Невеста Коупленда

Глава 6

Лондонские улицы теперь остались позади, и последние лучи послеполуденного солнца освещали ровные поля и маленькие коттеджи, казавшиеся такими яркими и чистыми после городского дыма и грязи. Двое других пассажиров кареты отправились в путешествие, одевшись каждый соответственно своему положению. Летти, служанка Констанс — невзрачная молодая женщина с красным цветом лица заснула с приоткрытым ртом, ее полная грудь мерно поднималась и опускалась. Констанс рассеянно уставившись в окно, была поглощена собственными мыслями, о чем свидетельствовали тонкие напряженные морщинки в уголках ее мягких губ.

Ноэль выглядела ужасно непривлекательно и неуместно, сидя в карете Пэйлов с небольшим свертком, который она положила на колени. Прежде, чем она покинула дом на Нортридж Сквер, она направилась в маленькую комнатку за кухней, где стерла последние следы румян с ее впалых щек и предприняла неудачную попытку привести в порядок свои волосы, сумев справиться только с самыми непослушными локонами. Она провела пальцем под воротником платья бесформенного покроя из коричневой шерсти, которое теперь было на ней, очевидно, Летти одолжила его у одной из горничных. От него ужасно чесалась шея.

Ноэль не могла не заметить любопытного взгляда Констанс, когда положила свой сверток на пол кареты, но у нее не было ни малейшего желания рассказывать женщине о его содержании. Ее любопытство было понятным, ведь Ноэль неожиданно отклонила предложение Констанс заехать по пути в Лондон в ее жилище, чтобы она могла собрать свои вещи. Ноэль бросало в дрожь от мысли, чтобы показать свою комнату этой утонченной леди, представляя отвращение, которое отразится на этих прекрасных чертах лица, когда она, прежде всего, обратит внимание на убогость арендуемого жилья.

Ноэль поняла, что там нет ничего, что бы ей действительно хотелось с собой взять. Ее имущество было до боли скромным: несколько старых театральных афиш Дэйзи, ставших с годами желтыми и хрупкими; осколок синего стекла, который Суинли выловил для нее из реки; кусок лиловой ленты, которую она носила, когда была ребенком; огарок свечи; какие-то обноски. Когда Ноэль не вернется, обитатели дома сбегутся в пустующую комнату и, словно тараканы, все растащат.

Ну что ж, добро пожаловать, горько подумала Ноэль. Все необходимое, было при ней.

В свертке у ее ног лежал самый маленький предмет — золотое обручальное кольцо, которое она сняла с пальца. Ноэль затолкала его глубоко в карман изумрудного платья, когда сменила свою одежду. Это было то самое платье, весьма вызывающий предмет ее безвкусного наряда, который занял больше всего места в свертке. Оно служило постоянным напоминанием о том, что она перенесла.

Она поклялась, что не уничтожит платье до тех пор, пока не отомстит тому, кто нанес ей оскорбление. Она отказывалась слушать здравый смысл, который предупреждал ее о том, насколько нелегкой задачей будет отомстить за себя Куину Коупленду. И не важно, как будет трудно, но она поставит его на колени, заставит его умолять так, как умоляла она, чтобы увидеть его униженным. А до тех пор она не успокоится.

В свертке оставался спрятанным один последний предмет — прочный нож с коротким лезвием и рукоятью из бледной кости. Когда Летти вела Ноэль через кухню, острый взгляд девушки заметил его на углу стола, рядом с кучкой очищенного картофеля. С молниеносной ловкостью она стянула со стола нож и спрятала его в складках юбки.

Если бы она задумалась, то она не нашла бы никакой иронии в том, что могла украсть нож без зазрения совести, хотя гордость не позволяла взять деньги, которые ей давали. Деньги сделали бы из нее шлюху, а нож был просто заменой того, который у нее забрали. Мысль о твердом стальном лезвии, надежно спрятанном среди изумрудного платья, согревала ее словно сверкающие тлеющие угольки, и поддерживала ее смелость.

