Невеста для герцога

Глава 31

Рассветное небо сияло розовым и оранжевым, омывая весь мир праздничными красками. Луч солнца коснулся окна, робко переполз на подоконник, несмело тронул руку Джереда. Он повернулся, отказываясь наслаждаться великолепием природы ради другого удовольствия, более волнующего, — созерцания спящей Тессы.

Прежде чем вернуться в каюту, он дождался, пока она заснет. Подумав, решил, что не хочет видеться с ней, ему не нужны ни ее улыбка, ни сияющие искры в глазах. Как быстро все вернулось! Как легко она простила его! Даже если боялась его планов относительно ее. Ей надо было противоборствовать, держаться отстраненно. По крайней мере быть менее открытой, не столь доверчивой.

«А не ошибаешься ли ты, Джеред». Он отмахнулся от этой мысли.

Откинулся на спинку кресла и стал смотреть на встающее солнце. Его любимое время суток. Хотя для него это обычно был конец дня. Да и для тысяч других кутил, которые смотрели на рассвет как на зов трубы, призывающей разбегаться по родным норам. Они были ночными людьми, редко пересекающимися с теми, кто живет обычной жизнью. Нормальной жизнью. Они питались жадностью, возбуждением, дебошами. «Они, Джеред? Кто в этой досточтимой компании заставлял тебя жить такой жизнью?» Скорее всего никто. Он сам был себе хозяином. Невольный лидер группы, которая привыкла развлекаться по ночам.

Джеред прикрыл глаза. И почти сразу возникло видение. Его мать у камина, его младшая сестра, едва научившаяся ходить, рядом с ней. Он входит, держа в охапке щенка, гордый трюком, которому ему удалось научить Геродота с помощью кусочков вкусного бекона. Его появление встречено смехом, собачью ловкость все оценили. А где же был его отец? Разумеется, там же. Сидел в кресле, иногда опуская руку, чтобы коснуться волос матери, как будто ему это было жизненно необходимо. А мать смотрела на него и улыбалась ему. Тем особым взглядом, которым смотрят только влюбленные.

Другая сцена, мгновенно появившаяся перед его взором, поскольку он так часто ее вспоминал: его отец, ослабленный болезнью, сжимает его руку, из последних сил старается подняться с кровати. Тогда он не произнес ни слова, не высказал никаких упреков. Все вокруг погрузилось в благословенную тишину. Джеред повернулся, стараясь проследить за взглядом отца. Что могло вызвать столь торжественное выражение на лице отца, как будто ангелы спустились с небес, чтобы приветствовать его? Или, может, тень его матери осветила комнату свои сиянием, послала на него из-за облаков солнечный луч? Отец повернул голову, чтобы посмотреть на него, в его запавших глазах была такая радость, что трудно передать. Было мучением наблюдать, как отец снова посмотрел на окно. Он протянул руку и тихо, хриплым голосом произнес имя жены. После ее смерти он сделал это в первый раз. Потом с благословением на устах откинулся на подушки и умер. Он оставил после себя огромное состояние, герцогство и двоих детей, одним из которых был пятнадцатилетний сын, который горевал не только по матери, но и по отцу, хотя тот винил его в ее смерти.

В первый раз Джеред задумался: а как все это перенесла его сестра? Кто позаботился о том, что ее отправили к кузине? Какой была там ее жизнь? Ей ведь едва исполнилось одиннадцать, совсем ребенок. А он сам еще слишком мал, чтобы предложить помощь или утешение. Но он даже и не пытался. И за все прошедшие годы ни разу не пожелал увидеть ее или узнать о ней. Ее присутствие на его свадьбе было сюрпризом, но он провел не больше пяти минут в вымученном разговоре с нею, таком натужном, как будто она была незнакомкой, которую он случайно встретил в Лондоне.

Другое воспоминание: улыбающееся лицо матери и ее смех, когда она рассказывала старшему сыну, каким собственником он был, когда родилась его сестра. Ее принесли в детскую, крошечную принцессу, спящую в белой кружевной колыбельке. Он не помнил, что за ним водилось такое, но мать заверила его, что он тогда ходил по детской, касаясь двери, стены, занавески и игрушек, кровати на колесиках, простыней, каминной решетки и пола. «Мое!» Он хотел, чтобы все знали, что он не потерпит вторжения, узурпации хоть какой-то доли того, что он объявил своим. Его можно было извинить за такие действия. Ему было всего пять лет.

А сейчас? Какое у него оправдание сейчас?

Он открыл глаза, посмотрел на восток. Солнце почти встало. Джеред подошел к окну и стал смотреть на морскую воду с белой пеной. Его руки были сцеплены сзади. В этот момент он должен был бы чувствовать себя самым могущественным человеком в мире. Его корабль, который построили на его деньги, его наследие, плыл, не ведая никаких преград. Пьянящая свобода. Ощущение власти?

И все же вполне возможно, что в этот момент он был более несчастен, чем когда-либо, более недоволен своей жизнью, которую сам же и создал для себя.

Чего он хотел? Месяц назад он бы знал это точно. Чтобы его оставили в покое. Но то время так и не запомнилось ему чем-то примечательным. Он был погружен в одиночество, хотя и ненавидел это состояние. Все, чем он развлекал себя, было каким-то плоским, безвкусным. А весь мир был серым.

Действительно ли он хотел быть один? Почти всю жизнь, по крайней мере большую ее часть, он провел затворником, хотя и развлекался, пускаясь порой во все тяжкие. С годами он сделался пресыщенным. Маска повесы начала прирастать к его коже, так что даже осторожная попытка снять ее вырывала куски плоти, обнажая кости.

Тесса крепко спала, и он подумал о ней. Когда она стала ему так нужна? Он хотел узнать ее получше, как никакую другую женщину. Важно было понять ее, как он понимал своих друзей, всю их подноготную. Он хотел постоянно чувствовать ее присутствие, говорить с ней о своих мечтах и сокровенных желаниях, чтобы она была близка ему, чтобы могла договорить каждую его фразу, угадывать его мысли, опережать каждое движение.

Он хотел, чтобы у него все было как у его родителей. Только сейчас Джеред начал их по-настоящему понимать.

Тесса однажды сказала, что им чего-то недостает. Чего она ждала от него? Ответов на вопросы. Его общества. Не драгоценностей, не золота и не роскоши. Она просто хотела любить его. Того, которого она каким-то непостижимым образом разглядела или угадала под личиной распутного повесы. Когда-то он мог бы согласиться с ней и попробовать сбросить маску, которую носил. А вдруг она успела так прирасти к телу, что ее и не отодрать?

Может ли он дать ей то, чего она хочет? Самого себя? Переродившегося? Удовольствуется ли она частицей его души или пожелает завладеть всей?

«Я изо всех сил пытаюсь быть вашим другом, Джеред, но вы не делаете эту задачу легкой». Так она однажды сказала ему.

И что он тогда ответил? Странно, но он не мог вспомнить. Возможно, он мог попытаться все изменить. Но хватит ли у него сил? Да и желания.