Галина
Горячие губы алчно впиваются в мой рот, требуя еще больше, от недостатка кислорода и глубоких сильных толчков языка перед глазами темнеет. Вот это ураган, страсть… Меня сминает и раскатывает похотью и жаждой Марата. Губы влажно ведут дорожку по подбородку, покусывая, и перебираются на шею, метя меня поцелуями-укусами.
— Марат! — вскрикиваю слабо.
— Чтобы все знали, чтобы каждая, млять, собака, чуяла, что у тебя есть… мужчина!
Ох, черт…
Я же что-то возразить хотела и думала, что стоит это сделать. Но пальцы живут собственной жизнью, опускаясь на пряжку мужского ремня.
Глубокий толчок его пальцев в разгоряченное лоно вызывает глубокий, громкий стон. Через миг я расплываюсь довольной лужицей от его движений. Таких резких и необходимых. Твердая мужская плоть оказывается в моей ладони, обжигая жаром пальцы.
— Сюда иди! — требует Марат, и я выгибаюсь под ним, направляя.
Он врезается глубоко и жестко, пальцы скользят немного выше, как будто извиняясь за грубость. Внутри все пылает и пульсирует, сжимается в ритм с его движениями.
Стонем оба несдержанно и громко, иногда сталкиваясь ртами и сплетаясь языками, пока тела жадно берут свое. Мне надо еще и еще… Едва взорвавшись от стремительного напора, я чувствую, как снова разгорается пламя, и я готова продолжить, а он…
— Я даже не разогнался толком, а ты уже улетела? Это тебя приход твоего бывшего так завел, м? — ревниво интересуется Марат.
Приподняв бедро, он шлепает меня по нему и отстраняется.
Я возмущенно стону, Дашаев мигом переворачивает меня, будто куколку. У него просторный внедорожник, но я всегда считала, что даже в таком будет тесновато заниматься этим на заднем сиденье. Однако все происходит так толково и складно, будто я всю жизнь только этим и занималась, отдавалась мужчине без оглядки.
— О боже, нет… Глупый. Я тебя ждала… Очень. Хотела… Думала о тебе каждый вечер.
— Каждый вечер думала?
— Несколько раз за вечер, — признаюсь я, взмахнув ресницами.
Взгляд Дашаева разгорается все сильнее.
— В следующий раз я хочу это увидеть, — требует хрипло. — Ты меня поняла?
— Ммм… Да…
Можно ли гореть сильнее и порочнее, чем мы горим и трясемся сейчас? Ох, да… Оказывается, можно!
Дашаев быстро меняет позу, вдавив меня грудью в сиденье. Щека прижата к прохладной коже. От прерывистого дыхания и пота подо мной сразу собирается влага, а о том, что происходит между ног, я вообще молчу. Откровенно горячий, вязкий потоп… Жидкость стекает по бедрам, ягодицы крепко сжаты мужскими ладонями. Он погружается в меня быстрыми, отчаянными рывками.
Каждый раз до предела, высекает искры из глаз…
Движется остервенело быстро, пока нас обоих не сметает горячим ураганом.
— Извини, я немного сорвался, — признается Марат немного позднее, с сожалением приподнимая подол моего платья, разорванного по шву. — Теперь я обязан тебе годный шопинг…
Его взгляд ползет по моей коже и застывает.
— То самое белье? — спрашивает он.
— Я надеялась, ты будешь снимать его с меня сегодня, а ты…
— Содрал. Каюсь…
— Не очень заметно, как ты раскаиваешься.
— Да.
Мы замираем. Дышать нечем.
Дашаев опускает немного стекло, впуская свежий воздух в распаренный салон, полный ароматов секса.
— Сейчас поедем. Ко мне. Я закажу тебе одежду. Привезут, какую надо. Не ходить же тебе в рваном. Пока пиджаком моим прикроешь зад. Ну или скажем, это такой крой, — усмехается, продолжая меня разглядывать, любуясь, поедая и нежно поглаживая всюду, куда прикасается своим взглядом.
Это что-то невероятное, когда он так на меня смотрит. В его взгляде сосредоточено все-все, что хочешь видеть в любимом мужчине.
Нужно куда-то ехать, что-то делать… Надо посмотреть, который час… У меня же мальчишки…
Но так лениво, боже… Не хочется ничего. Только устроиться поудобнее под крыло горячего горца и забыться.
Так и делаю. Марат меня обнимает, мурашки горячей волной. Как он меня обнимает, ммм… И нежно, и будто каменной стеной от всего огородил — от ветров, невзгод и бед, придал уверенности одним лишь жестом.
— Ты плачешь? — спрашивает обеспокоенно. — Я перегнул? Навредил? Где болит?
— Ну, хватит. Ничего у меня не болит! Все очень даже хорошо. Просто даже слишком. Давно не плакала оттого, что все настолько хорошо!
— А-а-а… — вздыхает с облегчением. — Ты предупреждай, если что, идет? Я совсем в женских слезах не разбираюсь, сразу кажется, что где-то виноват.
— Виноват, конечно. Напрямую виноват, что мне так хорошо! — улыбаюсь, обняв его в ответ.
— Все будет еще лучше. Когда разведешься и станешь моей женой.
Ох…
Какой шустрый.
Надо еще как-то Марата с мальчишками познакомить! И как это сделать, я ума не приложу…
Боюсь, как бы не оказалось слишком много потрясений для такого короткого лета.
— Ты станешь моей женой? — уточняет Дашаев, сжав кончики моих пальцев.
Пульс стремительно стрекочет там, где он меня касается.
Я так хочу этого, но…
— Вместе преодолеем все сложности, Гала. Я не из тех, кто сливается, и всерьез верю, что ты — моя судьба. Знаю это. Ты станешь моей женой?
— Спроси меня еще раз, после моего развода.
Вижу, что такой ответ не сильно удовлетворил аппетиты горца, и решаю немного подсластить пилюлю.
— Кстати, ты исполнил мою… не то чтобы мечту, но одну очень жаркую фантазию.
— Вот как?
— Да. Секс в машине. На заднем сиденье.
Дашаев смотрит на меня с огромным удивлением.
— Только не говори, что не делала этого!
— Нет.
— Ни разу?!
— Ни разу.
— Я первый, что ли? — хмыкает.
— Единственный, — отвечаю я
Довольное и невероятно гордое выражение наливается в глазах Марата…
После этого мы с Маратом отправились к нему домой, провели время вместе. Каждая минута на вес золота… Ох, как жалко расставаться с этим мужчиной, но я пока несвободна распоряжаться своим временем, поэтому приходится собираться домой.
Платье привезли не такое, как было у меня, но похожего кроя, оно хорошо на меня село.
— Так бы и не отпускал! — с сожалением произносит Марат, цокая языком. — Кстати, о баре. Вечер нашей встречи. Я все прояснил.
С недоумением я посмотрела на Дашаева. Он терпеливо объясняет:
— Ты обвинила меня в том, что я тебя напоил!
Я и забыла о своих глупых словах, но Дашаев запомнил.
— Выяснилось кое-что интересное.
Марат привлекает меня к себе и внезапно отвешивает шлепок по попе.
— Оказывается, ты, Гала, по краю ходишь. Одну я тебя больше никуда не пущу, так и знай…
У меня холодеет внутри от его слов.
Что же это все значит?!