Увидев впервые Цунгариальный Диск, Вепперс испытал разочарование. Триста миллионов космических фабрик, каждая приблизительно в полмиллиона тонн или больше; это казалось довольно много, но было рассеяно вокруг газового гиганта на расстоянии от нескольких сотен километров от вершины облачности Ражира до более чем полумиллиона километров от планеты в полосе шириной сорок тысяч километров — и с учетом всех этих факторов пространство вокруг планеты представлялось поразительно пустым.
К тому же фабрикарии были черны как смоль, они не отражали света, не сияли и вообще были не видны, если только на них не попадал пучок света, направленный откуда-то извне. Да и в этом случае они были видны всего лишь как силуэты. Поскольку и сам Ражир имел довольно тусклую окраску — в основном темно-красную и коричневую с незначительной желтизной только по полюсам, — увидеть фабрикарии на его фоне тоже было довольно затруднительно.
Они выглядели гораздо лучше и впечатляюще при увеличении: об их местонахождении говорили маленькие точки света, наложенные на реальное изображение системы. Это давало представление о количестве всей этой херни в космосе.
Корабль ДжФКФ класса «Подмога» «Посланец истины» аккуратно, с минимальными турбуленциями, вышел из гиперпространства в нескольких сотнях километрах от полномочного Пропускного Объекта Контакта на Диске, одного из относительно редких на Диске обиталищ — здесь преобладали производственные мощности. Маленький космический порт медленно вращался на орбите Ражира на расстоянии чуть больше полумиллиона километров, то есть ни один объект практически не располагался дальше от Диска.
Сам этот объект представлял собой толстый серый, чуть уплощенный тор, имеющий десять километров в поперечнике и один в диаметре; поверхность его пестрела огнями и была покрыта доковыми углублениями и причальными мостками; использовались сейчас только шесть из двадцати пяти доков, хотя это и было в два раза больше, чем при прошлых прилетах сюда Вепперса.
Вепперс находился в довольно эффектной, на его взгляд, чересчур пышной гостиной на корабле ДжФКФ; он возлежал в низком кресле, и две хихикающие обнаженные девицы делали ему педикюр, по виду они представляли собой нечто среднее между сичультианками и ДжФКФ-нками. Ему сказали, как их зовут, но стоило им хихикнуть в третий раз, как он потерял к ним интерес.
Он прихлебывал из стакана с лонг-дринком, в котором было неимоверное количество чеснока и несколько — предположительно вполне съедобных — рыбок, плававших внутри. Беттлскрой-Биспе-Блиспин сидел рядом в меньшем по размеру, но в остальном таком же кресле. Мягко сияя нематериальным полем, робот приближенно сферической формы парил в воздухе, осторожно расчесывая его головные чешуйки.
— Мы проходим регистрацию, — сказал Беттлскрой, махнув изящной рукой в сторону большого экрана перед ними. — Это называется полномочный Пропускной Объект Контакта на Диске, хотя мы обычно называем его Приемной.
— Я уже бывал здесь, — сказал Вепперс. Он произнес это неторопливо, растянуто, хотя и сомневался, что инопланетянин почувствует эту преднамеренность. — Мне принадлежат девяносто шесть из этих фабрик, Беттлскрой, и мне не нравится быть отсутствующим хозяином.
— Конечно, конечно, — сказал инопланетянин, кивая с умным видом.
Вепперс показал на экран, где медленно вращалась космическая станция.
— Это, кажется, корабль Культуры? Вон он там — появляется.
— И верно. У вас хорошее зрение. Это Быстрый Пикет, переделанный из класса «Убийца», Наступательный Корабль Ограниченного Действия «Гилозоист» из секции Рестория Культуры. Он в течение прошедшего стандартного года размещался здесь, обеспечивал нужды Рестории на Диске.
— А не может он проверять нас — ведь вы сказали, мы проходим регистрацию?
— Это было бы невежливо, — сказал инопланетянин с обаятельной улыбочкой. — В любом случае можете не сомневаться: «Посланец истины» — один из лучших наших кораблей и легко пресечет любую попытку корабля вроде «Гилозоист» подвергнуть нас бесцеремонной проверке без нашего на то разрешения и даже активного сотрудничества. Мы превосходим «Гилозоист» как по скорости, так и по вооружению; он не представляет угрозу ни для нас, ни для действий, которые могут быть предприняты в ближайшем будущем. Все это было учтено — и его присутствие, и даже возможное столкновение, они полностью отражены в наших планах и имитациях. Кроме того, не раскрывая слишком многого, — лицевая кожа Беттлскроя чуть вспыхнула, и он поднял изящную руку, давая понять, что делится конфиденциальной информацией, — я думаю, не слишком большая тайна, что «Посланец истины» здесь, на Диске и вблизи него, не в одиночестве. Он является номинальным флагманом нашего здешнего флота, и у нас в непосредственной близости имеются суда, превосходящие его по военной мощи.
— А есть ли вблизи корабли Культуры? — спросил Вепперс, подозрительно поглядывая на Быстрый Пикет, который, медленно пройдя перед ними, погрузился в док на наружной поверхности объекта.
— Нет, — ответил Беттлскрой.
Вепперс окинул взглядом Беттлскроя.
— Вы уверены?
Беттлскрой блаженно улыбнулся.
— Мы уверены. — Он элегантно развел руки. — Ну вот, мы зарегистрированы. Мы проявили вежливость и теперь можем заняться делами.
— Насколько я понимаю, о моем присутствии не было объявлено? — спросил Вепперс.
— Конечно нет. Мы здесь якобы для того, чтобы провести регулярный осмотр и регламентное обслуживание производственных мощностей, разбросанных по всему Большому Диску. Мы можем направляться куда угодно.
— Полезно, — кивнул Вепперс.
— Корабль, — сказал Беттлскрой, — можете двигаться до места нашего назначения.
Изображение на экране замигало. Вместо космической станции неожиданно появился газовый гигант Ражир, его подсвеченный сбоку диск заполнил значительную часть экрана, и места расположения фабрикарий снова высветились крохотными точками. В результате красноватый газовый гигант оказался, словно дымкой, окутан невидимо мелкими частичками яркой пыли. Изображение перевернулось, потом неожиданно и резко увеличилось — корабль погрузился в массу световых точек, которые проносились мимо него, как град в свете фар автомашины, двигающейся по земле. Изображение снова развернулось — корабль сделал поворот, частично следуя по орбитам выведенных на экран фабрикарий.