Солнце догорало у горизонта, сверкая в последней попытке противостоять силам природы, которые неумолимо отдаляли этот край Англии от его влияния. Ноэль закрыла глаза от яркого света. Она чувствовала себя изнуренной и больной, а внутри у нее была пустота. Карета слегка покачивалась, колеса размеренно шуршали по дороге. Перед тем, как она провалилась в тревожный сон, ее последним осознанным образом было худое лицо с черными жестокими глазами и твердые губы, сжатые в усмешке.

— Пора просыпаться, мэм.

Глаза Ноэль распахнулись лишь для того, чтобы увидеть молчаливую Летти, которая, неуклюже вошла в комнату.

Произнося слова так, как будто каждое из них давалось ей через силу, она пробормотала:

— Миссис Пэйл будет ждать вас в своей гостиной после того, как вы позавтракаете.

Неуклюжие движения Лети, казалось, соответствовали ее большим коровьим глазам, глуповатому виду и румяному лицу. Она прошла в переднюю часть комнаты, которая была залита солнечными лучами, и поставила маленький поднос с завтраком на стол с мраморной крышкой.

Это был непривычный запах свежеиспеченных круассанов, соблазнительно смешивающийся с изысканным и роскошным ароматом шоколада, который, наконец, заставил Ноэль поднять голову с ее мягкой подушки. Из того немногого, что она могла вспомнить с ее приезда прошлой ночью, это то, как ее вели вверх по лестнице, а затем помогли надеть ночную рубашку, и поэтому она оказалась абсолютно неготовой к той красоте, которая царила в комнате.

Задняя стенка кровати, на которую девушка опиралась, была из красного дерева, с изящными изгибами. Балдахин узорчатого синего шелка свисал с деревянного карниза. Драпировки были дважды перевязаны на каждой стороне золотыми шнурами с кисточками, которые были сделаны из переплетенных волокон и крепились к стене. Туалетный столик был покрыт такой же узорчатой тканью. Три окна были занавешены синими драпировками более бледного оттенка и симметрично струились вдоль передней стены комнаты. Алебастрово-белые стены были украшены лепным декором, окрашенным в тот же синий цвет, что и драпировки.

Неуклюже поднявшись, она какое-то время стояла, оглядывая обстановку комнаты. В ней было зеркало с позолоченной рамой, комод, изящный стул с маленькой изогнутой спинкой, два алебастровых канделябра, и светильник с синим абажуром. Это было даже прекраснее, чем она когда-либо себе представляла.

Пока Ноэль осматривала комнату, она ждала, что Летти уйдет, и тогда она сможет одеться, но служанка не торопилась, поправляя постельное покрывало с невероятной аккуратностью. Ноэль задумалась, было ли это традицией аристократов, позволять слугам присутствовать в комнате, пока домочадцы одевались. Если и так, то эта традиция казалось глупой. Даже карманная воровка из Сохо знала, что уединение было так же необходимо, как и еда.

Так как девушка, похоже, не собиралась уходить, Ноэль решила воспользоваться уединением прикрытой занавесью небольшой ниши в дальней стене комнаты. Она шагнула в нишу и задернула за собой занавеси.

Как отличалась эта крошечная комнатка от той, где были грубые гигиенические средства, к которым она привыкла! Здесь был столик для умывальных принадлежностей, множество элегантных бутылочек, содержащих разнообразные душистые косметические средства, вышитые полотенца и огромных размеров ночной горшок, который во всю длину был украшен церемониальным портретом покойного Георга III[3]. Впервые с того момента, как она проснулась, у нее улучшилось настроение и вырвался тихий смех, потому что она собиралась справить нужду в присутствии Его Величества. Несомненно, обычаи дворянства были весьма странными.

Только она закончила приводить себя в порядок, как штора умывальной комнатки отодвинулась и за ней показалась молчаливая Летти с безобразным коричневым платьем в одной руке, и нижней юбкой в другой. Ноэль развернулась, возмущенная этим новым вторжением в ее уединение.

