Пусть Вайкул и застал меня врасплох этим неожиданным вопросом, именно в этот момент я почувствовал былую уверенность. Да не будь я Десятым, если не воспользуюсь таким подарком судьбы.
Этот самоуверенный маг допустил большую ошибку. Он слишком привык к своей силе, и это сыграет с ним плохую шутку. Уж я, изрыгни меня Бездна, постараюсь.
Накатило спокойствие. О, да, смердящий свет, теперь я в своей лодке. Передо мной сильный противник, и я должен солгать ему, чтобы самому стать сильнее.
Правда всегда сильнее лжи, а ещё ложь — отличное оружие только против тех, кто слабее. Обмануть того, кто сильнее, намного сложнее, это лишь умножит проблемы и приблизит поражение, это знает любой Тёмный Жрец.
Но победа над сильным противником даст многое. Очень многое… Упускать такой момент было бы глупо, он сам сделал полдела — это ведь не моя ложь. Оппонент сам поверил в то, что говорит.
Я мог бы подставить барда, но нас уже связывала тонкая нить. Возможно, это была дружба… Что это такое, я забыл на долгие восемнадцать лет, но в новой жизни она была мне нужна. Да и Отец-Небо наверняка осудил бы такой поступок.
Я едва сдержал улыбку. Ну, что ж, начнём, пожалуй…
— Господин старший маг, — сказал я, — Путешествую я по Троецарии давно, и всего лишь пытаюсь пролить истину Лиственного Света в каждом её уголке. Здесь, я чувствую, тоже нужна правда…
— Дерзец! — Вайкул не выдержал, — Мало того, что вынюхиваешь, так ещё и смеёшься надо мной?
— И в мыслях моих такого не было, — я сложил ладони на груди, чуть склонив голову, — Прошу простить, удивление затмило мне разум.
— Удивление? — бровь мага подпрыгнула, — О чём ты? О том, что я тебя так легко раскусил?
— Нет, что вы, — я улыбнулся, — В каждом городе, где видят бросса с дубиной и с деньгами, проповедующего единую правду о Древе, выдумывают всякое. Но то, что творится в Солебреге, воистину меня печалит.
Вайкул нервно коснулся подбородка, непроизвольно прикрыв рот. Его взгляд заметно потемнел.
— О чём говорит этот дылда⁈ — рявкнул десятник Платон за моей спиной, — Кнез правит справедливо, и никто не усомнится в процветании Солебрега!
Его дружина одобрительно загудела, даже люди сотника Мирона подхватили, закивали. Вайкул улыбнулся, считая это хорошим знаком.
Рано радуешься, глупец. Я только размялся.
— Тогда, значит, дела плохи в Моредаре? — небрежно вырвалось у меня.
— Ты что творишь, громада⁈ — зашипел бард.
О, да, реакция была предсказуема. Сразу же взорвался Мирон, выскочив вперёд сидящего мага — он даже отбросил копьё и потянул меч из ножен.
— Да как ты смеешь, северное посмешище! Я всегда знал, что ваша обезьянья религия — это пища для пустобрёхов!
Вайкул тоже встал. Вид у него был оскорблённый.
— Северный невежда, ты смеешь разевать свой рот на честь Нереуса Моредарского?
— И в мыслях не было! — я сделал испуганное лицо, — Но что я должен был подумать, если вы все боитесь подсылов⁈ Кто тогда замышляет против царя Раздорожья, что сразу хочет убить его сыщиков?
Вайкул уже поднял свой посох, намереваясь каким-то образом меня наказать. Мирон шёл ко мне с обнажённым клинком.
Ладно хоть, мой трубный голос было слышно в каждой точке нашего сборища. Мои слова дошли до них спустя пару мгновений, и Мирон чуть не споткнулся, застыв на полпути.
— О чём ты… кхм… лиственник Малуш? — с лёгкой хрипотцой спросил сотник.
— И вправду, — вдруг подал голос бард, уловивший правила моей игры, — Да нет, святоша, тебе показалось. Никто тут и не замышляет!
По дружине прокатился ропот. Неуверенный, растерянный. Одно дело, защищать честь своих царя и кнеза, а другое — порочить её своим поведением.
