— Что?
— Гимен.
Ледедже решила, что дел у нее много, но, может быть, всего одна ночь на ВСК, чтобы все их переделать. Сексуальный контакт был не самым важным из этого списка, но и не самым последним.
Привлекательный молодой человек недоуменно посмотрел на нее.
— Откуда мне знать?
По крайней мере, ей показалось, что именно это он и сказал. Музыка играла очень громко. По пространству корабля были разбросаны зоны, называемые звуковыми полями, где музыка волшебным образом смолкала. Она видела туманное синеватое мерцание в воздухе, свидетельствовавшее о такой зоне в нескольких метрах от нее, и — как ей показалось, довольно бесстрашно — она ухватила мешковатый рукав молодого человека, отчасти побуждая, отчасти таща его в том направлении.
Может, это она неясно выражается, подумала Ледедже; она говорила на марейне, языке Культуры, и хотя она с необыкновенной легкостью пользовалась им, каждый раз задумываясь о том, как ей выразить свою мысль, она словно спотыкалась и останавливалась на месте. Иногда у нее даже с выбором слов возникали затруднения; в марейне, казалось, есть множество не вполне взаимозаменяемых синонимов.
Очень громкая, навязчиво ритмичная музыка (называлась она Чаг, хотя Ледедже так еще и не установила, то ли это название композиции, то ли — музыкального жанра, то ли имя исполните-ля/-лей,) почти смолкла. Привлекательный молодой человек по-прежнему недоуменно смотрел на нее.
— У вас недоуменный вид, — сказала она. — Не можете вы просто найти это слово в своем невральном кружеве?
— У меня нет кружева, — сказал он, проводя рукой по щеке, а потом по длинным, темным, вьющимся волосам. — Сейчас при мне даже терминала нет. Я вышел поиграть. — Он поднял голову туда, откуда, видимо, начинался конус звукопонижающего поля — из потолка, теряющегося в темноте наверху. — Корабль, что такое гимн?
— Гимен, — поправила его она.
— Гимен — это тонкая мембрана, частично перекрывающая вход в вагину у некоторых млекопитающих, в особенности гуманоидов, — сказал корабль через длинное серебряное колечко у нее на пальце. — Имеется у приблизительно двадцати восьми процентов пангуманоидных метавидов, и его наличие часто рассматривается как свидетельство того, что данное лицо еще не имело сексуальных отношений с проникновением. Однако…
— Спасибо, — привлекательный молодой человек обвил пальцами колечко на ее руке, заглушая голос корабля и заставляя его замолчать.
Когда он убрал пальцы, Ледедже улыбнулась. Она почувствовала, что это было довольно интимное действие. Обещающее. Она чуть опустила голову к руке.
— А у меня есть гимен? — тихо спросила она.
— Нет, — ответило кольцо. — Пожалуйста, поднесите меня к уху.
— Извините, — сказала Ледедже привлекательному молодому человеку. Он пожал плечами, отхлебнул своего напитка и отвернулся.
— Ледедже, говорит Смыслия, — сказало кольцо. — Тот телесный шаблон, который я использовала, вообще не имел выраженных гениталий; он был запрограммирован на феминизирование. Одновременно в него были заложены базовые сичультианские свойства. По умолчанию установки не имеют гимена. А что? Вам он нужен?
Она поднесла колечко ко рту.
— Нет, — прошептала она, потом нахмурилась, увидев, как привлекательный молодой человек улыбнулся и кивнул кому-то поблизости.
Он, конечно, не был похож на сичультианца, но выглядел он… иначе, немного на тот же манер, на который выглядела иначе она. Когда несколько часов назад она сидела перед настенным экраном в своей комнате, после того как Смыслия оставила ее, у нее родился план действий, и она спросила, какие предполагаются сборища у той почти четверти миллиарда населения корабля, которая не похожа на типичного представителя Культуры. Ответ она получила быстро. На корабле с таким количеством людей на борту всегда наличествовало немало таких, кто не отвечал усредненным культурианским показателям.
Она решила, что лучше всего представлять себе жилое пространство корабля как гигантский город длиной в пятьдесят километров, шириной — в двадцать и приблизительно километр высотой. С идеальной, бесплатной и быстрой системой общественного транспорта, состоящей, как ей представлялось, из небольших, роскошных, сверхбыстрых подземных поездов, состоящих из одного вагона, сопрягаемых с кабинками лифтов. Ей было привычно представление о городе как о месте притяжения всех эксцентричных и странных людей, которые в сельской местности или маленьких городках подвергались бы остракизму или даже нападениям, если бы вели себя так, как хотели вести. Лишь в больших городах среди других эксцентричных и необычных становились они самими собой. Она знала, что где-нибудь найдет людей, на чей вкус она будет привлекательной.
Оставалась еще и другая проблема: найти то, что она про себя уже стала называть альтернативным кораблем, и эта проблема была первоочередной. Выбранное ею место — Предел Божественности — представляло собой нечто среднее между помещением для сборищ, местом для перформансов и наркобара.
У него была известная репутация. Когда она стала спрашивать у экрана об этом месте, появилась Смыслия — внезапно с экрана зазвучал голос аватары вместо более нейтрального голоса корабля, к которому она уже начала привыкать. Смыслия сообщила ей, что Предел Божественности — вовсе не то место, которое непременно должен посетить новичок в Культуре. Ледедже спрятала раздражение, поблагодарила Смыслию за совет и вежливо попросила ее больше не вмешиваться.
Итак: Предел Божественности. Известно было, что сюда захаживают аватары корабля.
— Вы снова вмешиваетесь, — прошептала она в кольцо, улыбнулась привлекательному молодому человеку, который хмурил лоб, заглядывая в свой теперь опустевший стакан.
— Я могла бы сделать вид, что я просто корабль, — резонно возразила Смыслия, чей голос раздражительно звучал без всякого раздражения. — Я решила, что вы хотите узнать подробности физического процесса, который завершился вашей нынешней инкарнацией. Извините, милая девушка. Если вы думаете, что ваше тело подверглось какому-то сексуальному вмешательству, пока вы находились в баке инкубатора, то могу вас заверить, ничего такого не было.
Привлекательный молодой человек потянулся к проплывающему мимо подносу, поставил на него пустой стакан, взял с него дымящуюся наркочашу, поднес к лицу и сделал глубокий вдох.
— Не беспокойтесь об этом, — сказала Ледедже. — Смыслия?
— Что?
— Пожалуйста, уходите теперь.
— Как прикажете. Только один совет: вы не думаете, что пора бы спросить, как его зовут?
— До свидания.
— Поговорим позже.
Ледедже, улыбаясь, подняла глаза. Молодой человек подошел к ней, протягивая наркочашу. Она хотела было взять ее правой рукой, но он отвел чашу, показывая на ее левую руку. Она взяла чашу левой рукой и осторожно поднесла к лицу.
Привлекательный молодой человек взял ее правую руку и снова обвил пальцы вокруг кольца. Она вдыхала ароматный серый дымок, поднимающийся из чаши, а он тем временем стащил колечко-терминал с ее пальца и забросил его назад через свое плечо.
— Оно было мое! — возразила она, глядя в ту сторону, куда полетело кольцо, но оно, видимо, приземлилось метрах в десяти за группой людей, и, судя по всему, никто из них не поймал его и ей нечего было рассчитывать на возвращение терминала. — Зачем вы это сделали?
Он пожал плечами.
— Так мне захотелось.
— Вы всегда делаете то, что вам хочется?
Он снова пожал плечами.
— Почти всегда.
— И как же мне теперь говорить с кораблем?
Он с еще большим недоумением посмотрел на нее, вдохнул из наркочаши. Она даже не заметила, как он взял чашу назад.
— Закричать? — сказал он. — Говорить в воздух? Спросить у кого-нибудь еще? — Он покачал головой, смерил ее критическим взглядом. — Вы, как я понимаю, не местная?
Ледедже задумалась.
— Да, — ответила она. Она не была уверена, что ей нравятся люди, которые полагают, будто могут позволять себе грубости, брать то, что им не принадлежит, и забрасывать как нечто бесполезное.
Его звали Адмайл.
Она сказала, что ее зовут Лед, решив, что Ледедже будет сложновато.
— Я ищу аватару какого-нибудь корабля, — сказала она ему.
— Да? А я думал ты тут… ну, фланируешь.
— Фланирую?
— В поисках секса.
— Возможно, и это тоже, — сказала она. — Да, определенно, но… — Она хотела было сказать: «определенно да, но, вероятно, не с ним», но потом решила, что это будет грубовато.
— Ты хочешь заняться сексом с аватарой корабля?
— Не обязательно. Это два раздельных желания.
— Гмм-м, — промычал Адмайл. — Иди за мной.