Служанка неуклюже стояла, со стоическим выражением на лице. Ноэль было трудно представить, как такая неуклюжая женщина могла работать служанкой у столь элегантной леди, как Констанс Пэйл. Чего она не понимала, так это, как госпожа с этой служанкой могли так хорошо подходить друг другу. Хотя и медлительно, но Летти очень старательно заботилась о своей хозяйке и ее гардеробе. В свою очередь Констанс была чувствительна к неловкости Летти и принимала ее с тихим утешением.

Тем не менее, Ноэль не могла этого осмыслить. Летти просто была еще одним грозным стражем на этой чужой земле, куда ее вынудили приехать.

— Что вам нужно?

Едкий тон Ноэль никак не отразился на выражении лица Летти.

— Помочь вам одеться, — пробурчала она.

— Я сама могу прекрасно одеться, спасибо, — возразила Ноэль и, забрав у Летти коричневое платье, снова задернула занавеси.

Девушка надела чистое нижнее белье и натянула платье через голову, затем она выскользнула из умывальной ниши и обнаружила терпеливо стоящую Летти около подноса с завтраком, ее глаза были опущены.

Ноэль ощутила резкий приступ раскаяния от того, что так невежливо разговаривала с этой женщиной. Она просто выполняла свою работу, которой была обучена. Чтобы загладить свою вину, она махнула рукой в сторону подноса с завтраком.

— Это все так замечательно пахнет, но здесь гораздо больше, чем я могу съесть. Вы не хотите немного?

Коровьи глаза удивленно моргнули, и ее бесстрастные губы, хотя и были далеки от улыбки, смягчились.

— Я уже поела.

Ее совесть успокоилась, Ноэль уселась перед подносом с завтраком и укусила круассан из слоеного теста.

— Спасибо, госпожа, за предложение.

Ноэль подняла взгляд и увидела, что лицо служанки залилось краской от попытки завести беседу.

— Пожалуйста.

Летти повернулась, чтобы покинуть комнату и затем помедлила.

— Если вы будете готовы увидится с мадам, то ее гостиная находится через холл, миссис Коупленд.

Миссис Коупленд!

Ярость оглушила Ноэль. Она положила круассан, у нее пропал аппетит. Летти выдала ее личность! Констанс обещала держать это в тайне, но не прошло и дня, как она нарушила их соглашение. Аристократы! Только потому, что у них есть деньги, они считали, будто вправе топтать тех, у кого их не было. Ну и отлично, она им покажет! Она не позволит кому-нибудь снова себя растоптать.

Встав из-за стола, Ноэль устремилась из безмятежной комнаты, чтобы встретиться лицом к лицу с хозяйкой. Звук голосов, доносящихся изнутри, привел ее к нужной двери. Она только занесла кулак, чтобы постучать в дверь, когда услышала возмущенный возглас.

— Это же позор — вот что это, мадам. Мистер Куин женился на обычной проститутке, и она живет прямо здесь, вместе с нами.

В гостиной не знали, что их подслушивают, Констанс была увлечена неприятным разговором с Вайолет Финч, ее домоправительницей и по совместительству повар. Миссис Финч, одна из немногих поваров в Англии, кто абсолютно мастерски готовил французскую кухню, и Констанс высоко ценила свою служащую вот уже одиннадцать лет. С помощью ее кухни, о званых обедах Пэйлов ходили легенды. На них предлагалось попробовать такие блюда, как рататуй[4], который так и дышал побережьем Прованса[5]; курица тушеная в красном вине, слегка посыпанная тимьяном; воздушное рыбное суфле; роскошные бриоши[6]; и мороженое глясе[7], украшенное тонкой паутинкой сахарной ваты.

Как бы там ни было, Констанс уже давно со смешанным благоговением обнаружила, что у состоящей у нее на службе Миссис Финч было стойкое ощущение того, какими вещи должны быть и негодовала, когда другие считали иначе. Вот уже десять лет Констанс успокаивала приступы недовольства своего повара, поскольку она не собиралась терять такого незаменимого служащего, как Вайолет Финч.