Вообще, я рисковал. Если бы тут и вправду все замышляли против Раздорожья, то они бы только посмеялись и прирезали меня, как свидетеля. Но конфликт между людьми кнеза и царя был не просто так.
Вайкул со стуком опустил посох и несколько секунд раздумывал над ответом. Он сам загнал себя в западню, и пришлось ему помочь.
— Если господин старший маг позволит, я бы хотел пролить истину и в его сердце. Лиственный Свет всегда готов согреть любое сердце, открывшееся ему, — и я просто кивнул в сторону, приглашая отойти.
— Истину, говоришь? — недовольно буркнул наместник, но уже гораздо тише, — Так ты и вправду подсыл?
Надо отдать должное барду, он ничем не выдал своего изумления. Нет, он так и таращил на меня глаза, но Креона делала то же самое, и всем вокруг казалось, что спутники удивлены моему разоблачению.
А меня уже доконало тугодумие Вайкула. Ох, вестник тупости, неужели придётся прямо ему говорить?
— Быть может, настало время проповеди наедине? — я снова выразительно кивнул в сторону, — Все знают, что великие дела любят тишину.
— У меня нет секретов от моей дружины, — проревел сотник Мирон, только-только вернувшийся за спину Вайкула.
— И у меня! — рявкнул позади нас Платон.
Я едва сдержал улыбку. Наивные. Сразу видно, что это воины — замутнённые своей слепой верой в честь и достоинство, где любой спор решается примитивнейшей силой.
Вайкул поднял руки. Его посох вспыхнул белым пламенем, озарив лица воинов, и в глазах замерцали грозные молнии. Синяя мантия окрасилась в багровый цвет, всполохи пламени едва не раскрыли грозовые крылья за спиной мага, и вся дружина, ахнув, отошла на шаг.
В этот момент Вайкул больше напоминал небесного воителя, испускающего гром и молнии, повелевающего ветром, и способного уничтожить любого, кто усомнится в его правде. Неужели маг воздуха?
Его голос рокотал, словно громовой раскат:
— Властью, данной мне Нереусом Моредарским, — он обвёл всех взглядом, — приказываю готовиться к ночлегу!
Эффектный образ исчез, и Вайкул повернулся к хмурому Мирону.
— Сотник, сделай так, чтобы к нам никто не подошёл.
— Слушаюсь, ваше ветрочарие, — недовольно буркнул тот, а потом, повернувшись, рыком стал раздавать приказы, — Чего стоим⁈ Живо разворачивать палатки! Бабы ледяной не видели?
Ага, ветрочарие. Значит, и вправду маг воздуха. А если в этом мире есть ещё и бог ветров, то умножаем его силу, и получаем грозного противника. Ну, это если наместник владеет боевыми заклинаниями.
Я обернулся. Десятник Платон стискивал рукоять булавы побелевшими пальцами, но молчал. Он служил своему кнезу, правителю Солебрега, и ему не нравилось, что их ни во что не ставили.
Надо будет воспользоваться его верностью…
Наместник сидел на своём складном стульчике, поставив стопу на моё топорище, я же вообще расположился на земле полулёжа, опираясь на локоть и сложив ноги. Нас разделял небольшой костерок, весело похрустывающий свежими дровами.
Вокруг, метрах в пятнадцати, в траве виднелись спины воинов. Они стояли, ограждая зону наших переговоров, до нас доносились их весёлые разговоры. Наместник не только разрешил, но и настоятельно рекомендовал им разговаривать — так меньше шансов, что они подслушают.
Лицо Вайкула ничего не выражало, хоть я и чувствовал его раздражение. Если бы я остался стоять перед ним, он посчитал бы это слабостью — будто господин отчитывает раба. Его позиция была бы сильнее.
Пусть я был ещё ниже, но мою позу нельзя было назвать унизительной. Будто бы прилёг отдохнуть у костра, а заодно послушать какую-нибудь байку. Заодно я молчал, жуя травинку и ожидая, что наместник заговорит первым.
На самом деле, информации у меня было мало, и получал я её прямо во время разговора от собеседника.
— Значит, Могута не доверяет Нереусу? — наконец, спросил Вайкул.
