В десять утра в Уайтхолле Сесил огласил воззвание, в котором Яков Стюарт был провозглашен монархом.
Вечером зажглись огни салютов и зазвонили колокола в церквах, приветствуя восхождение на престол нового короля, и в воздухе, родилось некое тревожное ожидание наступления нового этапа английской истории.
В полночь тело Елизаветы, облаченное в саван, погрузили на королевскую барку и по Темзе доставили во дворец Уайтхолл, где стали готовить к прощальной церемонии.
На следующий день Филаделфия пришла к Изобел.
— Мне кажется, нужно сделать добрый жест. Пусть каждая фрейлина выберет и возьмет себе одно из платьев Елизаветы. Уверена, королеве это было бы приятно.
— Как вы можете предлагать такое? — поразилась Изобел. — Это будет осквернением ее памяти!
— Нет, Изобел, это практичный способ отблагодарить ее многочисленных фрейлин, служивших ей верой и правдой. Как только прибудет новая королева, весь гардероб перейдет к ней. Вы это понимаете?
Изобел широко открыла глаза.
— Откровенно говоря, даже в мыслях не было. Твоя идея прекрасна, только большинство королевских нарядов расшито камнями.
— Полудрагоценными камнями, матушка, — встряла Кэтрин. — Горным хрусталем, черным янтарем, гранатами и красным халцедоном. На них нет ни алмазов, ни рубинов, ни изумрудов, ни настоящего жемчуга.
— Придворные уже начали думать, во что одеться на коронацию Якова. Получив королевское платье в подарок, фрейлины сэкономят большие деньги на этот случай, — особо отметила Филаделфия.
— Коронация? — ужаснулась Изобел. — Ее величество еще не погребли. Как люди могут быть такими бессердечными? Весь двор в трауре. Я не сниму траура до конца моих дней.
Филаделфия жалобно посмотрела на Кэтрин, но решила проявить максимум терпения.
— У меня пропасть дел. Нужно перевезти двор из Ричмонда обратно в Уайтхолл. Спасибо, Изобел, что согласилась одарить фрейлин ее платьями. Сейчас Елизавета смотрит на тебя с небес и радуется.
Чем дальше Роберт Кери продвигался на север, тем погода становилась хуже и хуже. А перед самым постоялым двором, на котором ждала свежая лошадь, жеребец под ним поскользнулся на обледеневшей дороге и выкинул его из седла. С трудом поднявшись, Роберт ощупал быстро опухавшую ногу.
— Только бы не перелом! — пробормотал он и стал искать в темноте конский повод. Найдя, поднял коня и быстро ощупал у него передние бабки. — Слава Богу, ты тоже еще пригодишься, приятель.
Хромая, Роберт доковылял до конюшни на постоялом дворе и предупредил хозяина, что в силу обстоятельств его планы изменились.
— Мне нужна карета, упряжка лошадей и возница.
— Вам нужен врач, чтобы осмотреть ногу, сэр.
— Боюсь, мне не до этого. — Он кинул хозяину золотой. — Пока готовишь карету, я пройду в дом и съем чего-нибудь горячего.
Карета мчалась к Эдинбургу, отсчитывая милю за милей. Притупив боль виски, Роберт немного поспал.
В середине дня двадцать пятого марта на почтовом дворе ему поменяли лошадей и возницу и снабдили в дорогу горячей пищей. Он не стал тратить время ни на мытье, ни на то, чтобы сменить одежду. Просто поудобнее устроил ноющую ногу на сиденье напротив и двинулся в путь.
Рано утром двадцать шестого марта он прибыл в замок Карлайл и рассказал обо всем лорду Скроупу — мужу Филаделфии. Тот знал, что шурин едет с важным сообщением к новому королю Англии. Роберт вызвал курьера и написал записку жене, чтобы она нашла его во дворце Холируд.
— Почему бы тебе не поспать пару часов? Ты, совсем вымотался.
— Нет, Томас, если я выеду сейчас, то буду у Якова до того, как он ляжет спать.