Она нахмурилась, но пошла за ним. Тут было многолюдно, почти все собравшиеся принадлежали к пангуманоидным видам, хотя и различались формой тел. За пределами звукового поля грохотал Чаг — она стала подозревать, что так называется просто разновидность музыки, а не какая-то конкретная музыкальная пьеса. На их пути попадались группки людей, и они проталкивались через них. Пространство заволакивали ароматные клубы дыма. Они миновали маленькое скопление, внутри которого двое обнаженных мужчин, чьи ноги были связаны в голенях короткими веревками, дрались на кулачках, в другом кружке мужчина и женщина в одних масках сражались на длинных кривых мечах.
Они подошли к некоему подобию глубокого, широкого алькова, где среди множества подушек, валиков и разнообразных предметов мягкой мебели удивительно разнообразное собрание людей в количестве человек двадцати увлеченно занимались сексом. По периметру стоял полукруг наблюдателей, которые смеялись, аплодировали, выкрикивали комментарии и давали советы. Одна пара наблюдателей начала раздеваться, явно собираясь принять участие в развлечении.
Ледедже не была потрясена — он видела такие оргии в Сичульте и была обязана участвовать в них. В жизни Вепперса был этап, когда ему нравились такие вещи. Она не получала удовольствия от такого времяпрепровождения, хотя и подозревала, что это скорее объясняется невозможностью выбора, а не избыточным количеством участников. Она надеялась, что Адмайл не собирается предлагать им обоим — или даже ей одной — поучаствовать в групповом сексе. Ей казалось, что для первого ее сексуального опыта в новом теле нужна более романтическая обстановка.
— Вот он, — сказал Адмайл. Она не поняла — наверно, опять из-за шума.
Она последовала за ним к краю полукруга, где в окружении по большей части молодых людей стоял невысокий толстый человечек. На нем было что-то вроде яркого, цветастого халата. Она смерила его взглядом: жидкие прямые волосы, покрытое потом лицо. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять: такого толстого человека она на корабле еще не видела.
Маленький толстяк постоянно подбрасывал в воздух монетку и ловил ее. Каждый раз монетка приземлялась на его пухлой ладони, сверкая своей верхней красной стороной.
— Это умение, — говорил он окружавшим его людям, которые кричали, обращаясь к нему. — Это умение и больше ничего. Смотрите — теперь она будет зеленой. — Теперь монетка, упав на его ладонь, засветилась не красным, а зеленым светом. — Видите? Умение. Управление мышцами, концентрация: умение. Ничего больше. — Он огляделся. — Адмайл, скажи этим людям, что это умение и ничего больше.
— От этого ничего не зависит? — спросил Адмайл. — Ставки принимались?
— Ничего! — сказал толстяк, снова подбрасывая монетку. Красное.
— Хорошо, — сказал Адмайл. — Это только умение, — сказал он людям.
— Видите? — сказал толстяк. Красное.
— Это несправедливо, — добавил Адмайл.
— От тебя никакой пользы, — пробормотал толстяк. Снова красное.
— Лед, это Джоликси. Он аватара. Ты ведь аватара, правда, Джоликси?
— Я аватара. — Красное. — Доброго корабля «Путешественник в кресле». — Красное. — Весьма склонный к бродяжничеству Экспедиционный корабль Контакта… — Красное. — Класса «Гора»… — Красное. — Аватара, которая — могу поклясться — не использует ничего, кроме мышечного умения, чтобы получить красное. — Красное. — Сколько бы… раз… — Красное. — Ни кидал! — Зеленое. — Вот черт!
Послышались издевательские смешки. Он поклонился. Саркастически, как подумала Ледедже, если такое возможно. Он подбросил монетку в последний раз, посмотрел, как она крутится в воздухе, потом оттянул нагрудный карман своего экстравагантно цветастого халата. Монетка упала в карман. Он вытащил оттуда носовой платок и протер лицо, а часть людей, окружавших его, тем временем стала рассеиваться.
— Лед, — сказал он, кивая ей. — Рад познакомиться. — Он оглядел ее с ног до головы. Поначалу она оделась довольно строго, но потом передумала и выбрала короткое платье без рукавов, решив насладиться возможностью покрасоваться, не рискуя при этом свободой и при этом не демонстрируя свои одобренные законом, придуманные Вепперсом татуировки. Джоликси покачал головой. — У меня тут таких, как вы, еще нет, — сказал он. — Извините, сейчас проконсультируюсь со своей лучшей половиной. Ах, так вы сичультианка, верно?
— Да, — ответила она.
— Она хочет иметь секс с аватарой корабля, — сказал ему Адмайл.
Джоликси посмотрел на нее удивленными глазами.
— Правда? — спросил он.
— Нет, — ответила она. — Я ищу корабль с сомнительной репутацией.
— Сомнительной? — Глаза Джоликси расширились от удивления еще больше.
— Думаю — да.
— Думаете?
Наверно, подумала она, аватара или нет — он принадлежит к той категории людей, которые считают верхом остроумия постоянно задавать вопросы, когда в этом нет нужды.
— Вам известен такой корабль?
— Множество. А зачем вам корабль с сомнительной репутацией?
— Затем, что мне кажется, что «Здравомыслие среди безумия, разум среди глупости» хочет отослать меня на слишком уж благовоспитанном корабле.
Джоликси выпучил один глаз, словно этот ответ поразил его, как удар железным прутом.
Она у себя в комнате просматривала разные документы и презентации, какие ей удалось найти на экране, пытаясь понять, что знает и думает об Энаблементе Культура, когда раздался голос корабля.
— Ледедже, я нашел для вас корабль, — прозвучал прямо с экрана нейтральный голос корабля.
— Спасибо.
На экране появилось изображение того, что, видимо, было кораблем Культуры, и стало двигаться перед ней. Он напоминал ничем не примечательный небоскреб, лежащий на боку.
— Он называется «Обычный, но этимологически неудовлетворительный».
— Да?
— Пусть название вас не беспокоит. Самое главное, что он направляется туда, куда вам нужно, и готов взять вас. Он стартует завтра во второй половине дня.
— И он доставит меня до Сичульта?
— Почти. Он высадит вас в месте, которое называется Бохме, пересадочная станция и портовый комплекс у самого Энаблемента. Я организую вашу транспортировку оттуда, пока вы будете в пути.
— Мне не нужно будет денег, чтобы расплатиться?
— Предоставьте это мне. Хотите поговорить с этим кораблем? Договориться о посадке?
— Давайте.
Она поговорила с кораблем «Обычный, но этимологически неудовлетворительный». Тот разговаривал веселым голосом, но утомил ее. Она поблагодарила его, еще раз поблагодарила ВСК, а потом нахмурилась, глядя на экран, как только управление им снова оказалось в ее руках.
Она принялась просматривать документы, касающиеся космических кораблей Культуры. Им, казалось, нет числа — миллионы и миллионы кораблей, и у каждого вроде бы свой собственный журнал в общем пользовании и собственный фан-клуб — а нередко и не один — и еще она нашла бессчетное количество документов/презентаций по различным типам и классам кораблей или кораблей, построенных определенным изготовителем или другими кораблями. У нее голова шла кругом. Она теперь понимала, почему люди Культуры обращались к местному искусственному интеллекту или Разуму за нужной им информацией; пытаться самой продраться через эти горы информации было невозможно.
Может быть, ей имеет смысл просто задать вопрос. Кажется, так и поступают в Культуре. В Сичульте ты должен прежде подумать, какие вопросы и с какими людьми обсуждать безопасно, но здесь дела явно обстояли иначе. С другой стороны, ей казалось, что если она сделает это сама, это будет надежнее.
Она уже умела делать такие вещи, потому что система не очень отличалась от того, что имелось в Энаблементе для обеспечения доступа к информации, которой власть готова была поделиться с обществом, а кроме того, она получила некоторый опыт, пока находилась в виртуальной среде корабля до ее реконфигурации в это тело.
Здесь, в Реале, пользуясь экраном, она знала, как управлять уровнем интеллекта машины, с которой она общалась. Полоска у кромки экрана изменяла длину в зависимости от того, кто был на связи с Ледедже (или чем она пользовалась) — абсолютно тупая программа с продвинутым, но безмозглым набором алгоритмов, один из трех уровней искусственного интеллекта, разумная сущность или же непосредственно основная персонификация ВСК. Полоска вытянулась до максимальной длины, когда перед этим возникла Смыслия с ее предупреждением касательно Предела Божественности.
Она попросила искусственный интеллект первого уровня найти сайты с описанием кораблей и скоро обнаружила один, ведущийся небольшой фан-группой, где описывались оба — как «Здравомыслие среди безумия, разум среди глупости», так и «Не тронь меня, я считаю» — она решила, что приведенные там характеристики вполне справедливые. Она спросила про «Обычный, но этимологически неудовлетворительный». Скучный, послушный. Благочинный. Возможно, имеет амбиции быть призванным для исполнения более экзотических обязанностей, хотя, если надеется когда-либо оказаться в ОО, то это чистый самообман. Она не знала, что такое ОО — может, вернется к этому позже.
