Как бы там ни было, бросаться вслед за мелкой лучевийкой я не стал. Ностальгия по магии Тени — не повод тащиться в заросли, чтоб искать девчонку.
Вместо этого я стал оглядывать содержимое телеги. Прекрасно, это просто прекрасно.
Я перебирал мешки, где были в основном шмотьё, ткани, меха. Масштаб, конечно, не купеческий — скорее всего, награбили впопыхах, сколько влезло.
В шкатулках мелкие побрякушки. Лежат связки бус, дешёвых ожерелий, но в некоторых чувствовалась магия, хотя это была скорее магия нищих — всякие обереги, талисманы, амулеты. Такие слабые, что, если даже меня таким приложит, максимум, прыщ на заднице вскочит.
Главное, что в телеге были оружие и амуниция. В основном кнуты, они явно у работорговцев быстро изнашивались. Копья, пара небольших клинков, ножи, щиты, и приличных размеров двуручный топор. Когда моя рука легла на длинную рукоять топора, мой разум словно молния пронзила — вот оно, то самое. Поглоти меня Бездна, это действительно моё!
Мышечная память тела подсказывала, что с этим оружием прошло едва ли не всё детство. Это как седло для кочевника, которого и мать родила, скорее всего, верхом на лошади.
— Трепещите, — улыбнулся я, подняв топор одной рукой.
Держа рукоять практически за кончик, я со свистом махнул в одну сторону, в другую… Оружие слушалось идеально, лезвие проносилось молнией, и мышцы предплечья играючи справлялись с инерцией и весом топора.
Сделав пару взмахов вбок, я вскинул топор над головой и опустил на дощатый борт. Тяжёлое лезвие прошибло доски и часть днища, как трухлявую гниль, даже не остановившись — из телеги ссыпались мешки, пара шкатулок, а потом, лениво выехав, долбанулся и массивный ларец.
Эх, как бы вот так врагов на две половины делить, но при этом чтоб они не умирали? Я ощерился во все тридцать два зуба и, довольный, повернулся к спутникам — эти двое с интересом наблюдали за каждым моим движением. Ну, хотя бы удивляться уже перестали.
— Всё же, кто бы ты ни был, — оценивающе кивнул бард, — Видит Маюн, тебе следует получше узнать, как себя ведут святолиственники.
— Не сомневайся, глупец, так и будет.
Я присел на корточки, ставя в правильное положение выпавший ларь. В нём были книги, и несколько свёрнутых свитков. Повинуясь интуиции, я выбрал сверху самый засаленный — пользовались им часто, а значит, это могла быть только…
— Карта, — с улыбкой сказал я, рассматривая лист бумаги, испещрённый линиями и письменами.
Мою душу тронула радость — я ведь понимал буквы. А это значит, что я не тупоголовый варвар, заучивший пару-тройку молитв, и что массивные магические фолианты с текстами для пробуждения внутренней силы будут мне под силу. Когда-нибудь и до них доберусь.
Это не было картой мира, и соседние страны тут были начертаны только намёком. Сама Троецария представляла из себя страну, немного похожую на подкову, и получалось, что у неё два севера, омываемых одним океаном.
Бард подобрался поближе, но замер, когда лезвие топора коснулось его подбородка. Я видел много взглядов у Виола — испуганный, весёлый, удивлённый, гневный, любопытный… Но сейчас глаза у барда стали холодными, взгляд налился сталью, свойственной лишь настоящим воинам. Или наёмным убийцам. В общем, умельцам тёмных дел…
Прошло всего мгновение — и его взгляд снова стал растерянным.
— Не хочешь, не надо, — буркнул Виол, вернувшись на место, — И всё же, видит Маюн, я мог бы помочь.
Хмыкнув, я проследил за его движениями. Чуть-чуть неуклюжий, старается сесть поближе к колдунье, и глаза его так и заглядывают во все вырезы у неё, какие можно и нельзя.
Этот Виол может кому угодно рассказывать, что он просто бард. Весельчак, забулдыга и бабник — это его маски.
— Креона, радость моя, ты скажи, если замёрзнешь, — забубнил Виол, подбираясь к колдунье, — Южный зной в моей крови готов обогреть тебя.
Колдунья покосилась на барда, в её взгляде наконец появилось здоровое высокомерие. Ну, вроде начала приходить в себя.
Я вернулся к изучению карты…
Да, сверху на севере Троецария омывалась океаном, который обширным заливом глубоко врезался в страну. Левее от залива отмечен крупный город Хладоград, а вот правее те самые Бросские горы.
Ниже, в центре Троецарии город Раздорожье, отмеченный самой жирной точкой. С юга страна тоже омывалась морем, и я довольно быстро отыскал крупный город Моредар.
