Невеста для герцога

Глава 29

— Ваша светлость, вы же не собираетесь подниматься туда? — Глаза Чалмерса сделались круглыми от удивления.

Хорошо, что на небе полная луна — воровством лучше заниматься именно в такие ночи. Это знали и предки его матери. Может быть, в конечном счете, быть наполовину шотландцем — это даже достоинство.

— Конечно, собираюсь. Я делал это уже сотни раз.

— Простите меня, ваша светлость, но это было много лет назад.

— Чалмерс, я еще не совсем в маразме. А ты плохой компаньон, если не можешь сказать ничего, кроме предостережений.

— Прошу прощения, ваша светлость. Но нет ли другого способа?

— Если только ты не хочешь, чтобы я встретился с горгоной или был вызван на дуэль. И тогда, вполне вероятно, мне бы размозжили голову пулей.

— Вы уверены, сэр, что мы не могли бы просто проскользнуть через черный ход и подняться по лестнице? Она предназначена для слуг, а они сейчас все уже наверняка спят.

— Какого же дьявола ты не сказал об этом раньше?

— Мне бы не хотелось лишить вашу светлость удовольствия от предвкушения этого приключения.

— Я так понимаю, ты меня порицаешь, Чалмерс?

— Сэр, вы не могли бы говорить потише? — прошептал его камердинер.

— Я буду молчать, пока мы будем пробираться через черный ход. Хотя, должен признать, подъем по лестнице лишает похищение романтизма.

— Я боюсь, ваша светлость, что не вижу в этом ничего хоть сколько-нибудь романтичного.

— Как только я поднимусь наверх, ты, Чалмерс, можешь сделать вид, что ты ежик, и покатиться шариком назад в карету.

— Вы уверены, сэр, что вам требуется мое присутствие?

— Да ладно, Чалмерс, бодрящее морское путешествие — вот что тебе нужно, чтобы стряхнуть с себя паутину.

— Я действительно полагаю, что заболеваю заразной сыпью, сэр.

— Или какой-то другой болезнью? Морской воздух — вот что тебе необходимо.

— Могу ли я высказаться откровенно?

— А когда ты этого не делал?

— Было огромное количество случаев, ваша светлость, когда я сдерживал мой язык.

Джеред ничего не сказал, и камердинер продолжил:

— Вы совершенно уверены, что хорошо себя чувствуете, ваша светлость? Я ни разу, за все долгие годы, что служу у вас, сэр, не видел вас в таком настроении.

— То, что ты лицезреешь сейчас, Чалмерс, — это избыток возбуждения.

— Вы уверены, сэр? — Они уже были в задней части дома — не самое простое дело, поскольку Киттридж-Хаус был такой огромный. — Это не может быть какая-то болезнь?

— Как твоя несуществующая сыпь? Все это вздор. Среди всех приключений, в которых я участвовал, Чалмерс, это самое возбуждающее. Сейчас глубокая ночь, полнолуние. И все в наших руках.

— Боюсь, сэр, что ваша готовность к подвигам значительно перевешивает мою. Я все-таки на четверть века старше вас.

— Я буду обращаться с тобой с величайшей заботой. Ты будешь жить в одной каюте с первым помощником капитана, и меня заверили, что он не храпит. Смотри на это с другой стороны, Чалмерс, — сказал Джеред, открывая кухонную дверь и входя внутрь. — Могло быть хуже. Я мог бы похищать чью-то чужую жену. А эта — моя собственная.

Он дождался, пока ее свеча погаснет, потом надо было убедиться, что Тесса заснула. Она же может закричать при его появлении или сделать что-то еще, чтобы привлечь внимание родителей. Меньше всего он хотел объяснять им, почему собирается украсть свою жену у них из-под носа. Эта идея осенила его в один из тех затуманенных бренди моментов, когда он настойчиво искал выход из создавшегося положения.

Его наследником теперь был его племянник — мысль, которая ему не особенно нравилась. Не то чтобы он имел что-то против него. Тот, без сомнения, был идеальным ребенком, красивым, здоровым, учитывая наследственность Мэндевиллов. Но он, Джеред, сам еще довольно молод, и нет никаких причин, почему они с женой не могли бы обеспечить герцогству наследника без особых усилий с их стороны.