Она вызвала список кораблей, находящихся в настоящее время на ВСК, тряхнула головой. В настоящее время на борту находилось почти десять тысяч разных судов, имеющих имена, включая два ВСК малого класса, на борту которых, в свою очередь, находились другие корабли. Точное количество изменялось у нее на глазах, окончательная цифра колебалась то вниз, то вверх, предположительно потому, что корабли прибывали и убывали в реальном времени.
Она все еще считала, что находится под тем или иным наблюдением, и обратила внимание, что, чем сложнее заданный вопрос, тем ближе полоска интеллектуального уровня подходит к максимуму — персонификации корабля. Она не хотела общаться с кораблем, а потому, вместо того, чтобы спросить: «Какие есть самые хулиганские корабли?», прибегала к обходным маневрам, что позволяло ей отбирать корабли по уровню сомнительности репутации.
Несколько кораблей на борту работали в каких-то Особых Обстоятельствах или, видимо, были связаны с этой организацией. Она обратила внимание, что они не публиковали своих корабельных журналов или расписания и пунктов назначения. Опять ОО. Что бы ни скрывалось за названием Особые Обстоятельства, ей представлялось, что они имели непосредственное отношение к тем качествам, которые ей были нужны.
Она нашла информацию по Особым Обстоятельствам. Военная разведка, шпионаж, вмешательство во внутренние дела, грязные трюки. Она решила, что это звучит многообещающе. Казалось, что этой организацией интересуются чуть ли не столько же людей, — многие из них были настроены в высшей степени критически, — сколько и всеми вместе взятыми кораблями. Она внимательнее посмотрела некоторые анти-ОО сайты. В высшей степени критические; скажи что-нибудь такое о подобных организациях в Энаблементе, и они к тебе постучат в дверь, уведут с собой, и, возможно, о тебе больше никто никогда не услышит.
Ни с одним из нескольких кораблей, с которыми она хотела бы побеседовать, невозможно было связаться. Она узнала, как отправлять им послания, и написала им письма.
— Вон там, слева. Еще левее. Теперь прямо — метрах в пяти, — сказал нейтральный голос, быстро приближающийся к тому месту, где она стояла с Адмайлом и маленькой толстой аватарой. — Это она — разговаривает с бочкообразным господином.
Ледедже повернулась и увидела рассерженную даму, двигающуюся прямо на нее. В руке у нее было что-то маленькое, серебристое. Она подошла к Ледедже.
— Эта штука, — сказала она, размахивая кольцом перед носом Ледедже, — не замолкает. Даже в звуковом поле.
— Это она, — важно сказало кольцо.
Адмайл махнул рукой, разгоняя наркопары, посмотрел на кольцо и сказал:
— Хочешь заброшу его еще раз? Подальше?
— Нет, спасибо, — ответила Ледедже, беря кольцо у женщины. — Спасибо… — начала было она, но женщина уже развернулась и шла прочь.
— С возвращением, — сказал нейтральный голос корабля.
— С возвращением.
— Я собирался пойти заняться бодисерфингом, — сообщил Джоликси. — Кто-нибудь хочет заняться бодисерфингом?
Адмайл покачал головой.
— Хорошо, — сказала Ледедже, надевая кольцо ему на палец. — Возможно, мы еще встретимся попозже.
Те, кто занимался бодисерфингом, должны были раздеться почти догола и броситься либо спиной, либо животом, либо задницей на громадный завитой хребет набегающей волны; самые крутые просто стояли на ногах. Все это происходило в громадном полутемном зале, который полнился вскриками и счастливым визгом, а наблюдать за происходящим можно было из баров и специальных площадок. Некоторые люди занимались бодисерфингом голышом, другие — в купальных костюмах. Джоликси, оснащенный чем-то похожим на пару водонепроницаемых хоботков-телескопов, оказался блистательно-ужасающим серфером. Он не мог удержаться на поверхности, даже лежа плоско на спине и вытянув все четыре конечности.
Ледедже обнаружила, что у нее получается довольно неплохо, пока она не пытается встать на ноги. Она двигалась, сидя на заднице в аккуратном фонтане брызг, держа левую щиколотку Джоликси правой рукой, чтобы тот не вошел в неконтролируемый штопор и между ними сохранялось разговорное расстояние.
— Значит, вы хотите отправиться в какое-то место, которое не хотите называть по причинам, которые хотите сохранить в тайне, но не хотите садиться на корабль, предложенный ВСК.
— В общем — да, — согласилась она. — И еще я хочу поговорить с кораблями здесь на борту, у которых есть связи с Особыми Обстоятельствами.
— Вот как? — Джоликси завихлялся, и брызги полетели ему в лицо. — Вы уверены? — Он вытер лицо одной рукой, его тело заходило ходуном — это закончилось, только когда он вернул руку на поверхность воды. — Я хочу сказать, в самом деле уверены?
— Да, — ответила она. — Вы ведь не аватара одного из них, верно? — Он уже говорил, что он аватара корабля «Путешественник в кресле», это название было ей незнакомо, но она знала, что корабли меняют имена или пользуются несколькими разными по своему усмотрению.
— Нет, — ответил он. — Я всего лишь скромный Экспедиционный корабль Контакта, исполняю стандартные поручения Контакта. Честно. Никаких дел с ОО. — Он скосил на нее глаза (она подумала — может, в них просто попала вода). — Вы уверены, что хотите поговорить с ОО?
— Да.
Они сделали неторопливый разворот в локальной, направленной вверх струе. Джоликси задумался, кивнул.
— Похоже, я неважный бодисерфер. Хватит. Попробуем серфинг другого рода.
— Что это? — спросила Ледедже. Они стояли в коротком, широком, устланном ковром коридоре, на одной стене которого расположились пять простых двойных дверей. Джоликси, снова облаченный в свой цветастый халат, не без труда раскрыл центральные двери и теперь не позволял им произвольно закрыться, заклинив левую половинку своей обутой в тапочку ногой. Ледедже смотрела сквозь открытую дверь в темное гулкое пространство, пронизанное вертикальными тросами и поперечными балками. Она услышала грохот, почувствовала движение, ощутила ветерок на лице. В воздухе витал полузнакомый запах масла.
Она и маленькая толстая аватара воспользовались услугами обычной быстротрубы — им пришлось совершить лишь минутные прогулки по обоим концам. То, что она видела перед собой сейчас, казалось гораздо более старым, более примитивным.
— Воссоздание шахты лифта высокоэтажного здания. У вас есть такие?
— У нас есть небоскребы, — сказала она, держась за правую дверь и заглядывая внутрь. — И лифты. — Совсем рядом чуть ниже стояла кабинка лифта — всего в каком-нибудь метре. Она подняла голову вверх и увидела шахты и тросы, уходящие в темноту. — Я никогда не видела лифтовую шахту. Разве что на экране. И потом, видите ли, у нас в лифте всего одна шахта.
— Угу, — сказал Джоликси. — Прыгайте. Я отпущу двери. Только осторожнее — тут нет страховочной сетки.
Она спрыгнула на крышу кабинки внизу. Джоликси последовал за ней, отчего крыша кабинки заходила. Двери наверху, зашипев, закрылись, и кабинка тут же начала подниматься. Она ухватилась за один из тросов — он был весь в темном, вязком масле — и посмотрела вниз. В огромной темной шахте места хватало для десяти кабинок — по пять с каждой стороны. Кабинка быстро ускорилась, отчего в струе воздуха затрепыхались ее волосы и захлопали полы халата Джоликси. Она посмотрела вниз, перевешиваясь еще чуть больше, а кабинка тем временем пронеслась мимо ряда двойных дверей с такой скоростью, что их и сосчитать-то было трудно. Дно шахты терялось в темноте.
Ее ухватили за плечо и резко оттянули назад.
Она услышала собственный вскрик, когда ударилась о тело Джоликси, оказавшееся на удивление жестким. Мгновение спустя мимо нее промелькнула темная форма, подняв вокруг вихревые потоки воздуха. Не оттолкни ее Джоликси, она бы лишилась головы — ее бы снесла унесшаяся вниз кабина. Джоликси отпустил ее.
— Я же сказал: тут нет страховочной сетки. Это чрезвычайно опасное материальное воссоздание. На кабинах нет сенсоров, и потому они могут ударить или убить вас, на дне нет антигравитационной основы, которая подхватила бы вас, упади вы туда. Никто не заметит вашего падения, и уж, конечно, никто его не остановит. У вас есть резервирование?
Она почувствовала, что ее немного трясет.
— Вы имеете в виду резервирование моего «я»? Моей личности? — Он молча смотрел на нее. Она решила, что темень тут весьма кстати: чтобы она не смогла разобрать, какое выражение у него на лице. — Я всего день как вышла из… емкости, инкубатора. — Она проглотила слюну. — Нет, у меня нет резервирования.
Кабина замедлялась перед остановкой. Джоликси, стоявший на дальнем конце кабины, поднял голову.
— Отлично. А сейчас развлеченьице. — Он посмотрел на нее. — Вы готовы?