Я бросил на него расслабленный взгляд, хотя внутри меня шла лихорадочная работа. Могута — это, стало быть, царь Раздорожья? Я могу и ошибиться, поэтому не буду называть имён.
— Это дела большие, — я лениво сплюнул откушенный кончик травинки, — А мы всё ниже, так высоко не заглядываем. Но солнце всех одинаково освещает.
— Око Яриуса видит всё, тут ты прав.
— Если рыба плеснула хвостом, круги пойдут по всему озеру, — продолжил я.
Тут Вайкул не выдержал, в его глазах сверкнули искры, а пламя костра заметно дёрнулось, бросив жар мне в лицо:
— Дубоголовый бросс, ты со мной в загадки решил поиграть⁈
Я никак не среагировал, лишь лениво сдул занявшееся пламя с травинки. Мне удалось уже рассмотреть некоторые татуировки на ладонях старшего мага, и, получалось, что он инициировал уже около пяти сотен учеников.
Это много. Очень много, и я бы никогда не поверил, что маг по доброй воле согласится раздать столько силы, он попросту будет всю энергию тратить на восстановление. Как же он будет расти в ранге?
— По-моему, это ты, старший маг, решил играть. Но потянешь ли ты партию?
— Господин старший маг, не забывай, — ревниво поправил он меня, — Сдаётся мне, ты и вправду не тот, за кого себя выдаёшь.
— Мы оба знаем, что я не могу ответить на этот вопрос, — спокойно произнёс я, — Ведь для чародея, в чьих руках моя жизнь, мы оба словно букашки.
Вайкул прищурился, и в его взгляде снова проскользнула зависть. Он знал, о чём мои слова. Если я действительно, по его мнению, шпион Раздорожья, то признаться я не смогу — это меня убьёт.
«Заклинание непризнания» накладывает обычно сильный придворный маг. Настолько сильный, что во всей Троецарии не должно найтись тех, кто его снимет. А если и найдутся, то это считанные единицы, которые известны.
Так и оказалось…
— Тихомир хорошо делает своё дело, — Вайкул уважительно кивнул, будто говорил не со мной, а с этим самым Тихомиром.
Я пожал плечами. Мол, не знаю никакого Тихомира.
— Ну, стало быть, бери свои монатки, — наместник легонько подопнул ко мне топорище, — И проваливай обратно в Раздорожье.
Он уже особо и не скрывал своего отношения. Я положил руку на рукоять, мысленно приветствуя щенка цербера.
— Тёмные дела тут творятся. — усмехнулся я, — Такие тёмные, что надвигающуюся ночь видно даже из Раздорожья.
— Следом за ночью всегда приходит день, — произнёс таинственно Вайкул, и для пущего эффекта провёл ладонью перед костром, будто это он своим намерением вызывал ночь и день.
И тут у меня перехватило дыхание…
На его ладони были витиеватые узоры, говорящие, что он возвёл на ступень мага всего трёх послушников. Но на правом безымянном пальце, на внутренней фаланге, у мага стояла едва заметная короткая чёрточка, почти точка.
У него было одно погружение во Тьму, они принял её, получил метку Бездны, и эта точка в будущем вырастет в Червонное Кольцо. Расщелину мне в душу, да передо мной же претендент в Тёмные Жрецы!
Я едва справился с удивлением. Маг ветра, и кандидат в Тёмные⁈ Вот ведь продрись светящая, я даже предположить такое не мог! Может ли он быть тем самым Чумным⁈ Пусть это и другой мир, но в захудалом городишке не может быть больше двух Тёмных Жрецов.
Тогда понятно, зачем он здесь. Караван работорговца Назима не дошёл до цели, и будущий Жрец сам приехал, чтобы собрать хотя бы остатки заказа, да проследить, что все следы подчищены.
Мы-то с бардом и колдуньей, скорее всего, и есть его заказ.
Я подобрался и сел, быстро соображая, как теперь построить беседу. Если секунду назад моей целью было договориться на то, чтобы меня отпустили вместе с бардом и колдуньей, то теперь мне это не было нужно.
Нахмурившись, я тоже выставил ладонь, будто просвечивал собеседника внутренним взором. Тот даже поперхнулся:
— Ты что делаешь?