Тот факт, что она фактически не хотела его знать, создавал неприятную ситуацию, которую следовало изменить. После нескольких недель, проведенных в одиночестве, она будет понимать его лучше, К тому же ему теперь стало ясно, как обращаться с ней. Теперь они заживут счастливо, и всю эту чепуху о добре и зле можно будет просто отбросить как философскую трескотню.

Жизнь, как он считал, всегда можно начать сначала. С чистого листа.

Дверь ее гостиной Джеред нашел без особых проблем. Если нужно, он мог бы передвигаться по Киттридж-Хаусу с завязанными глазами. На самом деле он и проделывал это много раз, когда они со Сьюзи и детьми слуг играли в дождливые дни. Странно, он мог вспомнить много ребят, которые впоследствии выросли и остались в Киттридж-Хаусе. Взрослые мужчины и женщины, занявшие места своих родителей. Некоторые отсутствовали по вполне уважительным причинам: юноши ушли на войну, девушки вышли замуж и родили детей. Его мать была великодушной хозяйкой, брала на работу женщин с детьми, иногда принимала целые семьи. Продолжается ли это сейчас? Как странно, что он не знал.

В спальне было темно, но его жена не спала. Она сидела неподвижно в центре большой кровати, повернувшись лицом к двери.

— Здравствуйте, Джеред.

— Тесса, у вас что, кошачьи глаза?

— Только в полнолуние.

Он улыбнулся: молодец Тесса — сохраняет оптимизм, даже шутит.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Вы уже много раз спрашивали меня об этом с тех пор, как мы поженились.

— Это легко понять. Меня волнует здоровье супруги. Вы уже оправились от ран?

— Меня считают образцовой пациенткой. Киттридж-Хаус целительно действует на меня.

— Никаких обмороков, озноба?

— Я вполне здорова, Джеред, но вы же пробрались посреди ночи в мою комнату не для того, чтобы спросить об этом? Было бы достаточно и записки.

— Возможно, — сказал он, ощущая, как улучшается его настроение. — И дело в том, что я собираюсь вас похитить. Очень сожалею, моя дорогая, но это совершенно необходимо. — Он стянул с кровати стеганое одеяло и укутал ее.

— Вы серьезно?

— Да, и я должен поблагодарить вас за ваше хладнокровие. Я вообще-то подготовился к тому, что вы будете возражать.

— Как? Вы прихватили кляп, чтобы заткнуть мне рот?

— Глупышка, — сказал он с улыбкой, — я собирался зацеловать вас до бесчувствия.

— О!

Он завернул ее в одеяло и спокойно вынес из комнаты.

Эта афера была осуществлена с удивительной легкостью. Джеред мысленно отметил для себя: необходимо сделать выговор дворецкому за то, что тот не прячет хотя бы столовое серебро. Если вор мог так просто войти в его дом, удивительно, что его до сих пор не обчистили до нитки.

Жаровня в карете уже давно остыла. Одеяла, которые он взял с собой, были почти такими же холодными, если не считать мехового, которым он укутал Тессу.

— Надо было мне подумать о том, чтобы захватить ваш плащ, но, боюсь, я не слишком хорошо все продумал.

— Несомненно, это не включено в учебник по похищению людей, — сухо заметила она.

— Поверьте мне, если бы таковой существовал, Чалмерс прочитал бы его от корки до корки.

— Он тоже в этом замешан?

— Он прячется как трус у кучера. Боится предстать перед вами, я так думаю.

— Что вы делаете, Джеред?

Она говорила не о его попытках согреть ее руки и не о том, что он заткнул одеяло в угол кареты, где сильно дуло.

— Я хочу быть с вами, Тесса. Не в Лондоне. Не с вашими родителями, наблюдающими за мной каждую секунду. Вспомните, у нас же так и не было свадебного путешествия. Вы сделаете мне такое одолжение?

— Что у вас на уме? Вы жалеете меня? Сочувствуете? Или просто вас мучает совесть?

— Все эти понятия очень абстрактны, Тесса. Жалость, сочувствие… Таких слов нет в моем лексиконе. А что до моей совести, я и сам не знаю, есть ли она у меня.