— Проститутка! Ну же, миссис Финч, где вы все-таки это услышали?

Как будто я не знаю, подумала Констанс, представляя какой допрос учинила миссис Финч бедной Летти. Она должна была предупредить ее прошлой ночью, чтобы та держала рот на замке. Впрочем, вряд ли от этого была бы какая-то польза. Методы миссис Финч были бы достойны и Испанской Инквизиции[8].

— Я узнала это от Летти, мадам. — Повариха самодовольно сжала тонкие губы. — Как вы отлично знаете, я считаю это своим христианским долгом, присматривать за девочкой и знать, что она не пойдет по плохой дорожке. Я должна признаться, миссис Пэйл, что прошлой ночью была удивлена, когда вы сказали мне о … об особе … которую приняли в качестве гостьи. Она была так одета, что я приняла ее за новую служанку. А затем Летти рассказала мне о том, будто все ее лицо было раскрашено и на ней было такое развратное платье, которое открывало ее грудь настолько, что оно не оставляло никакого места для воображения… Мадам, я не хочу вас расстраивать, но чувствую, что мое сердце начинает выпрыгивать из груди.

К черту вас и ваше сердцебиение! Констанс хотелось закричать. Все превращалось в какую-то путаницу.

— Постойте, постойте, моя дорогая миссис Финч, это так на вас не похоже, судить кого-то на таком слабом основании. Я не вправе разглашать обстоятельства женитьбы мистера Коупленда, но могу вас заверить, что миссис Коупленд не проститутка, и никогда ею не была. — Констанс даже удалось выглядеть глубоко оскорбленной.

Отчасти успокоенная, но не совсем убежденная, миссис Финч возразила:

— А то, каким образом она была одета? И в каком виде были ее волосы?

Констанс грациозно положила руку у основания шеи.

— Но, миссис Финч, вы, конечно, не допустите того, чтобы я нарушила священную клятву! — Казалось, что она секунду раздумывала. — Может, это и к лучшему, что мы об этом заговорили, ведь теперь я могу открыто обратиться к вам. Как вы, наверное, догадываетесь, мне крайне необходима наперсница, благоразумная женщина и прекрасная христианка, полная милосердия. Да, миссис Финч, я вижу, что у меня нет другого выбора, кроме того, чтобы обратиться к вашему состраданию.

Пухлое лицо поварихи засияло от удовольствия.

— Миссис Пэйл, вы же знаете, что можете на меня рассчитывать. Вам очень тяжело, вы женщина одинокая, у вас нет мужа, чтобы с ним посоветоваться. С тех пор, как умер мистер Пэйл, Господь упокой его душу, вы всегда обращались ко мне.

— Совершенно верно, — Констанс учтиво сделала паузу. — Как вы уже поняли, новоиспеченная миссис Коупленд не леди, и скажем так, не с той родословной, какая ожидалась от невесты Коуплендов. Увы, она бедное и беззащитное существо, слишком необразованное, чтобы справиться даже с самыми простейшими требованиями, необходимыми от нее. — Простите меня, Ноэль, печально подумала Констанс, но кулинарное искусство Вайолет Финч — это моя Ахиллесова пята.

— Я не могу делать вид, что она будет для нас ничем, кроме огромной обузы. — При этом заявлении, глаза миссис Финч заискрились удовольствием, Констанс глубоко вздохнула. — Однако, я надеюсь, что справлюсь со своим долгом, столкнувшись с ним. Когда мистер Саймон Коупленд просил меня принять ее у себя… так, что мне еще оставалось делать? — Скорбно пожав плечами, Констанс Пэйл изображала собой беспомощность.

— Вы поступили правильно, — заявила повариха, ее губы сложились в решительную линию. — А теперь, перестаньте волноваться мадам, и предоставьте все мне. Слуги отлично позаботиться о бедном существе, или им придется ответить перед Вайолет Финч.