Беттлскрой с удовольствием хлопнул в ладоши и выпрямился в кресле, отгоняя висящего в воздухе робота.
— Нам пора на шаттл, — сообщил инопланетянин.
Шаттл покинул корабль на дальней от Приемной стороне Диска, выпрыгнул в пространство в тот момент, когда «Посланец истины» делал неожиданную коррекцию курса. Это, как объяснил Беттлскрой, должно было скрыть маневр шаттла даже от самых чувствительных наблюдательных приборов.
Шаттл по заданному заранее курсу двинулся к одной из темных анонимных фабрикарий. Глядя на экран шаттла, Беттлскрой и Вепперс, сидевшие по бокам от пилота, увидели темную пустоту быстро приближающегося объекта, который все больше и больше перекрывал собой световые точки, пока его чернота не заполнила экран целиком; у Вепперса возникло ощущение, что сейчас они столкнутся с объектом. Он подавил в себе инстинктивное желание вжаться в кресло. Все равно без толку, сказал он себе. Он вглядывался в темноту, заволакивающую экран, словно пытаясь одной силой воли оттолкнуть от себя массу фабрики.
Неожиданный толчок торможения и более продолжительная тяга калиброванного замедления и резкая остановка на расстоянии, с которого они могли разглядеть детали поверхности темного спутника. Экран продолжал демонстрировать ложное изображение; слабая радиация, излучаемая спутником, имела длину волны, недоступную для восприятия глазами пангуманоидов. Размеры оценить было трудно, хотя Вепперс представлял, что средняя фабрика напоминает толстый диск, имеющий в поперечнике около двух километров и около трети этой величины в высоту. Спутники немного различались размерами, хотя обычно не больше, чем в два раза. Размеры этого были довольно средними, хотя выглядел он менее синтетическим, более естественным, чем остальные.
Поверхность спутника казалась однородно комковатой, а значит, была старой и изрытой ядрами комет, и лишь несколько прямых линий и почти плоских поверхностей говорили о его искусственном происхождении. Шаттл медленно вплыл в нечто похожее на глубокий темный кратер. Экран почернел совершенно. Потом снова стал появляться свет, слабое, но медленно набирающее силу желто-белое свечение начало распространяться по экрану, а потом затопило всю его поверхность.
Внутренность мануфактуры представляла собой переплетенное сетью пространство, имеющее километр в поперечнике, огромное количество серебристых пересекающихся нитей, на которых размещались многие сотни машин, издающих темноватое сияние и похожих на гигантские часы; все диски и шестерни — сплошные диски и шестерни, валы и плиты, цилиндры, шпиндели, челноки и сопла.
Шаттл остановился, пройдя приблизительно сотню метров в направлении к середине спутника.
— Позвольте показать вам, как это будет выглядеть, когда и если мы будем продолжать?
— Прошу вас, — сказал Вепперс.
Экран перешел, видимо, в режим имитации, новое изображение наложилось на интерьер фабрикарии, каким бы он выглядел в работе. Множество громадных механических машин двигались вверх и вниз по серебристым нитям, большинство из них доходили до самых стен мануфактуры, тогда как приблизительно двадцатая часть их числа сгрудилась в самом центре этого пространства, словно в сердцевине.
Машины носились туда-сюда, мелькали вспышки света, и темные комки материи выбрасывало из машин, находящихся на периметре, в центр, где те и исчезали. Постепенно ядро машин стало увеличиваться, другие машины соскальзывали в середину и присоединялись к тем, что работали там. Что бы они там ни создавали, оно увеличивалось в размерах, принимало последовательно довольно простые формы, хотя на всех этапах длина этих форм раза в два превышала ширину и имела цилиндрическую конфигурацию.
По мере того как форма увеличивалась в размерах — ее поверхность была видна лишь изредка и никогда не напоминала что-либо, похожее на корпус, — к ее созданию подключались все больше и больше механических машин; тем временем сеть серебристых нитей выгибалась, как расширяющаяся линза, изготовленная из проводов, в центре которой рос эллипсоид. Все большее и большее количество материи самых разнообразных размеров и форм постоянно выбрасывалось из тех машин, что пока находились на периметре, а также из отверстий и сопл, расположенных на внутренней стене самого спутника.
Через две минуты после начала процесса нити оттянулись назад почти ко внутренним стенам фабрикарии, с ними сместились и замерли и большие механические машины. Теперь материи из машин, сопл, щелей и отверстий на стене больше не поступало.
Теперь в середине оказался корабль.
Он по форме все еще оставался приблизительно эллипсоидным, длиной, может быть, около шести сотен метров, в поперечнике около двух сотен и около сотни высотой. Его корпус поблескивал на свету, словно он никак не мог решить, то ли ему стать черным как смоль, то ли дымчато-серебристым. По всей его колеблющейся, неопределившейся поверхности здесь и там были разбросаны черные каверны — неглубокие разных размеров идеально эллиптические кратеры.
— О-па! — с застенчивой ухмылкой сказал Беттлскрой, потом посмотрел на Вепперса и зарумянился. — Один боевой космический корабль, — сказал он.
— И какую он может развивать скорость?
— Максимальная скорость две тысячи четыреста световых лет.
— И он полностью в рабочем состоянии? — со скептическим выражением спросил Вепперс.
— Полностью, — сказал Беттлскрой. — Конечно, он будет уступать тому кораблю, что мы уже сделали для вас, но в нем имеется субстрат искусственного интеллекта среднего уровня, выращенный в реальном времени, и он уже контролирует все важнейшие внутренние системы, обеспечивающие жизнеспособность, излучающие и клубковые сенсорные системы полного спектра; силовая установка первичного синтеза готова начать изготовление антивещества для начального приведения в действие гипердвигателя и разнообразных оружейных систем, включая ракеты с термоядерными боеголовками и генераторы термоядерной плазмы. Для активации установки необходимо будет только передать соответствующие протоколы запуска в ее процессинговый субстрат. Простенькая задача, занимающая всего несколько минут. После этого корабль сразу же будет готов для космических боев, хотя, несомненно, если дать ему несколько дней, чтобы накопить антивещество, его боевая мощь возрастет многократно. Вооружите его уже изготовленным антивеществом — и он станет более мощным гораздо быстрее.