В своих расчетах он ошибся на час. Была почти полночь, когда Роберт в сопровождении королевской стражи въехал во двор Холируда. У дверей королевской спальни он предупредил часовых, что король ждет от него известий в любое время дня и ночи. Через пару минут его уже вводили к Якову Стюарту.
С растрепанными волосами и весь в дорожной грязи, Кери с трудом опустился на одно колено.
— Королева умерла, да здравствует король!
— Парень, ты не врешь?
Яков зажал в руке свою редкую бородку.
— Моя кузина Елизавета скончалась двадцать четвертого марта в два часа ночи, сир. Я поздравляю вас с вашим законным титулом короля Англии, Шотландии и Ирландии.
Он вложил в руку Якова Стюарта медальон Елизаветы.
Постельничие подали королю красный халат и зажгли свечи. Поднеся медальон к свету, Яков внимательно рассмотрел его.
— Какая чудная вещица! Я такой еще не видел.
Обратную сторону большого круглого медальона из золота украшал перламутр, а по краю кольцо из рубинов. На передней стороне огромные квадратные алмазы образовывали букву «Е». Чтобы открыть медальон, нужно было нажать на крупную жемчужину там же, на передней крышке.
У Якова затряслись руки, когда он стал открывать его.
— Посмотри, — подозвал он Роберта. — Тут ее миниатюра и портрет Анны Болейн — матери, от которой Елизавета отказалась. Кровь — это тебе не водица. Наши матери всегда с нами, хоть мы от них и отказались.
Яков поднял глаза на собеседника, и вдруг его поразила одна мысль: «Парень-то оказался прав. Хепберн заранее предсказал день, когда я стану королем Англии!»
Два последних дня Патрик Хепберн занимался тем, что готовил людей в Кричтоне к своему отъезду. Джока Эллиота он оставил в замке главным, ответственным за все. Дэвиду Хепберну предложил поехать с ним в Лондон в качестве сопровождающего. Молодой человек с радостью согласился и тут же стал укладывать дорожные сундуки. Важные документы и золото Патрик сложил в походный сейф. Потом они выбрали для себя пару вьючных лошадей.
Натянув сапоги и пристегнув шпоры, Хепберн вошел в главный зал, где собрались все, кто жил в замке. Было раннее утро двадцать седьмого марта.
— Совсем скоро король Яков прибудет в Лондон, где его провозгласят королем Англии. Я еду вместе с ним. Меня может не быть дома месяцев шесть. Когда вернусь, то привезу с собой молодую жену.
Женщины взяли его в круг, целовали, теребили, желали доброго пути. Весь Кричтон знал, что его время настало. В конюшне они вдвоем с Дэвидом оседлали коней и выехали во двор, ведя за собой вьючных лошадей. Джок Эллиот держал на сворке Шабаша и Сатану, чтобы те не бросились вслед за хозяином.
Проезжая мимо, Патрик отсалютовал Джоку.
— Следи за собаками как следует.
Впереди его ждал Эдинбург. Он ехал и с удовольствием думал о том, что все его видения оказались правдой. Он почувствовал момент, когда королева отдавала Богу душу, увидел, как Филаделфия протягивает медальон Роберту Кери. Прошлой ночью ему даже привиделось, как малыш Яков, получив известие о смерти королевы, сказал: «Парень-то оказался прав. Хепберн заранее предсказал день, когда я стану королем Англии!»
Двадцать восьмое марта было промозглым, холодным днем. Тучи над Лондоном грозили дождем. Кэтрин, Мэгги и Изобел, которую они поддерживали с двух сторон, стояли на Стрэнде рядом с Арундел-Хаусом. Сюда, к дому Кейт, их в карете подвезла Филаделфия, потому что путь от Уайтхолла до Вестминстера, где Елизавету должны были предать земле, для Изобел, в ее состоянии черной меланхолии, стал бы тяжким испытанием.
Похоронную процессию возглавляли две с лишним сотни бедных женщин. За ними следовали шеренги королевских слуг и дворцовых служащих.
— Все приготовления взяли на себя лорд-адмирал и казначей Стэнхоуп, хотя муж Кейт еще не пришел в себя после потери жены, — сказала матери Кэтрин.