Ноэль, с горящими от унижения щеками, кинулась назад в спальню и успела захлопнуть дверь прежде, чем услышала удаляющиеся шаги миссис Финч, самоуверенно спускающуюся в холл.

Опустившись перед туалетным столиком, она заметила свое отражение в позолоченном зеркале. То, как она была одета, с грубо окрашенными волосами, с таким болезненно бледным цветом лица, что оно казалось почти восковыми, и большими запавшими глазами, она производила именно такое впечатление, как они сказали — объект для благотворительности. "Бедное беззащитное существо". "Необразованная". "Огромная обуза". Эти слова обжигали так, словно ей дали пощечину. На улицах ее назвали "Ваше Высочество"; там ее уважали, а некоторые даже боялась.

Вскакивая из-за туалетного столика, она поклялась, что у них не получится с ней это проделать. Она не будет рыдать по поводу разговора о христианском милосердии. Они все могут отправляться к черту, она возвращается в Лондон!

Прошлой ночью, уставшая, она закинула свой узел с одеждой под кровать. Теперь, она вытащила его оттуда и бросила на постельное покрывало. Ее пальцы возились с пуговицами на корсаже коричневого шерстяного платья. Она ни за что не возьмет с собой это пожалованное платье, она уедет в Лондон в ненавистном изумрудном. Шепотом проклиная себя за глупость, что когда-либо могла согласиться уехать из Лондона, она стащила с себя коричневое платье и, стоя в нижнем белье, стала разворачивать свой узел с вещами. Яростные слезы покатились по ее щекам, когда она вытащила платье, но девушка не обращала на них внимания. Она не принимала ничью благотворительность!

Непрошеные слова Саймона Коупленда стали всплывать в ее памяти. «Повесите пальто, и научите его обкрадывать карманы?» — звучал издевательский голос. «Лишив девственницу невинности, они излечатся от сифилиса».

— Нет, — громко зарыдала она, но его слова продолжали отзываться эхом в ее голове.

«А что, если будет девочка? Что, если будет девочка? Девочка… девочка…»

С душившими ее слезами, Ноэль бросила изумрудное платье на кровать.

— Господи, пошли на них проклятье!

Она оказалась в ловушке. И не имеет значения, сколько Ноэль выстрадала, но она не могла осмелиться уехать сейчас, пока не узнает, будет ли у нее ребенок. В видениях ее уже преследовали голодные дети, которых она каждый день видела, их животы были раздуты голодом, а лица были пусты и безнадежны. Утрата гордости была малой ценой за то, чтобы быть уверенной, что ее ребенок никогда не будет среди них.

В утешение Ноэль напомнила себе, что если она не ждет ребенка, то это будет лишь вопросом нескольких недель, а затем она сможет покинуть эту роскошную тюрьму.

А если она беременна? При этой мысли у нее свело живот. Если беременна, то ей придется принимать их благотворительность до тех пор, пока не родиться ребенок. Это будет невыносимая жертва, но когда она родит, она сможет оставить ребенка под защитой этих состоятельных людей, зная, что они прекрасно о нем позаботятся. И тогда она сумеет вернуться к своей прежней свободной жизни.

Признав поражение, ее плечи опустились, когда она обратно натягивала коричневое платье. Это вызывало у нее отвращение, но она была вынуждена принять тщеславную благотворительность Констанс Пэйл. По крайней мере, никто и никогда не узнает, что она подслушала этот женский разговор. Так, она могла спасти остатки своей гордости.

Когда девушка сердито запихивала зеленое платье назад в узел с пожитками, ее рука скользнула по ножу, который она стащила из кухни Саймона. Она задумчиво вытащила его и положила на покрывало. Пока Ноэль находилась в этом доме, у нее был по крайней мере один друг! Оторвав неровную полосу от ее сорочки, она привязала к ноге оружие, а затем, с неохотой повернувшись к двери, решила пойти и поговорить с ней.