— К чему? — спросила она.
— Идите сюда. Прыгайте, когда я скажу. Не медлите. Но сначала вы должны отпустить трос.
Она отпустила трос, подошла к нему на другую сторону крыши. Неуверенно посмотрев вверх, она увидела днище другой кабинки, быстро спускающейся на них. Она услышала неожиданные далеки охи, потом — смех откуда-то снизу, из еще более темных глубин. Звуки многократно отражались от стен. Их кабинка все еще замедлялась.
— Так-так, внимание, приготовиться… — сказал Джоликси, когда их кабинка и та, что находилась наверху, сблизились.
— Мне взять вас за руку? — спросила она.
— Не берите меня за руку, — сказал он. — Так-так. Внимание. Приготовиться.
Их кабинка почти что остановилась, а та, что приближалась к ним сверху, со свистом понеслась мимо.
— Прыгайте! — крикнул Джоликси, когда крыши кабинок почти поравнялись.
Он прыгнул. Мгновение спустя прыгнула и она, но обнаружила, что прыгнула так, чтобы приземлиться на крыше другой кабинки, где та находилась в миг ее прыжка, а не тогда, когда она должна была на ней приземлиться. Приземлилась она неуклюже и ударилась бы о тросы, если бы Джоликси не поддержал ее. Ледедже услышала, как у нее из груди выбило воздух.
Она на мгновение ухватилась за маленькую толстую аватару — они оба ловили равновесие на крыше кабины. Та, с которой они спрыгнули, остановилась в нескольких этажах над ними и теперь все время удалялась от них по мере спуска их кабины, которая теперь тоже начала замедляться.
— О-па! — сказала она, отпуская Джоликси. Ее пальцы оставили грязные пятна на лацканах его халата. — Это было… что-то! — Она нахмурилась, глядя на него. — И часто вы это делаете?
— В первый раз, — ответил он. — Слышал от других.
Это заставило ее встряхнуться. Она полагала, что вручила свою жизнь в надежные или, по меньшей мере, опытные руки. Кабина остановилась. Она услышала и почувствовала, как двери их кабины открылись, и с этой стороны наверх пробился луч света, осветив лицо Джоликси. Ей показалось, что он как-то странно смотрит на нее. Она почувствовала холодок страха.
— Это проверка Особых Обстоятельств.
— Да? — сказала она, когда он подошел к ней на шаг. Она отступила, задела о поперечину, споткнулась. Он снова подхватил ее, потянул к заднему краю крыши. Далеко внизу она увидела быстро поднимающуюся к ним кабину, задняя часть которой была обращена к задней части их кабины. Два ряда из пяти кабинок на каждой стороне были разделены почти двумя метрами, что в три или четыре раза превышало расстояние между кабинками по бокам.
Джоликси кивнул, показывая вниз на приближающуюся кабину.
— Ну, что, сможем мы перепрыгнуть на нее, когда она подойдет? — сказал он ей в ухо. Она почувствовала его теплое дыхание на своей коже. — И помните — тут нет никаких страховочных сеток. Даже камер наблюдения нет. — Он подтянул ее поближе к краю, прижался так, чтобы его рот был еще ближе к ее уху. — Как вы думаете? Получится у нас?
— Нет, — ответила она. — И я думаю, вы должны меня отпустить.
Прежде чем она успела сделать что-нибудь, чтобы его остановить, он с силой ухватил ее за локоть и подтолкнул к краю — теперь лишь ноги ее оставались в проекции лифта.
— Все еще хотите, чтобы я вас отпустил?
— Нет! — закричала она, хватаясь за него свободной рукой. — Не валяйте дурака! Конечно, нет!
Он подтянул ее к себе, хотя ее положение все еще оставалось опасным.
— Если бы у вас был терминал, он услышал бы ваш крик, случись вам упасть, — сказал он, демонстративно посмотрев вниз. Потом пожал плечами. — Времени для корабля, вероятно, вполне достаточно, чтобы понять, что происходит, и послать автономник вам на выручку, прежде чем вы долетите до дна.
— Пожалуйста, прекратите это делать, — сказала она. — Вы меня пугаете.
Он подтащил ее к себе, его дыхание обжигало ее щеку.
— Все считают, что ОО — это так гламурно, так… сексуально! — Он встряхнул ее, потерся своим пахом о ее. — Захватывающие впечатления, дух захватывает, адреналин, но опасность не слишком велика. Вы так думаете? Нахватались всяких сплетен, напитались пропагандистской чепухой? Начитались правильных мнений, наслушались соответствующих самопровозглашенных спецов, так?
— Я просто пытаюсь узнать…
— Вам страшно? — спросил он.
— Я только сказала…
Он покачал головой.
— Это не опасно. — Он снова встряхнул ее. — Я не опасен. Я всего лишь миленькая пухленькая аватара Экспедиционного корабля Контакта. Я никого не сброшу в древнюю лифтовую шахту, чтобы расплющить его о бетонный пол. Я из хороших ребят. Но вы все еще испуганы, верно? Надеюсь, вы испуганы.
— Я уже вам сказала, — холодно ответила она, глядя ему в глаза и стараясь прогнать эмоции с лица и из голоса.
Он улыбнулся, оттащил ее от края и отошел назад, отпустил и ухватился за трос, а кабина тем временем устремилась вниз.
— Я же вам говорю, госпожа И'брек, я из хороших ребят.
Она ухватилась за другой трос.
— Я не называла вам моего полного имени.
— Какая наблюдательность! Нет, серьезно, я из хороших ребят. Я из тех кораблей, которые всегда изо всех сил стараются спасти кого-нибудь, а не убить, не позволить умереть. ОО — их корабли, их люди — возможно, заодно с ангелами, но это вовсе не значит, что они всегда ведут себя, как хорошие ребята. Я могу дать вам виртуальную гарантию, что, метафорически падая в шахту лифта, вы будете считать их плохими ребятами, какой бы этически здравой ни была тщательно продуманная нравственная алгебра, которая побудила их столкнуть вас туда.
— Вы донесли до меня, что хотели, — холодно сказала она. — Может быть, теперь мы можем оставить это времяпрепровождение.
Он несколько мгновений смотрел на нее, потом покачал головой и отвернулся.
— Что ж, характер у вас есть, — сказал он. — Но все же вы глупы. — Он глубоко вздохнул. Кабина лифта останавливалась. — Я отведу вас на корабль ОО. — Он улыбнулся грустной улыбкой. — Если и когда ваша затея с треском провалится, можете всю вину возложить на меня, если еще сможете. Это ничего не изменит.
— Забытые, — сказал «Бодхисаттва» Йайм Нсокий. — Известные также, как Изпамятистертые.
Йайм время от времени была вынуждена признавать, что в некоторых случаях невральное кружево могло бы воистину оказаться полезным. Будь у нее невральное кружево, она сейчас могла бы обратиться к нему, спросить об упоминаниях, ссылках и определениях. Что такое, черт побери, Изпамятистертые? Корабль, конечно, сразу же узнал бы, что она делает этот запрос — она сейчас находилась на корабле, а не на орбитали, а потому кружево или терминал действовали бы через Разум «Бодхисаттвы» или его субсистемы — но, имея кружево, ты, по крайней мере, мог бы закачать нужные знания себе в голову, а не выслушивать информацию слово за слово.
— Ясно, — сказала Йайм и сложила руки на груди. — Я слушаю.
— Это корабли определенной… скажем так, предрасположенности, обычно это ВСК, как правило, с несколькими другими кораблями и небольшим числом активных автономников на борту. Часто на них вообще нет людей, — сообщил ей «Бодхисаттва». — Они выходят из ежедневного информационного обмена Культуры, прекращают сообщать свои координаты, удаляются во всякие медвежьи уголки и просто сидят там, ничего не делая. Разве что слушают без перерыва.
— Слушают?
— Слушают одну или больше — а я могу себе представить, что и все, — из нескольких разбросанных там и здесь станций, которые вещают постоянно, информируя о состоянии дел в галактическом сообществе в целом и Культуре в частности.
— Новостные станции?
— Ну, поскольку лучшего названия нет — пусть так.
— Вещание.
— Это затратный и неэффективный способ передачи информации, но преимущество вещания в этом контексте состоит именно в том, что оно проникает повсюду и никому не известно, кто это слушает.
— И сколько всего этих Забытых?
— Хороший вопрос. Большинству людей они представляются просто кораблями, которые удалились на особенно уединенный покой, и корабли, конечно, не делают ничего, чтобы разрушить это впечатление. В любое данное время на покое может находиться около одного процента кораблей Культуры, и, возможно, три-четыре десятых процента этих кораблей, уйдя на покой, не выходили на связь, что можно трактовать как естественное поведение. Я не стал бы называть это дисциплиной. Это поле недостаточно изучено, так что даже качество относительно немногих догадок на сей счет трудно оценить. Число таких кораблей, возможно, составляет восемь или двенадцать, а может, три или четыре сотни.