— И сколько на все это уйдет времени? — спросил Вепперс.
— Для данного размера весь процесс доведения до этапа, который вы видите здесь, занимает от девяти до пятнадцати дней, в зависимости от конкретных спецификаций. Достаточное количество исходного материала уже, естественно, имеется в наличии.
— И это поверхностные слои самой фабрикарии, верно? — спросил Вепперс. И опять он не хотел показывать свои чувства; он прежде понятия не имел, что фабрикария может создать полноразмерный корабль в рабочем состоянии (а тем более полноразмерный отлаженный боевой корабль в рабочем состоянии) с такой скоростью. Он всегда знал, что возможности тех фабрикарий, которыми было разрешено пользоваться корпорации «Вепрайн», прежде чем ему позволили пользоваться этими производственными мощностями, были искусственно занижены, вот только он не имел представления, насколько занижены. Он, естественно, задавал этот вопрос, но все в ответ напускали профессионального тумана.
Фабрикарии корпорации «Вепрайн» тоже могли производить корабли из материи за несколько дней (хотя и гораздо меньшего размера, менее продвинутые), но самое главное было в оснащении — именно это и составляло самую трудную часть работы. Уже не говоря о необходимых процессинговых субстратах (их все равно приходилось поставлять с других специализированных производств), на изготовление сенсорных систем, силового и двигательного компонента уходила огромная часть времени, а кроме этого, были еще и умопомрачительно многочисленные и таинственно разнообразные подсистемы, вроде бы необходимые космическому кораблю. На изготовление соответствующих компонентов уходили месяцы дорогостоящей сложной работы, и почти столько же времени требовалось для их монтажа. Он даже поверить не мог, что все это можно сделать за одну-две недели.
— В начале наружные поверхности фабрикарии традиционно дают полуподготовленный исходный материал, — подтвердил Беттлскрой. — Для более долгосрочного серийного производства имеются грузовые шаттлы, подвозящие настоящий сырой материал с других частей системы, хотя здесь речь об этом не идет. Вся идея предприятия состоит в том, чтобы очень быстро изготовить флот кораблей для эффективного мгновенного развертывания, а не для налаживания долгосрочного производства.
— О каком количестве кораблей идет речь? — спросил Вепперс.
Беттлскрой присвистнул.
— Потенциально приблизительно до двухсот тридцати миллионов.
Вепперс уставился на инопланетянина.
— Сколько-сколько? — Скрыть удивление было невозможно. Он считал, что только некоторые фабрикарии могут — или надлежащим образом оснащены — создавать корабли. А сказанное Беттлскроем означало, что почти все они смогут произвести по кораблю каждый.
— Потенциально приблизительно до двухсот тридцати миллионов, — повторил инопланетянин. — Максимум. Фабрикарии могут соединяться, образовывать более крупные единицы, которые, в свою очередь, будут способны создавать более крупные и сложные суда. Такое объединение возможно до величин, при которых число производственных единиц сократится в тридцать или сорок раз. Никто не знает точно. Это приближенные цифры. Кроме того, существует вероятность того, что число фабрикарий, выведенных из строя или пораженных внедренной в них инфекцией гоп-материи или же выведенных из строя в ходе осуществления мер по ликвидации инфекции, незначительно больше, чем мы полагали прежде.
— Но тем не менее до двухсот тридцати миллионов?
— Приблизительно.
— И все будут готовы одновременно?
— С вероятностью более девяносто девять и пять десятых процента; имея дело с цифрами такого порядка и в особенности с учетом того, что мы задействуем древние производственные мощности, неизбежны задержки, отставания, неудачи и незавершенности. Возможны даже катастрофы. Конечно, фабрикария запрограммирована так, что может самоподрываться или агрессивно самодемонтироваться. Или — время от времени, иногда — делать это по отношению друг к другу.
Вепперс не собирался поедать инопланетянина взглядом, но ничего не мог с собой поделать.
— Около четверти миллиарда кораблей? — сказал он. — Я не ослышался? Вы именно это сказали?
У Беттлскроя был смущенный, чуть ли не виноватый вид, но он кивнул:
— Несомненно.
— Я ничего не упустил? — сказал Вепперс. — Это и в самом деле поразительное, почти что немыслимое количество кораблей. Разве нет?
Беттлскрой моргнул несколько раз.
— Да, это много кораблей, — осторожно согласился он.
— Разве вы не могли бы захватить галактику, имея такой флот?
Смех инопланетянина зазвенел колокольчиком.
— Ни в коем случае. С таким флотом вы будете ограничены кругом цивилизаций вашего уровня, более продвинутые цивилизации быстро вмешаются, чтобы предотвратить подобные махинации. — Инопланетянин улыбнулся, махнул рукой в сторону корабля на экране. — Это довольно простые суда по стандартам цивилизации седьмого или восьмого уровня; нам бы понадобился довольно значительный флот, чтобы совладать с флотом таких размеров, но это не составило бы для нас особого труда. Один большой ВСК Культуры справился бы с этим в одиночку, даже если бы они набросились на него скопом. Стандартная тактика состояла бы в следующем: немного оторваться от них, а потом с помощью эффектора обратить их друг против друга. Они бы уничтожили себя сами, а ВСК при этом не произвел бы ни одного выстрела. Даже если бы каким-то волшебным образом они были оснащены двигателями, позволяющими уходить в гиперпространство, и могли производить неожиданные маневры с уходом в четырехмерное пространство, можно было бы не сомневаться, что ВСК прорвался бы через них, просто разметал бы их в стороны.
— Но если бы они разделились и стали атаковать и уничтожать отдельные корабли, обиталища и примитивные планеты… — сказал Вепперс.
— Тогда с ними разобрались бы по одному, — неохотно допустил Беттлскрой. — Практически им придали бы статус высокой начальной энергии, низкой угрозы эскалации, нераспространяющейся вспышки гегемонизирующего роения. Но у нас самих есть боеприпасы пониженной мощности в пучковых ракетах, способные успешно подавлять подобного рода корабли. И подобного рода поведение — развязывание таких панразрушительных сил — было бы не понято, порицание было бы всеобщим. Кто бы ни был ответственным за такие действия, он сам подписал бы себе Приговор Вечного Ущемления в правах. — Маленький инопланетянин при одной только мысли об этом убедительно вздрогнул.