Он подоткнул одеяло, желая, чтобы ночь не была такой холодной, чтобы гостиница оказалась не так далеко. Не дай Бог, она заболеет.

— Дайте мне несколько недель, это все, о чем я прошу.

— Джеред, я не собираюсь причинять вам боль. Но хочу, чтобы вы меня поняли. — Она поднесла руку к его холодной щеке. — Не надо никакого свадебного путешествия. Я хочу домой.

Он вздохнул.

— Тогда мужайтесь, Тесса, вместо этого вы едете в Шотландию.

Увидев здание гостиницы, Джеред испытал облегчение. Он зажег фонарь, и они оба прижимали к нему руки, чтобы хоть немного согреться. Но холод усиливался, и вскоре они уже видели внутри кареты пар от своего дыхания.

Шотландия? Вот уж куда она не собиралась! Но ее слова никак не повлияли на его решимость. Вместо этого он просто сгреб ее в охапку и понес по лестнице.

Влечение к запретному!

Он похищал свою собственную жену. Джеред улыбнулся, забавляясь нелепостью ситуации. Она должна была бы криком поднять на ноги весь дом, а не покорно повиноваться его плану.

Опасно быть так близко к Джереду.

Он появился на пороге ее комнаты, и ее руки чуть было не потянулись к нему по своей собственной воле, как будто что-то внутри ее приказывало: «Обними его, пожалуйста. Прижми крепко к себе». Как глупо!

«О, Джеред, что ты сделал со мной?»

Он был сейчас даже красивее, чем на портрете. Прядь темных волос падала на его лоб. Она едва сдержалась, чтобы не убрать ее на место. Джеред улыбался, когда уютно устраивал ее в кресле у камина. Потом пошел к двери и запер ее. Помешал кочергой в камине, чтобы пламя было жарче.

— Я никогда не видела, чтобы вы это делали, — сказала она, невольно очарованная его непринужденными жестами, загорелой рукой, держащей трут. Раньше он всегда звал слуг.

— Я кое-что умею, Тесса. Хотя и герцог. — Его голос был жесткий, с той ноткой, которую она уже научилась различать. Герцогская властность. Аристократизм. Может, он учился всему этому с колыбели?

Он улыбнулся, глядя на выражение ее лица, и снова отвернулся, чтобы заняться огнем.

— Вы знаете, сколько людей работает в Киттридж-Хаусе?

— Почему-то я уверен, что вы скажете мне это.

— Сто двадцать три.

Джеред удивленно поднял бровь:

— Так много?

— Все эти люди предназначены исключительно для вашего удобства, вашего благополучия, самого вашего существования.

— Кажется пустой тратой человеческих усилий, не так ли?

Он встал, отряхнул руки о брюки и улыбнулся как-то по-особому доверительно.

— Как-то я спросил отца, почему мы нанимаем так много слуг. Я, честно говоря, не мог это понять. Все-таки как-то неуютно, когда столько глаз смотрят в мою сторону. Отец объяснил, что, если мы начнем экономить, одну из молодых горничных придется уволить. Она, в свою очередь, не сможет поддерживать свою семью, что может означать, что им придется отправиться в работный дом. Вы знаете «Сказки Матушки Гусыни», Тесса? Слышали такую — «Не было гвоздя»?

Она покачала головой.

— «Не было гвоздя, подкова пропала. Не было подковы, лошадь захромала. Лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя».

— Получается, что вы помогаете людям совершенно бескорыстно. Из добрых побуждений.

— Он рассмеялся, а у нее почему-то сжалось сердце.

— Я не силен в логике, Тесса, но, мне кажется, люди довольны, что служат там. У них всегда есть кусок хлеба.

Он налил в бокал вина.

Тесса внимательно глядела на Джереда. Как он решился на такое? Конечно, надо быть осторожными, чтобы их не узнали. Тогда уж точно нового скандала не избежать.

— Ваши вопросы по какой-то странной причине имеют способность будоражить мои воспоминания, — сказал он. — Я только что вспомнил, что мне говаривал отец: «Без состояния знатность — это просто болезнь».