— И к чему весь этот рассказ?
— Они являются резервом, — сказал «Бодхисаттва». — Если вследствие какого-то необычного и откровенно невероятного широкомасштабного и полного катаклизма Культура каким-то образом прекратит существование, то любой из этих кораблей сможет заново осеменить эту галактику — или, может быть, другую, — воссоздав тем самым подобие Культуры. Это, естественно, порождает вопрос, какой смысл в таких действиях, если Культура будет практически уничтожена, но на это можно возразить: сделав выводы из случившегося, новая Культура, возможно, станет более жизнестойкой.
— Я считала, что весь флот Контакта является нашим «резервом», — сказала Йайм. В отношениях Культуры с другими цивилизациями, в особенности с теми, которые сталкивались с ней впервые, многое определялось тем фактом, — или, по меньшей мере, утверждением, — что все и каждый из ВСК представлял Культуру в целом, что каждый имел весь тот объем знаний, что накопила Культура, и мог создать любой предмет или устройство, которые могла создать Культура, а уже один размер Бессистемных кораблей означал, что на них имеется достаточное количество людей и автономников, чтобы в большей или меньшей степени одним своим присутствием гарантировать репрезентативность тех и других.
Культура намеренно и сознательно широко распространила себя по галактике без какого-либо центра, ядра или главной планеты. Рассеяние по галактике делало Культуру уязвимой для нападения, но, с другой стороны, практически исключало ее полное уничтожение, по крайней мере теоретически. Имея сотни и тысячи кораблей, каждый из которых сам по себе мог с нуля возродить Культуру целиком, Культура считала, что достаточно защищена от уничтожения, по крайней мере Йайм верила в это. Другие явно придерживались на этот счет иного мнения.
— Флот Контакта можно назвать второй линией обороны, — сказал ей корабль.
— А первый?
— Первый — это все орбитали, — рассудительно ответил корабль. — И другие обиталища. Включая малые космические тела и планеты.
— А эти Забытые — они последняя линия обороны.
— Вероятно. Можно и так сказать. Насколько мне известно.
Йайм подумала, что на языке корабля это, наверное, означает «нет». Она знала, что пытаться выудить из корабля менее двусмысленный ответ бесполезно.
— Значит, они просто сидят там. Где уж оно это «там».
— Облака Орта, межзвездное пространство, внешний венец самой галактики, а может, даже и за его пределами. Кто знает? Но тем не менее, общая идея такова.
— И до бесконечности.
— По крайней мере на сегодня — до бесконечности, — ответил «Бодхисаттва».
— В ожидании катастрофы, которая, возможно, никогда не произойдет, а если случится, то будет указывать либо на существование столь мощной силы, что она, вероятно, сможет обнаружить эти корабли, где бы они ни находились, и уничтожить и их, либо на некий экзистенциальный изъян самой Культуры, изъян настолько глубокий, что им поражены и сами Забытые, в особенности с учетом их… репрезентативности.
— При таком взгляде вся стратегия представляется несколько неадекватной, — сказал корабль с извиняющейся ноткой в голосе. — Но она такая, какая есть. Потому что, думаю, никогда ничто нельзя знать наверняка. Я думаю, частично эта стратегия нужна для тех, кто без нее чувствовал бы себя в этом отношении менее уверенно.
— Но большинство людей вообще не знают о существовании этих кораблей, — возразила Йайм. — Как человека может успокаивать то, о чем он не знает?
— Ага, — сказал «Бодхисаттва», — в этом-то вся и прелесть: только те, кого это беспокоит, начинают доискиваться и получают утешительную информацию. Еще они по большей части понимают необходимость не слишком распространять эти сведения и даже находят дополнительное удовольствие в том, чтобы способствовать этому нераспространению. А все остальные живут счастливо, вообще ни о чем таком не задумываясь.
Йайм разочарованно покачала головой.
— Не могут они быть абсолютно засекреченными, — возразила она. — Где-то о них должно быть упоминание.
Культура славилась тем, что не умеет хранить секреты, в особенности самые важные. Это была одна из немногих сфер, в которой большинство из одноуровневых собратьев Культуры и даже многие менее продвинутые сообщества затмевали ее, хотя сама Культура смотрела на этот факт, как на законный источник некой извращенной гордости. Это не останавливало их («их» в данном контексте обычно обозначало Контакт или, с еще большей вероятностью, Особые Обстоятельства) — они постоянно засекречивали что-нибудь, хотя и ненадолго — все так или иначе всплывало наружу.
Впрочем, этого «ненадолго» подчас оказывалось вполне достаточно.
— Ну да, естественно, — ответил «Бодхисаттва». — Скажем так, информация имеется, только ее почти не замечают. И по самой природе всей этой… программы — если только это можно удостоить названия, подразумевающего такую степень организации, — найти подтверждение практически невозможно.
— Значит, это все, так сказать, неофициально? — сказала Йайм.
Корабль произвел звук, похожий на тяжелый вздох.
— Мне не известно какое-либо подразделение или комитет в Контакте, которое занималось бы этими делами.
Йайм вытянула губы. Она знала, когда корабль, говоря одно, на самом деле имеет в виду другое: «И давайте кончим об этом, договорились?»
Но оставался еще один незакрытый вопрос.
— Значит, — сказала она, — «Не тронь меня, я считаю», возможно, находится на борту ВСК «Полное внутреннее отражение», который ушел на покой и, возможно, является одним из этих Забытых.
— Верно.
— И у «Не тронь меня, я считаю» есть некое изображение госпожи И'брек.
— Вероятно, вполне конкретное изображение госпожи И'брек, — сказал «Бодхисаттва». — У нас есть сведения от другого лица (чье изображение было снято кораблем после госпожи И'брек), который получил заверения от «Не тронь меня, я считаю» в том, что любое снятое им изображение остается уникальным и будет находиться только в его коллекции, никогда никому не будет показано или скопировано. Похоже, корабль держит слово.
— И что вы думаете? Что И'брек попытается получить свое изображение, хотя ему уже десять лет?
— Было решено, что такая вероятность весьма высока.
— А Покойня знает, где находятся «Не тронь меня, я считаю» и «Полное внутреннее отражение»?
— Мы считаем, что у нас есть общее представление об этом. Точнее сказать, у нас был случайный контакт с «Полным внутренним отражением».
— Да, был?
— «Полное внутреннее отражение», по нашему мнению, довольно необычный корабль среди Забытых, поскольку в нем находит приют небольшая популяция людей и автономников, которые ищут более строгой формы уединения, чем дает обычный уход на покой. Такое затворничество обычно носит долгосрочный характер — в среднем несколько десятилетий, — однако происходит непрерывная, хотя и нерегулярная смена обеих популяций, а это означает, что людей привозят на ВСК и увозят оттуда. Существуют три полурегулярных места рандеву и довольно основательная программа рандеву. Следующая запланированная встреча состоится через восемнадцать дней в месте, называемом Семсаринский пучок. Госпожа И'брек должна успеть туда, и вы тоже. Вместе со мной, госпожа Нсокий.
— Ей известно об этом рандеву?
— Мы так полагаем.
— Она двигается в том направлении?
— И еще раз: мы так полагаем.
— Гмм-м. — Йайм нахмурилась.
— Такова ситуация в общих чертах, госпожа Нсокий. Несомненно, последуют и более подробные брифинги.
— Несомненно.
— Могу ли я считать, что вы согласны принять участие в этой миссии?
— Да, — ответила Йайм. — Мы уже в пути?
Изображение старого корабля класса «Хулиган» исчезло, и вместо него снова появились звезды, некоторые из них отражались в черном, словно отполированном теле корабля, висящего наверху, а другие сверкали сквозь ни на что не похожую твердь под ее ногами. Звезды теперь двигались.
— Да, в пути, — ответил «Бодхисаттва».
Ледедже представили аватаре корабля Особых Обстоятельств «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений» в военном баре, где единственным освещением, кроме экранов и голограмм, были широкие занавесы амфотерного свинца, ниспадающие по стенам из щелей в темном потолке.
Непрерывное потрескивающее желто-оранжевое сияние химической реакции придавало освещению неустойчивый, мерцающий характер огня в камине, отчего возникало впечатление душноватой теплоты. В воздухе висел странный горьковатый запах.
— Свинец, очень тонко измельченный элемент, его просто бросают в воздух, — пробормотал ей Джоликси, когда они вошли внутрь и она обратила внимание на странное освещение.
Пробраться внутрь было довольно непросто. Место это находилось внутри приземистого потрепанного на вид корабля класса Межзвездный, находящегося в одной из малых бухт ВСК, и сам корабль подчеркнул (когда они стояли в гулкой темноте бухты), что это преимущественно частный клуб, на который не распространяется юрисдикция ВСК, и это заведение, безусловно, не имеет никаких обязательств впускать кого бы то ни было, если будет возражать один из его патронов.
