее, имели дело не просто с секретаршей дирекции, а с самой красивой мамой на свете, что вроде бы способствовало приятному общению.

На полке камина из трехцветного мрамора редкой породы, который добывали в ныне заброшенных карьерах горы Сент-Виктуар, были выставлены семейные портреты: дети всех возрастов и, конечно, папа Франк — заядлый спортсмен, которого камера запечатлела в минуту славы — вот он мчится со скоростью света под парусом, в вихре огромной волны на серферной доске, на горном велосипеде, на лыжах и везде семья вместе с ним в едином порыве. Они все просто обожали спорт, и, такое чувство, что только и делали, что веселились, тусовались, словом, которым Малу обозначала все, что ни попадя, «отрывались по полной».

Письменный стол также являлся постаментом для фотографий, сувениров, флажков, всяческих безделушек, которые ее забавляли, но вызывали недоумение у посетителей юротдела. Компьютер служил дополнительной полкой, где Малу выставила пластиковые фигурки игроков марсельского клуба «Олимпик» старого состава времен знаменитого нападающего Папена. По бокам она добавила наклейки со спортивными брендами. А когда включала монитор, то вместо рыбок, рекомендуемых начальством для успокоения нервов, на экране появлялось изображение зародыша в утробе матери, который корчился от смеха.

Адвокат попросил Кэти описать личность Малу, но не в свете произошедших событий, а начиная с момента, когда они познакомились, когда учились вместе в Экс-ан-Провансе, и особо остановиться на последних десяти годах, когда они виделись каждый день на работе. Кэти отметила ее динамизм и эксцентричность, она всегда смеялась и всегда громко. Милая в общении, с запасом историй, от которых Кэти казалось, что она не умеет правильно смотреть на мир, не умеет видеть его, не умеет жить как положено. Малу была полной ее противоположностью. Она совершенно не так ела, одевалась, причесывалась. Но ни за что на свете Кэти не изменила бы свою жизнь. Ее мало волновали караоке-вечеринки, покупка джипа, убийственные прически, когда волосы то цвета спелой вишни, то сбриты полностью. Ни даже сумасшедшая гонка по курортам, которую Малу устраивала с семьей в течении года, ни бетонные коробки, которые люди понастроили на загубленных побережьях. Для Кэти сумасбродством являлась редкая покупка журнала «Гео» для сына Оливье.

Малу ее радовала и вселяла уверенность в себе. Такая противоположность характеров вовсе не мешала повседневному общению, даже наоборот. Во многих ситуациях Малу даже оказывала на нее положительное влияние. Чаще всего Кэти становилось лучше от одного только присутствия этой девушки на чересчур высоких или чересчур низких каблуках, в чересчур затянутых корсетах, с чересчур накрашенными глазами, которая громко смеялась в соседнем кабинете. Малу была, по сути, ее точным отражением в зеркале, только перевернутым, и зеркало убедило ее, в конечном счете, что она хорошо одета, причесана и отлично смотрится. Чем заметнее была одна, тем тише сидела другая. Чем больше выделялась одна, тем скромнее держалась другая.

В работе Малу тоже дополняла ее. Она брала на себя большую часть телефонных звонков, поддерживала теплые и душевные отношения с генеральной дирекцией и, решала большинство вопросов как по волшебству и с улыбкой. Она называла себя «королевой пиара». А в дирекции таких еще поискать! Ну, вы же понимаете. Они изумительно проводили время бок о бок с тех пор, когда Малу пришла в отдел практиканткой. Кэти тогда еще сидела в ее кабинете, позже, также играючи, Малу пересела на место Кэти, а та переехала в кабинет дирекции.