Он подошел к окну, проверил ставни. Вокруг дома свистел ветер. В камине трещал огонь, простыни греются кирпичами, — так поступают в деревенских гостиницах. Комната была большая, несомненно, лучшая из всего, что могли предложить. Ну еще бы, это же для герцога Киттриджа!

Предполагается ли, чтобы она чувствовала себя как невеста? Волна предвкушения накрыла ее с головой. А, была не была!

Пусть это будет их свадебное путешествие.

Тесса осторожно сложила руки на коленях, наклонила голову, чтобы он не мог видеть, но одна слезинка все-таки упала на ее сжатые кулаки: крошечная, предательская слезинка.

— Тесса?

Его руки, скользящие по ее телу с бесконечной нежностью, вызывали дрожь. Она была не готова к этому горячему трепету во всем теле.

— Что-нибудь не так?

Она покачала головой и услышала его вздох. Он поднял ее из кресла, она прильнула к нему, повернула голову, как будто приглашая его губы прикоснуться к ее губам.

Его руки были горячими, они касались ее подбородка так нежно… Он привлек ее ближе, бормоча какие-то глупости, лишь бы избавить от внезапной грусти.

Он стоял, обнимая ее, не делая больше ничего, только покачивая ее, как ребенка. С тех пор как они вошли в комнату, прошло не больше пятнадцати минут. И все же казалось, что миновали годы. Если эта боль никогда не утихнет, если эта ее скорбь никогда не смягчится, то все остальное не имеет значения.

Даже если он никогда больше не обнимет ее, не коснется, она не забудет его запах, ощущение близости. Вот этот самый момент, когда он стоял рядом и ждал, ничего не говоря, ее объяснения.

А что объяснять? Что выражать?

Соучастие, согласие, готовность. Если она не примет его сегодня ночью, то что за этим последует? Ведь он уже прокрался мимо ворот ее разума, открыл тяжелую дверь, охранявшую ее дух, не обращая внимания на скрип петель, заржавевших от слез.

Тесса вздохнула, ее сердце было слишком переполнено, чтобы говорить.

— Вам тепло?

— Да. — Она высвободилась из его объятий. — Но я очень боюсь.

Он отстранился и заглянул в ее лицо. Что он видел там? Ее глаза избегали взгляда.

— Чего, Тесса? Или кого? Меня? Какие слова мне сказать, чтобы вы простили меня? Что сделать?

— Джеред, мне написать вам шпаргалку? А потом сделать вид, что я удивлена, довольна и благодарна, когда вы произнесете написанное вслух? Вы для этого привезли меня сюда? Уговорить меня простить вас? Я почти поверила, что я вам небезразлична, но мы оба знаем, что это неправда.

Что выражает его лицо? Недовольство? Гнев?

— Значит, вы прикажете мне простить вас, Джеред? Жены ведь обязаны делать это, разве не так? Очень хорошо. Я прощаю вас. За порочность, безразличие, за несдержанные обещания. За ребячество вместо мужских поступков.

— Проклятие, Тесса, вы не делаете наше примирение легким.

Она внимательно поглядела на Джереда. По-видимому, впервые в жизни он склоняется к компромиссу со своей гордыней.

— Так вот в чем дело? — Она положила ладонь на его грудь. — Вы хотите примирения, потому что раньше вам никогда не противоречили, никогда ни в чем не отказывали? Или вы решили без помех соблазнить меня? Заняться любовью, и я стану услужливой и покорной женой? Вот и решение всех проблем.

— В этой идее есть свой резон, — сказал он. — Если не так, то почему вы так легко позволили мне увезти вас из Киттридж-Хауса?

Она попыталась смотреть в пол, но он не позволил ей этого: приподнял подбородок, так что их глаза встретились.

— Почему, Тесса?

— Может быть, я скучала по вас. Мы можем заниматься любовью, Джеред. Сегодня, завтра, сто дней, сто ночей. И это будет чудесно, восхитительно. Но это не будет настоящим браком. Между нами всегда будет что-то стоять.

— Вы никогда раньше так не думали.

— Такое случается, когда оказываешься на грани смерти, Джеред.

Потребовалась вся ее решимость, чтобы не заплакать, когда он вышел из комнаты.