Катафалк с гробом королевы тянула четверка вороных лошадей с черными плюмажами. Когда катафалк поравнялся с ними, Изобел зарыдала. Найдя глазами адмирала и казначея среди шедших за гробом, Кэтрин взяла мать под руку.
— Сейчас мимо идут вдовы и дочери дворян. Мы можем занять среди них свое место. Поддержи ее с той стороны, Мэгги, на всякий случай.
Все благородные дамы были одеты в траур: черные платья, черные накидки и черные вуали. Опустив алебарды в знак скорби, шествие замыкала дворцовая стража.
После отпевания в Вестминстерском аббатстве тело Елизаветы предали земле. Ее положили в крипте рядом с дедом Генрихом VII.
После похорон, как раз когда они возвращались в Уайтхолл, полил сильный дождь.
— Даже ангелы плачут! — воскликнула Изобел.
Вернувшись к себе, они заставили ее лечь. Но и на следующий день Изобел не оправилась. Вся в черном, она сидела в кресле, оглушенная, как птичка, которая со всего размаху ударилась о стену.
Воспользовавшись предлогом, Кэтрин спустилась вниз, в гардеробную, и принялась приводить в порядок платья покойной королевы, чтобы отправить их в кладовую. Уайтхолл начал пустеть. Все больше и больше придворных, наспех собравшись, уезжали на север, чтобы первыми встретить и поприветствовать короля на его пути из Шотландии.
Кавалькада всадников во главе с королем выезжала из замка Карлайл. Патрик Хепберн ехал бок о бок с Робертом Кери.
— Прими мои поздравления с тем, что тебя назначили главным королевским постельничим. Предсказываю, ты далеко пойдешь, Роберт. Яков считает тебя своим самым верным сторонником среди англичан.
— Больше всего я доволен за жену. Королева Анна приняла ее с распростертыми объятиями и назвала своей первой английской подругой. Она сделала ее воспитательницей своего сына Чарлза, которому всего три года. Лиз на седьмом небе от счастья.
— Слава Богу, мы едем с Яковом, а не с Анной. Тогда потребовался бы по крайней мере месяц, чтобы организовать поездку.
— Меня немного мучает совесть, потому что Елизавета была моей кузиной, а я поступил, исходя из выгоды.
— Я всегда поступаю, исходя из выгоды, и совесть меня не мучает.
— Может, у тебя ее нет? — поддел Роберт.
— Пожалуй, — хмыкнул Патрик.
Их нагнали брат Роберта, новый лорд Хансдон, и зять — лорд Скроуп.
— Скажи, Томас, а кто вон этот, который весь из себя ушлый, пронырливый и высоко взлетел?
Скроуп по-женски кокетливо провел пальчиком по выгнутой брови, что смотрелось весьма странно в сочетании с его манерами грубого рубаки.
— Это же наш новый королевский любимчик.
— Да пошли вы оба! Даже не смейте намекать на причину, отчего Яков мне благоволит, — возмутился Роберт.
Мужчины, а вслед за ними и Хепберн громко захохотали. Джордж не удержался и по-братски посыпал соль на только что нанесенную рану.
— Мне всегда казалось, что ты чересчур красивый.
Роберт засмеялся вместе с ними, сообразив, что вот так проявляется их гордость за него.
Чтобы немного размять Валианта, Хепберн промчался галопом вдоль кавалькады пару миль назад и вернулся к королю Якову, который возглавлял колонну.
— Сир, не видно конца веренице шотландцев, которые торопятся в Англию в надежде как следует помародерствовать.
Яков подмигнул.
— Я тоже надеюсь. А ты уже хапнул свое.
Хепберн подивился его осведомленности и добавил:
— Я смотрю, англичан здесь тоже хватает.
— В тесноте, да не в обиде!
— Сзади тянется такое количество карет, что можно подумать, у нас тут гонки римских колесниц, — сухо заметил Хепберн.
— Veni, vidi, vici — пришел, увидел, победил, — неожиданно блеснул латынью Яков.