— Так какого черта мы обсуждаем то, что обсуждаем?
— Это другое дело, — уверенно сказал Беттлскрой. — В зависимости от местонахождения и распределения целей, о которых идет речь (процессинговые субстраты и ядра, предположительно удаленные от обиталищ с высокой плотностью населения), будет достаточно и пятидесяти миллионов кораблей. Они в роли камикадзе эффективно одной своей численностью подавят оборонительные системы вокруг субстратов. Это действие будет строго ограничено пространственно, а по окончании миссии все средства будут самоуничтожены, и любая попытка увеличить степень угрозы закончится еще до того, как кому-либо станет известно о намерении ее предпринять. Между тем много галактических Игроков будут далеки от искреннего осуждения и с радостью узнают о том, что война закончена если и не на этот манер, то определенно с этим результатом. — Инопланетянин помолчал, посмотрел на Вепперса явно обеспокоенным взглядом. — Давайте будем говорить напрямую: речь идет о помощи противникам Адов, верно?
— Да.
Беттлскрой вздохнул с облегчением.
— Замечательно.
Вепперс откинулся к спинке стула, разглядывая изображение корабля на экране, потом кивнул в сторону экрана.
— Насколько вы уверены в том, что мы получим именно то, что видно на этой имитации? Все будет таким же безупречным?
— Это не имитация, — сказал Беттлскрой. — Это была запись. Мы построили этот корабль месяц назад. Потом мы запустили в него микроавтономников, которые на всякий случай проверили, нет ли на корабле дефектов, а потом фабрикарии была дана команда разобрать его до полуобработанных сырых материалов, чтобы замести следы. Корабль полностью отвечал техническому заданию, был в абсолютно рабочем состоянии, а объект Диска, который его создал, неотличим от четверти миллиарда таких же, как он, фабрикарий.
— Вы могли рассказать мне все это в моем кабинете, — сказал Вепперс, кивком показывая на экран.
— Рискованно, — улыбаясь, сказал Беттлскрой. Он махнул рукой — и корабль исчез, а вместо него появилось то, что, согласно надписи на экране, снова было реальным изображением внутренностей фабрикарии с паутиной пересекающихся нитей, на которые были насажены устройства, похожие на механические часы. — А кроме того, мы полагали, что вы прилетите с аналитическим оборудованием, чтобы убедиться в качестве. — Маленький инопланетянин посмотрел на Вепперса так, будто выискивал на его одежде следы какой-то аппаратуры. — Однако вы, кажется, прибыли, не затрудняя себя ни аппаратурой, ни подозрениями. Ваше доверие нам приятно. Мы вам благодарны.
Вепперс натянуто улыбнулся инопланетянину.
— Я решил путешествовать налегке. — Он снова повернулся к экрану. — Для чего все это было построено? Зачем так много? С какой целью?
— Вероятно, для подстраховки, — ответил Беттлскрой. — Оборона. Вы создаете средства для создания флотов вместо того, чтобы создавать сами флоты, средства производства по определению выглядят куда как менее угрожающими, чем средства уничтожения. И в то же время другие дважды подумают, прежде чем задирать вас. — Маленький инопланетянин помолчал. — Хотя следует сказать, что те, кто склоняется к исторической теории большого трындеца, считают, что диск являет собой по существу нечто среднее между малым монопатическим гегемонистским проявлением и примером колоссальной военной перестраховки. — Он пожал плечами. — Никто толком не знает.
Они оба уставились на темную сеть угрозы и обещания, растянутую перед ними.
— И помимо всего прочего, должен быть и виноватый, ведь так? — тихо спросил Вепперс. — Независимо от того, как точно и быстро все это будет сделано, кто-то должен будет понести заслуженное наказание.
— Да какие могут быть сомнения — конечно же! — воскликнул Беттлскрой. — Именно поэтому мы и собираемся всю ответственность возложить на Культуру!
В Аду она стала ангелом.
Чей пришла в себя после чернокрылого объятия существа, называвшегося ангелом жизни и смерти, и обнаружила, что сама стала чем-то в этом роде.
Она открыла глаза и обнаружила, что висит головой вниз в темном пространстве, подсвеченном снизу тусклым красным огнем. Слабый запах фекалий и горелой плоти не оставлял ей сомнений относительно места, где она находится. Она почувствовала тошноту. Истина состояла в том, что несмотря на все, несмотря на самые благие ее намерения, несмотря на ее ежедневно приносимые клятвы самой себе, она прониклась надеждой, она надеялась, что ее пощадят и не вернут в Ад, что она будет реинкарнирована еще раз в реальности Убежища, где опять начнет свою случайную карьеру в роли новенькой или даже еще кем-то более скромным, если это будет означать жизнь с умеренным количеством боли и грусти душевной.
Она оглянулась, продолжая медленно пробуждаться, подняла взгляд, точнее, опустила его на собственное тело. Она превратилась во что-то большое, темное и крылатое. Пальцы на ее ногах превратились в когти, позволявшие схватить человека целиком. Она распростерла свои передние ноги/руки/крылья. Они легко, уверенно раскрылись, растянувшись далеко в обе стороны. Конечности, предназначенные для передвижения по воздуху. Она снова сложила их, обняла себя.
Она не чувствовала боли, находилась в громадном висячем пространстве в том, что, судя по запаху, несомненно, было Адом — и она остро ощущала, что обоняние у нее значительно улучшилось, оно стало каким-то образом шире и чувствительнее, более точным и изощренным, — но никакой боли она не ощущала. Ноги ее цеплялись за то, на чем она висела, вполне естественно, неосознанно и даже без ощутимых усилий; она ухватилась сильнее, еще сильнее, пока не почувствовала боли, хотя и незначительной. Она снова расслабилась. Открыла рот. Рот хищника. Длинный, заостренный язык. Она сомкнула острозубые челюсти на языке, но осторожно.
Это было больно. Она почувствовала вкус крови.
Она тряхнула своей широкой, крупной головой, чтобы прояснились мысли, и обнаружила, что смотрела на все сквозь какие-то перепонки на глазах и что она может отводить их. Что она и сделала.