— Я сделаю так, что эта женщина не захочет спешить с осуществлением своего христианского долга, — пообещала Ноэль, глубоко вздохнула и снова прошла через холл.

Она штурмовала дверь Констанс, три раза сильно по ней ударив.

— Входите, — прозвучал голос хозяйки.

Гостиная Констанс и смежная с ней спальня были изысканного розового и сладкого зеленого оттенка. Бенджамин сам купил эти вручную разрисованные обои в Кантоне[9], и подарил своей жене на юбилей. До самого верха расписанного деревянного потолка по стенам взбирался филигранный бледно-зеленый бамбук. Крошечные фигурки, одетые в розовые халаты в виде раковин, держали легкие зонтики, сложенные из бумаги на уровне глаз. Стояли лакированные сундуки, китайские вазы и фарфоровые фигурки. Такие же розовые фигурки с обоев повторялись на шелковом балдахине и чиппендейльской кушетке[10], на которую облокачивалась Констанс.

Она утопала в лаймово-зеленой пене из лент и в море кружев, которые мягко зашелестели, когда она отложила в сторону некие бумаги, которые изучала.

— Ноэль, дитя мое, я рада вас видеть. Надеюсь, что вы хорошо спали. — Ее носик подобающе сморщился, когда она тепло улыбнулась своей гостье, тщательно скрывая душевную боль, которая возникала каждый раз при виде подавленного и измученного лица девушки.

— Я хорошо спала, — натянуто ответила Ноэль.

— Присаживайтесь, моя дорогая. Мне нужно так много с вами обсудить. — Золотой браслет с крупным жемчугом сверкнул на руке Констанции, когда она указала на стул рядом с ее тахтой.

Ноэль сидела напряженно, не позволяя своей спине коснуться стула.

— Вы выглядите лучше, отдохнувшей с прошлой ночи.

Какая же она лгунья, презрительно подумала Ноэль. Неужели она думает, что я не смотрелась в зеркало?

— Знаете ли, мы здесь живем очень просто, — четко продолжала Констанс, — итак, вам нет необходимости волноваться о толпе людей, которая может к нам нагрянуть. Думаю, что это очень утомительно стараться поддерживать беседу с кем-то, кого вы абсолютно не знаете.

Констанс медлила, явно ожидая какого-то ответа от своей гостьи, но Ноэль хранила каменное молчание. Глаза Констанс в уголках немного сузились, но она продолжала свой монолог, в столь же очаровательной манере, с какой говорила с того самого момента, когда Ноэль вошла в комнату. — Позвольте мне познакомить вас с нашим повседневным укладом, чтобы вам было здесь уютно. Завтрак подают в вашей комнате всякий раз, когда вы об этом попросите. Ланч — в час дня, а обед — в семь вечера. Их мы проводим в столовой. Чай — в четыре часа. Я хочу, чтобы вы отдыхали и хорошо проводили время, пока будете здесь гостить, моя дорогая. Чувствуйте себя, как дома, исследуйте дом и сады. Они в это время прекрасны, ведь почки только начинают раскрываться.

Ноэль больше не могла терпеть лицемерия Констанс.

— Вы нарушили наш уговор, — решительно заявила она.

— Что? — Констанс внимательно посмотрела на Ноэль со слегка насмешливым выражением на лице, но во всем остальном, казалось, что она совершенно спокойно отнеслась к обвинению.

В огромных глазах Ноэль были мука и гнев от раны, которая разрывала ее изнутри. Больше всего на свете ей захотелось накинуться на эту женщину, бросить ей вызов. У вас не было никакого права рассказывать обо мне, но вы это сделали! Я не нуждаюсь в вашей жалости. И сама могу о себе позаботиться.

Но эти слова так и остались невысказанными. Вместо этого, она окинула Констанс холодным взглядом.

— Вы сказали Летти, кто я такая. Она назвала меня «миссис Коупленд», когда этим утром принесла поднос с моим завтраком. У нас был уговор, а вы его нарушили.