— Меня зовут Джоликси, я аватара «Путешественника в кресле», — сказал Джоликси единственному небольшому автономнику, плавающему в воздухе у закрытого входного люка. — Я думаю, вы знаете, с кем я пришел встретиться. Пожалуйста, известите его.
— Уже делаю, — сказал похожий на коробку маленький автономник.
Корабль назывался «Утаенный доход». Длина его составляла, может быть, метров сто. Прищурившись и оглядев мрачно-гулкие глубины бухты, Ледедже решила, что туда втиснуты еще как минимум три корабля такого же размера, при этом они не касаются ни килей, ни гондол двигателей, ни каких-либо других деталей друг друга. «Небольшой» — это определение явно было относительным, когда речь шла о кораблях и громадных ангарах, куда их помещали.
Ледедже посмотрела на маленького автономника, висевшего перед ними на уровне головы. Да, подумала она, такого она еще не видела. Куда бы ни брал ее Вепперс — в самые дорогие новые рестораны, самые эксклюзивные новые клубы, бары или места собраний, — его вместе со свитой тут же провожали до места, неважно, заказывал ли он столик или нет, даже если эти заведения не принадлежали ему. Странно теперь, оказавшись в Культуре с ее пресловутым равенством, ошиваться у входа в клуб в ожидании, впустят тебя или нет.
Люк неожиданно открылся за маленьким автономником. Крышка упала так быстро, что Ледедже ждала звона от удара о пол бухты, но, похоже, падение крышки было в последний момент самортизировано, и она открылась бесшумно.
Автономник, ничего не сказав, отплыл в сторону, пропуская их.
— Спасибо, — сказал Джоликси, ступая на крышку.
Джоликси держал ее за руку, пока крышка ровно поднималась в маленький, тускло освещенный ангарный объем внутри «Утаенного дохода».
— Демейзен странноват, — сказал он. — Даже по стандартам корабельной аватары. Будьте с ним откровенны. Или с ней. Или кто уж оно там.
— Вы этого не знаете?
— Мы не виделись некоторое время. «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений» довольно часто меняется.
— А что вообще это за место?
Джоликси поежился.
— Я думаю, военный порноклуб.
Ледедже хотела было спросить что-то еще, но тут их встретил еще один маленький автономник и проводил до места.
— Демейзен, позвольте представить госпожу Ледедже И'брек, — сказал Джоликси человеку, сидевшему за столом почти в центре комнаты.
Это помещение было похоже на странный ресторан с большими круглыми столами, стоящими здесь и там, в центре каждого — тройка или больше экранов или же бескорпусной голографический дисплей. Несколько человек — в большинстве своем гуманоиды — сидели у столов или в креслах вокруг. Перед большинством из них были расставлены, раскиданы или брошены наркочаши, стаканы с напитками, хладотрубки и небольшие подносы с едой. Экраны и голограммы показывали сцены боевых действий. Поначалу Ледедже показалось, что это обычные экраны, обычные фильмы, но несколько мгновений спустя, просмотрев несколько мрачных сцен, она решила, что все это по-настоящему.
Большинство людей в комнате не смотрели на экраны и голограммы — они смотрели на нее и Джоликси. Человек, к которому обратился Джоликси, сидел за столом с несколькими другими молодыми людьми, выражения на их лицах свидетельствовали о том, что они — по стандартам физиогномики этого пангуманоидного подвида — поразительно красивы.
Демейзен поднялся. Впалые щеки делали его похожим на покойника. Темные глаза без белков, две складки вместо бровей, плоский нос и кожа средней смуглости, местами рассеченная шрамами. Он был всего лишь среднего роста, но казался высоким из-за худобы. Если его физиология была сродни сичультианской, то некоторая изможденность его лица предполагала недавнюю и быструю потерю веса. Одежда на нем была темная, а то и черная: штаны в обтяжку и плотно сидящая рубашка или куртка, легко схваченная у шеи свободным галстуком со сверкающим кроваво-красным драгоценным камнем размером с большой палец.
Ледедже увидела, как он посмотрел на ее правую руку, и протянула ему ее. Он схватил ее руку, его костлявые пальцы клеткой сомкнулись на ее ладони. Рука его оказалась горячей, словно владельца мучила лихорадка, но абсолютно сухой, как бумага. Она увидела, как он поморщился, и заметила, что два его пальца были схвачены лубком — покоились на какой-то деревяшке или куске пластика и были перевязаны чем-то похожим на узловатую тряпицу. Но гримаса боли почему-то не расползлась по всему его лицу, которое уставилось на нее без всякого видимого выражения.
— Добрый вечер, — сказала Ледедже.
— Госпожа И'брек. — Голос его звучал сухо и холодно. Он кивнул Джоликси, потом указал на стулья по обе стороны от него. — Хелуб, Эммис. Если вы не возражаете.
Два молодых человека вроде бы хотели возразить, но не стали это делать. Оба быстро поднялись с презрительным выражением на лицах и гордо пошли прочь. Она и Джоликси сели на указанные места. Еще один красивый молодой человек разглядывал их. Демейзен взмахнул рукой, и голограмма на столе, изображавшая жутковато реалистическую схватку между какими-то всадниками и более многочисленным отрядом лучников и других пеших солдат, поблекла и исчезла.
— Редкая честь, — пробормотал Демейзен, глядя на Джоликси. — Как идут дела в Широких контактах?
— В общем неплохо. Как живется в охранниках?
Демейзен улыбнулся.
— Ночные дежурства безотказно познавательны.
Перед ним была небольшая золотая трубка, и Ледедже предположила, что это мундштук проходящей под столом хладо- или водяной трубки, — тут было и несколько других мундштуков, которые просто лежали или были установлены в подставки на столе, — но оказалось, что это палочка со светящимся концом, не связанная ни с чем. Демейзен поднес ее к губам и с силой втянул в себя воздух. Золотая трубка хрустнула, укоротилась, и под облачком шелковистого дыма появился огненный сияющий язычок.
Демейзен поймал ее взгляд и предложил трубку ей.
— Наркотик. Из Судалле. Называется нартак. Эффект такой же, как от веялки, хотя и резче, не такой приятный. А похмелье довольно болезненное.
— Веялка? — спросила Ледедже. Ей показалось, она вроде бы должна знать, что это такое.
Демейзен посмотрел на нее удивленным и одновременно бесстрастным взглядом.
— У госпожи И'брек нет наркожелез, — пояснил Джоликси.
— Неужели? — сказал Демейзен и нахмурился, глядя на нее. — Вам назначено какое-то наказание, госпожа И'брек? Или вы придерживаетесь того идиотского убеждения, будто просветление может быть найдено только в темноте?
— Ни то и ни другое, — сказала ему Ледедже. — Уж скорее я полулегальная инопланетянка. — Она надеялась, что эти слова забавны, но если они и были таковыми, то никому за столом, похоже, так не показалось. Может быть, ее знание марейна было не таким уж безупречным, как ей представлялось.
Демейзен посмотрел на Джоликси.
— Мне сказали, что эта молодая дама ищет попутный корабль.
— Ищет, — сказал Джоликси.
Демейзен взмахнул обеими руками, посылая из золотой трубки кольца дыма в воздух.
— Да, Джоликси, на этот раз ты меня обошел. С чего это ты взял, будто я превратился в такси? Ну-ка, говори. Жду ответа с нетерпением.
Джоликси только улыбнулся.
— Я думаю, за этим скрывается нечто большее. Госпожа И'брек, — сказал он ей, — вам слово.
Она посмотрела на Демейзена.
— Мне нужно попасть домой, господин Демейзен.
Демейзен бросил взгляд на Джоликси.
— Пока все это очень похоже на такси. — Он снова повернулся к Ледедже. — Продолжайте, госпожа И'брек. С нетерпением жду, когда ваша история достигнет скорости убегания и вырвется из притяжения повседневности.
— Я собираюсь убить человека.
— Ну вот, это уже кое-что необычное. Но опять же, можно себе представить, что для этого достаточно такси, если только для уничтожения господина, о котором идет речь, не требуется военного корабля. При этом современнейшего военного корабля Культуры, если позволите мне такую нескромность. По какой-то причине в голову приходит выражение «избыточная мощность». — Он улыбнулся ей ледяной улыбкой. — Возможно, в данный момент ваши дела здесь обстоят не так хорошо, как вы думали.
— Мне сказали, что я получу в сопровождение шлеп-автономника.
— Значит, вы оказались настолько глупы, что допустили утечку — и о вашем намерении убить этого человека стало известно. — Он нахмурился. — Боже мой. Позвольте мне предположить, что эта утечка не предвещает чего-то абсолютно ужасного при условии, что ваши планы убийства составлены хотя бы с некоторой степенью коварства, хитрости или, да осмелюсь я произнести это, интеллекта. Мои — можете мне поверить — в высшей степени ограниченные способности к состраданию остаются абсолютно незатронутыми. — Он снова повернулся к Джоликси. — Ну, Джоликси, ты уже покончил с самоуничижением или и в самом деле тебе нужно, чтобы я?..