Она висела в чем-то, похожем на гигантский полый фрукт, весь в прожилках и органический на вид, но с массивной металлической перекладиной посредине, вроде бы и предназначенной для того, чтобы она могла висеть на ней. Она оторвала от перекладины сначала одну ногу, потом — другую, чтобы убедиться, что не прикована к ней. Каждая нога и крыло в отдельности, казалось, вполне были способны удержать ее вес. Она поняла, что сильна. Крылья ее сложились. А она даже не поняла, что они сами по себе вытянулись, когда она отрывала ноги от перекладины. Наверно, это что-то инстинктивное, подумала она.
Под ее головой находилось что-то вроде гофрированного отверстия, направленного вниз. Оно неприятным образом напоминало своего рода сфинктер. А дальше она увидела нечто похожее на плывущее красноватое облако. Увидев отверстие, она подумала, что ей придется полусложить крылья.
Она ощутила странный голод и непреодолимое желание лететь.
Она разжала когти и полетела вниз.
Вепперс вместе с Беттлскроем и остальными ДжФКФ-ианцами, встречавшими его при первом появлении, а также несколькими проекциями (голограммами тех, кто не мог присутствовать физически) сидел за внушительно большим круглым столом на борту «Посланца истины», направлявшегося назад на Вебезуа. Но даже проекции не передавались откуда-то извне, они в какой-то форме присутствовали на борту корабля, их личности находились в корабельных субстратах. Это повышало безопасность, иными словами, увеличивало возможность отречься от сказанного. Все, кроме одного, были ДжФКФ-ианцами, каждый такой же маленький и красивый, как остальные.
Единственным исключением была голограмма еще одного пангуманоида мужского рода в военной форме; звали его космический маршал Ватюэйль. Это было крупное, неуживчивое с виду существо, в котором безошибочно угадывался инопланетянин и пангуманоид. Вепперсу он казался довольно широкогрудым, со слишком длинной головой и пугающе тонкими чертами. Вроде бы герой, дослужившийся до высших чинов из рядовых во время Великой Войны на небесах. Вепперс никогда о нем не слышал, хотя он, конечно, вообще не интересовался этой войной. Ему она всегда казалась скучной военной игрой со слишком большим числом участников. Он не имел ничего против скучных военных игр со слишком большим числом участников — на таких играх его предки заработали первое семейное мегасостояние, — просто он не считал, что происходящее в них следует квалифицировать как новости.
Он надеялся, что ДжФКФ знают, что делают и с кем здесь имеют дело. Один из них в самом начале заседания слишком уж разговорился, распевал дифирамбы Ватюэйлю, говорил о нем как об авторитетнейшем члене чего-то, называемого Группой Трапеции из Оценки Стратегической Ситуации (или как-то в этом роде), рассказывал, как они провели с ним всеобъемлющие подготовительные переговоры. Словно хотел успокоить его этой речью.
— Иными словами, — сказал Беттлскрой, взмахнув изящно изнеженной рукой в сторону Ватюэйля, — присутствующий здесь космический маршал от имени стороны, известной как противники Адов, принимающей в настоящее время участие в конфликции под наблюдением ишлорсинами, просит, чтобы мы — корпорация «Вепрайн» и учрежденная в настоящее время и представленная здесь подсекция Отдела Специальных Контактов Джесептианско-Фардесайлской Культурной Федерации — использовали производственные мощности Цунгариального Диска для строительства боевых кораблей (по оценке на текущий момент в количестве от шестидесяти до ста миллионов, хотя эта цифра и может быть подвергнута ревизии) с целю осуществления атаки на процессинговые ядра, генерирующие виртуальные реальности, в которых размещаются вышеназванные Ады.
Корпорация «Вепрайн» поставит для этих кораблей рабочие системы искусственного интеллекта и навигационные программные субкомплексы, соответствующим образом отлаженные, чтобы казаться украденными и непритязательно улучшенными явно на манер Культуры нашими скромными усилиями. Мы также предпринимаем усилия, чтобы как можно скорее перевести незначительное количество этих кораблей в более отдаленные уголки галактики, чтобы их при необходимости можно было использовать там, где в этом есть нужда. Силы противников Адов предоставят расходуемый воинский материал для командования флотов; флагманские суда будут составлять одну шестьдесят пятую от общего количества. Подобные же виртуальные специалисты составят хакерские команды прямого действия, которых разместят на особо выделенных кораблях, они предпримут попытку разрушить информационный обмен трафиком внутри Адов, временно занимая, где это возможно, вместилища субстратов и систем поддержки и физически взаимодействуя с ними на основе самоуничтожения.
Последовали кивки, их эквиваленты и прочие подобающие жесты и звуки, выражающие согласие.
Беттлскрой продолжал:
— Мы, ДжФКФ, предпримем необходимые действия, чтобы предъявить нашим друзьям из Культуры — представленным миссией Рестории, действующей в настоящее время на Цунгариальном Диске — то, что будет выглядеть, как неожиданная и бурная вспышка в настоящее время подавленной малой инфекции гоп-материи, которой заражены определенные компоненты Диска. Первоначально это отвлечет и свяжет силы Культуры, имеющиеся, по нашим сведениям, в наличии, а также притянет на себя и нейтрализует все другие силы, находящиеся на расстоянии, обусловливающем возможность активного вмешательства. После неизбежного расследования инцидента выяснится, что взрыв гоп-материи, судя по всему, есть следствие продуманных действий Культуры, которая сама и внедрила эту инфекцию, чтобы оправдать свои последующие агрессивно-тактические действия.
— Вы уверены, что не оставите никаких следов? — спросил Ватюэйль.
— Уверены, — сказал Беттлскрой. — Мы уже проделывали такое прежде. — Маленький инопланетянин победно улыбнулся. — И потом этот трюк так или иначе, вероятно, проделала бы и сама Культура. Поэтому все последующие расследования будут, видимо, более поверхностными, чем при других обстоятельствах.
— А вы предпринимали подобные действия в таких масштабах прежде? — спросил Ватюэйль.
Беттлскрой покрылся румянцем, опустил глаза.
— Категорически нет. Это вмешательство значительно крупнее, чем все, что мы предпринимали прежде. Но мы абсолютно уверены в успехе.
Это, казалось, не убедило Ватюэйля, подумал Вепперс. Может быть. Имея дело с инопланетянами, трудно определить.
