Неутолимая страсть

Глава 32

Когда Кэтрин с Филаделфией вошли в большую трапезную Уайтхолла, примыкавшую к личным покоям короля, их немедленно окружили фрейлины. На лицах дам читалась зависть к тому, как легко и изящно обе были одеты. По большей части на шотландских фрейлинах были темные суконные платья. Такая одежда была хороша для холодных, полных сквозняков замков в Шотландии. Когда в зал набились люди, стало невозможно дышать. Некоторые джентльмены расстегнули дублеты и распустили воротники у сорочек. Дамы не могли такого себе позволить.

Немного погодя Анна прислала за Кэтрин одну из своих фрейлин — Кристину.

Кэтрин приблизилась к подиуму, на котором сидела королева, и присела в реверансе. Та пригласила ее подняться к себе и стать рядом.

— Я рада, что вы приехали, леди Стюарт.

— Благодарю вас за приглашение, ваше величество.

— В Англии летом всегда так жарко, леди Стюарт?

— Пожалуйста, зовите мена Кэтрин. Обычно жара начинается в конце июля, в августе. Но в этом году жаркая погода наступила раньше.

— В таком случае мне потребуются легкие платья, такие же, как у вас, Кэтрин.

— Я сегодня же поговорю с матерью, и мы придумаем вам новый гардероб, как раз для такой погоды.

Филаделфия и Кэтрин нашли Изобел у портних. Многие из них были англичанками, которые работали во дворце по нескольку лет, но были и те, кто приехал с королевой из Холируда и обшивал королеву еще там.

— Матушка, я знаю, что тут хранятся залежи тканей. Нам нужно просмотреть их все и отобрать легкие. Потребуется батист на чехлы, шелк на чехлы, а также обычный шелк, обычный батист, кружева, фай, органза или тафта на платья и костюмы. Мне кажется, что королева Анна будет особенно элегантно смотреться в тафте.

— У меня есть такое платье. Шуршит просто роскошно, — заметила Филаделфия.

— У Елизаветы была по меньшей мере тысяча вееров. Их нужно вытащить из хранилища и пустить в обиход, — продолжила Кэтрин.

— Я покажу, где надо искать. Следуйте за мной, дамы, — скомандовала Изобел.

Кэтрин быстро набросала эскизы платьев, которые подошли бы к статной фигуре Анны, и уже через час портнихи принялись за дело, чтобы к следующему дню одежда королевы была готова.

Весь июнь Кэтрин, Изобел и фрейлины, привлеченные к работе над королевским гардеробом, усердно трудились, одевая Анну и ее двор.

Главной заботой был пошив платья для коронации.

— Зеленый — это цвет Тюдоров, а фиолетовый мне не по душе, — заявила Анна. — Белый цвет мне не идет, а золотистую и серебристую ткань нельзя использовать, потому что Яков тогда окажется в тени. Хоть бледно-голубой никогда не использовался во время коронаций, я хочу платье такого цвета.

— Ваше величество, у вас есть полное право устанавливать моду. Почему бы и не голубой? Только не бледно-голубой. Мы придумаем ему какое-нибудь другое, более эффектное название.

Кэтрин вытащила пастель и для пробы раскрасила свой эскиз платья.

— Вот этот глубокий голубой тон, такой интенсивный, такой вибрирующий, будет потрясающе смотреться по контрасту с вашими белокурыми волосами. Я знаю! Почему бы нам не назвать его «королевский синий», ваше величество?

— «Королевский синий»? Мне нравится. Какая вы, однако, изобретательная, Кэтрин!

— А всех дам, которые будут стоять рядом с вами в Вестминстере, мы оденем в светло-голубые платья.

Несогласие выразила только Маргрета, и когда Анна поставила фрейлину на место, Кэтрин старалась не смотреть в ее сторону, но внутри все пело от торжества.

Заметив, что кое-кто из ее шотландских дам шушукается по углам, Анна посчитала, что начинается какая-то интрига, и призвала их к себе, чтобы выяснить, в чем дело.

Вперед вышла леди Эрскин.

— Ваше величество, мне не хотелось бы сеять панику, но говорят, что в Лондоне началась чума.

Филаделфия быстро заявила:

— Для Лондона это рядовое явление. Каждое лето здесь сообщают о нескольких случаях чумы.

