Несчастье на поводке

32

— Измена Тони все разрушила.

— Измена?

— Она имеет в виду смерть, Ваша часть, — исправил ее адвокат.

Нет, она имела в виду измену, смерть Тони в меньшей степени ее тронула, чем измена. Больше ничего не будет, как раньше. Она из тех женщин, которые однажды уходят, чтобы не вернуться. Их тех, кого тысячи ищеек не найдут. Из тех, которые бегут из дома, бросая детей. Из тех, кто больше не даст о себе знать. Накануне праздников всех святых — она должна отвезти Оливье к матери, которая его заберет за город, оставить ребенка консьержке, закрыть кабинет и крикнуть всем: «У меня встреча в отделе снабжения» — Кэти уехала. Все остальные занялись своими делами. Жаба с кодексом в руках, практикантка — за компьютером. Они даже головы не подняли, как будто ее здесь и не было, как будто ее присутствие таяло в легком воспоминании, которое они сохранят о ней. «Последний раз, когда мы ее видели, это было на работе, она шла…». Куда она шла? Они даже не расслышали, что она им сказала.

В тот миг у нее было явное превосходство над ними, она-то знала, что уходит. Она испытывала тайное, сладкое удовольствие при мысли, что взяла реванш над судьбой, представляя их привязанными цепями к стульям с веревкой на шее. Она была выше них, убираясь отсюда навсегда. Она уходила с тем, что было при ней, с пустыми карманами. Сесть в машину и уехать подальше от Паланса, бросить ее на парковке, не важно где. Решено.

Она выехала на шоссе. За пределами Паланса она знала только дорогу в Альпы, куда ездили ее мать с Оливье, и на Лазурный берег, куда она часто каталась с Тони. Она никогда раньше не ездила просто, чтобы ехать, она всегда ехала куда-нибудь. Отдаляясь от родных мест, ей становилось как-то не по себе от незнания, куда направиться. Она свернула в сторону Экс-ан-Прованса, потому что этот город ей был хорошо знаком. Она там училась, там познакомилась с Тони. Она припарковалась возле парка рядом с юрфаком, где они часто назначали друг другу свидания. И прямиком пошла к их любимой скамейке под Иудиным деревом, которое особенно красиво весной, кажется, будто на нем раскинулось розовое облако, дарованное людям небесами. За эти годы его ствол чуть расширился и вырос, а ветви слегка потяжелели и опустились ниже к земле. Получается, что все что, она сотворила, так или иначе привело ее к Тони?

Рядом с ней присела женщина. Она позвала: «Анжело! Анжело!». Из куста выскочил маленький бульдог и мигом оказался у нее на коленях. Анжело и вовсе превратился в собаку, мало того, что он — сын Малу, мутировал до последнего, только этого и не хватало, чтобы он стал черным сморщенным уродцем, который больше похож на обезьяну — так гнетуще выглядит человек при рождении или в момент ухода. У него не морда, а облик, почти лицо. Химера на поводке, тварь, которая никак не может выбрать свое предназначение, и тут еще и кличка, благодаря которой бульдог выигрывает тысячи лет вперед и становится на самую вершину среди других живых существ. Есть в этом не совсем человеческом имени нечто божественное, наверное, потому, что его человеческое естество не совсем сформировалось.

Обменяться любезностями — это обязательно, иначе никак, Кэти сказала, что собачка — очень миленькая. Слово было не совсем подходящим для сморщенного монстрика, который тщательно обнюхивал ее юбку, однако хозяйке слово понравилось. Она начала рассказывать об особенностях бульдогов, чей ум, конечно, и так очевиден. «Они с характером» и особенной красоты, которую непросвещенным тяжело оценить, квадратное тело, усеченная морда, размер ушей… целый мир, о существовании которого Кэти даже не догадывалась еще час назад. Я уехала, — ловила она себя на мысли, — я действительно далеко.

Женщина рассказала ей, что приходит сюда четыре раза в день. Это — ее любимая скамейка. Она знает о расписании и всех привычках местных собак и их хозяев, как будто парк — это другая жизнь, ускоренная и однообразная по сравнению с жизнью города. Она рассказала ей, как один мужчина, с которым она здесь познакомилась, покончил с собой, когда потерял собаку. У него их было две, две одинаковые, он мог бы отдавать всю свою любовь той, которая осталась. Но нет, он все время думал о первой, которая умерла. Она поведала Кэти почти шепотом, что кажется, люди, которые теряют любимых питомцев, страдают больше чем те, кто теряет близких людей. В этом никто не признается, конечно, но если такое случается, то кажется, что от этой боли сходишь с ума. Кэти многозначительно кивнула в знак согласия. Она поняла, что траур по собаке — это сублимированное горе.