Эти три города — Моредар, Раздорожье и Хладоград — особенно выделялись среди городов Троецарии, и, я так понял, были своего рода столицами.
Слева и чуть ниже от Троецарии находилась страна Межемир, западная граница с ней была довольно протяжённой. А Лучевия находилась справа, на востоке, почти скрытая за горной грядой.
Быстро сориентировавшись, я нашёл на берегу южного моря Солебрег, он оказался совсем недалеко от Моредара. Так, теперь веду пальцем вверх по Восточному Тракту… Справа у нас отмечена граница с Лучевией, показаны горы, но в них вижу пару проходов.
Ага, вот и Камнелом, он оказался гораздо выше на север. Стало быть, если работорговцы его давно прошли, то мы где-то между Камнеломом и Моредаром. Может, уже свернули на Солебрег — больно уж не похожа та заросшая дорога, на которой сейчас стоит истерзанный караван, на укатанный торговый тракт.
Мой палец так и рыскал, отмечая то Солебрег на юге, где, предположительно, засел начинающий Тёмный Жрец по кличке Чумной, то Бросские горы на севере… В предгорьях там был только городок Калёный Щит, тоже далеко от всех трактов, и точка у него была очень мелкая.
Отец-Небо сказал мне довольно чётко про броссов, и это какой-никакой ориентир. По-хорошему, мне надо бы туда, на север — разобраться, что да как, потому что только там текут полноводные реки бросской крови.
А Чумного мне зачем останавливать? Только чтобы помешать набирающим силу Тёмным Жрецам и отомстить Бездне? Признаться, это неплохой довод.
Но что, если помощь броссам и есть важный шаг в борьбе с наступающей Тьмой? Сейчас ничто не заставляет меня двигаться в Солебрег, кроме уязвлённого самолюбия. Я привык вершить месть с холодной головой.
Размышляя, я свернул карту, взял следующий свиток. Тяжеловатый, спрятанный в парафиненный тубус. Развернув, я увидел какой-то указ, подкреплённый толстой сургучной печатью. Тут говорилось о том… да свет смердящий, как же медленно я читаю! С таким навыком мне не фолианты читать, а только их корешки в магической библиотеке рассматривать.
Закусив от напряжения язык, я с трудом расшифровал, что, согласно указу, работорговец Назим имеет поручение от царя Раздорожья схватить изменников на территории Лучевии.
— Ты, — я махнул Виолу головой, — Сюда.
Тот не сдвинулся:
— Поищи себе рабов в другом месте, громада.
От меня всё же не укрылось, как он уцепился взглядом за свиток. Да и вообще, все бумаги, которые валялись возле ларца, явно заинтересовали барда.
— Может, напомнить про клык упыря?
— Расскажи Маюну свои сказки.
Я поморщился. Вот же упрямый гнус небесный. Ладно, попробуем по-другому.
Взяв бумагу за уголок, я прикрыл глаза, сосредотачиваясь на том, чтобы призвать Тьму. Это вызовет реакцию крови, и надо будет успеть направить злость в пальцы. Тогда…
— Ты что удумал, громада⁈
— Да вот, хочу попрактиковаться в магии огня. Получилось же у меня раскалить железо, смогу поджечь и бумагу.
Надувшись, бард всё же подошёл, протянул руку. И таким жадным взглядом впился в бумагу, что на секунду даже вышел из своей роли. А я с некоторой завистью понял, что на этот текст у него ушло всего мгновение.
— Слёзы мне в печень! — вырвалось у барда, — Они подделывают указы Раздорожья.
Я обернулся, бросив взгляд на мёртвых. Ну да, обзови угон людей в рабы охотой за изменниками, как всё приобретает совсем другой смысл. Это поручение царя, и никакой вины за исполнителями.
Приняв равнодушный вид, я взял следующий лист, аккуратно сложенный вдвое. Письмо было написано иероглифами — этого языка я не знал.
Прискорбно… А вдруг сильнейшие магические формулы в этом мире написаны на этом языке?
Краем глаза я следил за бардом. Тот потрогал бумагу на указе, понюхал, поскрёб ногтем чернила, потом печать. Она несколько секунд мерцала тройным цветом — белым, голубоватым, и красным. Виол нахмурился, потом перехватил мой взгляд.
— Обожаю историю, летописи, — сразу же сказал он, — Знаешь, чтобы сочинять баллады, нужно всегда искать почву для вдохновения, и тут даже запах бумаги помогает. Я вот набросал уже строчки обо всём этом…
— Кто ты? — серьёзно спросил я, не убирая руку с топора.