Изобел добавила:

— Она встречается только среди низших классов, среди бродяг. В королевский дворец зараза просочиться не может.

В тот же день, разговаривая с Яковом, королева поняла, что муж серьезно озабочен сообщениями о чуме. Чтобы успокоить его, она передала ему слова Изобел.

— Ну, тогда понятно, почему Елизавета каждое лето устраивала визиты в загородные поместья своих дворян.

— Когда коронация пройдет, может, нам стоит перевезти двор в Виндзор? Мне не очень нравится Уайт-холл. Он такой старый, такой ветхий. Вдобавок толпы черни бродят под окнами. — И как бы между прочим добавила: — Говорят, что охота в лесах вокруг Виндзора ни с чем не сравнима.

Примерно через неделю в комнату к Кэтрин ворвалась Арбелла Стюарт и с порога принялась выкладывать свои горести.

— Я просто вне себя! Хочется рвать и метать! Представляешь, на следующей неделе Уилл Сеймур пригласил меня в «Глобус» на новое представление. И тут я узнаю, что по приказу короля все театры закрыты!

— Король и Сесил пытаются не допустить болезнь в Лондон на время коронации. Сюда на празднование съехались тысячи дворян из Англии и Шотландии. По-моему, это разумная мера.

Кэтрин не стала говорить своей подруге, что одна из служанок тети Бет в Хансдон-Хаусе умерла от чумы и ее тайно похоронили. Такие новости нужно было держать подальше от ушей придворных, иначе разразится паника, и коронация обернется крахом. Кэтрин молчала, как пообещала Филаделфии, и мучилась совестью.

Несмотря на то что Патрик был занят с раннего утра до позднего вечера, его стало донимать беспокойство. Никогда раньше он не мучился совестью. Но Кэтрин, незримо присутствуя рядом, побудила его сомневаться в собственной правоте.

В долгие ночные часы на него наваливалось одиночество. Он понял, что не может без нее. Ложиться одному в постель стало настоящей пыткой. Даже прикосновение простыней к телу вызывало такое желание, такую тоску по жене, что он постоянно ходил возбужденным. Однако в конце концов ему пришлось признаться себе, что все-таки не желание было самым главным. Важнее и выше секса и страсти были тепло и нежность, которые соединяли его с Кэтрин. Вот к чему он стремился, вот чего ему не хватало.

До рассвета оставалось еще несколько часов, но Патрик встал с постели и начал паковать седельную сумку. Наступил июль. Сегодня Джок Эллиот возвращался после объезда приграничных территорий, и Патрик радовался тому, что подошла его очередь выступить в путь. Он знал, что ему предстоит научить Йена Хепберна командовать отрядом, чтобы тот мог подменить его на время отлучки в Англию. Еще хотелось своими глазами увидеть, как жители областей по обе стороны границы восприняли приход к власти нового короля и его идею установления единых законов для Англии и Шотландии, что послужило бы политическому объединению в единое государство. Он был реалистом и прекрасно понимал, что за одну ночь многовековая межтерриториальная рознь никуда не исчезнет. Потребуется железная рука, честная и справедливая, вкупе с терпением и настойчивостью, чтобы добиться на этих территориях по крайней мере состояния нейтралитета.

Прибыв с отрядом в Мидлотиан, Патрик обнаружил, что там все спокойно, как об этом уже докладывал Джок. Благодаря соседству со столичным Эдинбургом все здесь были в курсе того, что король преследует далеко идущие цели — прочно объединить две страны в одну.

Теперь, как только Хепберн видел какую-нибудь группу мужчин, пересекавших долину, он останавливал их и заводил разговор.

— Король Яков назначил Перси и Клиффорда насаждать спокойствие силой. У них есть право вешать любого, кого поймают за разбоем, грабежом, поджогами или воровством скота в любой приграничной местности. На все прошлые преступления закроют глаза, если вы не совершите новых. Вы должны пообещать не заниматься ничем преступным, разоружиться и жить по законам страны.

В ответ некоторые жители приграничья — с мрачными лицами и косыми взглядами — соглашались. Другие были готовы накинуться, чтобы убить донесшего им такую весть. В этом случае Хепберн со своими подручными проявляли завидную быстроту. Все заканчивалось либо несколькими поломанными ребрами, либо кого-нибудь вешали для острастки.

Благодаря долгим часам, проведенным в седле, ночам у костра, сну на голой земле разум Патрика раскрепостился. Но его мысли были заняты только Кэтрин.