Хепберн вскинул руку в шутливом салюте и воскликнул:
— Приветствую тебя, Цезарь!
В Лидсе к королю присоединились Генри Перси, граф Нортумберленд, и Джордж Клиффорд, граф Камберленд. На что Патрик заметил Роберту:
— Я смотрю, Клиффорд снял со своей шляпы перчатку Елизаветы. Может, нам ему втихаря подсунуть пару перчаток Якова?
Роберт зашелся смехом.
— Разве Яков носит перчатки?
Прибыв в Лестер, король решил заночевать. С удивлением Патрик увидел, как подъехала Арбелла Стюарт со служанкой в качестве компаньонки. Над ее каретой возвышалась целая гора поклажи. Хепберн подскакал к ней и галантно поцеловал руку.
— Лорд Стюарт, счастлива видеть вас. Отведите меня к нашему кузену Якову, чтобы я смогла отдать дань уважения новому королю Англии.
— Значит, вам удалось улизнуть от вашей бабки Бесс?
— Ах, нет, — нашлась Арбелла. — Бабушка, наоборот, посоветовала ехать как можно скорее. Наконец эта ненавистная, мстительная сука Елизавета умерла, и мне снова можно появляться при дворе.
Патрик ничем не выдал своего веселья.
— Уверен, леди Кэтрин очень вам обрадуется, Арбелла.
— Кэт одна из немногих при дворе, кто относился ко мне по-дружески. Но теперь я в родстве с новым монархом и со мной захотят подружиться все.
У Патрика резко дернулся рот. Он спрыгнул с Валианта и передал его Дэвиду, чтобы тот поставил коня в стойло, а сам помог Арбелле выйти из кареты.
— Пойдемте расчистим себе дорогу к Якову.
На следующее утро еще не рассвело, а Яков, обувшись и нацепив шпоры, прыгнул в седло.
— Как мне надоели все эти неповоротливые увальни! Неужели им невдомек, что мне не терпится увидеть мою столицу?
Казалось, чем ближе он подъезжал к Лондону, тем быстрее ему хотелось очутиться там.
— Мне тоже очень нужно в Уайтхолл, сир. Я рад тронуться вперед хоть сейчас, если вы готовы, — сказал Хепберн.
— Моя королевская стража навалит в штаны, если я уеду без них. Вот и на охоте они долго не выдерживают в седле. А сейчас у меня впереди величайшее событие всей жизни! Поехали, парень, а они пусть и дальше путаются в своих портках.
Только лишь когда маленький отряд всадников остановился в Нортгемптоне, чтобы напоить коней, отряд королевской стражи в полном составе сумел нагнать Якова. У него было слишком хорошее расположение духа, чтобы устраивать им выволочку. Потихоньку начали прибывать первые английские аристократы, которые бросили двор в Уайтхолле и подались на север встретить его. Яков был рад, что они увидели его сидящим на коне, в самой своей выгодной позе.
— Судя по всему, они не теряли времени, ваше величество. Еще два дня назад те же самые придворные шли за гробом Елизаветы.
— Теперь они и не вспоминают о похоронах. Они думают о коронации Якова Первого Английского!
«А если точнее, о том, что удастся урвать у тебя», — подумал Патрик.
Сейчас, когда он находился в ста милях от столицы, ему нужно было принять решение. Завтра день рождения Кэтрин, и он пообещал, что первого апреля будет у нее в Лондоне. Но в то же время ему не терпелось увидеть и Спенсер-Парк, поместье в Хартфорде, которое скоро будет принадлежать ему. Хепберн взвесил свои возможности. Если тридцать первое марта он проведет в Хартфорде, то все равно сдержит свое слово.
* * *
Кэтрин проснулась рано. «Мне сегодня исполняется двадцать один год», — была ее первая мысль. «Патрик обязательно приедет», — была вторая. Выскользнув из постели, она подняла тяжелые шторы и посмотрела за окно. Весна пришла! На деревьях распускались почки, птицы деловито вили гнезда. Она распахнула окно и улыбнулась, когда легкий ветерок прошелся по волосам. Вокруг все нежно зеленело, в воздухе пахло свежестью. Утро, полное надежд! Кэтрин вздохнула полной грудью.