— Человек, которого я собираюсь убить, богатейший в мире, богатейший и влиятельнейший во всей моей цивилизации, — сказала Ледедже. Даже она чувствовала, что в ее голосе звучат нотки отчаяния.
Демейзен посмотрел на нее, приподняв надбровную складку.
— Какой цивилизации?
— Энаблемента, — ответила она.
— Сичультианского Энаблемента, — сказал Джоликси.
Демейзен фыркнул.
— И опять, — сказал он Ледедже, — вы говорите не все, что у вас на уме.
— Он меня убил, — сказала Ледедже, изо всех сил стараясь, чтобы голос у нее не срывался. — Собственными руками. Мы не владеем технологией сохранения душ, но я спаслась, потому что корабль Культуры «Не тронь меня, я считаю» десять лет назад внедрил в меня невральное кружево. Я была реконфигурирована здесь только сегодня.
Демейзен вздохнул.
— Все это очень мелодраматично. Ваша история когда-нибудь в будущем — надеюсь, отдаленном будущем, — могла бы вдохновить на постановку какой-нибудь чертовски интересной кинопрезентации. С нетерпением жду того момента, когда я смог бы ее пропустить. — Он опять улыбнулся натянутой улыбкой. — А теперь я не возражаю, если вы освободите места. — Он кивнул двум молодым людям, которые немногим ранее освободили стулья для Ледедже и Джоликси. Они теперь стояли рядом с довольно торжествующим видом.
Джоликси вздохнул.
— Мне жаль, что впустую отнял столько времени, — сказал он, поднимаясь.
— И все же я намерен сделать так, чтобы ты пожалел еще сильнее, — сказал Демейзен с неискренней улыбкой.
— Я говорил с госпожой И'брек.
— А я нет, — сказал Демейзен, вставая вместе с Ледедже. Он повернулся к ней, приложил золотую курительную палочку к бледным губам и с силой затянулся. Посмотрел на нее и сказал: — Желаю удачи в поисках попутного транспорта.
Он улыбнулся пошире и загасил сверкающий желто-красный кончик палочки о раскрытую ладонь второй руки. Раздалось отчетливое шипение. Его тело опять словно бы дернулось, хотя лицо осталось бесстрастным.
— Что — это? — сказал он, глядя на пепельно-темный ожог на своей коже — туда же с нескрываемым ужасом смотрела и Ледедже. — Не волнуйтесь. Я ничего не чувствую. — Он рассмеялся. — Но тот идиот, что там внутри, он чувствует. — Он постучал себя по виску и снова улыбнулся. — Этот бедняга победил в своего рода соревновании, чтобы заменить корабельную аватару на сто дней, или на год, или на какой-то такой срок. Конечно, никакого контроля над телом или кораблем он не получил, но во всем остальном восприятие полное — ощущения, например. Говорят, что он чуть не кончил в штаны, узнав, что современный военный корабль согласился принять его предложение — поселиться в его теле. — Улыбка стала еще шире, теперь она походила на ухмылку. — Он явно не самый глубокий знаток психологии корабля. И вот я, — сказал Демейзен, поднимая руку с перевязанными пальцами и разглядывая ее, — мучаю этого бедолагу. — Он поднес вторую руку к перевязанным пальцам, помял их. Тело его при этом содрогнулось. Ледедже поймала себя на том, что поморщилась от чужой боли. — Видите? Он меня не в силах остановить, — весело сказала Демейзен. — Он страдает от боли и выучивает урок, а я… ну я немного забавляюсь.
Он посмотрел на Джоликси и Ледедже.
— Джоликси, — сказал он с явно напускной озабоченностью. — У тебя обиженный вид. — Он кивнул, сощурил глаза. — Это хороший вид, можешь мне поверить. Горькое негодование тебе идет как нельзя лучше.
Джоликси ничего не ответил.
Хелуб и Эммис вернулись на свои места. Демейзен протянул руки и погладил одного по волосам, другого по бритой голове, потом здоровой рукой ухватил точеный подбородок бритоголового.
— И совершенно чудесно, что этот тип, — он снова сильно постучал себя по виску перевязанными пальцами, — вызывающе гетеросексуален и страдает таким страхом перед насилием над телом, что это граничит с откровенной гомофобией.
Он оглядел молодых людей за столом, подмигнул одному из них, потом лучезарным взглядом посмотрел на Джоликси и Ледедже.
Ледедже тяжелым шагом двинулась по тускло освещенной бухте.
— Найдутся и другие корабли ОО, — со злостью сказала она.
— Ни один из них не будет говорить с вами, — сказал Джоликси, поспешая за ней.
— А тот, кто стал, казалось, не имел другой цели — только шокировать и унизить меня.
Джоликси пожал плечами.
— Экспедиционный корабль Контакта класса «Ненавидец», к которому принадлежит наш друг, отнюдь не славится мягкостью и дружелюбием. Видимо, сконструирован в то время, когда Культура считала, что никто не воспринимает ее всерьез, потому что она в некотором роде слишком мягка. Но и среди кораблей своего класса этот считается изгоем. Большинство кораблей ОО прячут когти и полностью отключают свою психопатию, кроме тех случаев, когда это считается абсолютно необходимым.
Все еще взволнованная, но немного успокоившаяся Ледедже сказала, когда они оказались в быстротрубе:
— Спасибо за попытку.
— Не за что. Все, что вы там сказали, это правда?
— Каждое слово. — Она посмотрела на него. — Я надеюсь, вы сохраните в тайне то, что услышали.
— Вообще-то такие вещи говорятся заранее, но я, тем не менее, обещаю: дальше меня это никуда не пойдет. — Маленькая толстая аватара задумчиво посмотрела на нее. — Вероятно, вы этого не ощущаете, но вы сейчас были на волосок от гибели, госпожа И'брек.
Она холодно посмотрела на него.
— Тогда это уже второй раз за сегодняшний вечер, верно?
На Джоликси это не произвело никакого впечатления. Если какое выражение и появилось на его лице, то смешливое.
— Я же сказал: я бы не позволил вам упасть. Это был обычный каскадерский трюк. То, что вы видели там, было взаправду.
— Разве кораблям разрешается так обходиться с людьми?
— Если это делается добровольно, если человек идет на это с открытыми, так сказать, глазами, то разрешается. — Джоликси широко развел руки. — Такие вещи могут происходить, если вы становитесь на опасную тропку, общаясь с ОО. — Маленькая толстая аватара, казалось, задумалась на секунду. — Но должен признать, это пример крайности.
Ледедже глубоко вздохнула, выпустила воздух.
— У меня нет терминала. Можно воспользоваться вашим?
— Бога ради. С кем вы хотите пообщаться?
— С ВСК. Скажу ему, что принимаю его предложение и отправляюсь с завтрашним кораблем.
— В этом нет нужды. Он и без того так считает. С кем-нибудь еще?
— С Адмайлом? — сказала она просительным голосом.
Последовала пауза, потом Джоликси с сожалением покачал головой.
— Боюсь, но у него другие дела.
Ледедже вздохнула, посмотрела на Джоликси.
— Мне нужен не налагающий никаких обязательств половой акт с мужчиной, предпочтительно привлекательного вида. С кем-нибудь вроде тех молодых людей у стола Демейзена.
Джоликси улыбнулся, потом вздохнул.
— Ну, вечер еще только начинается.
Йайм Нсокий лежала в темноте своей маленькой каюты и ждала, когда к ней придет сон. Она собиралась подождать еще несколько минут, а потом секретировать дремотин, который вызывает сон не совсем естественным образом. У нее был набор наркожелез, как почти и у всех людей Культуры, — с которым ты рождаешься по умолчанию, но она использовала их лишь в редких случаях и почти никогда ради удовольствия — только для достижения каких-то практических целей.
Она полагала, что могла бы избавиться от наркожелез вообще, просто сказать им, чтобы они завяли, растворились в ее теле, но не делала этого. Она знала некоторых людей из Покойни, сделавших это в духе отрицания и аскетизма, который, на ее взгляд, заходил слишком далеко. И кроме того, иметь наркожелезы и не пользоваться ими требовало от тебя больше самодисциплины, чем удалить их и раз и навсегда избавиться от искушения.
То же самое можно было сказать и о ее решении стать бесполой. Она положила руку между ног, нащупала крохотную рассеченную почечку — словно третий забавно расположенный сосок — все, что осталось от ее гениталий. Когда она была моложе, когда ее наркожелезы еще только созревали, она ускоряла приход сна мастурбацией, на розовых отливных волнах которой скатывалась в сон.
Предаваясь этим воспоминаниям, она рассеянно погладила почечку. Теперь она не получала никакого удовольствия, прикасаясь к себе в этом месте, — с таким же успехом она могла ласкать костяшку пальца или мочку уха. Да что там говорить — мочка уха теперь была чувствительнее этого места. Соски у нее уменьшились, груди стали почти плоскими и, как и почечка, утратили чувственность.