— Если Культура решит, что ее обвели вокруг пальца, что ее использовали, что ею манипулировали, — медленно и размеренно сказал космический маршал с видом человека, излучающего вескую, несокрушимую уверенность, — то она переместит Послежития, чтобы докопаться до правды, и не остановится, пока не будет уверена, что выяснила истину, чего бы это ни стоило. И, — продолжал он, оглядывая их, — в Культуре всегда найдутся силы, которые будут жаждать реванша. Опять же, чего бы это ни стоило. — Ватюэйль помолчал, с мрачным видом оглядел их. — Я думаю, нам всем известна пословица: Не води за нос Культуру — себе дороже.
Беттлскрой улыбнулся, снова покраснев.
— Господин маршал, — сказал он, — часть случаев, которые, насколько я понимаю, вы имеете в виду, это те самые, что и дали почву для этой знаменитой пословицы, которую я не буду повторять?..
— Да, — проговорил Ватюэйль, понимая, что этого от него и ждут.
Беттлскрой помедлил, словно размышляя, говорить ли ему то, что он собирался, или нет. В конечном счете маленький инопланетянин сказал:
— Это были мы, а не они.
Теперь на лице Ватюэйля появилось выражение сомнения.
— Правда?
Беттлскрой опять скромно потупил взгляд.
— Правда, — ответил он едва слышным голосом.
Ватюэйль нахмурился.
— Тогда… Вы никогда не задавали вопроса, кто кого использует?
Маленький инопланетянин улыбнулся, вздохнул.
— Нам нужно это обдумать. — Он оглядел других ДжФКФ-анцев за столом. У них был счастливый вид фанатиков, которые только что обнаружили пригодные для сжигания небеса, подумал, глядя на них, Вепперс. Это немного беспокоило.
Беттлскрой произвел неторопливое движение руками, словно сдаваясь.
— Мы удовлетворены нашим текущим анализом ситуации и избранной тактикой.
— И вы удовлетворены тем, что можете держать за дурачков Флекке и НР? — спросил Вепперс. — Я в этом деле по уши, и если что, то первым попаду под огонь.
— НР все это волнует меньше, чем вы думаете, — успокаивающим тоном проговорил Беттлскрой. — Они близки к собственной сублимации. Гораздо ближе, чем считают все, кроме нас. Что касается Флекке, то они вообще ни при чем, тут всего лишь вопрос преемственности. Они — наши старые наставники (каковыми остаются для вашей цивилизации, господин Вепперс), но их разнообразные и выдающиеся достижения в настоящее время превзойдены достижениями ДжФКФ, хотя как вид они остаются выше нас. — Беттлскрой прервался, чтобы разразиться коротким смешком. — По крайней мере, в соответствии с устаревшими, весьма вероятно, определениями, принятыми стандартом Галактического совета под названием «Общепринятые галактические уровни»! — Маленький инопланетянин снова замолчал и был вознагражден тем, что, по стандартам ДжФКФ, явно считалось взрывом бурного согласия: низкие кивки, громкое бормотание и множество многозначительных обменов взглядами. Вепперсу показалось, что некоторые из ДжФКФ-анцев даже готовы застучать по столешнице своими маленькими ручками с наманикюренными ногтями. Беттлскрой, просияв, продолжил:
— Флекке будут молчаливо гордиться всем, чего нам удалось достичь, и то же самое замещающее чувство, несомненно, в свою очередь, будет направлено и на Сичультианский Энаблемент. — Он обратил сияющее лицо к Вепперсу. — Подводя итоги. В обоих случаях предоставьте это нам.
Вепперс обменялся взглядами с Ватюэйлем. Конечно, никогда нельзя толком знать, что на самом деле значит обменяться взглядами с инопланетянином, будь он пангуманоидом или нет, но у него создалось впечатление, что немного реализма тут явно не помешает. Может быть, даже капельки здорового цинизма.
С другой стороны, они по существу все уже согласовали. Оставались какие-то мелочи. С сомнениями или нет, но они продолжат начатое. Уж слишком велик был приз.
Вепперс в ответ улыбнулся.
— Ваша уверенность ободряет, — сказал он Беттлскрою.
— Спасибо! Значит, мы все согласны, да? — спросил Беттлскрой, оглядывая сидящих за столом. С таким же успехом этот инопланетянин, подумал Вепперс, мог спросить, что они хотят заказать на ленч — сэндвичи или соус. Это почти производило впечатление.
Все смотрели друг на друга. Никто не возразил. Беттлскрой продолжал улыбаться.
— И когда мы начнем? — словно невзначай спросил Ватюэйль.
— Немедленно, — ответил Беттлскрой. — Наш маленький возбудитель якобы вируса гоп-материи придет в действие в течение ближайших полусуток, почти сразу же после того, как мы доставим господина Вепперса назад на Вебезуа. Фабрикарии мы запустим немедленно, как только увидим, что все силы Культуры заняты гашением вспышки вируса. — Беттлскрой с очень довольным видом откинулся к спинке стула. — Теперь все, что нам нужно, это местонахождение субстратов, на которые мы должны направить наши усилия, — задумчиво сказал он. — Мы ничего не можем предпринять без этой информации. — Он плавно повернулся к Вепперсу. — Ведь я верно говорю, Вепперс, старый дружище?
Теперь все взгляды устремились на него. Космический маршал Ватюэйль тоже явно смотрел на него. Впервые за время заседания Вепперс ощутил, что он является объектом внимания и уважения, которые обычно он принимал как нечто само собой разумеющееся. Он улыбнулся величественной улыбкой.
— Давайте сначала построим корабли, ладно? А потом мы будем готовы направить их куда надо.
— Некоторые из нас, — сказал Беттлскрой, сначала оглядев сидящих за столом, а потом уставившись взглядом в Вепперса, — все еще не очень уверены в том, насколько просто будет поразить значительное число субстратов, содержащих Ады, за тот ограниченный промежуток времени, что будет в нашем распоряжении.
Вепперс смотрел с непроницаемым выражением.
— Вы, возможно, удивитесь, — сказал он. — Даже улыбнетесь.
Маленький инопланетянин подался вперед, положив свои идеально пропорциональные руки на столешницу. Он некоторое время, не отрываясь, смотрел в глаза Вепперсу.
— Мы все… в значительной степени зависим от вас, Джойлер, — тихо сказал он.