Однажды, сидя у костра и вглядываясь в звездное июльское небо, он не захотел больше противиться искушению.

Желание увидеть ее стало нестерпимым.

«Взгляну одним глазком», — сказал он себе, сконцентрировав силой воли магическую энергию.

…Постепенно он перестал слышать тихое ржание лошадей, привязанных к деревьям, бормотание и смех своих соратников, сидевших у костра. Перед ним все явственнее проявлялся вид комнаты. Он узнал свои покои в Уайтхолле и сфокусировал внимание на серебряном полированном зеркале, зная, что Кэтрин не откажет себе в удовольствии посмотреть на свое отражение.

Вскоре в зеркале появилось отражение Кэтрин, одетой в белое шелковое платье, с белой розой, воткнутой в блестящие черные волосы. У него захватило дух от ее ошеломляющей красоты. Как загипнотизированный, он рассматривал это хрупкое очарование. Она словно вся светилась изнутри, пока Мэгги делала последние стежки на ее платье. Потом она приняла позу перед зеркалом и спросила у Мэгги:

— Ну, что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что люблю тебя, — прошептал Патрик, но видение уже исчезло.

Его слова повисли в воздухе ночным эхом. Он вскочил и пошел прочь от людей у костра в темноту, будто хотел проверить лошадей. На самом деле ему требовалось вновь обрести привычное самообладание.

Оставшись один, Патрик стал тщательно анализировать свое состояние.

Он погрузился в глубины своего разума и осторожно проник через многочисленные слои внутренней защиты, возводимой годами. Потом ушел еще ниже, где лежали его эмоции.

Всю жизнь разум Хепберна сражался с сердцем. В результате побед над сердцем он воспитал в себе сурового, грубого человека, — этакий фасад. За фасадом скрывались более тонкие чувства. И теперь впервые до него дошло, что нужно признаться в этом себе, иначе он не только не станет сильнее, но, напротив, его сила обернется слабостью.

Разум всегда внушал ему, что любовь — эмоция бесполезная, свойственная только женщинам и глупцам. Кроме того, любовь была опасна: его мать умерла из-за нее. Но теперь он осознал, что любовь не выбирают. Возможно, любовь настолько сильная штука, что может позволить себе выбирать самой. Несмотря на внутреннее сопротивление, пришлось признать, что можно пасть жертвой любви. Для человека, который всегда владел собой, это было унизительно.

«Я люблю Кэтрин. Я распрощался со своим сердцем в первый же миг, когда она мне явилась. Без Кэтрин Спенсер-Парк — ничто. Если выбирать между Кэтрин и ее богатством, чертова кошка побеждает».

Хепберн вернулся назад к костру. Шел и удивлялся, почему ему потребовалось так много времени, чтобы принять правду.

Место Кэтрин на коронации в Вестминстерском аббатстве находилось между матерью и Филаделфией. Лиз Кери не присутствовала. Из-за угрозы чумы королева отправила ее вместе со своими отпрысками в Виндзорский замок в двадцати милях от Лондона.

Кэтрин могла наблюдать за древней, идущей из глубины веков церемонией коронации, лишь вывернув шею. Процессия представляла живописное зрелище. Королевская чета подъехала к аббатству в раззолоченной карете. На пути ее следования выстроились толпы обливающихся потом лондонцев, которые, разинув рты, глазели на проезжавших мимо короля с королевой и сопровождавших их дворян. Публика заметно оживилась, стоило показаться королевским стражникам, которые едва тащили ноги на удушающей жаре.

Внутри аббатства к этому дню возвели подиум и задрапировали золотистой материей. Взойдя на подиум, Яков и Анна опустились коленями на подушки, и архиепископ Кентерберийский стал читать молитву.

Миропомазание совершил Вестминстерский аббат, а архиепископ Кентерберийский возложил королевскую корону на Якова и принял от него клятву. Затем корону королевы возложили на голову Анне.

Король Яков принял от архиепископа жезл и скипетр, и после мессы по образцу церемония коронации завершилась.

В душном закрытом помещении случилось несколько обмороков. Но большинство просто сидели и клевали носами, одурев от жары. Во время причастия произошло нечто, что встряхнуло всех присутствующих. Королева Анна отказалась принять хлеб и вино. Возникла суматоха, когда Яков приказал супруге причаститься. Анна решительно отказалась, и Яков побагровел. Архиепископ двинулся с причастием к дворянам, а по рядам прошел ропот.