Ну, ладно, подумала она, сцепив пальцы на груди, это был ее выбор. Способ убедить самое себя, что ее выбор в пользу Покойни окончательный. На монашеский манер, полагала она. В Покойне было немало монахинь и монахов такого рода И решение это, конечно, всегда можно было переиграть. Она иногда подумывала, не вернуться ли в прежнее состояние, не стать ли снова женщиной. Она по-прежнему всегда думала о себе как о женщине.
Или же она могла стать мужчиной; она сейчас пребывала ровно посредине между двумя этими стандартными полами. Она снова прикоснулась к почечке у нее в паху, которая, как ей казалось, была чем-то средним между крохотным пенисом и оказавшимся не на своем месте соском.
Она снова сцепила руки на груди, вздохнула, повернулась на бок.
— Госпожа Нсокий? — раздался негромкий голос корабля.
— Да.
— Приношу извинения. Я почувствовал, что вы еще не совсем уснули.
— Вы верно почувствовали. И что?
— Ряд моих коллег задают мне вопрос касательно вашего замечания по поводу информирования Особых Обстоятельств о текущем деле. Они хотят знать, это было то, что называется официальное предложение, или просьба.
Она задумалась на секунду, прежде чем ответить.
— Нет, не было, — ответила она.
— Понятно. Спасибо. Это все. Доброй ночи. Хорошего сна.
— Доброй ночи.
Интересно, спросила себя Йайм, озаботится ли корабль когда-нибудь спросить, действительно ли у нее были прежде связи с ОО.
Ее потянуло в Покойню, когда она еще была маленькой девочкой. Серьезной, замкнутой, немного погруженной в себя маленькой девочкой, которую интересовало то мертвое, что она находила в лесу; а еще она любила держать насекомых в террариуме. Серьезная, замкнутая, немного погруженная в себя маленькая девочка, которая знала, что стоит ей захотеть, и она легко может поступить в Особые Обстоятельства, но которая всегда хотела работать в Службе Покойни.
Даже в то время она знала, что Покойня (как Рестория и третья из относительно новых специальных служб Контакта, Нумина, которая имела дело с сублимированными) большинством людей и машин считалась вторичной по отношению к Особым Обстоятельствам.
ОО были вершиной, службой, которая притягивала лучших из лучших в Культуре; в обществе, где почти не было должностей, наделявших индивидуальной властью людей, замещающих эти должности, ОО представляли собой вожделенную цель для тех, кого осенило благословение и проклятие лихорадочного, голодного честолюбия преуспеть в Реале, честолюбия, неутоляемого правдоподобными, но бесконечно искусственными приманками Виртуальной реальности. Если ты и в самом деле хотел утвердить себя, то ты непременно должен был оказаться в ОО.
Даже тогда, еще ребенком, она знала, что особенная, знала, что способна добиться многого из того, чего можно добиться в Культуре. ОО, казалось бы, являются ее очевидной и вожделенной целью. Но она не хотела работать в ОО, она хотела в Покойню — в службу, которая, по всеобщему мнению, уступала ОО. Это суждение было несправедливо.
Тогда-то, давным-давно, она и приняла это решение — ее наркожелезы тогда еще не развились достаточно, чтобы ими можно было пользоваться умело или изощренно, она сама тогда еще не созрела сексуально.
Она училась, тренировалась, узнавала, у нее росло невральное кружево; она подала заявление в Контакт, была принята, старательно и творчески искала свое место в Контакте и все это время ждала приглашения из ОО.
Приглашение пришло, и она отклонила его, а присоединилась к другому эксклюзивному клубу, на много порядков менее знаменитому, чем элитарный из элитарных, каким были ОО.
Она сразу же подала заявление в Покойню, объяснила свою мотивацию и была быстро принята. Она стала сокращать использование наркожелез и замедлила изменения своего тела с целью обретения бесполости. Она также прекратила пользоваться невральным кружевом, начав еще более длительный процесс, который закончился тем, что биохимические следы этого устройства стали постепенно сходить на нет и в конечном счете исчезли полностью; минерал и металлы, составлявшие большую часть неврального кружева, медленно растворились в ее теле. Последние несколько частичек экзотической материи, содержавшейся в кружеве, год спустя вышли с мочой через бесполую почечку между ее ног.
Она была свободна от ОО, душой и телом в Покойне.
Только все было не так просто. Когда возник вопрос о поступлении в ОО, не было какого-то конкретного момента принятия или отклонения предложения. Сначала ты должна была пройти проверку, выяснялись твои намерения, взвешивались твои мотивации; поначалу это делалось посредством внешне безобидных, неформальных разговоров, — нередко с людьми, о принадлежности которых к ОО ты даже не подозревал, — а потом уже в гораздо более формальной обстановке и контексте, в котором интересы ОО проявлялись со всей очевидностью.
И потому в известном смысле ей пришлось лгать, — или, по меньшей мере, конструктивно обманывать, — чтобы получить то, что ей нужно, а нужно ей было официальное приглашение, которое она могла тогда отклонить, но использовать впоследствии, чтобы показать Покойне, что она выбрала ее не как второй вариант, не в утешение несбывшихся надежд, а как организацию, которую она с самого начала ценила выше ОО.
Она в то время старалась подать себя с лучшей стороны, давала ответы, которые казались откровенными и недвусмысленными, когда давались, и только потом, после ее явного запланированного заранее отказа стала ясна степень их лицемерности. Но и при этом она была виновата лишь в степени открытости — ни в чем более, а если судить строго, то в простом обмане.
ОО считали себя выше злопамятности, но явно были разочарованы. Если уж ты дошла до этапа, когда тебя приглашают в ОО, то, значит, ты успела завязать довольно тесные отношения с людьми, которые стали твоими наставниками и друзьями, служа в Контакте, отношения, которые в обычной ситуации должны были бы развиваться, когда ты оказывалась в ОО, и она чувствовала себя виноватой перед этими людьми и перед несколькими корабельными разумами.
Она должным образом извинилась, и извинения были должным образом приняты, но это были самые темные часы, мгновения ее жизни, воспоминания о которых не давали ей уснуть, когда она ложилась спать, или пробуждали ее посреди ночи, и она никак не могла избавиться от ощущения, что это единственное пятно в ее жизни, проступок, грызущее присутствие которого будет досаждать ей всю жизнь.
И хотя она и предвидела это, она, тем не менее, не могла не чувствовать разочарования из-за того, что ее поступок навлек на нее слабое, но бесспорное подозрение, облако которого окутывало ее в Покойне. Если она отказалась от предложения ОО, чтобы заработать репутацию, то не отвергнет ли она из таких же соображений и Покойню? Как можно до конца доверять такому человеку?
А может быть, она так полностью никогда и не отказывалась от ОО? Может быть, Йайм Нсокий оставалась агентом Особых Обстоятельств, только секретным агентом, внедренным в Покойню либо по причинам настолько темным и загадочным, что, пока не наступит какой-нибудь кризис, и не разберешься, либо как некая страховка на случай некоторых обстоятельств, пока еще неопределенных… или даже вообще без всякого ясного мотива, а просто для того, чтобы показать, что ОО это по плечу, что они могут сделать, что захотят?
Тут она просчиталась. Она-то считала, что вся история ее отношений с ОО только докажет, насколько она предана Покойне, а последующее безупречное поведение и примерная служба лишь подтвердят это. Получилось не так. Она для Покойни в большей степени была нужна как символ — который ненавязчиво, но эффективно афишировался — равенства Покойни с ОО, а не действующий агент, которому доверяют целиком и полностью.
Поэтому она часто чувствовала разочарование: не имея заданий, томилась в ожидании или била баклуши (тогда как — по словами как минимум одного из ее друзей, — будучи в ОО, могла бить других людей). Она приняла участие в нескольких миссиях Покойни, и ее заверили, что проявила она себя наилучшим образом, да что там — почти идеально. И тем не менее к ее услугам прибегали реже, чем могли бы, использовали ее реже, чем менее способных, пришедших в организацию одновременно с ней, реже, чем она могла рассчитывать с ее умением и способностями, предлагали какие-то объедки — никогда ничего существенного.
До этого раза.
Теперь она, по крайней мере, чувствовала, что от нее требуются навыки оперативного сотрудника Покойни, что ей поручают задание высокой важности, пусть хотя бы и благодаря тому, что ее орбиталь по случаю оказалась близко к тому месту, где Покойне неожиданно потребовался агент.
Что ж, прежде ей не везло: Покойня совсем не так, как хотелось бы, реагировала на ее желание доказать, насколько она предана этой организации. Может быть, период невезения теперь закончился, и начались удачи. Даже ОО допускали вероятность случая, и то, что она оказалась в нужном месте в нужное время, было если не даром божьим, то уж определенно везением.
У Контакта на этот случай даже была поговорка: тот, кто рядом, тому и награда.
Йайм вздохнула, повернулась на бок и уснула.