Если это была угроза, то подали ее в хорошей упаковке, подумал Вепперс. Ему бы проникнуться чувством гордости по этому поводу. Несмотря на апокалипсическую природу того, что они здесь обсуждали, Вепперсу показалось, что сегодня он впервые — вероятно, с момента их знакомства — уловил стальные нотки, скрытые в бархатном голосе инопланетянина.
Он тоже подался вперед к Беттлскрою.
— Никаких других мыслей на этот счет у меня и в голове не было, — ровным голосом сказал он.
Она летела над Адом. Запах — вонь — оставался такой же, как прежде. Сверху, с этой высоты — из-под нижней кромки коричневатых бурлящих туч — открывался вид на холмистый, иногда скалистый, ландшафт пепельно-серого и фекально-коричневого цвета, среди которого встречались пятна почти абсолютно черные, кислотно-желтые и желтушно-зеленые. Красное преимущественно было знаком пожаров. Доносившиеся издалека крики, стоны и вопли оставались такими же, как прежде.
То место, в котором она пробудилась, и в самом деле напоминало гигантский фрукт: распухшая фиолетовая форма, которая висела сама по себе в удушливом воздухе, словно подвешенная к искалеченной на вид массе туч. Рядом ничего похожего не было, она не видела ни одной другой гигантской луковицы, подвешенной к тучам.
Она попыталась пролететь сквозь тучи, чтобы выяснить, так ли это на самом деле. Тучи были кислотные, они удушали ее, от них слезились глаза. Она опустилась, вдохнула свежего воздуха, подождала, когда кончится резь в глазах, потом предприняла еще одну попытку, набрав полные легкие воздуха. Она задержала дыхание и начала бить крыльями, чтобы подняться. В конечном счете в тот момент, когда ее легкие, казалось, были готовы разорваться, она больно ударилась обо что-то жесткое и неровное, немного гранулированное. Воздух вышибло из ее легких, она ушибла голову, поцарапала концы обоих крыльев, а потом выпала из тучи вместе с небольшим дождем ржавых железных хлопьев.
Она вздохнула, собралась с силами, полетела дальше.
Вдалеке она увидела горизонт огней, который был передовой линией войны внутри Ада: расходящийся шов крохотных вспышек красного, оранжевого и желтого света. Какое-то чувство, отчасти любопытство, отчасти странное влечение, которое она ощущала прежде, заставило ее лететь в том направлении.
Она устремилась вверх, наблюдая за мелкими волнами человеческих ручейков, которые наплывали на проломленный во многих местах, искалеченный и разодранный ландшафт внизу. Они дрались всем возможным и когда-либо известным колющим и режущим оружием, примитивными ружьями и взрывчаткой. Некоторые останавливались и, казалось ей, смотрели на нее, хотя она не хотела слишком уж к ним приближаться.
Летающие демоны со свистом рассекали воздух между описывающими дуги, шипящими снарядами и градом стрел, некоторые приближались к ней, — она испытывала ужас и каждый раз была готова нестись прочь, — но они неизменно поворачивали и неслись прочь.
Голод изводил ее. Какая-то ее часть хотела приземлиться, чтобы… что? Неужели она должна была стать демоном? Неужели эта потребность, что она испытывала, была потребностью мучить? Неужели она должна была стать одним из мучителей? Нет, лучше уж она будет голодать, убьет себя, если сумеет, просто откажется, если это возможно. Зная Ад, зная, как он действует, она сомневалась, что это возможно.
Летающие демоны, приближавшиеся к ней, уступали ей в размере. У нее были острые зубы, сильные челюсти, мощные когти на хоботах, а на носках крыльев, в том месте, где у двуногих находятся большие пальцы, страшные крюки. Не начать ли ей убивать демонов, подумала она.
Вопли снизу, запах горелой плоти, кислотных спреев и поднимающиеся облака ядовитых газов — все это спустя какое-то время отогнало ее прочь.
Какая-то большая темная форма появилась на небе за ее спиной.
Она оглянулась и увидела гигантского жука метрах в ста левее от нее — жук летел следом, и расстояние между ними сокращалось. Потом он поравнялся с ней, покачался в воздухе и ушел в сторону. Она продолжала лететь вперед, а жук вернулся и повторил маневр. Когда он сделал это в третий раз, она последовала за ним.
Она продолжала полет, медленно била воздух своими кожистыми крыльями, так медленно, что иногда казалось, будто она висит в воздухе на одном уровне с главным демоном, который когда-то, целую жизнь назад, издевался над ней, а потом убил.
Его гигантская голова в форме фонаря была освещена изнутри, пульсирующее облако пламени непрерывно изменялось, принимая форму лиц, искаженных гримасой боли. Громадные свечи по углам квадратной головы шипели и роняли сало, их изъеденные поверхности были пронизаны нервными системами исходящих криками бедолаг, заключенных внутри. Под его громадной головой было амальгамированное тело из восстановленных костей, выщербленных влажных металлов, скрученных, порванных от напряжения сухожилий и пузырящейся, рыдающей плоти, подрагивающей в жаре, испускаемом его тускловато поблескивающим троном. Внутри его остекленной головы-фонаря оплетенное мерзкими испарениями и блевотно насыщенными дымами промелькнуло узнаваемое лицо.
Чей узнала Прина. Ее сердце, мощное в громадной грудной клетке, забилось сильнее. На мгновение безнадежная радость наполнила ее, а потом ей внезапно стало нехорошо.
Прин мимолетно улыбнулся ей, потом его лицо исказилось болью, а потом исчезло. Вместо лица Прина появилось плоское уродливое лицо инопланетянина и осталось там, пучеглазое и ухмыляющееся, оно заговорило с ней.
— Добро пожаловать назад, — проревело оно. От этого звука у нее сотряслись перепонки, но он все же остался ниже уровня боли.
— Почему я здесь? — спросила она.
— А как по-твоему?
— Я не стану одним из твоих демонов, — сказала она. Может быть, налететь на него, выпустив когти, подумала она, попытаться покалечить. Перед ее мысленным взором промелькнуло это: она, схваченная громадными руками демона, смятая, словно крохотная трепещущая птичка внутри сжимающейся клетки его бревнообразных пальцев. Еще одна промелькнувшая перед ней картинка: она словно в ловушке в голове-фонаре, бьется, как безумная, о неразбиваемое стекло, крылья у нее порваны, челюсти сломаны, глаза вылезли из орбит, она задыхается…
— Из тебя получился бы бесполезный демон, маленькая сучка, — сказало существо. — Ты здесь не для этого.