Вернувшись в Уайтхолл, Кэтрин стянула с себя платье и рассказала Мэгги, что произошло, пока та делала ей прохладную ванну.

— Черт-те что! — откликнулась нянька.

— А Филаделфия сказала, что это добрый знак. Анна показала всем, что женщины не должны слепо следовать за своими мужьями. И я согласна с ней!

Английские обыватели возлагали вину за распространение чумы на Якова, считая, что он вызвал гнев Божий, когда забрал английский трон. Но шотландцы думали, что Господь усмиряет Англию за грехи прежней королевы.

— Я разговаривала с Розой, одной из кухарок, — сказала Мэгги Кэтрин. — Она говорит, что крестьяне перестали завозить провизию. Ее отправили в город купить кое-какие продукты, и она увидела там множество красных крестов, вывешенных над дверями, и слышала постоянный погребальный звон в церквях. Мор уже вошел в город, мой ягненочек.

В дверь постучала Арбелла, и Мэгги впустила ее.

— Ты еще не готова, Кэт? Банкет закончится раньше, чем ты оденешься!

— Мы тут говорили про эпидемию. Она уже распространяется в городе. Может добраться и до Уайтхолла.

— Что за чушь! Чума — это болезнь бедняков. Она поражает только бездельников и грязных нищих. Хорошо, что мы наконец избавимся от немытой и никчемной швали. Это им в наказание от Господа!

Кэтрин уставилась на нее, удивляясь, как может ее пустоголовая подруга быть такой бессердечной и не замечать очевидного.

Спустившись в зал для приемов, где проходил банкет, она поняла, что две царствующие персоны не разговаривают друг с другом. Они расположились в разных концах зала, а придворные, разделившись на две партии, группировались каждая вокруг своего патрона.

Изобел поддержала Анну в ее отказе от причастия.

— Ведь королева — католичка. Она просто доказала преданность своей вере.

Филаделфия возразила:

— Анна не воспитывалась в католичестве. Она переметнулась к католикам всего-то несколько лет назад. То, что она сегодня устроила, говорит о том, что ей хочется усилить свое влияние как супруге монарха, чтобы с ней считались.

Кэтрин почувствовала досаду. Все разговаривали только о происшествии на коронации. Угроза чумы ушла в тень борьбы за власть между Анной и Яковом.

Кэтрин решила поговорите с Филаделфией об эпидемии.

— Скроуп рассказал мне, что Яков собрался отправиться в загородное поместье Сесила — Теобальде, но Анна настаивает, что им следует уехать в Виндзор.

Королева Анна подозвала к себе Изобел.

— Леди Спенсер, начинайте паковать мой гардероб. В конце недели мы уезжаем из Уайтхолла. Выберите человек шесть из ваших помощниц, мы возьмем их с собой.

Изобел присела в реверансе. Зная, что королевская чета спорила насчет конечной цели поездки, она не стала спрашивать, куда они поедут.

Маргрете Анна сказала:

— Вместе с фрейлинами мы отправляемся в Виндзор. Осторожно сообщи об этом леди Скроуп, леди Хансдон и леди Стюарт. Ты знаешь, я их считаю своими подругами.

— Жена Патрика Хепберна сказала мне, что возвращается в Хартфорд, но двум другим я передам ваше приглашение.

Последующие ночи были жаркими, душными и влажными от пота.

В.очередной раз утром Кэтрин застилала постель свежим бельем, пока Мэгги ходила за завтраком. Когда нянька вернулась, то долго не могла отдышаться — так торопилась.

— Мэгги, ты что, увидела привидение? Что случилось?

— Роза… — Она все еще задыхалась. — Кухарка, про которую я тебе говорила. У нее чума!

— Матерь Божья!

— Ее отвезли в Брайдуэлл, несчастное создание!

— Но ведь это тюрьма, а не больница.

— Все отказываются принимать чумных, не говоря уж об уходе за ними. Сейчас издали новый приказ: заболевших слуг из Уайтхолла отправляют в Брайдуэлл.

— Начинай собирать вещи, Мэгги. Мы больше не можем оставаться здесь. Надо, чтобы Дэвид Хепберн отвез нас в Спенсер-Парк.