Констанс спокойно посмотрела на Ноэль.

— Я не говорила Летти о том, кто вы. Должно быть, она подслушала часть нашего разговора в библиотеке.

Неуверенная, действительно ли Констанс сказала ей правду, Ноэль усилила свое наступление.

— И, тем не менее, вы обещали мне, что ни один человек не узнает, что я его жена. А теперь об этом будет знать каждый.

— Нет, Ноэль, этого не будет.

— И как же вы собираетесь с этим справиться? — ее голос сочился ядом. Ноэль показалось, что она заметила боль, отразившуюся в глазах Констанс, и мгновенно смутилась. Не будь глупой, ругала она себя. Эта женщина была так же талантлива, как и любая актриса Лондонского театра. Она не способна к настоящим чувствам.

Словно подтверждая точку зрения Ноэль, Констанс опустила глаза и стала спокойно заново завязывать ленту, которая развязалась спереди на ее платье. Когда она заговорила, ее голос звучал беспристрастно.

— Только Летти и миссис Финч, женщина, которая у меня служит домоправительницей и кухаркой, знают, кто вы, но даже они не имеют представления о вашем прошлом. Их обеих я знаю уже долгое время, и они, безусловно, заслуживают доверия. Я дам указания миссис Финч относительно того, каким образом необходимо объяснить ваше присутствие остальным слугам. Будьте уверены, что не позднее, чем через сорок восемь часов придуманная мной история будет обсуждаться в каждой деревне и в каждой семье.

— Какая история? — подозрительно спросила Ноэль.

— Что вы племянница Саймона, Ноэль Дориан, — начала было Констанс.

Ноэль ее резко прервала.

— Нет, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал мое настоящее имя.

— Отлично. Тогда, возможно, вы могли бы использовать свою фамилию Дориан в качестве имени. Я полагаю, что это звучит более аристократично. А также, вам будет легче откликаться на знакомую фамилию.

Констанс приняла молчание Ноэль, как согласие.

— А теперь, на счет фамилии… — Она постукивала тонким пальчиком по подбородку, пока обдумывала варианты.

— Поуп. Дориан Поуп. — Это звучало как утверждение, а не просьба.

В ответ, Констанс улыбнулась.

— Замечательно, просто замечательно. Как вы додумались до этого?

— Это имя одного человека, которого я когда-то знала.

Констанс благоразумно воздержалась от каких-либо вопросов, хотя это вызвало ее любопытство.

— Хорошо. Вы племянница Саймона, Дориан Поуп, падчерица его брата. На самом деле, у Саймона нет никакого брата, но в Лондоне об этом никто не знает. — Поднявшись с тахты, она ходила по комнате и в то время рассказывала историю, изящно жестикулируя руками.

— Вы родились в Индии. Когда вы были совсем маленькой, вашего отца убили на границе во время перестрелки. Позже, брат Саймона, который был инженером в «East India Company», женился на вашей матери. Вы прожили в Индии всю вашу жизнь пока несколько месяцев назад не умер ваш отчим, а затем и мать от эпидемии холеры. Вы также заболели и находились на грани жизни и смерти.

— Саймон попросил меня позаботиться о вас, так, чтобы вы поправились и пережили трагическую потерю ваших любимых родителей в тихой обстановке. Вам конечно, необходим полный покой и тишина; именно по этой причине вы не можете принимать гостей. — Констанс улыбнулась. — Мне кажется, что это звучит достаточно трогательно, не так ли?

Ноэль лишь смутно представляла себе, где находилась Индия и совсем не представляла, что значило «принимать гостей», но у нее не было никакого желания допустить, чтобы Констанс обнаружила ее невежество. Вместо этого, она насмешливо сказала:

— И все мы будем жить долго и счастливо, я так полагаю.

Улыбка слетела с лица Констанс, и вся теплота покинула ее голос.

— А это, Ноэль, уже будет зависеть от вас.