Неверный муж. Я тебя не прощу!

Глава 29

Галина

— Будь здесь! — хриплым голосом прошу сына и выскальзываю за дверь.

Одежда! Где моя одежда? Надо срочно переодеться и бежать за ним…

Остановить.

Вот дуралей, любит отца слепо, ничего не замечает и не хочет ни видеть, ни слышать. На примирение родителей он надеется! А видел бы, какие сообщения мне Степан отправляет. Что, показывать, что ли? А как же частная переписка? Не хочу я всю эту грязь на сыновей вываливать. Неужели недостаточно моих слов и уже увиденного глазами Димы? Забыл, как отец его толкнул в спину? Подленько!

Но иногда Дима еще такой ребенок…

— Мама, ты куда? Мама! Что стряслось?

Я выскакиваю из комнаты одетой, мечусь в поисках сумочки и телефона. Вот только что держала его в руках! Куда пропал?

Еще и Леша.

— Мам! Ты не телефон свой ищешь?

— Что? Да. Точно! Спасибо!

Леша отводит руку, задрав ее высоко над головой. Я смотрю снизу вверх.

— Знаешь, это не смешно. Дай телефон. Живо. Это не шуточки!

— Уже понял, что не шуточки. Расскажи, что случилось! — требует.

— Леша! Отдай. Говорю тебе, живо верни телефон. Мне нужно предупредить…

— Кого?! Да блин! Что случилось?! Мы же не зря сюда сбежали? Даже без вещей! Что происходит?! — орет.

— Происходит то, что ты сейчас же вернешь мне телефон, и я позвоню… Полиции, — меняю слова.

— Зачем? Мам… Дима точно домой поехал, не шляться.

— Нельзя ему сейчас домой, Леш. Нельзя! Телефон!

— Скажи!

Не бросаться же на него. Боже, вымахал! В конце лета близнецам исполнится по пятнадцать лет, они уже выше и намного сильнее меня.

— Вернешь телефон, скажу.

— Ладно… На.

Схватив его, сразу же отхожу в сторону кухни.

Боже, пока мы такси вызовем, пока доедем…

Выход только один — позвонить Марату.

Приходится набрать его номер.

Спину сверлит взгляд Леши.

— Марат Нурланович, — выдыхаю сразу же, как только Марат отвечает.

— Что за официоз, Гала?

— Ваши люди следят за квартирой? Прямо сейчас!

— Да. Так. Что с голосом? Что случилось?

— Сын… Сын тайком уехал домой. Пока я была в душе… Я не знаю, где он сейчас. Но он точно хочет поговорить со Степаном.

— Плохо! Там уже Илона, — бранится он. — Хотели с поличным взять ее и подельника. Если сейчас сорвется — следующего раза, может быть, придется ждать долго.

— Сделай что-нибудь! Прошу… Я… Я сейчас тоже поеду!

— Не смей!

— Там мой сын!

— Твою мать, Гала. Я неподалеку, пять минут, и я у тебя. Хочешь поехать? Млять, поедем! Вместе. Дождись! — требует он грозным голосом. — Повтори. Я дождусь тебя и никуда не поеду одна. Повторяй!

— Я дождусь тебя и никуда не поеду одна.

— Умница.

— Поспеши, Марат.

Опускаю руку с телефоном вниз.

Пальцы трясутся.

— Я тоже поеду!

— Ты… Ты здесь останешься.

— Нет! Там Димка…

Обернувшись, смотрю, как сын натягивает джинсы и поспешно сует голову в прорезь футболки.

— Леш, не усложняй.

— Мам! Я поеду. И кто такой этот… Марат. Нурланович? — спрашивает Леша.

Черт.

Неужели я спалилась?

Ну, конечно! От внимательного сына не ускользнуло, как обращение с «вы» сменилось на «ты», а Марат Нурланович стал просто Маратом.

— Это человек, который вывел Илону и Степана на чистую воду.

— Мент, что ли?

Смахиваю холодную испарину со лба.

Вопрос Леши остается без ответа.

Раздается звонок в дверь.

Марат лукавил, сказав, будто он близко. Он так быстро появился… Такое чувство, будто он в этом же самом доме находится!

— Все под контролем, — бросает он первое, стоит мне открыть дверь.

Марат текуче протискивается через открытую дверь. Первым делом он смотрит на меня, будто проверяя взглядом, все ли со мной в порядке. Потом кивком приветствует Лешу и протягивает руку.

— Марат Нурланович Дашаев.

— Леха, — немного отвиснув, отвечает сын.

— Когда сын уехал? Сколько времени прошло?

Смотрю на Лешу.

— Леш, как давно?

Проклинаю и душ, и белье, и собственное увлечение собой, своим телом… Красовалась перед зеркалом, дурочка. Вышла бы раньше, раньше узнала, счет может идти на секунды!

— Минут пятнадцать уже прошло. Он сквозанул почти сразу же, как только ты ушла в ванную, — отвечает сын.

Марат качает головой, отходит.

— Уже предупредил людей. Сейчас уточню. Здесь будьте.

— Не мент? — снова уточняет Лешка.

— Не мент, Леш, толстовку забыл. Обуйся. Вдруг ехать придется?

Я прислушиваюсь к голосу Дашаева. Бубнит вдалеке, ничего не разобрать.

Появляется.

— Поехали. Будем на расстоянии, подождем. Пока все тихо.

Меня радует эта новость и не радует одновременно.

Ведь есть крошечное слово «пока», и я не могу не знать, что в любой момент все может измениться.

В дороге молчим. Леша разглядывает Дашаева, смотрит на него, иногда слишком пристально, будто вот-вот просверлит в его затылке дыру! Иногда искоса поглядывает через зеркало заднего вида.

Я сижу рядом с сыном на заднем сиденье и не могу не думать о том, как мы целовались с Маратом в этой же машине. В воздухе до сих пор пахнет цветами, которые он мне подарил…

В моем сердце сейчас царствует страх за жизнь сына, но под этой плотной, ледяной коркой плещется желание быть любимой мужчиной, который ведет машину, и счастливой рядом с ним.

Но столько сложностей…

Еще и Леша смотрит задумчиво.

Сейчас решит, что я загуляла и на отца наговариваю…

Как я смогу быть счастливой, если мои дети будут против моих отношений с другим мужчиной?!

Меня кидает из одной тревожной мысли в другую. Не могу успокоиться! Не могу… Впору грызть ногти и заламывать руки от отчаяния.

Хочется попросить Марата ехать быстрее.

Но потом — звонок.

Ему на телефон.

Дашаев отвечает и, ни слова не говоря, бросает телефон на сиденье.

Машину резко швыряет вперед от быстрого ускорения.

Комок дурноты подкатил к горлу, встал поперек — ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Не могу ничего сказать.

Только чувствую на себе остекленевший от такого же страха взгляд сына и ощущаю его холодные пальцы, которыми он сжал мою руку.

Потом — знакомый двор, но измененный до неузнаваемости. Здесь полно машин.

Карета скорой помощи, двери распахнуты.

Медики суетятся.

Грузят носилки…

Мелькает знакомая огненная макушка. Лицо обескровленное, бледное.

— Дима!

Машина еще останавливается, но я уже распахиваю дверь и выкатываюсь кубарем, сбив колени.

Падаю, поднимаюсь, бегу…

Вся боль, весь страх и отчаяние матери выплескиваются горестным криком:

— Дима! Нет!