— Я чувствую тьму в Солебреге, брат мой, — сказал я, — Ты не замечаешь, она коснулась всех вас. Но необычная это тьма…
Вайкул заметно занервничал, на его лбу выступили бисеринки пота. Он бросил взгляд в сторону, туда, где было слышно ругань Мирона и Платона.
А я прикрыл глаза, мысленно призывая к щенку цербера. Тот сразу отозвался и, выскочив из рукояти, пролетел через костёр и юркнул в траву. Совсем в другую сторону, не туда, куда смотрел наместник.
Вайкул встрепенулся, обернулся вслед щенку, подслеповато щурясь. Для него это было игрой тени на краю зрения, слишком уже мелкий и слабый был цербер, и старик не мог сообразить, что же его отвлекло.
Мысленно я приказал церберу ловить сверчков вокруг нас. Шевелить траву он не мог, но обрывающие ночной стрёкот насекомые должны были отвлекать.
На всякий случай Вайкул направил раскрытую ладонь в сторону костра и прикрыл глаза, слушая что-то. Тут же я мысленно приказал церберу держаться дальше от его внутреннего взора. К счастью, этот Вайкул был ещё неопытен, иначе бы он давно заметил неладное.
Но у цербера отлично получилось изобразить ощущения у начинающего последователя Тьмы. Когда вокруг всегда мелькает тень, что-то скребётся и шепчет.
— Тьма эта преследует, ты ведь чувствуешь это?
Не сразу Вайкул повернулся, всё пытался услышать или увидеть то, что его беспокоило. Потом он покосился на меня, костяшки его пальцев нервно подрагивали на посохе.
— Не Могута Раздорожский послал меня, нет, — я покачал головой, а потом зашептал, с опаской поглядывая по сторонам, — Послан я свыше, моя бросская кровь не даст мне соврать. Мне нужно остановить эту тьму, вот я и иду в Солебрег.
Глаза у Вайкула чуть расширились. Какое говорящее лицо у него… Вот на миг промелькнуло недоумение, затем озарение, и под конец, как я и ожидал, ликование.
«Да, это тот самый бросский воин!» — говорило его лицо, — «Уже в моих руках!»
А я продолжал:
— Мне кажется, что Тьма коснулась кого-то в дружине. Я чувствую… — моя открытая ладонь поехала по кругу. Будто не заметила Вайкула, и теперь смотрела куда-то в сторону его дружины.
Наместник заметно расслабился, его глаза сразу напитались наглой уверенности. О, да, тщеславный малый. Наверняка уже мечтает, что справится со мной один, и представляет, как получает в награду от самой Бездны настоящую силу.
И всё же он тугодум. Мне пришлось помочь этому вестнику тупости, потому что сам он оказался не в силах сформулировать дальнейший план.
— Господин старший маг, — серьёзно сказал я, убирая ладонь, — Мне придётся просить вас о помощи.
— Да?
— Можем ли мы… Мы с моими спутниками, я имею в виду… Ох, освети вас Лиственный Свет, господин старший маг! Вы поможете мне? Надо остановить Тьму!
Я схватил топорище, подняв его над головой, вскочил на колени. Где-то послышались крики воинов, но Вайкул сразу же поднял руку, отдавая безмолвный приказ — «всё в порядке!».
Он уже буквально пожирал меня глазами, как пойманную добычу. Все его проблемы разрешились в один миг, ему даже не пришлось прикладывать усилия.
— Проповедник Малуш, — Вайкул великодушно махнул, призывая меня снова сесть, — Сядьте. Будь уверен, что я, наместник Нереуса Моредарского, обязательно помогу тебе.
— Знали бы вы, как я благодарен! Лиственный Свет явно указал вам дорогу к нам, по-другому и быть не может!
— Сядьте, сядьте… Приглашаю вас в своё имение, где мы подумаем, как остановить всё это. Тебя, твоего друга барда и… — тут его голос похотливо дрогнул, —…прекрасную чародейку холода.
Всё моё лицо выражало благодарность. Но надо было проверить ещё кое-что.
Я вскочил, озираясь по сторонам.
— Да сядьте же вы, проповедник Малуш.