Он видел, как я быстро им управляюсь, и отскочить уже не успеет. А то, что мне нельзя убивать, ему пока неизвестно.
— Я же говорю — странствующий бард. Я люблю Троецарию, и обхожу её с юга на север, с запада на восток, собираю сказки разных наших народов.
— Ещё слово бесталанной лжи, грязь, и ты узнаешь, кто вселился в это тело, — я ткнул свёрнутым письмом себе в грудь.
Виол долго молчал, оценивающе рассматривая топор в моей руке. Я упёр оружие обухом в землю, но спокойно мог ударить им по широкой дуге. Бард был в пределах удара.
— Скажи, громада, если у тебя есть выбор — геройски умереть от топора сумасшедшего проповедника, или сдохнуть в мучениях от магии «непризнания», чтобы ты выбрал?
Тут мне всё стало ясно. Скорее всего, это шпион царского двора, посланный на восток разобраться, что там творится. Признаться он не может, это его убьёт — наверняка на нём заклинание сильного придворного мага, взломать которое в пределах Троецарии точно никто не сможет. Обычно столица забирает самых сильных колдунов к себе.
— Значит, царская ищейка, — вслух подумал я.
Виол промолчал, признаться он так и не мог. Я ткнул письмом ему в грудь.
— Что тут за язык?
Тот ухватился за бумажку, развернул.
— Лучевия, — его глаза так и бегали по строчкам, а брови поднимались всё выше и выше, — Маюновы гусли мне в задницу! Так вот почему у неё акцент заревийский.
Бард вскинул глаза, порыскал взглядом по высокой траве, словно искал девчонку.
— Лучевийка с акцентом? — подала голос Креона, — Это королевская кровь?
Я вопросительно глянул на колдунью. Виол, заметив это, торопливо пояснил:
— В соседней Лучевии правят выходцы из Заревии, так уж повелось. Предки династии Мон уже три сотни лет, как сбежали оттуда от кровожадных Дан, но по сей день не утихает их кровная…
Я поднял руку, останавливая его поток речей. В моём деле лишние знания пока были ни к чему.
— Значит, вы хотите сказать мне, что девчонка непростой крови. Так? — при этих словах и я невольно посмотрел на поле. Ну, теперь её там, как цербера во Тьме, и не сыщешь.
Бард взволнованно кивнул:
— Именно.
— Если эти Мон так давно сбежали, почему акцент до сих пор?
— Ну, когда я в столице Лучевии пел для придворных дам, мне сказали, что династия Мон ревностно хранит чистоту заревийского языка в кругу семьи, — тут Виол растянул губы в глупой улыбке, поиграл рассечённой бровью, — Кстати, лучевийские дамы так горячи! Они такие благодарные слушательницы… м-м-м, благодарности у них очень мягкие и круглые, Маюн позавидует. А губки у них сладкие, как…
— Заткнись, грязь, — резко оборвал я его, снова оглядывая траву.
Не хватало мне ещё сейчас воображение включать.
— Эй, громада… — обиженно начал Виол, но через секунду у его горла оказалось лезвие топора.
Бард судорожно сглотнул. На нас равнодушно косилась колдунья.
— Что в письме?
— Их тайный источник сообщает, что принцесса Дайю без охраны движется на север Лучевии, в золотой Куан, — оттарабанил Виол, — И советует, где лучше всего её перехватить.
Я пристально смотрел на разнотравье, колышущееся на ветру. Нет, не видно девчонки. Если работорговцы поймали кого-то царской крови… или кто у них там в Лучевии, король? В общем, это голубая кровь.
И безо всякой связи с Тьмой моя задница чуяла, что к нам близится опасная ситуация — то есть, та же самая настоящая задница. Да мы сидим практически в центре событий.
— Надо ещё посмотреть, что у них тут, — прошептал бард, показывая на ларец, но двинуться пока не решался, — Может, найду зацепку.
Хоть я, будучи Тёмным Жрецом, и не владел огромной империей, а всего лишь провинцией, мне моего опыта хватало, чтобы понять — тут пахнет войной.
Этот Чумной, кем бы он ни был, либо колоссальнейший идиот, либо наихитрейший гений. Свои злодеяния он скроет довольно просто — сотрёт кровавой бойней, после которой уже никто не будет разбираться, что стало причиной. Но в этой бойне надо ещё и выжить.
И всё же он тупица… Такие дела Жрецы проворачивают, когда уже добивают Адептов Света, и когда последние времена не за горами. А в этом мире проповедники ещё свободно по городам ездят, я и то насчитал уже три языческие религии. Четыре, если вспомнить бардовского Маюна.