— У вас нет собаки? — спросила женщина.

«Нет, — ответила Кэти, — но почти есть», — потому что она знала кое-кого, у кого была собака. Он взял ее в приюте для бездомных животных. Он к ней очень привязан.

Женщина была впечатлена таким поступком, приют, брошенные животные, свидетельство о человечности высшей пробы. «Есть люди, которые способны на такие поступки, а есть те, кто не способен», — заключила она. Она на такое не способна.

Пока Кэти слушала, как та анализировала свою исключительную любовь к бульдогам, ей привиделся пес Джеффа. Она видела его в глубине парка, он гулял вместе с Джеффом, который вел его на веревке. Она закрыла глаза, чтобы стереть эту неприятную картину, и когда открыла их снова, то увидела только то, что было в реальности — девушка держала малыша, одетого в желтое. Молодая парочка студентов целовалась в кустах роз.

Женщина рассказывала, что у нее уже был бульдог, который умер в одиннадцать лет, и она никак не могла прийти в себя после его смерти. Может, она хотела тем самым ей сказать, что она, как и тот мужчина, который после смерти одной собаки не смог перенести свою любовь на вторую, тоже собирается покончить с собой. В этом парке не люди выгуливали собак, а собаки тащили за собой людей, чье горе, тоску и траур они взяли на себя.

— Собака — это несчастье на поводке, — сказала женщина, — так что, можно сказать, что каждый прохожий держит на веревочке боль, которую его собственное тело больше не может выносить.

Это было сильнее ее, Кэти снова думала о собаке Джеффа. И она снова возникла путем наложения двух образов. Она закрыла лицо рукой.

— Вам не хорошо? — спросила женщина.

Она прошептала, глядя в никуда, что одна подруга открыла ей страшную тайну.

С какой стороны Кэти подошла к собственной истории? Рассказать факты — это еще не все. Нужно их представить, разместить в правильном порядке. Реальных историй не существует, есть только те, которые каждый рассказчик выдумывает сам, основываясь на реальных событиях. И это не так-то просто, не так очевидно. Случается, что история развивается по настроению или в чьих-то интересах, многое зависит от того, что рассказчику хочется скрыть. Истории не рассказываются, чтобы открыть правду, они рассказываются, чтобы ее спрятать. Что рассказала Кэти той женщине, а о чем умолчала?

— Если бы я была на вашем месте, — отвечала женщина, — я бы посоветовала вашей подруге пойти в полицию и там все выдать как на духу. В полиции с ней ничего не может случиться, а вот если она будет оставаться одна, тот тип ее убьет. Так всегда, кто убил один раз, убьет и второй.

Женщина рассуждала здраво. Точно, Джефф убьет ее. Природа возьмет свое. Только она может его сдать. Ведь между ними с Тони общего только она. Да, нужно срочно укрыться в полиции. Нужно срочно бежать. И там она все расскажет. Обязательно. Срочно. Она вскочила, готовая бежать.

— Собака, — продолжала женщина, — это последняя надежда, перед тем как всунуть в ноздрю трубку с кислородом, с такими обычно прогуливаются по больничным коридорам пациенты, видели?

Ей виделось, как в парке появляется целое амбулаторное отделение городской больницы. Танцующий лабрадор-блондин, белая нервная собачонка, пудель… какой красивый пуделек абрикосового цвета… в них материализовались болячки, которые никак не выпустишь наружу, не приласкаешь, не погладишь. Старость, нелюбовь, скорбь, забытье.

— А бульдог? — спросила Кэти, удаляясь.

— Это всегда депрессия, сильнейшая депрессия…

Когда она открыла машину, чья-то рука схватила ее за запястье. Это был Джефф.

— Что ты тут делаешь? — спросила она.

— Я за тобой следил, — сказал он. — Я с самого начала за тобой слежу. Чтобы знать, ищут ли тебя другие.

— Почему? — спросила она, задыхаясь.

— Чтобы тебя защитить.

Судья сообщила, что женщину с бульдогом найти не удалось, что нам никогда не узнать, действительно ли Кэти с ней общались, и имела ли место исповедь, о которой она рассказывает. Она также отметила, что накануне праздников всех святых Кэти, которой повсюду угрожали, как она говорит, так и не воспользовалась последним шансом оказаться под защитой полиции. Очень жаль, и «жаль» — это мягко сказано. Она вряд ли поверила в эту сказку, в эту блажь. Однако, становится очевидным другое — Кэти встретилась с Джеффом за городом. Почему?

— Вы собирались бежать вместе?