Она молотила крыльями воздух перед ним, ждала.
Он чуть наклонил голову. Четыре свечи взревели, вскрикнули.
— Этот голод, что одолевает тебя…
— И что мой голод? — Снова тошнота. — Чем он обернется?
— Это голод убивать.
— Неужели? — Она думала, что будет возражать. Сопротивляться. Насколько это возможно в Аду. Стоит только боли превысить определенный порог — и ты прекращаешь сопротивление, ты просто теряешь разум, если тебе повезет. — Смерть, настоящая смерть — в Аду это благодать, — сказала она.
— Именно в этом и суть! — прогремело существо. — Ты можешь убивать по одному лицу в день.
— Можно уже начать?
— Они будут умирать полностью. Они не будут реинкарнированы — ни в этом Аду, и нигде в другом месте. Они будут удалены навсегда, уничтожены.
— Зачем?
Существо откинуло назад голову и рассмеялось, гром пролетел над огнями и дымами долины внизу. Со свечей закапало сало, их пламя бешено затрепыхалось.
— Затем, чтобы вернуть надежду в Ад! Ты будешь их ангелом, шлюха! Они станут умолять тебя прийти к ним, избавить их от мучений. Они будут поклоняться тебе. Они будут пытаться соблазнить тебя своими мольбами, молитвами, предложениями — любым суеверным мозгокрутным способом, который, на их взгляд, может дать результат. Ты сможешь выбирать, кого из них наградить смертью. Потакай их глупостям или не замечай их, пусть эти несчастные придурки создают какие-нибудь вонючие комитеты, которые будут демократически решать, кому из этих маленьких червей стать счастливчиком и быть избавленным от боли. Мне насрать. Убивай по одному в день. Ты можешь попытаться убить и больше, но из этого ничего не получится — они умрут, но вернутся для еще более изощренных мучений.
— А если я никого не буду убивать?
— Тогда этот голод внутри тебя будет расти, пока не превратится в нечто живое, старающееся прогрызться наружу. Это станет невыносимым. И к тому же ты лишишь тех бедолаг шанса получить облегчение.
— Какой смысл освобождать одну душу из этого бесконечного числа страдальцев?
— Это число не бесконечно! — воскликнуло существо. — Оно велико, но ограничено. Ты, глупая сучка, уже ударилась об небо. Лети, если хочешь, пока не уткнешься в железные стены Ада, а потом расскажешь мне о бесконечности. Это число конечно, конечно. Воистину огромно, но конечно. И число мучимых душ ограничено.
— Сколько?..
— Миллиард с четвертью! Тебя это удовлетворяет, сучка? Иди — пересчитай их, если не веришь мне. Мне насрать. Ты начинаешь меня утомлять. Да, я забыл сказать: для тебя это будет не только развлечение: с каждым убитым ты будешь перенимать частичку его боли. Чем больше убитых, тем сильнее боль. В конечном счете боль усиливающегося голода и боль, воспринятая тобою от убитых, сравняются. Возможно, ты снова потеряешь разум, но не волнуйся — мы решим эту проблему. К тому времени я наверняка придумаю для тебя что-нибудь более соответствующее твоим заслугам. — Царь демонов ухватил раскаленные докрасна концы подлокотников своего громадного трона и с ревом приподнялся, надвигаясь на нее, она замолотила крыльями, откатываясь назад. — А теперь пошла отсюда в жопу. И начинай убивать. — Он махнул громадной рукой.
Она почувствовала, как проглотила слюну, ощутила тошноту в животе; жуткая, мучительная потребность улететь, казалось, подталкивает ее крылья и стянутые мускулы, но она осталась на месте, медленно взмахивая крыльями.
— Прин! — прокричала она. — Что случилось с Прином?
— Кто? Что?
— Прин! Мой друг, с которым я пришла сюда! Скажи мне — и я сделаю то, что ты хочешь.
— Ты сделаешь то, что я хочу, нравится тебе это или нет, маленькая сучка, гнездилище червей!
— Скажи мне!
— Убей мне тысячу — и тогда я подумаю об этом.
— Обещай! — прокричала она.
Громадный демон снова расхохотался.
— «Обещать»? Ты в Аду, кистозная идиотка! Если бы я и стал что-то обещать, то только для того, чтобы нарушить обещание. Катись, а то я передумаю и ради удовольствия переломаю твои обтруханные крылья. Возвращайся, когда подаришь незаслуженный конец десяти по сто душ, и я подумаю, сказать ли тебе, что случилось с твоим драгоценным «Прином». Пошла вон. — Он словно попытался схватить и раздавить ее громадными руками, размером каждая с ее тело, когтистыми и загребущими.
Она подалась назад, рухнула вниз, ушла в сторону и снова набрала высоту, оборачиваясь на громадного демона, который сидел на своем громадном мерцающем троне, дым, вызванный его недавними движениями, клубился в воздухе вокруг него.
Своего первого она убила в тот же вечер, когда уже тускловатый свет перешел в красноватые, бессолнечные сумерки. Это была молодая женщина, насаженная на ржавую рогатину, стоящую на холодном склоне холма над хилым кислотным ручейком; она почти непрерывно стонала, кроме тех редких моментов, когда набирала в легкие достаточно воздуха, чтобы закричать.
Чей приземлилась, прислушалась — это несчастное существо пыталось говорить, но разобрать что, было невозможно. Она помедлила, оглянулась — нет ли вокруг чего-то знакомого, но она с Прином в свое время пряталась на другом склоне.
Она заплакала, обняв женщину своими громадными темными крыльями и стараясь не порвать кожистые перепонки об острые колючки. Чей почувствовала, как душа женщины вышла из ее переломанного, перекрученного тела, перешла в ее, Чей, тело, а потом исчезла полностью, рассеялась как облачко в жаркий, сухой день.
Она испытала какое-то иное чувство голода и отъела немного от тела, разодрав шкуру, чтобы добраться до сочных ягодичных мышц.
Она осталась там на какое-то время, переваривая съеденное.
Потом у нее разболелся зуб.
Она стала ангелом в Аду.