— Не могу, — я покачал головой, — Вместе с нами в караване ехала девочка. Лучевийка, она испугалась, и убежала в поле. Надо её найти.
Я двинулся в сторону, перехватив топорище, а Вайкул беззлобно рассмеялся.
— Вам везёт, проповедник, — он потянулся к поясу, ослабляя завязки на едва заметном кармане, — Девочка жива. Вы увидите её в Солебреге, обещаю вам.
— Истинно, Лиственный Свет творит чудеса, — я радостно плюхнулся обратно.
Вайкул вытащил из кармашка тот самый браслет, с игральными косточками-бусинками на шнурке, с витиеватыми иероглифами. Протянул его мне:
— Это её браслет, воины Мирона нашли его. А девчонку схватили… то есть, кхм, нашли ещё раньше.
— Хвала Древу! — я протянул пальцы к браслету.
Вайкул без проблем отдал вещь, но его глаза в этот момент прищурились. А мои ноздри втянули и ощутили едва заметный запах чеснока, источаемый от пальцев мага.
Схватив браслет, я улыбнулся, а потом качнулся, чуть не завалившись на спину, и схватился за голову. Я успел подставить руку, но всё равно опустился на локоть.
— О-о-о…
Лицо у Вайкула было радостное, как у нашкодившего мальчишки, за шалости которого прилетело другому. Он несколько мгновений даже не верил своим глазам, и для верности понюхал пальцы. А потом спохватился, спросив участливым голосом:
— Что с вами, проповедник?
Я тряхнул головой, старательно изображая полуобморочное состояние.
— Не знаю… Тьма близко… Это наверняка её происки!
— А-ха-ха! — старший маг не выдержал, всплеснул руками от радости, и тут же осёкся, пытаясь стать серьёзным, — Это я радуюсь… кхм… да, что Тьму скоро остановим. Ха-ха… ну, то есть, проповедник, как я рад, что встретил тебя!
Он ещё раз махнул пальцами передо мной, я охнул, не отрывая руки от больной головы. Наместник снова чуть не сорвался на хохот, и аж задрожал от нетерпения.
Ему уже было трудно себя сдерживать, и он вскочил так резко, что отлетел складной стульчик.
— Надо готовиться к обряду… То есть, отряду надо приготовиться, да, — он чуть ли не пробежал мимо меня, — Располагайтесь, Малуш, я прикажу вас накормить!
И, чуть ли не напевая себе под нос, торопливо убежал. Я ещё полежал некоторое время, старательно изображая недомогание, потом сел у костра, задумчиво уставившись на огонь. Один мысленный приказ — и цербер смутной тенью юркнул обратно в топорище.
Главное, теперь бы самому не расслабиться.
Зашуршала трава, послышались шаги. Рядом плюхнулся бард, обнимая свою лютню. С другой стороны прошла Креона и тоже села напротив, сложив ноги в позе лотоса. Лица у обоих были вытянуты в немом удивлении.
— Вы, двое… — глянул я на них, — Всё в порядке?
Бард выпятил губы уточкой:
— В том-то и дело, что да! Громада, что ты такое сказал? Ты не… ну, то есть, обо мне вы не говорили, надеюсь?
— Да как смеешь, гря…? — я поморщился, — Ну, то есть, Ви… Виол…
Я аж запнулся. Впервые за долгое время мои губы произнесли имя другого человека. И ничего, небеса не разверзлись, Бездна меня не поглотила.
— Тогда вообще ничего не понимаю, — бард тряхнул головой, потом задумчиво дёрнул струну на лютне, — Креона, северные твои ляжки, а ты чего молчишь?
— Гусляр, мне понятно не больше твоего.
— Понятно… Ну, то есть, понятно, что тебе не понятно. Ааа, Маюновы слёзы! — бард отмахнулся, потом дёрнул ещё струну, и лукаво посмотрел в сторону Креоны, — Кстати, хладочара, для тебя вот шутку придумал.
Чародейка поджала губы, лишь едва покосившись в его сторону, и промолчала.
— Не сиди на холодном! — бард растянулся в улыбке, потом посмотрел на наши хмурые лица, и буркнул, — Да ну вас, Маюна на вас нет.