— Ты же бард… — прошептал я, убирая топор, — Услышишь ли топот войска?
— Обижаешь, громада. Да настоящий бард, сердце которого живёт музыкой, а душа радуется вместе с Маюном, услышит Рог Войны за несколько дней до… а-а-а!
Он зашипел, когда я сграбастал его за ворот, а потом загнул к земле, припечатав ухом. Уголок лезвия топора упёрся ему в щёку.
— Дрищавый твой свет, слушай землю! — раздражённо сказал я, — А то скажу чародейке подержать копьё.
Услышав это, Креона ахнула, и тут же оказалась сразу в десяти шагах. При этом не вставая, так и оставшись сидеть на пятой точке. И как это она так смогла, на чём подпрыгнула⁈
Всю её вселенскую печаль словно ветром сдуло, остались только круглые глаза. Она даже руки за спину спрятала, поглядывая на копьё рядом с нами.
— Ты же, ослиный ты… — процедил было бард, давя ухом землю, но вдруг удивлённо отклячил губу, — И вправду… Лошади! Много лошадей.
— С какой стороны⁈ — прорычал я.
— Оттуда. Они… ух… далеко ещё, — крякнул Виол, показывая пальцем.
Я поднял глаза на солнце, навскидку определяя стороны света.
Работорговцы зашли в Троецарию на севере, повернули на юг. Тракт идёт вдоль гор, разделяющих две страны, но, по-моему, проход только на севере. Значит, и лучевийский отряд может двигаться в погоню только с севера.
Но бард показывал не на север.
— Почему с юга? Это патруль? — спросил я.
Бард кряхтел подо мной, не расслышав вопрос, но подала голос колдунья:
— На юге в горах тоже есть выход в Лучевию. Их король мог послать отряд наперехват, если ему известно, как они будут двигаться.
Я сразу же отпустил его и развернул карту. И вправду, в горах между Лучевией и Троецарией на юге тоже был проход.
Виол поднялся, недовольно потирая щёку. Он смерил меня презрительным взглядом:
— Если ты думаешь, свинячий ты визг, что я…
Вместо ответа я сунул ему топор в руки. Лиственник ведь не должен носить оружие.
— Твой час пришёл, воин. Защищай чародейку, мне же надо продолжать мой светлый путь.
Растерянный, бард так и застыл с открытым ртом, а потом просто отбросил топор на траву.
— Если желаешь, чародейка, можешь идти со мной, — сказал я, — За твоё служение я помогу тебе, и твоя подруга будет отмщена. Уверяю тебя, что этот Чумной будет умирать медленно, глядя, как ты пожираешь его сердце. А когда ты насладишься этим, сама вырежешь ему глаза и…
Я недоговорил, потому что Креона, которая сначала слушала меня с интересом, вскочила и побежала за телегу. Кажется, её желудок до сих пор был несогласен с моими методами.
Виол проводил её взглядом, потом растерянно посмотрел на меня. Он явно что-то хотел сказать про своего Маюна, но только стоял, открывая и закрывая рот.
— Ну, и что я не так сказал? — недовольно проворчал я, хотя сам уже знал ответ.
Пришлось мысленно себя поругать. В моей голове это предложение звучало вполне неплохо, но стоило его озвучить Креоне…
Виол тряхнул головой, будто смахивая наваждение. Потом спросил, как ни в чём не бывало:
— Так зачем нам бежать? — буркнул он, — Люди короля Тянь Куо увидят, что мы такие же пленники, как и принцесса. Они опросят нас, обыщут поле, найдут принцессу, и уберутся из Троецарии.
С одной стороны, его мысли сходились с моими. Поэтому я и раздумывал, корчить мне сейчас из себя праведного лиственника, или быстро хватать всё, что плохо лежит, и бежать отсюда что есть сил.
Мой рассудительный разум был за первый вариант. Моя же варварская задница так и чесалась от предчувствия большой беды.
— А свидетели нужны этому Тянь Куо? — спросил я, поднимая письмо с иероглифами, которое бард выронил, — Лучевия дружит с Троецарией?
— И торгует, и даже думает создать военный союз, — буркнул Виол, сам постепенно догадываясь, что может произойти. При этом он как-то неуверенно покосился на царский указ, понимая, что это не тот документ, который должен попасть в руки лучевийскому отряду.
— Так представь, глупец, если никому не надо знать, что здесь случилось, В лучшем случае нас схватят, а в худшем… смердящий свет!!! — я рванулся в сторону.
Моих пальцев коснулся свистящий ветерок, и сзади послышался громкий стук об телегу. Мы уставились на стрелу, торчащую в доске и пригвоздившую к ней письмо…