— С днем рождения, деточка.
Мэгги протянула ей небольшой сверток.
Нетерпеливо, как ребенок, Кэтрин вскрыла его.
— О, Мэгги, какая прелесть!
Она держала в руках пеньюар, невесомый, нежного розового цвета, с очаровательными бантиками, и смутилась, увидев, что он полупрозрачный.
Кэтрин обняла няньку и крепко прижала к себе.
— Как я тебя люблю! Ты меня понимаешь и принимаешь такой, какая я есть.
— Терпеть не могу черный цвет. Очень жалко, что на свой день рождения тебе придется в него нарядиться, но тебе любой цвет к лицу. Что хочешь на завтрак?
— Сейчас оденусь, причешусь и сама спущусь вниз.
С особой тщательностью Кэтрин занялась волосами, уложив их по-модному наверх, что придало ей взрослый вид. Потом вставила в уши изумрудные серьги, которые Патрик оставил ей в их последнюю ночь, проведенную вместе. Посмотрев на себя в зеркало, она решила, что от изумрудов ее глаза стали скорее зелеными, чем золотистыми. Закрепила на шее белый плоеный воротник, чтобы оживить черное платье, и вышла из спальни.
— У нас траур. Смени эти побрякушки на черный янтарь.
— Нет, матушка. Я специально надела их сегодня.
Открыла дверь и выскользнула в коридор. «Если бы мать знала, что мне их подарил Патрик, ее хватил бы удар. Она так страдает по Елизавете, что даже забыла о моем дне рождения».
Миновав главный зал и зал для приемов, Кэтрин не встретила никого, кто вызвал бы ее интерес. Зашла в личные покои, оглядела их и вышла. «Я уже ищу его».
Следующие три часа она слонялась по коридорам Уайтхолла, заглянула в капеллу. Когда наступило время ленча, спустилась на кухню и перекусила айвовым тортом. Напряжение внутри немного ослабло, но она прекрасно понимала, что голод здесь ни при чем.
Во второй половине дня Кэтрин вышла в сад, где под весенним солнцем природа пробуждалась к новой жизни. Она навестила конюшню, а потом, сдерживая внутреннюю панику, прогулялась вдоль реки и, наконец, решила осмотреть галерею щитов. Там принялась искать щит Патрика, а когда нашла и увидела леопарда на нем, ее сердце застучало как молот.
Кэтрин порывисто вытащила наружу золотую цепочку, расстегнула ее и сняла кольцо с леопардом, которое Патрик надел ей на палец вместо обручального. Она долго оставалась в галерее, не желая уходить. Ведь именно тут она чувствовала с ним невидимую связь.
Но тени вытянулись, и надо было идти. Кэт постояла, наблюдая за движением на реке. Боль на сердце стала сильнее. Пришла пора посмотреть в лицо фактам. Сегодня Хепберн не приедет. Может, завтра, а может, никогда. Хочешь или не хочешь, нужно примириться с этим. Она почувствовала, как к горлу подступил комок слез. Время текло медленно, совсем незаметно. Казалось, оно остановилось. Нехотя она зашла во дворец и медленно пошла вверх по лестнице. Подойдя к дверям в свою комнату, прошла мимо них. Вместо этого вышла на крепостную стену, чтобы посмотреть, как позади Лондона солнце опускается за горизонт.
Кэтрин заморгала и прищурилась, увидев фигуру одинокого всадника, проскакавшего во внутренний двор. Таким высоким мог быть только один-единственный человек! Подхватив юбки, Кэтрин кинулась вниз. Она увидела его выходящим из конюшни и, не обращая ни на кого внимания, закричала:
— Патрик! Патрик! Ты приехал!
Он неожиданно оказался рядом. Черные глаза проникновенно посмотрели на нее, заставляя сердце замереть, лишая последних сил. Хепберн подхватил ее и закружил на месте.
— Ты могла засомневаться во мне хоть на мгновение, чертова кошка?